Смерть Чурбанова

Смерть Чурбанова

Книга написана, а что дальше?

Памяти Н.И.Кривопускова и вполне себе живому и здоровому Роману Беккеру посвящается.

В год миллениума Николаю Иванычу было едва за сорок. Он работал врачом-психотерапевтом в десять лет как функционирующей поликлинике, частично курировавшей кризисные ситуации и оказывавшей психологическую помощь клиентам спасателей. Николай Иваныч был членом широко известного в узких кругах коллегиального общества, но пользы он там не приносил никакой, кроме как это общество финансировала волосатая лапа в департаменте здравоохранения. И его, Николая-свет Чурбанова, терпели как благодетеля коллектива, всячески ублажая его эго и выгораживая. Матёрый коллега, доцент Александр Ильич Пиренянский, организовал Московское Общество Психиатров, психотерапевтов и психологов, из-за этого пригласил его в свою богадельню ради раскрутки в верхах. Шеф, Иван Львович Ефремов, преуспел больше всех в выгораживании своего заместителя Коли, ибо тот был дойной коровой поликлиники, и ратовал за то, чтоб последний прилюдно игрался в доктора вот уже с клинической ординатуры и разбухал от гордости за самоё себя, а надев белый халат, пыжился и сиял ещё сильнее — как надраенный самовар или лакированный сапог.

И вот одним августовским днём к Николаю Иванычу пришёл студент, а точнее, абитуриент на абитуриенской практике.

— 3драсте! Я в институт поступил и хочу… — воззрился на него парнишка воспалённым и лихорадочным взглядом.

— Погодите, молодой человек, давайте всё по порядку. Сначала представьтесь и мы заведём карту.

— Шестеро, Михаил Михайлович.

— В смысле, кого «шестеро»?

— Фамилия такая моя! — горячо воскликнул абитуриент.

— Полных лет?

— Семнадцать.

— Есть ли у вас девушка?

— Нет, я ещё девственник, — смущенно выдавил Миша, полагая, что это важно для полной клинико-психологической картины его личности. Психологи же любят задавать дурацкие вопросы и на них надо отвечать по возможности често и полно, иначе… Допустим, иначе психолог не сможет помочь в полном объёме.

Николай Иваныч пописал на картонке, отложил в стопку, взял тетрадку на пружинках и повелел:

— Миша, садитесь в кресло.

Худенький парнишка утонул в зелёной обивке высокого подголовника и раскорячился, держа руки на подлокотниках, которые были для него высоки. Чурбанов покинул письменный стол и с тетрадкой и авторучкой уселся позади кресла.

— Рассказывайте!

— Что рассказывать? — Миша привстал и обернулся на психотерапевта. — И почему вы сидите у меня за спиной и сопите как вампир.

Николай Иваныч дробно и фальшиво рассмеялся.

— Понимаете, Миша, при разговоре лицом к лицу мне придётся вести эмоциональное общение, как-то отреагировать услышанное и… — врач не договорил, его наигранно-вымученная улыбка увяла в бурых усах щёточкой.

Пациент отвернулся, переваривая досаду — врач уткнулся в тетрадь и приготовился записывать.

— … я не знаю, с чего начать.

Психолог спросил:

— Давайте рассказывайте, почему вы не попробовали заняться сексом в 14-15 лет?

Мальчик умолк, стушевался и выдавил:

— А я долджен был обязательно это делать в пятнадцать?

Психолог сидел как пень и бубнил:

— Не ну тебя тянуло к девочкам? Тебе хотелослось их потрогать? У тебя вставал член при просмотре эротики?

— Да, конечно, все это было… Но… вот Костян… — Мишка запнулся и начал щелкать двумя отросшими ногтями, как в знаменитой детской игре «раздави вошку».

— Этот мальчик тебе нравится? Вопрос ключевой как не крути

ты можешь меня не стесняться, ни кому не скажу. Этика, понимаешь? — упрашивал Николай Иваныч.

