Письма из деревни

Бабушка цветет от удовольствия.

Если вам вздумалось насладиться благостным сельским вечерком, посидеть на скамеечке, подышать свежим воздухом, созерцая картины сельской идиллии, то в самом скором времени вам придется отказаться от своего скоропалительного решения. Через дорогу двое автолюбителей обсуждают автомобильную тему. Из их диалога вам станет ясно, что в автомобиле лишь три запчасти, которые им все мозги прое… Детвора у дворов гоняет мячик, с искренним воодушевлением поливая отборным матом и друг друга и сам мячик. Вышли соседи управляться и делают это с неистовым ором: корова у них зае…, овцы — пи…, куры — ма… И вообще всё это хозяйство их давным-давно зае…

Никак не получается романтического вечерка. И когда вы, спасая остатки пасторального настроения, ринетесь домой, закупорите форточку, вытянитесь на диване и включите телевизор, где идет очередной «Голливуд», то фраза черномазого хулигана, обращенная к другому хулигану-мулату: «Пошел ты в задницу, засранец вонючий!», покажется вам эталоном русского литературного языка.

2

ОПЯТЬ О НАС И О НИХ

Не будем мы жить так же хорошо, как Они. Хотя бы уже потому, что на работе Они, как и положено, работают, а дома, как и положено, отдыхают. У нас же дома работают, а на работу ходят для того, чтобы отдохнуть от домашних трудов. Прав был волюнтарист Хрущев, когда решил уничтожить подсобное хозяйство, которое, как он считал, отвлекает трудящихся от производительного труда в общественном секторе. Если у вас гектар картошки, четыре головы КРС, с десяток свиней, где вы будете пахать, как папа Карло? Правильно! В личном подсобном хозяйстве. А на работе, разумеется, придаваться «дольче фар ниенте» либо бегать по различным инстанциям, решая домашние дела: выписывать корма, договариваться с транспортом, чего-то доставать… Это там у Них ищут вторую работу для того, чтобы домой принести больше денег. У нас же и основную работу считают тяжелой повинностью, при двух выходных, веренице праздничных дней и двух месяцах отпуска. Потому что домой мы придем не для того, чтобы посмотреть телевизор, позаниматься с детьми или — чур меня! — сходить в театр.

А приходим мы, отдохнувшие и посвежевшие, с работы для того, чтобы пахать, пахать и пахать. А значит, еще не все потеряно для нас! Раз мы такие отменные пахари, глядишь, и на нашей ниве что-нибудь да взойдет!

3

СЕВЕРА

Кто-то из великих сказал, что в России надо жить очень долго, чтобы дожить до перемен. Явился бы Кощей Бессмертный в нынешнюю деревню, оглянулся бы вокруг и плюнул в сердцах: «Тьфу ты! Всё как было, так и есть! Что же это такое? Ничего не меняется!» В давнишние времена, как только заканчивались полевые работы, многие мужики шли на заработки в города, на лесозаготовки, на мануфактуры, шахты и рудники, занимались извозом. Хоть какую-то денежку можно было заработать, чтобы скрасить извечную деревенскую нищету.

На дворе 2009 год. Сижу и загибаю пальцы: Валера Меньшов — мастер на все руки, «и швец, и жнец, и на дуде игрец» в Новосибирске на стройке, Данилыч устроился кладовщиком в Москве, Саша Щаденко слесарничает в Нижневартовске, этот — этот — и этот — подались в охранники, вот эти, как уехали, так ни слуху ни духу о них…

В каждом самом отдаленном райцентре завелась контора какой-нибудь охранной фирмы, которая вербует и посылает на Севера деревенских мужиков. Охраняют они склады, вузы, офисы, скважины, дворцы и замки и еще Бог знает что.

Месяц кантуются на Северах, чуть меньше месяца — дома. У некоторых вахта по два месяца.

— Чего я буду тут горбатиться на Федота (так зовут директора ЗАО). Да я там пятнадцать тысяч зарабатываю. Ну, питание, дорога, туда-сюда, десять домой привожу. Да здесь мне ни в жизнь таких денег не заработать! — хвастается «северянин».

— Но эти же десять тысяч у тебя выходят за два месяца, — говорю я. — В месяц выходит по пять тысяч. Не так уж это и много. Столько же можно и у Федота здесь заработать.

— Как так? — недоумевает «северянин».

