Заметки

Заметки

МЕЛОДИЯ

В голове засела мелодия, и мозг превратился в патефон с заезженной пластинкой. Были раньше такие музыкальные устройства.

Сейчас такие увидишь разве что в квартире глубоких пенсионеров или в музее, а рядом стопочку серых конвертов с тяжелыми черными пластинками.

Часами одно и то же, одно и то же… Там-там-там! Наука еще не придумала спасение от напасти. Не помогает ни чтение, ни телевизор, ни работа. Говоришь с кем-нибудь, а в голове непрерывно бам-бам-бам. Хоть бы таблетки какие-нибудь придумали от этого бам-бам-бам!

СОН

Сон был из разряда кошмаров. А когда понимаешь, что кошмар — это сон, он уже перестает быть кошмаром. И его смотришь, как очереднойголливудский хоррор. Но у сна есть характерная особенность: он не подчиняется нашему сознанию, мы не можем вмешаться в него и что-то изменить. Нет, не так. Он отключает наше сознание, и мы погружаемся в него как в реальность. И нам хорошо, если это хороший сон. Мы радуемся, смеемся, чувствуем себя на седьмом небе.

Говорят, что даже человек может умереть во время страшного сна. В организм выбрасывается большое количество гормона страха, и сердце не выдерживает.

За мной гнались. Я, естественно, убегал. Мне было очень страшно. Я знал, что если меня догонят, то сделают очень больно. Может быть, даже убьют.

Топот за спиной становился всё громче. Я не оглядывался. Но под дыханю за спиной, по запаху, по шагам понимал, что это нечто большое и страшное, то, чему не составит никаких усилий искалечить и убить меня. Надо было бежать еще быстрей, изо всех сил, но последние остатки сил покидали меня, я задыхался, каждый шаг давался мне всё труднее. В конце концов я повалился на спину. А Оно — это был огромный чёрный страшный мужик — перевернуло меня на спину и стало душить. Я понимал, что не смогу освободиться из его сильных лап.

Я задыхался и продолжал отбиваться. Но понимал, что это бесполезно. И он скоро убьет меня. Он не торопился. Ему было приятно наблюдать мои мучения.

Тут я вспомнил фильмы, когда герои, оказавшись в подобной ситуации, шарили рукой вокруг себя и обязательно находили какой-нибудь тяжелый предмет, который и приголубливали своего мучителя.

Задыхаясь, я одной рукой перехватил запястье насильника, а другой стал обшаривать пространство вокруг себя. Ничего! Я обречен! Я погиб! И тут мне повезло. Я нашел камень, тяжелый увесистый камень, который еле помещался в ладони. Я стал обхватывать его пальцами.

Ударил туда, где была голова злодея и почувствовал на лице что-то теплое. Это теплое растекалось по щеке, потом оказалось на моей шее. Это кровь его, догадался я. Но он не убрал руки от моей шее. Но теперь я знал, я был уверен, что могу освободиться от него, могу выжить.

Снова принялся бить его камнем, но с каждым разом чувствовал, что удары мои слабеют.

Раненный зверь всегда опаснее. Он злобно зарычал и еще сильнее сдавил мое горло. Мои силы были на исходе. Это был конец. Я уже не сомневался.

Я захрипел. Уже не было сил поднять камень. Я обхватывал его пальцами, но не мог уже обхватить. Он не ложился в мою ладонь, а выскальзывал. Внезапно пришло облегчение. Мой мучитель захрипел и повалился набок. Я вздохнул полной грудью. Приподнялся. Он лежал бездыханный.

ХРОНОТОП… ТОП-ТОП-ТОП

Опять объявили о задержке поезда. Я уже в буквальном смысле сидел на сумках, то есть переместился с вокзальной деревянной лавочки на сумку. Слева и справа от меня стояли внушительного вида баулы. Сколько же нужно человеку! Даже перемещаясь ненадолго, он берет с собой столько вещей! С такими баулами ездили челноки в незапамятные девяностые годы в Турцию и Восточную Европу. Я не был никогда челноком. Но обзавелся такими же огромными сумками, потому что мне время от времени приходится перемещаться.

Я объясню, почему мне приходится часто перемещаться. Но чуть позднее, а сейчас мне не до этого. У меня есть более важное и неотложное.

Меня клонит в сон. Это эффект свинцовых век. Со сном бороться невозможно. Какая бы у вас ни была сила воли, сон оказывается сильней.