— Да нет же, нет! Костян мой друг, мы с секми лет знаокмы, дружим с двенадцати! — возмущенно взвизгнул юноша, аж перестав «давить вошек». — Просто он читал книги по психологии, и стал Мудаком. И я тоже хочу стать Мудаком. И я хотел у вас помощи в этом попросить.

— Про «мудака» подробнее? — -в голосе психолога сверкнули хищные нотки.

— Ну типа друзьям будущим подсирать. Мне срочно надо этому научиться!

— По-моему, звучит, как бред. Подсирать друзьям это не хорошо. А вот любить… хочешь, я научу любить друзей? Это куда приятнее, — осклабился психотерапевт-вампир, атакуя как акула, постепенно двигающаяся к цели кругами. — Но давай вернемся к Косте. он тебе подсирал?

— Нет, он же мой настоящий друг! — разгорячился Миша. — Подсирать надо «друзьям» в институте. Толина бабушка сказала, что в институте никто подсказывать не будет, все хотят остаться и не быть отчисленнными, а других будут топить.

— Только не топи девушек, их надо очаровывать и соблазнять. Девушки не должны становиться академиками, они должны рожать академиков.

— Да, но я вечно все делаю не так, как дурак из той сказки! — взмолился Миша.

— Все ты будешь делать «так», я тебя научу,. — — Чурбанов вздохнул и перевел дух. — Вот у меня был один пациент, который все время вместо знакомства предлагал: «Давай я покажу тебе свой...» И ничего у него не получалось. Конечно, он походил ко мне недолго, а потом уехл в другой город…

Чурбанов затих, проверяя, как терапевтическая байка подействовала на пациента.

Миша промолчал, решив, что если человек старше, то он умнее и ему виднее, о чем разговаривать. Наверное, психотерапевт фрейдист, и скоро он булет анализировать сны, а это страсть как интересно. Только к фрейдисту придется очень долго ходить, прежде чем они, наконец, договорятся о том, что волнует будущего студента. На всякий случай, нельзя заводить боизких дружеских отношений, чтобы не было жалко из терять, если Николай Иваныч научит «подсирать».

Психотерапеват же думал:«Какой непонятливый мальчик! Это он только притворяется наивным дурачком или он на самом деле такой? Ну ладно, подождем и подогреем его психику до точки кипения.»

— А ты знаешь, что девочки могут любить не только мальчиков, но и девочек?

Миша встрепенулся и оглянулся на врача-психотерпевта:

— Не, ну я с одиннадцати лет слышал про гомиков, потом читал «Спид-инфо», вот Костику компьютер купили и модем, но я ещё не научился выходить в интернет. Я в семье первый интелигент. Я не знаю, как интелигенция общается.

— Как Костя с тобой общается, так и делай, — отбрехался Николай Иваныч, оторвавшись от тетради и глядя на пациента. Да, мальчик недоволен, но не сильно-то он бунтарь, не пробивной, послушный. — Знаешь, когда я ходил в детский сад, у меня был друг…

— И вы с ним до сих пор дружите, как Костян и Толик?

— Нет, он просто в тихий час перед сном тёрся писей о резинового дельфина и мне предлагал. Пойми, телу всё равно, с кем заниматься сексом, это важно для психики, а психика — это такая юная эволюционная надстройка...

Миша скис. Николай Иванович смолк, отложил тетрадь на соседний стул, позвякал ключами и шагнул к двери внутри кабинета. Запер замок. Миша обомлел, но не издал ни звука, онемев от неожиданности. Нколай Иваныч сделал пару шагов и распахнул дверцу в каморку смотровой, где висела раковина и стояла кушетка, затянутая белой простыней. В этой сморовой следовало бы проводить физикальный осмотр пациентов, принимающих психотропные препараты, но так как Чурбанов выписывать их не умел, то в смотровой он хранил… новенького надувного резинового дельфина. Ага, на всякий случай типа случая с Мишей. Хоть мальчикли попадали вкусные и сочные, но увы, возрастная эректильная функция не соответсвовала эмоциональному либидо, и «машинку» приходилось каждый раз «заводить».

