Не могу молчать! Вспоминая и переосмысливая духовный завет Л.Н. Толстого

От автора

Работа являет собой субъективный авторский взгляд на состояние государственных дел в современной России. Это и не взгляд даже — это крик души, который при желании можно выразить буквально одним предложением: «Люди русские, православные! Дальше так жить нельзя, как все мы теперь с вами живём. При таком катастрофическом состоянии дел Родина наша любимая не имеет будущего!!!...»

«Делами, кровью, строкою вот этою,

нигде не бывшею в найме, —

я славлю взвитое красной ракетою

Октябрьское, руганое и пропетое,

пробитое пулями знамя!»

В.В. Маяковский

«И ОДИН В ПОЛЕ ВОИН, ЕСЛИ ОН ПО-РУССКИ СКРОЕН».

 Русская народная пословица

«Мы уже не те русские, какими были до 1917 года… Мы изменились и выросли вместе с теми величайшими преобразованиями, которые в корне изменили облик нашей страны». А.А. Жданов

«Народно-Монархическое Движение исходит из той АКСИОМЫ, что Россия имеет СВОИ ПУТИ, выработала СВОИ МЕТОДЫ, идёт к СВОИМ ЦЕЛЯМ, и что, поэтому, НИКАКИЕ политические заимствования извне ни к чему, кроме катастрофы, привести не могут». И.Л. Солоневич

«…всё, что вы делаете теперь <…> всё это не только не приводит народ в то состояние, в которое вы хотите привести его, а, напротив, увеличивает раздражение и уничтожает всякую возможность успокоения.

……………………………………………………………………………

То, что вы делаете, вы делаете не для народа, а для себя, для того, чтобы удержать то, по заблуждению вашему считаемое вами выгодным, а в сущности самое жалкое и гадкое положение, которое вы занимаете. Так и не говорите, что то, что вы делаете, вы делаете для народа: это неправда. Все те гадости, которые вы делаете, вы делаете для себя, для своих корыстных, честолюбивых, тщеславных, мстительных, личных целей, для того, чтобы самим пожить еще немножко в том развращении, в котором вы живете и которое вам кажется благом.

Но сколько вы ни говорите о том, что всё, что вы делаете, вы делаете для блага народа, люди всё больше и больше понимают вас и всё больше и больше презирают вас, и на ваши меры подавления и пресечения всё больше и больше смотрят не так, как бы вы хотели; как на действия какого-то высшего собирательного лица, правительства, а как на личные дурные дела отдельных недобрых себялюбцев...» Л.Н. Толстой «Не могу молчать»

Часть первая

1

Могучим побудительным мотивом для написания данной статьи стала случайная в общем-то встреча с давнишним моим сослуживцем Виктором Б., произошедшая в феврале этого 2020 года — за месяц где-то до введения карантина в Москве из-за пандемии короно-вируса. Я, как сейчас помню, выходил тогда из отделения Сбербанка, расположенного на Таллинской-26, куда мне государство перечисляет пенсию, а мой сослуживец спускался со второго этажа торгового центра, что размещён над Сбербанком, из обувного магазина ZENDEN: там он покупал себе новую обувь, как выяснилось, готовясь к весне. И вот на тротуаре рядом со стеклянными дверьми магазина мы с ним и столкнулись почти-что лоб в лоб, и несказанно обрадовались встрече…

С Виктором, поясню вкратце, Судьба меня свела во второй половине 1980-х годов, во время подготовки к марсианской экспедиции, планировавшейся ещё при Л.И.Брежневе в начале 80-х. Но осуществлялись оба полёта (и на сам Марс и на его спутник Фобос) уже при М.С.Горбачёве — и закончились обоюдным крахом, как теперь уже хорошо известно и любознательным обывателям, и специалистам. Запущенные с Земли спутники так в итоге и не долетели до цели из-за творившегося в стране бардака — были навечно похоронены в космосе из-за внезапной потери с ними, раз‘ориентированными, радиосвязи и управления.

Но сейчас не об этом речь, а о моём сослуживце, которого я случайным образом повстречал — разговорился с ним, разволновался и от услышанного завёлся как никогда! — и про теперешнюю жизнь которого хочу читателям посредством статьи рассказать. И свою собственную душу этим рассказом облегчить как бы, и чтобы знала наша нынешняя молодёжь, уставшая от праздности и развлечений, в каких невыносимо-тяжёлых условиях живут теперь их состарившиеся отцы и деды. Сиречь, советские инженера-оборонщики и конструктора, в далёкие и приснопамятные 1970-е и 1980-е годы вершившие великое Дело по усовершенствованию ракетно-космического щита страны, начатое легендарным А.П.Королёвым.

Живут же они теперь скверно в основной массе своей: опасливо, тоскливо и без-приютно, — ждут подвохов и каверз со всех сторон, откровенных грабежей и обманов. На произвол Судьбы бросило их новое российское государство, анти-народное и анти-русское изначально, на растерзание правительственной финансово-спекулятивной мафии и прочей алчной нечисти, которой расплодилось море повсюду, как той же американской жвачки. Если у кого дети приличные имеются, если рядом они и могут помочь, вовремя прийти на защиту, — как-то держаться и выживать старикам ещё можно. Но если детей нет в наличие, или если они больные, допустим, как у моего сослуживца, — дело тогда труба. Человека тогда ничто уже не спасёт от скорого ограбления и смерти.

Именно на подобный печальный конец и настроился мой товарищ Виктор (Виктор Владимирович теперь), добросовестный и добропорядочный человек по рождению и воспитанию, коренной москвич и трудяга великий. А ещё Инженер с большой буквы и умница, творец-созидатель и патриот своей Родины и института, единственным местом службы которого с момента окончания МВТУ имени Баумана в 1978 году было КБ имени Лавочкина в Химках (ныне НПО), которое как раз и изготавливало в 1980-е годы по заказу правительства СССР спускаемые аппараты: у них там имелись для этого достаточные производственные мощности и грамотные трудовые кадры. А наш НИИ на Филях разрабатывал системы управления для тех аппаратов, или мозги в виде бортовых программ. Этим, собственно, наш институт со дня основания и занимался — системами управления для любых без-пилотников; космических — в том числе.

Так вот, в разгар работ по Марсу и Фобосу Виктор, как представитель заказчика и старший инженер по должности, не вылезал из нашего института в течение нескольких лет — до самых пусков фактически. Приезжал к нам еженедельно, помнится, передавал параметры и технические характеристики марсо-хода и фобосо-хода, и одновременно проверял работу наших бортовых программ для управления этими изделиями, критически их, программы, оценивал, выуживал ошибки и нестыковки, и потом докладывал своему руководству их качество: достоинства и недостатки. Обычная работа смежников, одним словом, выполняющих единый госзаказ. Вот на этом-то заказе мы с ним и познакомились, и даже на время сдружились. Часто стояли в курилках вдвоём, новости обсуждали разные, государственно-политические — в том числе, что при баламуте-Горбачёве сыпались на обескураженных советских граждан как из рога изобилия.

Но когда работы были завершены, я Виктора потерял из виду: он перестал к нам ездить из-за отсутствия общих дел. И их предприятие и наше остались в начале 90-х годов без заказов и без будущего фактически при президенте Ельцине, при котором процветали лишь тотальное казнокрадство и воровство бывшей советской госсобственности в форме приватизации. Это всё тоже общеизвестно, набило оскомину даже, и останавливаться на этом я не стану — не хочу исторические опилки пилить и бередить раны. Не из-за Бориса Ельцина я рассказ свой начал — ну его!

Итак, в конце 80-х годов я бывшего сослуживца потерял из вида. И встретился с ним опять лишь в середине 90-х — случайно, в общем-то: на вещевом рынке возле метро Щукинская это произошло (сейчас там автобусный круг), куда я приехал с женой за дешёвыми шмотками. И вот в проходе между рядами я своего Виктора и повстречал, обрадовался ему как родному, отошёл с ним в сторонку и побеседовал по душам минут 30-ть, пока наши супруги нужные вещи подыскивали и покупали.

Там-то, на толкучке, я узнал, помимо всего остального, что мы с Виктором теперь — земляки: живём в Строгино оба. Он в конце 1970-х годов ещё одним из первых поселился на улице Исаковского, что идёт параллельно Москве-реке, которая отделяет Строгино от Тушинского лётного поля (он мне рассказывал про это в институте мельком, но я забыл, не придал тому его рассказу значения). Я же с конца 80-х годов переехал на жительство в этот замечательный столичный район, на Таллинскую улицу, в частности, где и живу до сих пор и которая расположена рядом с Троице-Лыково. Нам обоим стало понятно, что живём мы на разных концах района, совсем даже не маленького по размерам, поэтому-то никогда и не пересекались за столько лет, не довелось. Бывает.