— Ну, посуди сам! Месяц ты на вахте, месяц дома. За два месяца у тебя выходит десять тысяч.

— Так я же месяц отдыхаю! А тут бы два месяца за эти десять тысяч вкалывал!

Дома жены, дети, которые более полугода не видят своих мужей и отцов. И привыкли во всем полагаться только на себя. На своего «северянина» они смотрят как на гостя, время от времени привозящего деньги.

Один мужик, усмехаясь, сказал:

— Давали бы в городе жилье, в деревне одни бы старики и калеки остались.

А помолчав, добавил:

— Да и тех бы дети и родственники к себе забрали.

А еще лет десять назад он боялся города, как черт ладана.

4

РАССКАЗ ЧЕТЫРЕХЛЕТНЕЙ ДЕВОЧКИ

— Пришел дядька. Тетю Олю в лицо пинал. Кровь из носу бежала. Илюшины ползунки замарал в крови. Он туда-сюда ходит, как в тюрьме. Всё от крови липло. И меня обидел, что я плачу. И у мамы тут синяки. И еще я была на руках. Он маму бил. Его посадили в тюрьму. Илюша накакал и взял кулачок в рот, и какашку сосал. Мама просыпается и говорит: «Фу!»

Этот дядька ударил меня в глаз. И еще меня вымазал в крови.

— А хорошие дядьки бывают?

— Бывают. Только я их не знаю.

5

ОПРОВЕРЖЕНИЕ КЛЕВЕТЫ

Бытующее среди некоторых горожан мнение, что деревенский люд темный-претемный и ничем, кроме коров, водки и «Кармелиты» не интересуется, совершенно неверно.

В сельскую библиотеку приходит женщина, бывшая секретарша, ныне безработная, ей лет за сорок, она мать-одиночка, воспитывает сына, и спрашивает (вы знаете кого?) Гегеля. Да-да! Именно того самого Гегеля, про которого вам когда-то чего-то говорили в вузе. Ну, библиотекарша индифферентно отвечает:

— Сяс посмотрю!

На полке, где отечественные авторы, есть Гоголь, Грибоедов, Григорович, Гарин-Михайловский; там, где зарубежные авторы, Гейне, Гете, Гюго… Никакого Гегеля и в помине нет.

— А чей это писатель? — на всякий случай спрашивает библиотекарша.

— Это не писатель. Это философ. Немецкий философ! — гордо заявляет бывшая секретарша.

Ну, ё-моё! У библиотекарши даже очки ползут на лоб.

— Неа! По философии у нас ничего нет.

— А, может, заказать по межбиблиотечному абонементу, — предлагает читательница.

— Само собой, можно. Давайте запишу автора!

Записывает.

Эта женщина через день приходит в библиотеку, узнает, прислали ей Гегеля или нет. Наконец библиотекарша ей сообщает, что Гегеля ни в одной библиотеке района не нашли.

— Ах, как жалко! Очень жалко! — вздыхает женщина. — Тогда узнайте, может быть, где-нибудь Иммануил Кант есть!

6

О МУСОРЕ

Металлолома теперь днем с огнем не сыщешь ни черного, ни тем более цветного. Некоторые в запале даже кастрюли и фляги из дома посдавали. Ведь у нас как? Раз пошла такая пьянка, режь последний огурец! Сосед-толстяк, нигде не работающий, организовал в деревне такой пункт приема металлолома. Разумеется, неофициальный.

Так перли день и ночь: на автомобильных прицепах, в колясках мотоциклов, на лошадях, на ручных тележках, в мешках тащили. Несли все, кому не лень, от мала до велика, женщины и мужчины. Мужики сдавали за бутылку-другую спирта или самогонки. Детишкам на конфетки да сигаретки. Каждую неделю до верху груженный самосвал отправлялся в райцентр. Сейчас, если раз в месяц отправит, так и хорошо. А зимой вообще работа приемного пункта замерла.

Зато теперь, хоть по деревне рыскайте, хоть обшарьте всю ферму, хоть в колок отправляйтесь… Раньше здесь чего только не увидишь: и ржавые бороны, и покореженные сцепки, и диски, и помятые бункеры, и еще черт знает что. А теперь ни гаечки, ни винтика.