Миша оторопел и не поверил своим глазам и ушам: это что, с ним будут заниматься сексом?! "Нет, ну что ты, меня всегда окружали порядочные люди, и этот тоже, думаю, порядочный! Это просто какой-то психологический опыт! Они всегда странные, эти опыты, я читал!" — — истерически, в отчаяньи думал Миша, у которого ломалась установка "старше, значит умнее" и "раз он старше, он воспринимает меня как асексуальное дитя", но тут назрезревала некая даже инцестуозная ситуация. Миша хотел вырваться из кабинета в окно, но это был второй этаж.

И тут захлопнулась смотровая. Темнота, руки доктора тянутся к джинсам:

— — А-а-а! Я не гей, я!.. Доктор, пусти!

Миша кричал и бил правой вслепую, а левой затягивал ширинку, раздираемую врачом. Николай Иванович матерился, получая побои, но спустил штаны и стимулировал вялую (вследствие заболевания простатитом) эрекцию резиновым дельфином. Миша внезапно вырвался и сидел где-то впотьмах, пыхтел и всхлипывал от унижения. Доктор Чурбанов же, получив удовлетворительный стояк, отбросил осклизлого дельфина, включил свет и подступил к пациенту, понуждаю его взять в рот плоть, алчущую содомитского соития. Миша сжимал зубы и вертел головой, но ему разжали челюсти пальцами и втолкнули член. Одной рукой врач-маньяк схватил юношеские руки, а другой стимулировал основание члена, приумножая удовольствие от фелляции. Миша выплюнул живую соску, но онанирующий врач несколько секунд медитировал с закрытыми глазами. Потом Николай Иваныч, спустил штаны уже опущенному, роняющему немые слёзы Мише и, держа его за руки, щупал девственные гениталии, знавшие только ладошку. Завалил на кушетку на бок, вкусил соль головки юного члена, массируя двумя трансректально пылкую простату юноши, пытаясь воззвать к рефлексам и заодно растягивая анус для соития. Да, у Миши тоже встал член. Зрелый врач опустился на колени, вынул пальцы из ануса, и потер два пениса, сложенные вместе, размазывая микрочастицы кала по стволам с пульсирующими венами. Мальчик, несмотря на психические страдания, кончил, а Николай Иваныч лизнул эту перламутровую пену жизни, излитую всуе в Онановом грехе. Нашарив тюбик жирного детского крема в кармане халата, не имея возможности переждать полчаса рефрактерного периода, Чурбанов принялся мучить мальчика анально, провоцируя у него боль в простате, члене и анусе, а то и непроизвольную дефекацию, если не выпадение прямой кишки. Во всяком случае, на белую простынь капнула кровинка...

Николай Иванович ощутил сладкие судороги в поджавшихся яичках и размашистыми толчками кончил в мальчика. ТомУ обожгло кишку и он побоялся, что вот-вот испражнится, но он излил впрыснутое "кожаной иглой" сексуального доктора. Врач же отпрянул к раковине умывальника и сосредоточенно намывал себе хозяйство и руки. А потом сказал совершенно будничным голосом, превратившись опять в доброго доктора, будто не было этих десяти минут немоты, стыда и сладострастию:

— — Помойся, я тебе мыло дам. Ладно, не стесняйся, я выйду.

Точно, как будто ничего и не было.

… Чурбанов зашел в дом, поставил кожаный дипломат в прихожей, повесил на крючок ветровку, переобулся и кликнул вглубь квартиры:

— Мам, ты чего-нибудь поесть приготовила?

