На полметра глубже

"На полметра глубже"

(рассказ)

Крупные капли пота стекали за ворот платья из плотной ткани. Туго замотанный шерстяной платок колол шею. Фатима не обращала внимания. В голове её медленно, как арба, поднимающаяся по горной дороге, проплывали воспоминания о том дне, когда она впервые увидела Асият.

* * *

Большой двухэтажный дом Хараевых спал. Ночь над аулом была ещё темна, но Фатима уже легко сновала по двору, выполняя нехитрую работу, которую нужно было закончить непременно до того, как проснётся "мать её мужа". Называть Рамжан по имени даже в мыслях казалось Фатиме чем-то запретным. Хитрая Амина, услышав шорох в комнате матери, обычно выскакивала, наспех одевшись, во двор, притворяясь, что помогает жене брата. Рамжан смотрела на это сквозь пальцы. Фатима была не против. Утро её время. Перед завтраком, когда скотина была накормлена, а двор подметён, почти всегда оставался ещё час. С альбомом и карандашами она садилась в саду у забора и рисовала, что приходило на ум. Диковинных зверей в обрамлении замысловатых орнаментов; море, которого она никогда не видела; сад и красивых детей, взявшихся за руки.

— Коран запрещает, — сурово оценил рисунки муж Дауд, случайно наткнувшись на её альбом. Однако сжигать рисунки не стал. Муж у неё хороший человек, только уж очень щепетильный в вопросах веры. Даже свои мужские обязанности в спальне он выполнял не чаще раза в месяц. Бледное худое лицо Дауда в эти моменты оставалось бесстрастным, а стоило жене выразить свои чувства лишним стоном или жестом, взгляд его становился укоризненным. Казалось, он хотел лишний раз показать Аллаху, что занимается этим постыдным делом не для удовольствия, а исключительно для продолжения рода. К тому, что продолжения рода не происходило, он относился спокойно.

— Иншалла. Бог даст, когда время придёт, — говорил он.

В это утро, однако, порисовать Фатиме не удалось. Едва она закончила чистить коровник, с улицы послышался шум мотора. Скрипнул засов отпираемой калитки и в проеме показался Дауд в сопровождении женщины, одетой совсем по-городскому в короткое до колен платье и с непокрытой головой.

— Здравствуйте! — обратилась к ней женщина, когда они поравнялись.

От неожиданности Фатима застыла с открытым ртом. Одного взгляда на мужа ей хватило понять, что он недоволен. Пробормотав сдержанное приветствие, она потупила взгляд и бросилась в дом.

* * *

—… и потом они отвезли меня в отделение, представляете? Грозили избить! Видите ли, я нарушила шариат тем, что не захотела портить укладку и повязывать на голову эту дурацкую косынку. Такая дикость! А я просто хотела выглядеть на могиле Исы такой, какой он меня любил видеть. У него был отличный вкус, кстати. Но вы-то, все это, конечно, и без меня знаете...

Гостья рассказывала свою историю, не замечая каменного лица Рамжан и круглых глаз Амины. Фатима услышала, что гостью зовут Асият, что она вдова Исы, старшего брата её мужа, который уехал из дома после смерти отца, все остальные слова пролетели мимо. Зачаровано она смотрела на удивительное лицо этой девушки, думая, что никогда прежде не видела таких красивых людей. Изящный излом губ придавал лицу Асият немного капризное выражение, а тонкие брови находились в постоянном движении. Большие тёмные глаза сверкали, отражая огни тусклой лампы и освещенную ей комнату, и в этом отражении всё выглядело каким-то сказочным и потусторонним.

— Дочка, ты поешь, — вкрадчиво перебила её Рамжан, подвигая блюдо с дымящимся жижиг-галныш. — Иса был хорошим сыном, мы все скорбим о нём, но его забрал Аллах, и теперь о тебе позаботится его брат Дауд. А одежду мы тебе найдём, у Амины есть всё, что тебе надо.