После той памятной встречи я видел Виктора ещё несколько раз, но мельком и на расстоянии — из окна трамвая. И потом я его уже окончательно потерял из вида, и даже подумал, что он уехал из Строгино, поменял место жительства. В новой России подобное происходит часто — после каждого очередного обвала рубля и цен, когда кто-то нищает и вылетает в трубу, а кто-то, наоборот, поднимается…

2

И вот через 25-ть лет мы с ним опять неожиданно встретились возле моего дома почти, вытаращили глаза друг на друга как на живых покойников — старые оба, толстые, сморщенные и седые. Настоящие деды уже, стоящие одной ногою в могиле!.. И только чуть погодя, преодолев нешуточное удивление и смущение от внешнего вида каждого, мы протянули друг другу руки для приветствия, с жаром пожали их...

— Санька! Леший тебя подери! — первым заговорил тогда Виктор, тряся мою руку с силой. — Прямо и не узнать тебя со стороны! Ты, думаю, это, или не ты. Постарел-то как и поседел, ядрёна мать, да ещё и погрузнел вдобавок! Килограммов 100 небось весишь, да, а то и больше того? Ёлки-моталки! Я-то тебя ещё стройненьким мальчиком знал и помню, спортсменом. А теперь…

— Да ты на себя посмотри, Витёк, себя-то в зеркале давно видел? — съязвил я в ответ беззлобно. — Весь, вон, белый как лунь, и весишь не меньше меня; хотя ты всегда был грузным и солидным.

— Ой, Сань, и не говори, не береди душу, — добродушно оскалился в ответ Виктор. — И сам я стал такой же старый пердун: беззубый, седой, больной весь, гнилой изнутри и на подъём тяжёлый. А к зеркалу уже и не подхожу давно: смотреть на себя стало страшно и тошно. Бриться стал в темноте, представляешь, и только электрической бритвой, не станком, чтобы лишний раз не расстраиваться. Бреюсь теперь — и думаю, песню старую вспоминаю про то, что «когда-то я был молодой, но когда это было — не помню…»

После такой по-дружески шуточной перепалки мы отошли с Виктором в сторону, чтобы не мешать проходу снующих взад и вперёд москвичей, и стали один другого вопросами осыпать, что с языка у каждого слетали автоматически и безостановочно: соскучились оба по живому человеческому общению, чего уж там. Совместную работу по ходу разговора вспомнили и институты свои, которые мы оба уже, как выяснилось, давно покинули. Я рассказал, что уволился со службы в первой половине 2000-х годов, чтобы наконец серьёзно заняться литературой, которая меня захватила полностью и навсегда, как даже и математика никогда ранее не захватывала, не увлекала. А от сослуживца узнал с удивлением, что он оставил своё КБ в 2012 году по причине потери трудоспособности: получил внезапно обширный инфаркт, оказывается, возвращаясь домой со службы, отчего упал в автобусе без сознания и на Скорой был доставлен в ГКБ №67, где три недели валялся под капельницами в реанимации… После этого ему и дали вторую группу инвалидности: нерабочую, как известно. Да Виктор уже и не смог бы работать, как он мне с прискорбием сообщил. Надорванное сердце его стало совсем никудышным, как медуза рыхлым и неработоспособным: жить мешает нормально, по улице гулять ходить, не то что полноценно трудиться. На таблетках одних и держится, мужичок, скрипит помаленьку как рассохшаяся телега…

— Так что плохи мои дела, Сань, плохи, — завершил он печальный рассказ о своём последнем житье-бытье. — И здоровье не к чёрту, как видишь, и в семье бардак, да ещё и Греф Герман Оскарович, сука гнилая, позорная, глава Сбербанка нашего, из которого ты только что вышел, меня недавно надул, опустил на бабки. 300 тысяч рубчиков из моего кармана выгреб, гад, за здорово живёшь, а может и того больше… И не поперхнулся, не окочурился из-за этого, поганец, что старика-инвалида “обул” и обобрал до нитки. Только морда его лоснящаяся ещё круглее и жирнее стала, ещё блестящее на свету.

— А как это он у тебя 300 тысяч выгреб, не понял? — удивился я последним словам сослуживца куда больше даже, чем известию о его инвалидности и инфаркте.

— Да-а-а, — обречённо махнул рукой мой товарищ, опуская огромную седую голову на грудь, густо покрытую волосами, слезящиеся глаза от меня пряча, наполненные тоской и обидой. — Чего теперь про то говорить, руками размахивать после драки? Только расстраиваться и раны душевные бередить, которые и без того не заживают — саднят и саднят без конца, помереть не дают спокойно… Да и не расскажешь про то в двух словах, пойми правильно, какие в нашей стране ужасные вещи втайне от народа теперь творятся. А стоять и рассказывать всё по порядку и от начала и до конца не хочется: ни сил и ни времени у меня сейчас нет. Да и у тебя, наверное, тоже. Длинным будет рассказ, на весь день. И ужасно мрачным и тягостным. Нужно тебе это всё, Сань, в чужом дерьме-то копаться, и чужие беды и проблемы выслушивать и в сердце брать? У тебя, поди, и своих хватает.

— Нужно, Вить, нужно! Поверь! — не задумываясь, ответил я с жаром и сочувствием. — Я же не только твой бывший друг и коллега по ремеслу, но ещё и писатель, “инженер человеческих душ”. И мне не безразлично совсем, разумеется, что в нашей стране и со страной происходит, как люди теперь живут — и молодые, и старые, все. По телевизору-то ничего не узнаешь от наших лукавых евреев-продюсеров, которым проблемы и беды России до лампочки, как хорошо известно. Там у них на экране сплошной дебилизм и кретинизм ещё с лихих 90-х годов цветёт пышным цветом. Ну и гламур и глянец вдобавок, холуи, проститутки и шабесгои разных уровней и мастей правят бал, перед камерами годами красуются, суки тупые, продажные; да пучеглазые и небритые олигархи с любовницами на дорогих машинах и яхтах раскатывают по мiру под телекамеры, абрамовичи, рабиновичи и шухермахеры; да списки Форбса мозолят глаза. А про русский простой трудовой народ там только в передачах Малахова теперь говорят — и только исключительно матом. В самом мрачно и неприглядном виде его, бедолагу, показывают: этаким диким, спившимся, полуживым существом, давно уже потерявшим человеческий облик, — что и смотреть страшно и больно, и совестно одновременно! Сердце от тоски и обиды сразу же ныть и колоть начинает: сил нет терпеть!.. Я телевизор давно уже не смотрю поэтому, газет не читаю, радио не слушаю — берегу разум, нервы и душу от грязи, от идеологической наркоты. Так от кого ещё новости про современную “райскую” жизнь и узнать, как не от бывших друзей? Согласись? Так что давай, рассказывай, Вить, не тяни, что там у тебя с деньгами и Грефом случилось? А я послушаю. Может статься, и мне твой рассказ в будущем пригодится…

Виктор замялся, задумался на секунду, с мыслями собираясь. А потом произнёс нерешительно:

— Да я могу рассказать, Сань, пожаловаться тебе и, одновременно, предупредить насчёт Сбербанка и его поганого руководства, от которого тебе надо держаться подальше, если деньги кровные хочешь сберечь, а не отдать их на прокорм сальному Грефу… Но только… только это ж не на улице надо делать, пойми, где шумно и холодно, — а в тепле, и за бутылкой вина или коньяка, который один мне только теперь пить и можно. Но в кабак идти — дорого: не по нашим с тобой пенсионным деньгам. И домой я тебя к себе пригласить тоже не могу, извини: живу в малогабаритной двушке в 42 кв. метра с женой и больной дочерью; в квартире бардак такой, что самому за себя совестно.

— Так приходи ко мне в гости, — тут же перебил его я. — У меня квартира просторная вон в том соседнем 20-м доме. И живём мы вдвоём с женой, так что посидим и поговорим на славу: никто нам не помешает.

— А супруга твоя не пошлёт меня? Как она к нашей пьянке-то отнесётся?