Из зала раздался скрипучий голос женщиы лет семидесяти:

— Коля, я телевизор смотрела, там интересное показывли. Так, отбежала, заварила тебе харчо из пакетиков. Иди мой руки, доктор!

Николай зашел вы санузел, состоящий из совмещенных ванной комнаты и туалета, отлил, помыл руки, погляделся в зеркало на залысины, пригладил топорщащийся кок над лбом, и вынырнул на кухню. Его явно что-то тяготило, что он, психически здоровый сорокапятилетний мужик, закапризничал как дошкольник:

— Мам, мне же благодарные пациенты платят, я тебе деньги отдаю… могла бы ты уже купить кусок баранины и сварить мне настоящий суп?!

Ты же и умеешь, и любишь готовить!

Мать, несмотрая на свою скромность поколения, тоже не сдержала обиды, уязвленная претензиями сына:

— А вот бы женился, привел бы мне в дом хозяюшку, помощница бы мне была! Я бы за это ее деток в школу водила. В девятый класс бы ходили уже.

— Мать, не начинай! — Николай, черпающий псевдохарчо из литровой кастрюльки, хлопнул ложкой по столику около плиты. — Маринка была беременна неизвестно от кого, может от Серёги Трусова!

Это была его пассия лет в двадцать девять, но ей было лет семнадцать и она не рискнула заводить детей в столь юном возрасте, тем более что она училась в МГУ по специальности Управление Персоналом. Ниоклай же проходил там стажировку по психологии, повышая квалификацию после диплома. Да, Маринка сделала аборт и в абортате нашли два плодных яйца. Остальные «жены», то есть случайные бабы, приходили к Николаю за деньги, для отвода глаз его матери. Николай запирался с ними в комнате, включал им проигрыватель, они слушали виниловъе диски, а мать думала, что это шумовая завеса для секса. Женщины же хотели за низкорослого, но чубатого и усатого кавалера замуж. Престижная прнфессия советского имтеллигента прельщала их денежной обеспеченностью, но Николай боялся их после случая с Маринкой. Да так, что у него перестало вставать на представительниц женского пола.

Потом было рукотворное землетрясение 1988 года, образовалось Министерство Чрезвычайных Ситуаций, куда въбилсю его лучший друг, и по его протекции Николай Иваныч попал во вновь образовавшуюся поликлинику, экспериментальный проект МЧС и Департамента Здравоохранения, которая сплошняком состояла из прихиатров, психотерапевтов и психологов. Вскоре Алексадр Игнатьевич Пиренянский организовал и профессиональное общество МОП, куда и вошли три этих профессии. Конечно же, Николай Иваныч напросилсю в оное общество. Тогда же молодой заведующий лечебно-консультативным отделением Иван Ефремов проговорил в замесситеки перед начальством перспективного карьериста со знакомствами свыше. Так потекли размеренные трудовые будни.

Но вот в личном плане, конечно, было не

очень. За те полтора десятилетия, что прошли со времени романа с Маринкой, Николай растерял чуб до залысин, обзавёлся пузцом и превратился в колобка. Но времю от времени носил усы, подражая бравому шефу. И если шеф еще был жгучим брюнетом, то сам Чурбанов поседел, и щетина на лице порыжела от курева. И шеф начал дразнить его «толстым Ватсоном», чего Чурбанов не хотел и попрощалсю с усами, хотя брить под носом не любил (мыльная субстанция капала на рот). Мама же отметила, что «Коля помолодел, хоть сейчас под венец». Рабочие дни протекали спокойно и размеренно. Чурбанов ходил пузатым петухом, пациенты попадались спокойные и послушные, временами даже весьма благодраные, денег хватало с лихвой. Жаловаться Николаю Ивановичу было не на что. Одним утром он пришёл на работу пораньше, дабы оформитть и рассортивовать карточки пациентов, а так же перебрать шкаф с научной литературой, которую он не брал на дом. Записей на приём, как ни странно, на сегодня было немного, и психиатр надеялся уйти домой немного раньше.