— Спасибо, Рамжан, очень щедро с вашей стороны. Это не нужно. Я не буду утомлять вас долго. Я лишь закончу, что запланировала здесь, и надо будет возвращаться в Питер. Столько дел осталось...

— Здесь твой дом, дочка, — чуть твёрже сказала Рамжан. — В этом ауле много достойных мужчин, и Дауд как твой махрам найдёт тебе хорошего мужа. Ты читаешь Коран?

Асият неожиданно прыснула, а потом звонко расхохоталась, от чего недоумение на лице Амины сменилось возмущением. А Рамжан вздрогнула и на секунду растеряла свою невозмутимость.

—… ой, хахаха, извините, я просто представила себе это на секунду… нет уж, боюсь, от меня ваши местные мужья разбегутся… с моим-то характером...

— Мы знаем, что тебе пришлось пережить, — Рамжан едва удалось вернуть себе хладнокровный тон. — Мы тебе поможем и подготовим. Достопочтенный имам Али близкий друг нашей семьи. Он расскажет тебе всё, что нужно знать девушке о Коране и адате. После психушки не так ведь просто сразу к нормальной жизни привыкнуть, да? Мы понимаем, тебе надо отдохнуть...

При упоминании о сумасшедшем доме Асият как-то съёжилась и потускнела лицом.

— Больница… просто у меня был тяжёлый период. Я и сама не знаю, отдохнуть мне нужно или что… После смерти Исы всё так запуталось...

* * *

Когда на следующий день Дауд и Рамжан привезли Асият от "разговора" с имамом Али, гостья выглядела совсем по-другому. Она казалась утомлённой, и какой-то потерявшейся в старых вещах полноватой Амины, которые Рамжан выдала Асият со словами "у нас так принято". Фатима не была в курсе дел мужа, но много раз слышала из разговоров Дауда с матерью, что от дружбы с имамом зависело благополучие их дома. Али занимался какими-то опасными делами, и был знаком с очень влиятельными людьми. Часто ездил за границу в Саудовскую Аравию и Турцию, и, вроде бы, обещал Дауду неплохие деньги за работу на него.

Родственники же наоборот выглядели довольными. Дауд наказал жене присмотреть за гостьей, и вместе с сестрой и матерью уехал по делам.

Фатима была рада выпавшей возможности пообщаться с этой необыкновенной девушкой, но не знала, о чём говорить. Сама же гостья не проявила интереса к дому, саду и всему остальному крохотному мирку Фатимы, за пределы которого она сама почти не выбиралась.

— Асият, а хочешь посмотреть рисунки, которые я рисую? — с надеждой спросила огорчённая Фатима.

— Что? Ты рисуешь? — встрепенулась гостья. — Вот уж не ожидала. То есть… прости, я не это хотела сказать. Покажи, конечно. Мне очень интересно! Я обожаю искусство.

Фатима достала свой альбом, и гостья заметно оживилась. Она внимательно рассматривала его, не произнося ни слова, но глаза её к радости Фатимы вновь загорелись.

— Господи, Фатима, да у тебя талант! — воскликнула Асият, наконец, посмотрев на Фатиму каким-то новым взглядом, в котором читалось уважение и удивление. — Ты настоящий художник. Тебе выставляться надо!

Гостья вдруг вскочила и заходила по комнате, возбужденно размахивая руками.

— Послушай, я знаю людей в Санкт-Петербурге, они помогут нам выставить твои работы для начала в небольшом салоне, но я уверена, успех будет сумасшедший! А ты красками писать не пробовала? Если ты написала бы что-то более форматное, то здесь можно и о загранице говорить. Ты знаешь, у Исы было столько знакомых в Европе...

Она что-то оживлённо говорила, и ходила взад и вперёд по комнате. Её переходы от полной апатии к взрыву энергии и воодушевления поражали Фатиму. Она подумала, что Асият похожа на гибкую дикую пантеру.

—… так что ты думаешь? Смогла бы?