Нет! На счет чистоты неправда. Что металла нет, это правда. Но зато другой заразы, другого мусора полным-полно. В первую очередь стеклянные бутылки. Времена, когда неопрятно одетые тетки и дядьки шастали в поисках стеклянной тары, канули в лету. Пунктов по приему стеклянной посуды нет, а потребность в горячительных напитках не иссякла. Вот и складируются бутылки по дворам, по списанным бункерам, в которых раньше хранили зерноотходы, а теперь за неимением оных, приспособили под мусорки.

7

Дожив до определенного возраста, чадо начинает исчезать своих родителей: «Купи да купи, ему, музыкальный центр!»

8

ПОВЕСТЬ О НАСТОЯЩЕМ ЧЕЛОВЕКЕ

Научно-технический прогресс, как мы знаем, явление повсеместное. Он катится по земному шару девятым валом, накрывая с головой и продвинутых японцев и задвинутых на задворки папуасов.

Выращивает дядя Юра свинью целый год. Вырастает она размером со слоненка, в свинарнике уже уместиться не может, как опара в кастрюле. В один прекрасный день, само собой, дядя Юра ее режет и зарабатывает на свинье целых десять тысяч. Это три месяца работы в ЗАО. На радостях, разумеется, три дня пьет, добросовестно зарабатывая себе прогулы. А на четвертый день с женою едет в Карасук. Набирают там того-сего, пакеты трещат по швам. Но не это главное. А главное — покупают мобильные телефоны. Целых два! Попроще за тысячу — жене, а с наворотами за пять — дяде Юре. После этого еще один день гуляют на последние свинские деньги.

А на следующее утро дядя Юра идет на работу. Выслушав матерки управляющего, отправляется на родную базу. Пашет, как вол, тем более, что чувствует себя виноватым. Но через каждые пятнадцать минут достает мобильник и звонит. Вчера весь вечер сын-школьник обучал, где и чего нажимать, и закачивал номера телефонов.

— Здоров, Серега! Это я! Не узнал? Богатым буду. Чо звоню? А чо ты делаешь? А! Ну, а я управляюсь. Управляюсь, говорю. Оглох что ли?.. Навоз чищу. Ну, давай!

Мимо идет дежурная доярка.

— Стой, Светка!

— Да пошел ты!

— Стоять говорю! Фотку сделаю.

Снимает на мобильник.

— Дай посмотреть!

— Дашь на дашь… На! Смотри!

Дядя Юра светится от счастья. Он чувствует себя человеком, суперменом, чуть ли не звездой Голливуда

До обеда позвонил по всем номерам. Даже сыну в школу, поинтересовался, что он получил. Хотя последние годы он ничего, кроме двоек, не получал.

— Привет, Катюха!

Катюха — это жена.

— Достал, козел!

Истеричные крики.

— Чо ты каждую минуту… трам-тарарам!.. названиваешь? Делать нечего?

— Слышь! Сяс на обед пойду. Чо приготовила? Борщ, говоришь? О'кэй! Ты это, Катюх… купи «братика»! («Братик» — это четушка, 0,25 литра водки). Да ладно не жмоться ты… трам-тарарам!

По дороге домой дядя Юра не убирает телефона от уха. Надо будет сыну сказать, чтобы еще номеров накачал. И музыку забыл, как, блин! Включать.

Дома дядя Юра наворачивает две тарелки борща с «братиком».

— Полежу часок. К пяти на базу, — говорит он и заваливается на диван. — Слышь, Катюх! Ты это… Пойдешь в магазин?

— Зачем?

— Ну, это… пойдешь, положи мне деньги на телефон.

— Так я же тебе вчера сотню положила, когда телефон покупали.

— Ну, это…трам-тарарам!.. нет уже.

— Да ты, козел! Трам-тарарам! Если по столько будешь прозванивать… Нет денег!

— Так десять тысяч же было!

— Ой! Трам-тарарам! Вспомнил! А мобильники купили? А то-сё? А пропили сколько? Трам-тарарам!

— Да ладно! Сотню займи! А продукты в магазине можно брать под запись.

Под брань жены дядя Юра засыпает. Сегодня у него счастливый день.

9

ОБЫЧНЫЙ РЕЙС

В Калиновку… Так никто здесь не говорит. До Калиновки. До Карасука. До Москвы. Ну, и пусть будет так! До Калиновки из Карасука рейсовый автобус ходит два раза в день, за исключением среды и субботы. И зимой, и летом битком. Билет на автобусе около пятидесяти рублей, таксисты берут шестьсот. Электричку же отменили. Да на ней никто и не ездил в последние годы из-за дороговизны.