Часов в десять утра в престижную дверцу кабинета доктора впервые постучали. Николай Иванович не удивился столь раннему приходу нерадивых пациентов, но всё же остался недоволен. Насилу оторвавшись от кипы бумаг, буркнул деловитым тенорком не по фигуре:

— Войдите.

Дверь кабинета открылась практически сразу же. На пороге стояла блондинка в зерклаьных темных очках в пол-лица, похожих на глаза стрекозы, и с яркой, почти проститутской, помадой на губах. На вид ей было лет пятьдесют.

— Здравствуйте, доктор! — манерным голосом проговорила дама, оказвшись завзятым гомосексуалистом.

Ниоклай Иванович, конечно, не понаслышке знал о педерастах, но, ей-богу, не понимал, как с ними разговаривать: одни считали себя женщинами, усугубляя свою перверсию еще и желанием сменить пол, другие просто рядились из онано-нарциссических побуждений в женские шмотки. И одних надо было отличать от других.

— Здравствуйте, проходите, представьтесь.

— Лина. Ангелина Слипенко.

— Ну а по паспорту? Я же не могу записать вас под псевдонимом, — приветливо, но глупо улыбнулся врач.

— У меня паспорт на обмене, вот справка. Я токько недавно сделала маммопластику и мне ражрешили сменить документы.

— Тогда я не могу вас принять, у вас полис недействительный.

— Нет, я вам заплачу! — тоном оскорблённого достоинства проговорила Лина. — Наличными.

Чурбанов кивнул и велел транрсексуалке внести всю сумму предоплатой. Долларами, которые в смутное время резко подпрыгнули в цене. Долларов у нее не оказалось.

— Тогда в рублях строго по курсу! — Николай Иваныч был твёрд. — По «продаже».

Лина полезла в кошелёк и обнаружила, что денег не хватает, и очень сильно… Врача это не устроило.

— Можно я расплачусь натурой? — предложила она.

Чурбанова передёрнуло: неизвестно, сделали ли Лине вагинопластику. Да и то, российский вариант пластики никогда не был удачным, так что секс предполагался анальный. Дать в рот, как и обычной женщине?

— Лина, у вас есть презерватив? — Николай Иваныч брезговал мужчинами и фелляцию не мыслил без защиты.

— Нет, я сегодня использовала последний. Не успела купить, — кокетничала хохлушка-транссексуалка.

«Ну ладно, рискнём!» — мысленно почурался врач и расстегнул халат с ширинкой. Для вдохновения он облапил резиновый бюст и почувствовал как его ухватили за пухлую ягодицу. В процессе возбуждающих ласк он почувствовал эрегированный пенис Слипенко, но повернуть процесс вспять он уже не мог: старая членодевка уже впилась в его половой орган. И тут же взвыл от боли — среднеродный трансвестит прикусил крайнюю плоть. Николай рявкнул от боли и дал пощечину гей-проститутке. — Ах ты сука, пидар гнутый!

Транссексуалка заплакала и резко выплюнула пораненый член — кожица была в крови. И во рту Лины была кровь. То ли кровоточили её дёсны, то ли это была кровь Чурбанова.

Уняв и вытерев слёзы, гей-проститутка принялась дуть на ранку, пытаясь заслужить прощенье. Но Чурбанов уже забеспокоился, не подхватил ли он заразу себе на конец. Запоздало забеспокоился. Надо было брать деньгами: хоть меньше, но надёжнее. Так нет, приключений же захотелось.

— Пидар, гони бабки! Все, сколько есть! — Николай Иваныч схватил сумочку гея и, шипя от саднящей ранки, принялся рыться там в поисках кошелька. — Это мне с тебя моральная компенсация!

Лина отняла сумочку и ловко вынула бумажник из внутреннего кармана. Отмусолила все купюры и с яростью выложила на стол:

— На тебе, гнида медицинская! Подавись!