— О, не-ет, — замотала смущенная Фатима головой. — Муж меня не отпустит. А с нами поехать не захочет. Для него это всё — харам.

— Да что ж это такое! — всплеснула руками Асият. — То харам, это харам, у вас женщине ничего нельзя!

— Мы женщины, — виновато потупилась Фатима. — У нас как мужчина скажет, так и будет.

— Ну, я скажу этому мужчине, когда он придёт! — грозно сверкнула глазами Асият. —… хотя… они мне тут все мозги с этим имамом вашим прополоскали со своими проповедями о шариате, адате, хадисах. Еле вытерпела. Я-то знаю, что со мной это только потеря их времени, но они мне и слова сказать не дали. Этот имам Али… Какой страшный человек! Ты бы видела его глаза...

Услышав звук отпираемых ворот, Фатима вскочила и выхватила альбом из рук гостьи.

— Прости, — тут же испуганно посмотрела она на Асият. — Не говори им, пожалуйста, что я тебе это показывала!

* * *

Муж Фатимы зашёл и молча сел во главе стола, худой и торжественный, как куст саксаула у могилы на старом кладбище. Рядом с ним села Рамжан вся в чёрном. Порскнула в комнату Амина, бросив странный взгляд на Асият, и предусмотрительно оставив дверь приоткрытой, чтобы не пропустить и слова. Семейный совет, очевидно, принял решение и приготовился донести его до вдовы старшего брата.

— Садись, дочка, — Рамжан указала Асият на стул. — У нас добрые вести.

Выдержав долгую паузу, Дауд положил руку на стол и откашлялся.

— Аллах благословил нашу семью. Достойнейший мужчина и пример для всех мусульман нашего аула, имам Али, оказал нам честь породниться с родом Хараевых. Он попросил руки вдовы моего брата, и я ответил согласием.

— Вы шутите? — спокойно осведомилась Асият, и хотела что-то добавить, но за дверью вдруг послышался вскрик и громкие рыдания Амины, после чего дверь в её комнату захлопнулась. Удивлённо посмотрев по сторонам, Асият продолжила.

— Дауд, Рамжан, спасибо… хм… что вы печётесь обо мне, но я не могу принять это предложение, — как можно деликатнее закончила Асият. — Я была рада погостить у вас, но мне уже пора. Я уеду сегодня вечером. К тому же у уважаемого имама Али тут, похоже, есть гораздо большая поклонница, чем я.

Дауд нетерпеливо стукнул сухой ладонью по столешнице.

— Это не обсуждается. Я знаю, что для тебя лучше.

— При всём уважении… — начала было Асият, но тут её с горячностью перебила Рамжан.

— Уважении? Да что ты знаешь об уважении? Приехала сюда, размалёванная, как блудница, позоришь наш род! Ты должна быть благодарна, что Дауд заботиться о тебе и нашёл такого мужа!

Фатима знала, какой была мать её мужа в гневе, и сейчас лицо Рамжан просто пылало от ярости.

—… но Иса… — попыталась перебить её Асият.

— Ису разбаловал отец, да сохранит Аллах память о нём в наших сердцах, а Иса разбаловал тебя.

Дауд поднялся, и мать тут же умолкла.

— Шляться одной по городам, позорить себя и нас? Такого больше не будет! — вскипел он. — Слово мужчины, ты не покинешь этот дом до свадьбы! И не опозоришь нас больше! А после свадьбы муж научит тебя, как себя должна вести женщина!

Асият тоже вскочила, испуганно и растерянно глядя на злые лица родственников.

— Но почему? Почему вам так важно, чтобы все вокруг вас были такие же, как вы? Ели, как вы… одевались, как вы. Молились, как вы… Разве вы не видите, что я другая и не хочу ничего от вас? Просто дайте мне уехать, и больше обо мне не услышите!

— Иди к себе в комнату, — Дауд вытянул руку по направлению к гостевой, где Асият провела прошлую ночь. — Этот разговор закончен.

— Вы понимаете, что это незаконно? — вымолвила бледная Асият.