— Не пошлёт, не пошлёт, не бойся: она у меня хорошая! — успокоил я сослуживца. — А потом, если ты послезавтра не занят, если послезавтра надумаешь ко мне зайти, — мы с тобой вообще весь день одни будем: Маришка моя в гости к родственникам уедет с утра, может и ночевать там останется, и моя квартира будет пустая и свободная…

Этот гостевой вариант Виктора вполне устроил, понравился даже, и мы твёрдо договорились с ним непременно встретиться через день, когда супруги моей не будет дома. Пенсионер-инвалид Виктор тоже ведь одичал в одиночестве и в четырёх стенах, без прежнего-то коллектива, и был не прочь встретиться и посидеть за столом в компании со старым товарищем. Годы ушедшие вместе вспомнить, работу, без-конечные прежние споры у руководства по поводу качества наших программ; а заодно и поплакаться на нынешнюю увядающую жизнь свою, на проблемы в семье, на здоровье; ту же рюмку коньяка выпить, чего дома ему категорически запрещали делать жена и дочь. Так вот и произошла, одним словом, наша с ним случайная встреча за месяц до эпидемии в моей квартире на Таллинской, длившаяся часов пять по времени, или чуть больше того.

Тогда-то я про историю Виктора со Сбербанком и узнал во всей полноте и красках, пренеприятную и паскудную, надо признаться, откровенно-подлую. Историю, которая так меня взволновала тогда и расстроила одновременно, такие бурные чувства вызвала и мысли в душе, самые что ни наесть крамольные, разрушительные и негативные, — что я до сих пор никак не могу успокоиться и полностью от неё отойти, на что-то другое настроиться и переключиться…

Потому-то я и засел за статью в августе, что наперёд знаю: пока не выговорюсь и не выплесну весь негатив на бумагу, не поделюсь с читателями о наболевшем и не предупрежу о грядущей опасности, что может поджидать их всех, — не утихну и не остыну ни в жизнь. Так и буду ходить и переживаемое под нос бубнить, возбуждённый, мысленно прокручивать по сто раз на дню дикий и душераздирающий рассказ сослуживца; и при этом самого себя холокостить и изводить ненужными эмоциями и переживаниями… Одна литература только теперь и лечит от подобного разрушительного самоедства: в этом и заключается её спасительная сила и власть…

Но только одно условие: рассказывать я буду историю Виктора от первого лица — для удобства и простоты изложения. Авторские комментарии и отступления, авторская речь в нём будут полностью отсутствовать… Читателей это не сильно расстроит и напряжёт, надеюсь, мне же позволит сохранить рассказ динамичным, живым и максимально-приближенным к оригиналу — и стилистически, и эмоционально. Сиречь: со всеми чувствами, переживаниями и внутренними надрывами, которые изобиловали в нём и которые я тогда очень хорошо запомнил — и не забыл пока. Я даже буду перемежать свой рассказ нелицеприятными эпитетами, которыми обильно пользовался мой сослуживец, пусть и расставленными и рассыпанными по тексту по-своему, не так как это было у него. Но и эта вольность мне тоже простится читателями, я надеюсь. Главное, останется суть…

3

Итак, история Виктора такова, во всех её хитросплетениях и подробностях:

— Весной 2012 года, Сань, как я тебе уже рассказывал позавчера, со мной случился сердечный приступ прямо в автобусе, когда я с работы вечером ехал, возвращался со службы домой. Пассажиры вызвали Скорую по мобильнику, когда я на пол грохнулся, та приехала быстро, привела меня в чувство уколом адреналина в кровь, после чего отвезла меня в 67-ю больницу, что на Карамышевской набережной, где мне поставили диагноз после кардиограммы — обширный инфаркт. Три недели я там валялся под капельницами: сначала в реанимации, потом меня в палату кардио-терапии перевели, где тоже постоянно кололи. А когда выписали, дали направление на медкомиссию, где мне вторую нерабочую группу и присвоили без разговоров. «С таким слабым сердцем Вам работать уже нельзя, товарищ, — сказали дружно женщины из ВТЭКа, изучая мои бумаги. — Забудьте, сказали, про космос и институт! Сидите теперь дома и не перенапрягайтесь сильно, не нервничайте — опасно это! Может плохо кончиться!...»

— Вот я и сижу восемь лет уже, дурью от скуки маюсь, с бабами своими цапаюсь ежедневно, что радости мне не добавляет, понятное дело, бодрости и здоровья… А сердце моё надорванное с тех пор и впрямь совсем никудышным стало: болит постоянно, сука такая, слабым и немощным делает, нежизнеспособным; мешает нормально жить, одним словом, элементарные обязанности исполнять, которые раньше я исполнял играючи, не считая это за труд, за работу… Но теперь про это надо забыть как про сладкий сон, теперь я настоящим инвалидом сделался, ни дать, ни взять, на таблетках живу постоянно: нитраты глотаю пачками и мочегонные. Если день не попью, забуду — с койки подняться потом не могу: раздуваюсь весь и отекаю, вызываю Скорую… Короче, плохи мои дела, Сань, совсем плохи; а лучше сказать — х…ровые. Просыпаюсь теперь каждый Божий день в холодном поту — и радуюсь, что живой пока, не окочурился, как меня доктор в больнице предупреждал, что могу умереть-де в любую минуту, готовься, мол. И одновременно с грустью думаю: сколько же мне ещё-то деньков Господь Наш отмерил и когда меня к себе заберёт? Хорошо бы дома умереть, думаю, а не на улице, чтобы возни со мной меньше было… Странное состояние, в общем, испытываю с тех самых пор, как инфаркт заработал, необъяснимое и нелогичное, которое я и врагу не пожелаю. С одной стороны умирать не хочется вроде бы: ведь не старый я ещё мужичок! — да и страшно это. А с другой стороны, надоело до чёртиков, знаешь, во всём себя ограничивать. Жить и оглядываться постоянно и к себе прислушиваться всякий раз: как там сердце моё стучит, помощи не просит ли. Не волноваться себя заставлять, не поднимать никакие тяжести; не пить, не курить, не есть жирную, солёную и острую пищу, и даже и не говорить громко. Мне и это вредно теперь — представляешь!.. Вот из-за этих ограничений и страха вечного и муторно стало жить — смерти постоянно ждать, которая где-то рядом уж ходит, подлюка, костяшками грозно стучит, на меня нетерпеливо посматривает и косою своею безжалостно машет над головой. Таблетки надоело глотать горстями, Скорую вызывать раз в месяц и на врачей с тоской и болью смотреть как на своих спасителей. Осточертело всё это до тошноты, Сань, до слёз прямо!...

— А мне ведь умирать нельзя, вот в чём проблема-то самая главная заключается и самая мучительная для меня, из-за которой и сбоит моё сердце, ежедневно ноет. У меня, помимо супруги, ещё ведь и дочь-инвалид на руках, к коляске уж сколько лет прикована. Упала с качелей в детстве, в пятилетнем возрасте, ударилась о железяку и сломала спину себе, нерв спинной повредила. Так с тех пор ноги у неё и отнялись — и доктора московские оказались без-сильны. Сорок лет ей уже, старая дева, — а всё на нашей шеи сидит… и на коляске по дому ездит, на которую её ещё надобно посадить: сама-то она этого сделать не может. Раньше я её всё сажал и снимал, а теперь из-за сердца к ней и подходить боюсь, теперь супруга моя её всякий раз тягает, свои жилы и сердце рвёт. С ужасом думаю, на неё глядя: а что если и у неё сердце не выдержит в один прекрасный момент, и она инфаркт заработает? Кто будет тогда нам троим помогать? — загадка…

4

— А весной 2014 года, Сань, на нас свалилась другая беда: матушка моя умерла 17 марта, аккурат в день объявления результатов обще-крымского референдума. Я тогда не знал что и делать, признаюсь как на духу, — толи бурно радоваться, что Крым наконец мы назад вернули, “в родную российскую гавань”, как тогда говорили, и президента Путина за то славить, — толи по поводу смерти родительницы горевать. Двусмысленное какое-то состояние тогда в душе было, как я это очень хорошо до сих пор помню: торжественное и печальное одновременно, — для сына умершей матери неестественное… Зато вот матушка моя молодец — воистину святая женщина! Подгадала смерть свою в такой-то праздничный и светлый для всякого истиннорусского человека день: чтобы я, единственный сын её, не печалился, сердце берёг, а больше радовался за победу над хохлами-хапугами…

— Но сейчас не о Крыме речь, хотя и Крым, повторю, — дело геополитическое и архиважное для каждого великоросса, как и для нашего государства в целом. Я о другом. После смерти матушки мне по наследству досталась двухкомнатная родительская квартира — родовое наше гнездо, где я когда-то на свет появился, рос и мужал, детство, отрочество и юность провёл, молодые годы. В Строгино-то я как примак попал — к жене переехал после свадьбы уже и размена тёщиной квартиры. Родился же я на Преображенке, старом столичном районе, рядом с кладбищем. Там все последние годы и матушка моя жила после смерти отца; там мне и квартиру нашу оставила в наследство. Квартира не бог весть какая по нынешним-то барским меркам — двушка малогабаритная, в кирпичной пятиэтажке на втором этаже. Но район престижный, почти что центр. Там любая квартира на вес золота ценится. Особенно — для приезжих нуворишей, желающих зацепиться за Москву…