Чурбанов заправил более или менее успокоившийся член в ширинку и сграбастал деньги; сложил пополам и сунул в боковой карман брюк. Педераст поднялся, отряхнул лайкровые чулки и ушёл, оставив врача в потрепанных чувствах.

Николай Иваныч, конечно, сдал анализ на ВИЧ-инфекцию, когда подошло время после неинформативного окна. Анализ ничего не показал, и врач уговорил себя больше не перепроверяться. Что такого, нормально же всё?! Он, конечно, так и не узнал, что от него хотел трансвестит Лина, но точно знал, что милицейское преследование гомосексуалистов прекратилось. И после «того случая», как Николай для себе описывал соитие с геем, он начал эксперименты в «высших сферах любви», как он перефразировал античное высказывание, то есть практиковать секс с мужчинами, как более совершенными представителями человечества. Разумеется, не могущими забеременеть, в чем было их главное достоинство. Какое-то время он терпел в воздержании, какое-то время в «самообслуживании», а потом сманивал какого-нибудь пациента, благо гомосеки к сексопатологу лезли с транссексуальными фантазиями, однако, не по адресу: такими делами занимался МНИИП на Потешной, знаменитая психушка.

Потом мобильные операторы стали предоставлять возможность знакомств по смс, потом выхода в wap-интернет, а потом Николай Иваныч купил компьютер и подключился к интернету по оптоволокну. Сначала он заказал на IRC-чате у смышлёных мальчиков страничку на chat.ru, куда он свалил свои фото, глупые молодёжные стихи из тетрадки-дневника, емейл, «аську» и объявление о знакомстве. Так к нему стали приходить уже чужаки, знакомить с субкультурой. Чурбанов ходил в гей-клуб, перепивался там до усрачки и уже не помнил, как трахался: с резинкой или без.

Чувство опасности притупилось, но необходимость сдавать анализы на медкнижку выродилась в простую покупку нужной справки. Когда в 2008-м у Николая Иваныча умерла мать, через полгода он слёг с инфарктом, где ему диагностировали ВИЧ-инфекцию. Просто в палату интенсивной терапии пришла медсестра и весьма неделикатно объявила диагноз. Ходячие выздоравливающие мужики побить до крови побоялись — к нему вообще побоялись прикасаться, чтоб не заразиться от него «ничем таким» — но соплями оплевали. Один вообще порывался его «опустить», но его перевели в другую палату. Пациента Чурбанова, подлечив сердце, спровадили в стационар СПИД-центра. Навещала его сестра, приехавшая из Уфы (где, собственно они и родились) и начальник, который умел «влезть без мыла в любую задницу»: разговорить кого угодно и выпытать что угодно.

— Коля, теперь ты пациентов как терапевт смотреть не будешь, я тебе запрещаю. Смотровую я опечатываю и Любе скажу рецепты тебе не выдавать. Будешь оказывать исключительно психологическую помощь! — громыхал Иван Львович, не желая терять блат. — Иначе переведу в медстатистику. Так как симптомов СПИДа у Николая ещё не было, то ему просто назначили антиретровирусную терапию и быстренько выписали домой. Иван Львович велел ему взять отпуск за свой счёт, но Чурбанов так поиздержался за болезнь, что рвался зарабатывать. Об уходе в коммерческие структуры не было и речи, разве что оформить документы индивидуального предпринимателя и отркыть частный кабинет, скажем, на дому, чтоб не связываться с арендой. Да вот проблема — квартира в Люберцах, далеко от центра цивилизации, и к такому врачу вряд ли кто из умных пациентов пойдёт второй раз — в поликлинике было спокойнее. Николай Иваныч так и не понял, зачем его надо было тормозить, но начальника всё же упросил дать заработать. Только теперь он был понижен до ставки психолога, проводил бесконечные тестирования и обсчитывал интерпретации вручную, тогда как у других психологов были компьютеры. Дома же он отрывался, флиртуя с обоими полами в сайтах знакомств и «Моем мире» от сайта Mail.ru, где он играл в тупые игры и коллекционировал малознакомых френдов. Его друг и коллега по МОПу, доктор Пиренянский, тоже присоединившийся к этому ресурсу, подшучивал над Чурбановым:

— «Собери 100 друзей и получи крышечку от Кока-Колы».