— У нас здесь свой закон, — мрачно произнесла Рамжан, чеканя каждое слово.

* * *

Дауд приделал засов с внешней стороны двери в комнату Асият. Теперь гостья превратилась в пленницу, и Фатима чувствовала тревогу за неё. Однако перечить мужу ей не пришло и в голову. Видеть Асият она могла теперь лишь пару раз в день, когда приносила еду, но разговор не клеился. Все дни та проводила, словно в оцепенении, сидя на кровати и молча глядя в единственное крохотное окно. Сердце Фатимы сжималось от сочувствия, но она не знала, чем подбодрить девушку.

Рамжан и Дауд теперь всё больше отсутствовали, навещая дальних родственников, пытаясь собрать денег на будущие расходы. Амина тоже мало показывалась. Так получилось, что Фатима надолго осталась предоставленной самой себе, и в голову пришло, как можно порадовать Асият.

Вечером, когда муж со свекровью сообщили, что уезжают на пару дней по делам, связанным с приготовлением к свадьбе, Фатима принесла пленнице ужин.

— Фатима, вы топите? — неожиданно обратилась к ней Асият, заставив её сердце забиться от радости. — Здесь очень холодно...

— Я принесу тёплую накидку, — тут же спохватилась Фатима, и лист с заготовленным заранее рисунком от резкого движения выпал из её рук и спикировал к ногам пленницы.

— О, у тебя новый рисунок, — обрадовалась Асият, нагнулась, подняла его с пола, и стала внимательно его рассматривать. Лицо её сначала приняло озадаченное выражение. На рисунке была изображена девушка в развевающейся одежде, стоящая на вершине горы. Глаза её были широко распахнуты, а брови чуть сошлись, придавая лицу строгое выражение. Руки разведены в стороны, а по обе стороны от неё разлетались диковинные птицы, как бы повинуясь велению своей хозяйки.

— Это… это я? — она подняла глаза на Фатиму с каким-то новым выражением во взгляде.

Фатима смущенно кивнула, потупилась, и тут же вновь впилась глазами в лицо Асият, ожидая её реакции.

— Я тут… такая… свободная, — грустно улыбнулась девушка. — Жаль, что твой талант не видят другие люди, Фатима!

Лицо Фатимы озарилось счастливой улыбкой, но тут же она спохватилась.

— Я сейчас принесу тебе накидку, ты замерзла!

— Постой, не уходи! — попросила Асият. — Мне так одиноко здесь.

Она прошлась по комнате.

— А холод… Разве это холод! Вот помню однажды мы с Исой поехали в Вену перед католическим Рождеством, целый день гуляли, замерзли до чёртиков и зашли в этот ресторанчик. Представляешь, настоящий скрипичный квартет, огромный камин, горячий глинтвейн и только мы вдвоём… Это была настоящая сказка...

В радостном возбуждении Асият повернулась к Фатиме и неожиданно осеклась на полуслове. Улыбка её погасла, она побледнела и застыла, медленно обводя комнату взглядом, как будто не понимая, как она здесь очутилась. Всё тело её вдруг обмякло, словно что-то в ней надломилось, она, попятилась, наткнулась спиной на стену, боком, как раненная птица, сползла в угол, обхватила колени руками, и, открыв рот, беззвучно закричала, раскачиваясь и содрогаясь всем телом.

Повинуясь неожиданному порыву, Фатима бросилась к ней, обняла и стала целовать лицо, открытый рот и глаза, солёные от брызнувших слёз. Неумелые поцелуи были больше похожи на птичьи клевки. Она лихорадочно гладила Асият по голове, по спине и плечам и продолжала клевать её лицо влажными, вытянутыми в трубочку губами.

Асият подалась на этот порыв и стала отвечать поцелуями, их губы встретились, и Фатима оцепенела.