— Перед нами с женой после похорон матушки сразу же встал вопрос: что делать с её квартирой, которая давно уже была на меня оформлена, была моя фактически. Я с этим наследственным делом до последнего тянуть не стал — заранее подсуетился. А матушка там лишь век доживала, и была только прописана: все же юридические документы были давно мои… Ну так вот, родственники советовали мне начать сдавать эту двушку, арендой зарабатывать деньги — и немалые, как они уверяли. Но я категорически отказался от этой дурной затеи — свою квартиру в чужие руки передавать, пусть и на время только, не имея никакой защиты на крайний случай. Ключи отдашь аферистам или бандитам — и вообще без квартиры останешься через месяц, которую под шумок продадут и перепродадут сто раз лихие люди. Поди потом, отбери, по судам побегай. Уж сколько таких криминальных случаев по Москве, про которые бедные люди говорить устали…

— Ну и мы, короче, втроём всё тщательно взвесив, обдумав и обсудив на семейном совете, решили с женой и дочкой ту квартиру на Преображенке продать, получить за неё причитающиеся деньги на руки и купить себе новую трёхкомнатную квартиру, но только уже здесь, в Строгино, продав перед этим ещё и свою двушку на Исаковского. Чтобы хоть перед смертью пожить попросторнее и повольней с дочерью-инвалидом…

5

— Таков в нашей семье созрел простодушный план, и весной 2014-го мы с супругой начали его реализовывать. Нам обоим казалось тогда, насмотревшимся телевизор, что мы сделаем это с лёгкостью. Ведь там, в зомбо-ящике, чуть ли не каждый день рекламировали крутые столичные агентства недвижимости: ЦИАН, МИАН, Миэль, Инком, Царьград, “Китай-город”, “Кутузовский проспект” и другие, — где белозубые холёные агенты-риэлторы, красивые молодые парни и девушки как на подбор, обещали оказать помощь клиентам в продаже и покупке квартир почти что без-платно и за самый короткий срок. «Вы получите 95% на руки от реальной стоимости квартиры, если обратитесь к нам, — с экрана хором уверяли они. — А себе мы берём за услуги самую малость, всего лишь 5%. Согласитесь, это по-честному». И мы с женой им верили безоговорочно, надеялись, что всё у нас гладко и быстро пройдёт: ведь новая, счастливая и свободная жизнь настала, обещанная Ельциным с компанией, а теперь и Путиным…

— И вот собрались однажды, взяли паспорта с собой на всякий случай и поехали по этим злачным конторам пороги оббивать, чтобы выбрать, какое агентство нам больше понравится и подойдёт, где нас встретят и проводят лучше. За несколько дней объехали с десяток, наверное, устали как черти, ноги в кровь сбили. И что ты думаешь, Сань? — не выбрали ничего! Потому что везде наблюдали одну и ту же картину — воровские шайки вместо агентств, битком набитые какими-то на удивление безмозглыми и без-совестными дурами, агентшами так называемыми, или риелторами по-новому, за спинами которых маячили пузатые хозяева еврейской или кавказской национальности, зорко за ними следившие как петухи за курами. Эти риэлторши с порога набрасывались на нас с женой как стая бродячих собак, видя перед собой двух пожилых и выживших из ума лохов, лакомую для них добычу, и начинали нас остервенело охаживать и зомбировать, засерать нам мозги одними и теми же песнями. Что, дескать, их агентство лучше и честнее всех остальных, и заключать договор купли-продажи надобно только с ними одними и больше никуда не ходить. Другие, дескать, плохие — нечистоплотные, опасные и криминальные! И “крыши” у них чеченские, головорезные. Заключать же письменный договор, чтобы прибегнуть и законно воспользоваться их услугами, надобно обязательно: «Вы, дескать, старые уже оба, — смеясь, говорили они нам, — и плохо чего соображаете; и с таким сложным делом, как продажа и покупка квартиры, вы в одиночку не справитесь; не пробуйте даже, не искушайте Судьбу и не ищите приключений на свою задницу; а лучше довертись нам, специалистам…»

— И вот после такого вступления ошеломительного и искромётного они, не давая времени на раздумья, сразу же требовали с нас документы на квартиру, которые мы были обязаны им отдать во временное, так сказать, пользование — до заключения сделки! Уверяли, что таков, мол, порядок, что так поступают абсолютно все… и что было шоком для нас обоих. Инстинкт-то и жизненный опыт нам, старикам, подсказывал, что этого категорически делать нельзя: документы на квартиру в чужие руки передавать, заполучив которые, хозяева агентств всё что угодно потом сделать могут с нашей жилплощадью. Причём, уже и без нашего ведома и согласия: это же и дураку ясно, ребёнку малому. Вот мы с супругой и кисли оба после таких уговоров, и сопротивлялись дружно…

— Но особенно характерно и занимательно в этом стрёмном деле тогда было то, что встречали нас всюду с ласковыми улыбками на лице и трещали без умолку и остановки, себя и фирму нахваливая на все лады, кое-где даже предлагали кофе сварить или вскипятить чайник. Но когда мы артачились и говорили, что нам надобно, дескать, подумать и в другие места зайти, для анализа и сравнения, когда поднимались из-за столов и направлялись к выходу, — на лицах агентов моментально появлялась злоба лютая и слышалось ядовитое шипение мне и супруге в спину: «Идите, идите в другие места, коли вы нам не верите! Там вас, дураков, обдерут как липок, без денег и квартир оставят! И без штанов! Идиоты старые, из ума выжившие! Сами не знают, чего хотят! Только отвлекают-ходят, голову нам морочат! Хотят свою паршивую двушку в гнилой тараканьей хрущёбе как дорогой особняк продать, а потом ещё и апартаменты себе купить за три рубля у Кремля! Молодцы! Ушлые, черти, хотя и древние и трухлявые оба!...»

— Что меня ещё поразило на этих риэлтерских фирмах, Сань, это что я нигде там не мог получить прямых и чётких ответов на свои законные вопросы, которые я дома в тишине составил и написал на бумаге для памяти: ведь дело-то с покупкой и продажей квартир не шуточное! Квартира для каждого человека — это всё, это нормальная жизнь его в комфортных и надёжных условиях. Не будет квартиры, не приведи Господи! — хана тебе! Превратишься в бомжа, в бродягу, в изгоя, со всеми вытекающими отсюда трагическими последствиями… Ну так вот, приготовил я для риэлторов свои вопросы, самые что ни наесть безобидные, но чрезвычайно важные для себя, и везде их по очереди всем задавал. Но на одной фирме мне бодрым голосом плели одно её дебильные сотрудники, на другой — другое, на третьей — третье, на четвёртой — четвёртое и т.д., до без-конечности. От чего голова моя трещала и шла кругом, от напряжения плавились мозги. В Инкоме, к примеру, меня уверяли после моих обращений, что дважды два будет пять, в Миэле, что дважды два — шесть, в ЦИАНе — семь, и всякий прочий бред и нелепица. Я, помнится, только диву давался — от подобных совершенно глупых и вольных ответов. И с ужасом понимал, что у нас в “свободной” и “счастливой” стране до сих пор в квартирных вопросах нет чёткого законодательства. Или агенты его не знают. Или сознательно скрывают от меня — делают безропотного идиота, — что тоже было вполне возможно: с них там, чертей, станется!.. В этом, кстати, я убедился в агентстве на Войковской, в здании Академии управления МВД. Там, как сейчас помню, к нам вышла на встречу этакая расфуфыренная и высокомерная фря 25-летнего возраста, брезгливо села с нами за столик и спросила, зевая, чего мы хотим и зачем потревожили её, королеву столичного жилья. Мы вкратце объяснили положение дел, а потом пожаловались, что обошли уже много фирм и нигде не можем добиться вразумительного ответа на свои законные вопросы; что агенты крутятся и вертятся перед нами как ужи под вилами и не хотят нам ничего конкретного объяснять по каким-то непонятным причинам — только документы на квартиру от нас требуют все да генеральные доверенности на продажу, что было слушать даже и нам смешно, людям неопытным и неискушённым в квартирных вопросах. Откровенно признались, что из-за этого мы, мол, боимся с ними связываться — не хотим остаться без денег и без квартир.