Коля ржал, но помалкивал. В основном, он беседовал с френдами по видеосвязи, руководствуясь лишь одним принципом — «работу на дом не брать».

… Так прошло время до весны 2013го года. Чурбанов отработал одиннадцать месяцев и засобирался в отпуск в Уфу погонять на велосипеде. Последний день в Подмосковье перед отъездом он решил посвятить генеральной помывке, с гелями и прочими лосьонами для телес: ехать то поездом без ежедневного мытья несколько дней. Он уже стоял намыленный в душевой кабинке, как в дверь позвонили. Николай отмахнулся: опять это промоутеры с торговыми образцами, просочившиеся сквозь домофон и кодовый замок, или Свидетели Иеговы.

Ну их! Купальщик прибавил напор воды, отрегулировал теплоту и принялся с удовольствием поливаться, абстрагируясь от незванных гостей. Однако дальше заскрипела старая советская дверь, как будто её кто-то выламывал. Николай Иваныч испугался и, забыв выключить воду, бросил рукоятку душа в поддон, на котором стоял. Сорвал с сушителя полотенце, обернул нагие чресла и пошлёпал босиком в спальню-кабинет за катаной, которую он купил ещё на сорокалетие и с тех пор поколачивал декоративным оружием всяких пришлецов.

В этот момент хрустнула дверь и в прихожую ввалился некто надсадно кашляющий. «Сейчас я этому доходяге наподдам!» — прогневился Чурбанов, грузно ступая ещё не обсохшими ногами по ламинату. (Он, конечно, потреял несколько килограмм на тошнотворных лекарствах, но оставался все таким же пузатым и пухлым бутузиком.) Они с пришельцем встертились посреди квадратного коридора, где стоял трильяж и козетка, чтоб овуваться сидя. На козетке сидел парень лет тридцати, худой как скелет, с язвами на лице и дохал в кулак, другой рукой держа что-то похожее на отвертку. «Заточка, обона!» — Чурбанов уже приготовился драться и половчее перехватил катану в тяжелых пластмассовых ножнах, подкрадываясь чтоб ударить по голове. Парень вскочил и дернул оружие из рук хозяина квартиры, желая перехватить инициативу, но только соравл ножны. Николай Иваныч рубанул катаной по плечу, но фальшивое лезвие треснуло от времени и силы удара — парня онемела и повисла левая рука, а заточку он не выпускал из рук и примеривался садануть ею в шею жертвы. Чурбанов же размахивал обломком имитации самурайского меча, пытаясь выбить самоделку. Пришлец резко махнул ногой и долбанул хозяина квартиры ботинком в пах. Николай Иваныч скрючился и катану уронил, схватившись за причинное место. Гость ударил заточкой в шею, поранив внешнюю сонную: пустячная рана, после которой ее получатели остаются в живых, но какое-то время истекают кровью. Николай Иваныч упал и перестал шевелиться. Пришлец попинал его ногой проверить, помер ли хозяин или он только притворяется неживым. Но тут он заметил, как вздымается грудная клетка