— Милая моя, добрая моя Фатима, — прошептала Асият, отстранившись лишь на сантиметр. Взяв голову Фатимы обеими руками, она снова приблизилась и медленно поцеловала её, едва касаясь губами. Затем последовал ещё один поцелуй, более жаркий и страстный. С ужасом и наслаждением Фатима почувствовала, как язык Асият раздвигает её губы.

— Люби меня, моя милая, — прошептала Асият в исступлении, опять отстраняясь. — Люби меня!

* * *

Днём Фатима ходила сама не своя, бледнея и краснея. Ужас от содеянного охватывал её на миг, сменяясь каким-то новым ранее неизведанным чувством, от которого тепло растекалось по всему телу. Однако и в следующую ночь и в ночь после этого она приходила к Асият. Поглощённая новыми переживаниями, она почти совсем забыла про Амину. Но, оказалось, что Амина не забыла про них.

Они пришли на третью ночь.

Дверь распахнулась от грубого удара и в комнату вошли несколько мужчин. Фатима узнала мужа и Али. Не успела она сказать и слова, как сильный удар обрушился на её голову, отчего она сразу потеряла сознание, успев лишь услышать истошный крик Асият.

* * *

Очнулась Фатима в той же комнате. Дверь была заперта, и она оставалась здесь до конца ночи. Рано утром, пришёл Дауд с двумя мужчинами, на голову ей накинули мешок, посадили в машину и долго везли куда-то. Когда мешок сняли, то она увидела каменистый берег горной речки и большое скопление людей. Там было много мужчин из аула и ещё какие-то молодые, бородатые с оружием, судя по всему, помощники имама, который тоже был здесь.

— Фатима, твой грех велик, и отвечать за него нужно кровью, — обратился к ней Али. Подойдя к ней, он нагнулся, подобрал увесистый камень, и, подкинув его в руке, вложил в руку женщине. Толпа расступилась, и тут Фатима увидела её. Асият стояла на коленях, слегка пошатываясь. Лицо было синим, опухшим и изменилось до неузнаваемости. Но эти глаза Фатима никогда бы не перепутала с другими. Камень сам выпал из её рук. Фатима опустила голову. Муж Дауд подскочил к ней и горячо зашептал, склонившись к самому уху.

— Фатима, это твой единственный шанс! Я знаю, эта шлюха совратила тебя, но имам Али понимает, он даёт тебе шанс, ты понимаешь это?

Фатима подняла голову и посмотрела в глаза мужа, и во взгляде было столько твёрдости и решимости, что Дауд отшатнулся. Лицо его исказилось от злости. Зарычав, он схватил тяжёлый камень, повернулся и со всего размаха бросил его в Асият. В следующий миг толпа пришла в движение, и камни полетели градом.

Когда всё было кончено, имам подошёл к Фатиме и вручил ей лопату.

— Ты привела эту грешницу к смерти по тропе порока, тебе копать ей могилу, — сказал он.

Рыть пришлось долго. По шариату могилу для женщин роют на полметра глубже, чем для мужчин, чтобы и после смерти она была ниже.

— Это не всё, — сказал Али, когда работа была сделана. — Теперь ты должна искупить свой грех перед Аллахом и смыть позор со своих родственников. Я скажу, что делать.

* * *

Крупные капли пота стекали за ворот платья из плотной ткани, туго замотанный шерстяной платок колол шею. Фатима не обращала на это внимания. В голове медленно, как арба, поднимающаяся по горной дороге, проплывали воспоминания о том дне, когда она впервые увидела Асият.

"Интересно", — думала Фатима, — "взял ли её Аллах на небо? В раю роль женщины — быть одной из гурий, которые услаждают мужчин-праведников. Асият точно не станет услаждать таких, как Али и Дауд… Получается, ей и в раю места нет...".

Ход мыслей прервал лязгающий металлический голос.

— Осторожно, двери закрываются. Следующая станция — метро Кантемировская.

Фатима нащупала под слоями одежды тонкий провод, сжала его до боли и, вставая, закричала хриплым срывающимся голосом:

— Аллаааху Акбаар!