— Эта мадам нас выслушивала с нетерпением, с плохо-скрываемой брезгливостью и высокомерием на лице, которые с неё не сходили в течение всего разговора, чрезвычайно-тягостного и утомительного для неё: это было видно. Под конец же она и вовсе не выдержала и перебила нас, трусливых и нудных старикашек, заявив нам важно и недвусмысленно, с немалой долей торжественности в голосе и глазах, что она-де окончила двухмесячную школу риэлторов год назад: знайте, мол, чудаки, с кем имеете дело! Причём, сказала она это так, с таким неподдельным пафосом и гордостью на лице, будто её академиком год назад избрали, дурочку стоеросовую, предварительно её под завязку знаниями накачав. Отчего она умом своим поднялась выше Главного здания МГУ на Воробьёвых горах, и оттуда, с небесной высоты, люди ей уже кажутся маленькими и глупенькими как мыши; и мы — в том числе, выпускники Бауманки. Поэтому-то она и предупредила нас сразу, во избежание кривотолков и недоразумений, что обращаться к ней надобно ввиду этого исключительно по имени и отчеству — как к специалисту высокого класса, знатоку своего дела и гению купли и продаж. И потом добавила, скривив губу и окинув нас сверху вниз недобрым, колючим взглядом, что ей-де категорически не нравятся клиенты, которые везде суют свой нос и ей не верят на слово; что она любит работать с такими, которые по-собачьи смотрят ей в рот, её слушают без-прекословно и быстро выполняют её требования. Всё! Разговор-де окончен! Время ей дорого и тратить его на пустопорожнюю болтовню она больше не собирается!...

— Ну хорошо, — опешили мы с супругой. — Про продажу нашей двушки на Преображенке у нас голова не болит, и нам не важно и не интересно по сути, кто её у нас купит: лишь бы заплатили деньги, и не фальшивые. Но мы хотим в перспективе продать и свою на Исаковского, и потом купить трёх-комнатную у нас же в Строгино: мы Вам рассказывали вкратце. И тут нам будет крайне важна, разумеется, “история” купленной нами квартиры, её “чистота” и надёжность. Чтобы нас потом не выселили из неё через месяц неучтённые в документах хозяева или какие-нибудь тайные наследники. Вы же, мы надеемся, будете проверять на качество покупаемое нами жильё?

— Ну, конечно же, буду, конечно! Не волнуйтесь, берегите здоровье своё, граждане дорогие! — с брезгливой скукою на лице ответила нам риэлторша, раздражаясь всё больше и больше от наших идиотских (на её просвещённый взгляд) вопросов. — Это моя работа, и мы проверяем все квартиры, которые выставляются на сделки и на продажу. На нас работают и фээсбэшники, и менты: для них это — плёвое дело. У нас же тут не шараш-монтаж, как вы видите, не забегаловка и не бомжовник. Вы обратили внимание, в каком здании мы сидим?! Оно никаких раздумий у вас не вызывает?

— Ну а нам-то, по крайней мере, вы покажите “историю” той квартиры, которую мы будем намерены для себя купить? Чтобы мы сами убедились, что она чистая и надёжная.

— Так! Ничего я вам показывать не буду, — взорвалась риэлторша, теряя терпение и вскакивая из-за стола. — Я чувствую, вы как раз из тех клиентов, кто будут во все дырки свои носы совать и тем самым мешать мне работать, станете каждую справку требовать и проверять, каждую запятую — мотать мне нервы! Нет уж, увольте! Ищите себе другого агента с такими замашками и запросами, а я с вами договор заключать отказываюсь.

— Выпалив из себя всё это на одном дыхании, как очередь из автомата по нам пустив, она развернулась нервно и ушла, пошло виляя обтянутой блестящими лосинами задницей, да ещё и обдав нас с женой напоследок гомерическим презрением…

6

— Вот такие, Сань, кислые дела происходили у нас четыре года назад с поисками контор по купле-продаже жилплощади. Контор тех много в Москве, спору нет, а толку ноль. Куда ни придёшь, бывало, куда ни сунешься, — везде одни безмозглые дуры сидят! И все, сука, с гонором, все с апломбом, все — самонадеянные и наглые как сто китайцев!… Хотя, справедливости ради надо сказать, что одна контора риэлтерская нам с женой всё же понравилась, пришлась по душе: меняться-то надо было, хотели мы того или нет. Не бросать же на произвол судьбы родительскую квартиру… Так вот, называлась контора “Домострой” и была расположена на Садовом кольце рядом с Ново-Арбатским тоннелем. Небольшая такая фирма, чистая и уютная, очень светлая от огромных окон-витрин, где нас встретила и побеседовала в предбаннике солидного вида дама наших приблизительно лет, аккуратная, вежливая и неагрессивная. Она нам обоим понравилась уже потому, хотя бы, что ничего не потребовала от нас до подписания договора — ни документов на жильё, ни генеральных доверенностей, как другие. Вот мы на радостях и согласились с ней вести дела, но попросили дать нам время подумать. Она и на это пошла, не стала настаивать на немедленном подписании документов, не материлась вдогонку, когда мы пошли на выход, чем нас, собственно, больше всего тогда подкупила и обезоружила, сильно расположила к себе.

— Одна только получилась накладка: перед тем как уйти, мы попросили у неё дать нам Договор прочитать, хотя бы и бегло, который нам вскорости предстоит подписывать. Но это наше естественное и законное желание пришлось почему-то женщине не по душе. Она замялась, занервничала, завертела по сторонам головой, задумалась на секунду… и потом заявила тихо и неуверенно, что не может этого сделать, увы, так как бланков договоров у них пока что нет в наличии — кончились, дескать, все, — но скоро их должны подвезти из типографии… «Да там, собственно, нет ничего такого особенного и криминального, — твёрдо заверила она нас, взяв себя в руки. — Обычные и стандартные договора купли-продажи, которые давно уж по Москве гуляют и сотнями заключаются каждый божий день на всех риэлтерских фирмах. Мы тут не редкость и не исключение: нового ничего не придумываем. Сами не заморачиваемся — и не заморачиваем своих клиентов лишним крючкотворством и формализмом. Так что не волнуйтесь, граждане, обманывать вас не собираемся»… Мы поверили ей на слово, не стали настаивать и ушли, пообещав скоро вернуться...

7

— Через день мы приехали, как и обещали, предварительно риэлторше позвонив. Она встретила нас с распростёртыми объятиями на пороге и сразу же провела в кабинет директора — огромный в сравнение с предбанником, где мы недавно беседовали, хорошо и со вкусом обставленный. И это вызвало в нас невольное уважение и восторг. «Надо же, — подумали мы с супругой, многозначительно переглянувшись, — в каких шикарных условиях теперешние директора работают. Советские начальники в сравнение с ними — мелкота желторотая, нищая!!!»…

— Усевшись за директорский стол, такой же огромный и просторный как и сам кабинет, и усадив нас перед собой на дорогие стулья, женщина сразу же дала нам обоим Договор для ознакомления в несколько листов, напечатанный катастрофически мелким шрифтом, который супруга моя хоть и открыла для вида и полистала из конца в конец и обратно, но читать не стала, вернула назад хозяйке: она наотрез отказывалась понимать современную юридическую казуистику, свалила её на меня. Я это знал, поэтому надел очки смиренно и углубился в чтение, которое давалось с трудом: язык юриспруденции и для меня был сложен и непривычен. Прочитал первый лист, прочитал, не спеша, второй. Вроде бы ничего криминального не заметил: обычные обязанности сторон там юристами рассказывались и разъяснялись…

— И в этот-то момент, когда я собрался было начинать читать последний третий лист, я услышал у себя над ухом недовольный голос женщины: «Читайте поактивнее, прошу Вас, Виктор Владимирович. А то мы сидим в кабинете директора, как-никак, он нам великодушно его уступил, а сам сейчас у наших бухгалтеров мается, бедный. Давайте не будем испытывать его терпение, а лучше побыстрее заключим сделку и сразу же начнём работать, вам варианты искать»… Подобный выговор хозяйки кабинета мне категорически не понравился и резанул по нервам, где-то и насторожил даже. Но я не стал её одёргивать, просить не торопить меня в столь важном и ответственном вопросе: не захотел заранее портить отношения с человеком, с которым решил сотрудничать в течение долгого времени, квартиру старую продавать и покупать новую. Не начинают люди большого и важного дела со скандала! — ибо не кончится оно добром! Тем более, что и ничего криминального я пока что в тексте не увидел, хотя внимательно всё читал…

— Итак, открыв последнюю страницу и бегло пробежав её глазами сверху вниз, я уже готов был отдавать бланки нервничавшей риэлторше для заполнения, как вдруг мои глаза задержались на последнем пункте Договора, касавшегося штрафных санкций для клиентов, для нас с женой то есть… Тут-то я и насторожился и принялся тщательно этот пункт читать. А там чёрным по белому было написано, пусть и до неприличия мелким шрифтом, что если в течение двух месяцев (срок заключения Договора) клиент откажется от предложенных ему работником фирмы вариантов для купли-продажи квартиры, то он обязан будет заплатить штрафные санкции «Домострою» в размере 3 тысяч долларов США. «Ничего себе, штрафы драконовские!!!» — с испугом подумал я, предчувствуя для себя недоброе.