В этот момент хрустнула дверь и в прихожую ввалился некто надсадно кашляющий. «Сейчас я этому доходяге наподдам!» — прогневился Чурбанов, грузно ступая ещё не обсохшими ногами по ламинату. (Он, конечно, потреял несколько килограмм на тошнотворных лекарствах, но оставался все таким же пузатым и пухлым бутузиком.) Они с пришельцем встертились посреди квадратного коридора, где стоял трильяж и козетка, чтоб овуваться сидя. На козетке сидел парень лет тридцати, худой как скелет, с язвами на лице и дохал в кулак, другой рукой держа что-то похожее на отвертку. «Заточка, обона!» — Чурбанов уже приготовился драться и половчее перехватил катану в тяжелых пластмассовых ножнах, подкрадываясь чтоб ударить по голове. Парень вскочил и дернул оружие из рук хозяина квартиры, желая перехватить инициативу, но только соравл ножны. Николай Иваныч рубанул катаной по плечу, но фальшивое лезвие треснуло от времени и силы удара — парня онемела и повисла левая рука, а заточку он не выпускал из рук и примеривался садануть ею в шею жертвы. Чурбанов же размахивал обломком имитации самурайского меча, пытаясь выбить самоделку. Пришлец резко махнул ногой и долбанул хозяина квартиры ботинком в пах. Николай Иваныч скрючился и катану уронил, схватившись за причинное место. Гость ударил заточкой в шею, поранив внешнюю сонную: пустячная рана, после которой ее получатели остаются в живых, но какое-то время истекают кровью. Николай Иваныч упал и перестал шевелиться. Пришлец попинал его ногой проверить, помер ли хозяин или он только притворяется неживым. Но тут он заметил, как вздымается грудная клетка Чурбанова: несколько раз, а потом замирает. В течение минуты эта свистопляска продолжалась, из чего гость заключил, что хозяин почти отошел в лучший из миров, а может быть, провалился в преисподнюю и это дыхание «Чейна-Стокса». Ошеломленный доходяга закашлялся, выплюнул сгусток крови на пол рядом с агонизирующим Чурбановым, бросил заточку и вышел в проломленную дверь. Как-то всё быстро состоялось, он как-то не ожидал такой стремительности и, кажется, не желал хозяину квартиры быстрой смерти, да и смерти, наверное, не желал. Покалечить — да, может быть.

… На суде обвиняемый Шестеро Михаил Михайлович 1983-го года рождения молчал и не отвечал на вопросы судьи — он наговорился на следствии.

— … подсудимый, — судьёй была визгливая тётка лет пятидесяти — пятидесяти пяти, — вы обвиняетесь в преступлении по статье УК «причинение тяжкого вреда здоровью, повлекшее причинение смерти по неосторожности». Вы знали, что потерпевший страдал сердечно-сосудистыми заболеваниями и ему было достаточно сильного испуга, чтобы получить кардиогенный шок? При вскрытии тела потерпевшего было выяснено, что он страдал синдромом приобретенного иммунодефицита. У вас также выявлен СПИД. Вы состояли с ним в гомосексуальных отношениях? Вы испытывали личную неприязнь к потерпевшему? Кто из вас инфицировал другого или вы познакомились на почве общности заболевания?

Михаил отмалчивался, ему было всё равно. Он потерял всё ещё в семнадцать лет: при студенческой диспансеризации в вузовской поликлинике у него обнаружили вирус в крови, фельдщерица разболтала этот факт среди преподавателей, они в свою очередь озвучили этот факт среди студентов.Институтские товарищи отвернулись от Миши, тем более платоническая девушка не пожалела его, испугалась и не стала его любить плотской, раблезианской любовью. Из вуза Шестеро ушёл, устроился учеником электрика на стройке, и потом лет десять работал, оплачивая лекарства и проституток раз в месяц. Потом болезнь взяла верх и он прекратил и трудовую деятельность, и антиретровирусную терапию. Инвалидности, разумеется, никто не дал и года три он банально сидел дома, пил на родительскую пенсию и иногда заглядывал в интернет-кафе, где и вышел на страничку Чурбанова в знакомствах. Потом по ФИО и дате роджения он отследил в полулегальной базе данных.

Шестеро осудили на десять лет, но в январе 2020го, на китайский Новый год он умер от пневмоцистной пневмонии, так и не отсидев срок.