Приехав в Карасук, самые предусмотрительные первым делом покупают на автовокзале обратные билеты, иначе сидячих мест не достанется.

Назад в Калиновку автобус едет каким-то особенно полным. Потому что возвращаются калиновцы и обитатели небольших деревушек с распухшими пакетами, картонными коробками, рулонами обоев и мешочками сахара и подкормки для домашней птицы. Молодежь и мужчины уже не молодежного возраста занимают места сидячие и стоячие в корме автобуса. Если на утреннем автобусе в Карасук царит скука, зевают, спят и лениво переговариваются, то теперь в салоне, как в улее, в котором поковыряли палкой. Шум, крик, музыка. Кто-то уже клюкнул в Карасуке в кафешке или в гостях, а то и запросто по-рабоче-крестьянски на автовокзале из горла в ожидании автобуса. И обязательно хоть один да найдется, кто уже порядком набрался и старается перекричать весь автобус, чтобы все знали, какая это падла его бригадирша и что ему вчера говорил кум, звонивший с Севера.

На свёртке с трассы на Калиновку просят водителя тормознуть.

— Надо пиво отлить! — гордо извещает весь автобус молодой человек с недельной щетиной.

Во рту у него уже заложена сигарета. Следом за ним выбираются еще несколько. Все они удивительно похожи друг на друга. Не сиамские братья, конечно, но всё же… Темный загар, джинсы, растоптанные туфли. К тому же все курят «Максим» крепкий. Они пристраиваются сразу за автобусом. Ну, и что из того, что мимо туда-сюда непрерывно летят машины, не бежать же им в посадку? Это время. Да и обязательно вляпаешься во что-нибудь. Окна открыты, поэтому некоторое время остальным пассажирам приходится выслушивать синхронное журчание.

Парни, покурившие, облегченные, значительно повеселевшие, возвращаются в салон, перешагивают через пакеты, мешочки с сахаром и подкормкой для домашней птицы. Они возвращаются на свои задние места, где каждого ждет очередная бутылка пива.

Двери шумно закрываются. Автобус передернулся, как бы в нервном тике, и побежал себе дальше.

10

Только кусты колыхнулись. Ваша собака, заливисто лая, бросилась за ним. Да где уж там! И вскоре ваш верный друг возвращается, виновато понурив голову… Но пойдем дальше! Будем только очень-очень внимательны. И лес щедро одарит и отблагодарит нас!

11

САРАНЧА

Район наш пограничный. Рядом Казахстан. Оттуда летом пришло несчастье, невиданное раньше в наших краях. Страшное, беспощадное.

Имя этому несчастью — итальянский прус, или проще говоря, саранча. С виду вроде бы безобидный кузнечик. Только у этого кузнечика крепкие красные крылышки. И за день он может пролететь хоть сто километров. Сначала у нас появились отдельные представители саранчи, разведка, так сказать. Идешь по полю, а саранча выпрыгивает из-под ног и перелетает на другое место. Прошло несколько дней и пожаловало полчище. Саранча летела вдоль дороги, по полю, через деревню. Идешь, а она о тебя бьется, как град. Девчонки визжат, отряхиваются от них. У нас саранча сильного вреда не нанесла. В это время она откладывает яйца и не такая прожорливая. А у соседей, где подсолнечное поле сожрала, где кукурузное, где картофельной ботвы поела всласть. Правда, тут дали бой саранче: где сядет стая, туда подъезжает машина с генератором и опыляет саранчу ядом. Десять минут — и ненасытные кузнечики лапки кверху. В Казахстане же на полях, где не так давно колосилась пшеница, зеленела кукуруза и многочисленными солнышками радовал глаз подсолнечник, черная земля. Как Мамай прошел. Хозяйки плачут: прожорливая саранча сожрала и огороды и поля. Чем же зимой теперь кормиться? Заводится же саранча от бесхозяйственности, как у человека, который перестал следить за собой, махнул на себя рукой. Вот у него и вши появились, и туберкулез, и всякие болячки. Так и с саранчой. Где много брошенных, запущенных полей, там она и завелась.

12

«ДВУНОГАЯ САРАНЧА»

Не лучше саранчи и мальчишки, любители поживиться чужим трудом. Ночью, когда, как говорится, люди добрые ложатся спать, они шустрят по чужим огородам: рвут огурцы, помидоры, арбузы, дыни.