— А что это у Вас за пункт такой странный? — обратился я к терявшей терпение женщине, указывая ей на последние строки Договора. — Три тысячи долларов штрафа! За что?!

— Да-а-а, — натужно улыбнулась женщина, не ожидавшая подобной реакции от меня, наоборот, готовившаяся уже было начинать заполнять страницы, — это наши юристы что-то там навыдумывали по всегдашней своей привычке всё усложнять: подстраховались на всякий пожарный случай. Я даже и не вдавалась в детали, честно признаюсь. Это обычные их заморочки и графоманство! — не обращайте внимания! Давайте лучше с вами Договор составлять, повторю, и подписывать побыстрее, и потом начинать работать. Быстрее начнём — быстрее обменяемся. В новой огромной квартире будете жить — чего резину-то тянуть и оттягивать своё счастье?!

— Нет, ну подождите, — стал упрямиться я, страшась чего-то всё больше и больше. — Тут у вас стоит штрафная сумма — и не маленькая! Три тысячи долларов, или 105 тысяч рублей в переводе на наши деньги! Сумасшедшая цифра, согласитесь! И мне она не нравится, совсем-совсем!… А если Вы не можете мне объяснить её происхождение — так и давайте её уберём, вычеркнем из текста, и дело с концом. Без этого штрафа я со всем остальным согласен.

— Что значит “уберём”? — подождите! Я что-то Вас не совсем поняла, Виктор Владимирович, из-за чего Вы так взъерепенились-то, и что Вам вдруг не понравилось? — строго спросила меня риэлторша, откидываясь на директорском стуле и грудь вперёд выставляя, с лица которой как-то вдруг сразу слетел прежний добродушный и ласковый вид, и оно стало суровым, волевым и колючим. — Вы меняться-то собираетесь, или нет? Продавать свои старые квартиры и покупать новые?

— Собираюсь, да.

— Ну а в чём тогда дело-то, не пойму?! И какая Вам разница в этом случае, есть в документе штрафные санкции или нет?! Вы намерены улучшить свои жилищные условия, — так? Так! А я готова Вам в этом помочь. Ну так и давайте поскорее заключим Договор о намерениях и начнём работать. Я сразу же начну искать Вам клиентов и на Преображенке и в Строгино.

— Нет уж, извините, — ещё больше упёрся я, с каждой новой минутой чувствуя для себя опасность. — Пока я не пойму, что означает эта сумма штрафа, я ничего подписывать не стану. И мне очень не нравится, признаюсь, что Вы меня как-то уж больно настойчиво торопите подписать документы. Я не стану их подписывать, не уговаривайте, — не стану! Мне надо прежде проконсультироваться со специалистами.

— Ну, давайте я сейчас схожу и приглашу в кабинет наших юристов, — предложила позеленевшая от злости хозяйка, почувствовавшая поганым нутром, что срываются лохи с крючка и изо всех сил сдерживавшая себя от ругани и от мата. — Они придут и всё Вам доходчиво разъяснят, развеют сомнения.

— Нет, не надо, спасибо, — решительно отрезал я, у которого “второе зрение” будто бы внутри открылось. — Ваши юристы — лица заинтересованные. Я лучше сейчас пойду и посоветуюсь с каким-нибудь адвокатом на Арбате… Давай, поднимайся и пошли, — обратился я к растерянной и недоумевавшей супруге. После чего быстро встал сам и направился к выходу, уводя за собой и жену…

8

— Мы выходили из кабинета директора агентства “Домострой” — и чувствовали, как сзади прожигает нам спины насквозь огненный взгляд разъярённой дамы, у которой вместе с клиентами уходила и её зарплата. И не маленькая, скорее всего… «Чего сейчас было-то, поясни? — обратилась ко мне обескураженная супруга, когда мы вышли на улицу и расслабились, наконец, чуть успокоились, в себя пришли от свежего весеннего воздуха. — И почему ты наотрез отказался подписывать Договор?»… «Да потому и отказался, — облегчённо ответил я, до которого, наконец, ясно и в полной мере дошло всё то, во что нас по дури втянуть пытались, — что не захотел попадать в те сети кабальные, которые для нас с тобой эта сучка драная заранее приготовила. Ты что, действительно не поняла того, что ожидало бы нас в итоге после подписания её бумажек?»… «Нет, не поняла»… «Странно, ведь тут всё просто на самом-то деле как дважды два: эта баба только для вида виляла перед нами хвостом, простушку-дурочку из себя строила, стерва, работницу-недотёпу. Штраф в 3 000 долларов совсем не просто так ими придуман, пойми, как нам риэлторша лукаво втолковывала, не по ошибке и недоразумению их юристов. Он означает только одно — и главное: поменялись бы мы с тобой за два отпущенных месяца, или не поменялись — им, в “Домострое”, было бы абсолютно не важно, было бы всё равно. Поменялись бы — хорошо. Они получили бы с нас проценты от сделки, и не маленькие. Не поменялись — тоже не страшно: в прогаре бы они не остались. Содрали бы с нас эти три тысячи — и не поморщились бы, не поперхнулись. С драной овцы хоть шерсти клок, как говорится… Технология работы их проста, как я её, прочитав до конца Договор, для себя уяснил с Божьей помощью: подсунули бы нам с тобой какую-нибудь первую попавшуюся квартиру — “палёную” и на первом этаже, допустим: с алкашами-хозяевами, с окнами на проезжую часть, всю битую-перебитую, без ремонта. Потом — другую, точно такую же, третью и четвёртую. Таких квартир на рынке недвижимости полным-полно, как я глядел в Интернете. Это хороших квартир там нет, или очень и очень мало: они уходят в два счёта. А дерьма и палева там — выше крыши, которое годами не продаётся, и потом снимается с продаж.

— Мы бы с тобой отказывались, естественно, от таких вариантов: на кой ляд нам они, изначально гибельные?! И нам в “Домострое” сказали бы его хозяева под конец — не эта дурочка, заметь, которую в ответственный момент вообще убрали бы из вида, — нам с тобой сказали бы крутые дяди: мы вам предлагали варианты? Предлагали! Несколько вариантов на выбор было предложено вам за означенный срок, но вы ни одного не выбрали — закапризничали. И ладно! Имеете право, как говорится. У нас в стране теперь демократия. Но только вот заплатите нам три тысячи долларов штрафа за проделанную работу — и идите на х…р со своими капризами. Ищите, мол, себе другие фирмы и других агентов, а мы умываем руки… Вот что сказали бы нам с тобою по истечении срока, и какая атмосфера нас бы ждала во время обмена — самая что ни наесть кабальная и удручающая, и для нас невыгодная! Нас бы элементарно лишили права выбора хорошей квартиры: дерьмо одно впаривали бы без стеснения — и всё! Не мы бы с тобой диктовали тогда условия агентше этой, а она нам. Штрафом бы нас постоянно стращала, падла, чтобы были мы попокладистее и посговорчивее… Представляешь теперь, из какой мы только что выбрались чуднушки?! Вот бы влетели по дурости и по неопытности в блудняк! — без денег и без обмена остались бы в итоге!.. Как меня Господь Бог остановил в последний момент, ума не приложу, глаза мои самолично подвёл к штрафным санкциям! А ведь я уже готовился было отдавать ей бумаги для заполнения и подписи, видя, как она на меня шипит и косится, тварь… Теперь-то понятно, почему эта жучка старая, хитрожопая, нам не позволила заранее Договор прочитать: нету, говорит, в наличие, извините и ничего не бойтесь. Вот гадина подлая и двуличная оказалась, чтоб ей, заразе, пусто было!!!...

9

— Вернулись мы домой после этого в самом мрачном и паническом настроении, которым сильно напугали и расстроили дочь, с нетерпением нас поджидавшую. Ещё бы! Квартира лишняя в нашей семье появилась — без-платный подарок родительский, — и это вроде бы хорошо, большой был плюс для нас и поддержка на будущее. Но только вот что с этим подарком делать и как лучше распорядиться? — непонятно нам было. Совсем-совсем. И посоветоваться тоже было не с кем, попросить помощи: кому мы теперь нужды, состарившиеся инвалиды...

— И получалась, Сань, парадоксальная ситуация: вторая квартира вместо радости вдруг превратилась в обузу для нас, немощных стариков, в тяжелейшую головную боль, проблему неразрешимую! Дела-а-а-а! Хоть впору было тогда от неё отказываться в пользу государства: чтобы сбросить с себя головняк и нервяк, что на нас с женой навалились!.. Понятно было только одно, что надо было её продавать — и побыстрей, пока ещё силы были, и я ещё покуда был живой, её единственный правообладатель. Но как это было сделать нам одним, без посторонней помощи, чтобы аферисты нас не надули? Контор риэлторских сотни в Москве, повторю, — а обратиться там было не к кому, как выяснилось: в каждой сидит и зубами по-волчьи щёлкает одно гнилое жульё, которое с гарантией нас “обует”, проглотит и не подавится. Ужас! Ужас! что вокруг теперь происходит, какие страсти-мордасти кипят на Русской Святой Земле, и какое великое жульничество живёт и процветает!

— Мы с супругой тогда впервые столкнулись с тем пренеприятнейшим фактом, что абсолютно не соответствует современная российская реальная жизнь тому, что нам как гвозди вбивают в голову власти на протяжение 30-ти лет уже со страниц газет и журналов, с радиоточек и экранов ЦТ устами своих холуёв-журналистов. По телевизору-то там у них — гламур и глянец один, золочёные списки Форбс, Канары, яхты и мерседесы, счастливые абрамовичи с рабиновичами с русскими миллиардами на заграничных счетах, курорты Турции и Египта с длинноногими и белозубыми девочками-проститутками, за доллары готовыми на всё. Рай земной, одним словом, в России-матушке якобы наступил после правления Бориса Ельцина, если нашим масс-медиа верить, собственную голову и мозги отключив! А в реальной жизни, с которой мы впервые соприкоснулись так близко, лоб в лоб, жульё одно крутится на всех углах, циничное и без-совестное, которое так и норовит тебя обмануть и обобрать до нитки, и по мiру потом пустить с сумой, с пустою котомкой. Квартиру родительскую спокойно продать невозможно, ядрёна мать, чтобы тебя в дураках не оставили! И это — в лучшем случае…

— Хорошее государство нам построили Гайдар с Чубайсом на обломках СССР, — сказал я тогда на кухне расстроенной и ужасно уставшей жене, у которой без-плодные поиски напрочь отбили охоту к обмену. — Суки подлые и лицемерные! Жуки навозные! В советское время, помнится, которое грязью облили новые власти по самое некуда, с этим делом не было никогда никаких проблем: люди менялись тысячами и без-платно, без напряга и нервотрёпки… А теперь вот сиди и ломай голову: как наследство родительское не просрать! не отдать его “волкам” и барыгам на разграбление…

10

— Как бы то ни было, но на риэлторских фирмах мы поставили жирный крест и решили больше туда не соваться ввиду абсолютной без-смысленности данной затеи, к тому же ещё и опасной. Но и напрямую меняться было тоже нельзя — без посредников-то. Мы же совершенно не знали современных законов с порядками — к кому обращаться надобно в первую очередь и с какими бумагами, с чего вообще начинать. Совет был нам непременно нужен, подсказчик хороший, грамотный…

— И тут я вспомнил, к радости своей, что у нас в КБ Лавочкина вместе со мной работала в отделе девочка, молодая сотрудница: Викой её звали, — у которой старшая сестра была юристом по образованию, получавшая ещё советские знания и советский же добротный диплом, поработавшая потом и юрисконсультом где-то, и адвокатом, и даже нотариусом. Вспомнил, что даже и некоторых наших инженеров она консультировала по каким-то гражданско-правовым вопросам, и те оставались довольны по слухам, претензий не предъявляли, не жаловались на неё.

— И тогда я, не мешкая, связался по телефону со своими бывшими сослуживцами по КБ, узнал у них про ту молодую девочку Вику: работает она ещё или уже нет? Оказалось, что работает, хотя давно уже не молода, и уже не девочка — жена и мама. Парни, с её согласия, дали мне её домашний телефон. Через неё-то я и вышел на её старшую сестру, 50-летнюю солидного вида даму, властную и решительную, волевую, которая работала тогда, в 2014 году, начальником юридического отдела в крупной строительной фирме рядом с Павелецким вокзалом. Там-то мы с ней и встретились по моей слёзной просьбе, разъяснили свои проблемы с жильём, попросили помощи… Она подумала-подумала — и согласилась помочь. Но предупредила сразу же, что её услуги будут стоить дорого — 200 тысяч рублей за каждую сделку. А поскольку у нас три квартиры: две надо будет продать и одну купить, — то мы, стало быть, должны будем заплатить ей в общей сложности 600 тысяч рублей, более полмиллиона… Сумма нас ошарашила, ясное дело, и сильно, — но деваться нам было некуда: не бросать же наследственную квартиру на произвол судьбы. Тем более, что Роза Абрамовна Резник (так звали-величали даму) пообещала выполнить все наши требования по покупке жилья, не торопить нас и не втюхивать откровенное палево, не заключать договоров и не брать расписок. Всё у нас должно было происходить на честном слове, короче, и с гарантией качества. «Вы же меня не кинете, не обманите с оплатой, надеюсь? — засмеялась она под конец. — Я вижу, вы люди порядочные, старой советской закалки и воспитания. Я вам верю — и помогу вам. Да и сестрёнка моя Виктория о Вас хорошо отзывалась, Виктор Владимирович, хлопотала за Вас усердно…»

11

— Так вот у нас с супругой и появился знакомый юрист с Божьей помощью, Роза Абрамовна — добровольный помощник в квартирных делах, да ещё и специалист опытный и высококвалифицированный! Надо отдать ей должное: деньги свои она отрабатывала на совесть! В течение трёх недель она умудрилась продать нашу двушку на Преображенке за 7 млн. рублей. Огромная для нас сумма, астрономическая, которую наша семья отродясь не видела и в руках не держала, и которая здорово подняла и окрылила нас, как нашатырь взбодрила… Оформляли мы сделку купли-продажи в отделении Сбербанка в Газетном переулке в центре Москвы — рядом со здание Главпочтамта. Это уже было моё жёсткое условие — только в Сбербанке проводить все юридические операции и полученные деньги там же держать. Ибо Сбербанк я хорошо знал ещё по советским годам как надёжную финансовую госструктуру, верил в него как в себя; к другим коммерческим банкам Москвы и России в целом я никакого доверия не испытывал…

— И тут у нас сразу же возникла первая накладка: наши покупатели держали деньги именно в частном банке где-то на Кузнецком мосту и хотели заключить сделку именно там, чтобы не заморачиваться с перевозкой огромной суммы из банка в банк одним, без охраны. О чём они и сообщили нам через своего риэлтора, молодого парня. Но я тогда заартачился и пошёл в отказ — не захотел доверять Судьбу и деньги какому-то левому банку, повторю, про который ничего не знал и которые лопаются каждый Божий день как мыльные пузыри, оставляя своих клиентов ни с чем — с одними убытками и проблемами… И вот тогда-то нашими агентами по согласованию и был выбран компромиссный для всех вариант — заключать сделку в Сбербанке, ладно, пусть, но тогда уж в ближайшем к Кузнецкому мосту отделении: чтобы сократить до минимума расстояние перевозки денег, и тем обезопасить наших покупателей, простых пожилых москвичей, которым деньги достались дуриком, как и нам: после смерти родственников… Таким вот компромиссным местом и стал Газетный переулок, в итоге, где в старом особняке рядом с храмом, в душном и крохотном помещении мы и продали родительскую квартиру. Тихо и буднично это сделали, без проблем...

— Получив документы на жильё и ключи, покупатели уехали, радостные, а мы остались пока в отделении — свои дела завершать. Расплатились с Розой Абрамовной, как и обещали, отстегнули ей 200 тысяч за услуги, и она тоже уехала после этого, довольная, — теперь уже покупателей на нашу собственную квартиру искать, что на Исаковского. А мы после её отъезда отложили из полученной суммы ещё 300 тысяч — на хороший памятник для родителей на Преображенском кладбище. Оставшиеся же 6,5 млн. мы положили на простой счёт под 5% годовых в этом же отделении. С таким прицелом, чтобы в любой момент мы смогли бы все наши денежки из Сбербанка снять, что потребуются на покупку новой квартиры. Её нам Роза Абрамовна пообещала быстро купить. «Строгино — элитный район, — заверила она со знанием дела. — Там, как я разузнала от доверенных лиц, квартиры особенно-то не застаиваются на рынке недвижимости: уходят в два счёта…»

12

— Квартиру на Преображенке мы продали в конце мая, и весь июнь занимались кладбищем. Шикарную могилу отгрохали моим родителям напоследок, а заодно и дедушкам с бабушками, которые там тоже лежали давным-давно за нищенскою оградой. Мне за неё всякий раз было стыдно перед соседями, денежными людьми, родственники которых лежали под дорогим мрамором и гранитом, а то и вовсе в отдельных склепах. Вот я и решился потратиться, наконец, не пожидиться и не отстать от них, от соседей-то, коль уж свалились на нашу семью такие шальные “бабки”. Решил, короче, облагородить, привести в Божеский вид усыпальницу предков, не самых худших из москвичей, как я теперь понимаю… Времени на обустройство кладбища было у нас предостаточно, так как клиентов на нашу двушку в Строгино почти что не было в июне-месяце. Две молодые пары всего и пришли, походили по квартире сонно, без энтузиазма и потом пропали с концами, не изъявили желания купить… Последняя пара спросила только: «А у вас альтернатива, да?»… «Что это значит?» — не поняли мы с супругой. «Ну-у-у, вы же хотите эту двушку продать и сразу же, в этот же день новую себе купить и туда въехать без промедления: так нам ваша риэлторша объяснила. Хотите совершить две сделки одновременно, чтобы без квартиры впоследствии не остаться, так ведь?.. Это и называется альтернатива»… Мы с женой переглянулись, удивлённые: Роза Абрамовна нам про альтернативу ничего не рассказывала, что это такое, и какие с ней могут возникнуть проблемы. Но не предали этому факту особого значения, продолжили жить и ждать дальше. «Если не рассказывала, значит и не важно это», — подумали. Только-то и всего. Мы почему-то вверились своей помощнице всецело и безоговорочно; особенно после того, как отвалили ей 200 тысяч за проделанную работу — огромные деньжищи для нас, да и вообще огромные по курсу весны и лета 2014 года, которые она взяла с удовольствием. И с “благодарностью” — как почему-то негласно, но дружно решили мы, которую мы оба от неё и ждали, на которую справедливо и рассчитывали по наивности.

— В июле и августе у нас клиентов не было вообще — никто не приехал на нашу убогую двушку даже и взглянуть, поинтересоваться её местоположением и интерьером. Хотя Роза Абрамовна нам обещала обратное при получении денег: что от клиентов-де отбоя не будет, и квартира наша на Исаковского уйдёт в два счёта. Строгино, уверяла, — элитный район, каждый туда переехать захочет.

— Но я и на эту очевидную нестыковку слов и дел не обратил тогда никакого внимания и не расстроился сильно — потому что лето было в полном разгаре — пора отпусков. Это, во-первых… А во-вторых, сам я был тогда весь в политике, в эйфории, связанной с Крымом и Украиной, чёрт бы их всех побрал — и политиков, и хохлов, и наши новые воровские власти!.. В марте ведь, вспомни, Сань, мы вернули в Россию Крым, волюнтаристски отобранный у нас Хрущёвым! И сделали это так грамотно, ловко и лихо на удивление, так политически безупречно и без единого выстрела, главное, что ни хохлы и ни Запад даже и чухнуться не успели и что-то ответное предпринять. Это хвалёный-то, кичливый и хищный Запад так пошло и дёшево тогда лопухнулся, который нос всегда по ветру держит и всё гребёт под себя, если что-то и где-то плохо лежит — без надлежащего досмотра и хозяина. Запад, который ненавидит нас лютой ненавистью и мимо которого и муха незамеченной не проскочит, как хорошо известно. Запад, поднаторевший в интригах, подлости и коварстве за тысячу лет, который в Крыму уже и военные базы свои открывать запланировал, курорты и санатории для себя возводить, высаживать виноградники.

— Но наш президент Путин — отчуга, умница и сорви-голова!!! — прямо-таки по-гроссмейстерски всех тамошних умников, светочей и стратегов переиграл, как двоечников настоящих и слабаков заткнул за пояс; и сделал это, с удовольствием повторю ещё раз, очень красиво, умно и тонко на удивление, что и комар носу теперь не подточит. Понимай: обвёл вокруг пальца и дебильных братушек-хохлов, и пронырливых европейцев и американцев наш Владимир Владимирович! И вечная честь ему, хвала и слава великая за тот его филигранный геополитический манёвр по возвращению Таврии в лоно матери-России! Сказочного и поистине райского полуострова, который, если помнишь, Сань, евреи после Великой Отечественной войны хотели под Землю Обетованную для себя оттяпать и устроить там государство Израиль — в Крыму, а не в нищей и выжженной Палестине. Да Сталин им тогда не позволил этого. Вот они и бесятся, и поливают его дерьмом до сих пор…

— Эйфория в стране тогда была жуткая и запредельная, согласись, которая на всю жизнь запомнится современникам-очевидцам; эйфория и невиданный патриотический подъём, которого наша страна аж с победной весны 1945-го года не испытывала, вероятно. По центральным телеканалам журналисты и политологи буквально сходили с ума от безудержного восторга и счастья, предсказывая скорый распад Украины, которую мы, как и Крым, тоже непременно вернём под своё Великодержавное крыло. После чего опять заживём дружно, сытно и благостно единой великорусской семьёй — на радость себе и на горе хищному и вороватому Западу! Как и жили мы ещё совсем недавно — до подлого сговора в Беловежской пуще трёх наших партийных выродков, перевёртышей и м…даков — Ельцина, Кравчука и Шушкевича! Разве ж можно было подобное геополитическое чудо пропустить мне, убеждённому советскому патриоту, выросшему на культе Ленина и Сталина — настоящих Великанов и Демиургов от политики, из ничего сотворивших мою великую и прекрасную, оболганную гнусными демократами Родину — Советский Союз?!

— Признаюсь, что и я тогда сходил с ума вместе со всеми честными россиянами и буквально не отходил, не отрывал глаз от экрана; сутками смотрел все новостные программы и политические ток-шоу от начала и до конца — и по Первому каналу с Толстым и Гордоном, и по Второму с Соловьёвым и Поповым, и по ТВЦ с Романом Балаяном, и по НТВ с Борисом Норкиным, все. И ждал, денно и нощно ждал счастливой развязки, или победного итога, до которого было рукой подать: так уверяли всех нас российские журналисты и политологи с пеной у рта и с длинными как кнут языками. Все они, вспомни, яростно трезвонили-плели тогда одно и то же словно по писанному в своих прогнозах и передачах: что Россия-де очень и очень сильна при президенте Путине, а Украина, наоборот, слаба после Майдана — и вот-вот на куски развалится. После чего победа якобы будет за нами, то есть объединение в одно целое трёх братских славянских республик сначала: России, Украины и Белоруссии, — а потом и восстановление СССР в его прежних границах…

13

— Я слушал и верил этому бреду, дурачок-простачок, надеялся, что настало наконец святое и правое время духовного и государственного возрождения страны после воистину чёрных и страшных годин правления Горбачёва и Ельцина, двух этих “засланных казачков”, прохвостов, мерзавцев и негодяев, продавшихся Мировому Ростовщику и доведших по его указке мать-Россию до ручки, до последней черты, после которой уже неминуемо последует её распад и падение в пропасть. Повторю, что я абсолютно и безоговорочно верил этому счастливому часу, когда возродится СССР. Мало того, я его ежедневно и еженощно ждал, у Господа Бога вымаливал возрождение и объединение. И делал это вместо того, старый и выживший из ума мудозвон, обладатель дуриком свалившихся миллионов, — чтобы внимательно следить за биржевыми и финансовыми сводками, за ценою на нефть, в первую очередь, от которой, как вскоре выяснилось, всё наше российское благополучие напрямую и зависело-то — а уж никак не от президента…

— Нефть же в эти летне-осенние месяцы катастрофически дешевела будто по злому умыслу: чтобы меня, чудака, разорить и оставить с носом. А с нею вместе тощал и наш российский бюджет, который доходы от чёрного золота в основном и пополняли-подпитывали: больше-то у нас, в России Бориса Ельцина, уже и продать было нечего. Нефть, газ, уголь и лес — вот и всё наше теперешнее богатство. Ужас! Ужас! Вот ведь до чего, до какого позора и срама великого передовую и высокоразвитую экономически и технологически советскую социалистическую Державу либералы картавые и небритые довели за каких-то пару десятков лет! Чтоб им всем пусто было!

— Люди ушлые и экономически-грамотные и подкованные, не глядевшие ток-шоу совсем и за политикой не следившие, срочно бежали в обменники и скупали доллары и евро по-максимуму в ожидании обвала рубля. Делали это и простые российские граждане тоже, обжёгшиеся на падении рублёвого курса в 2008 году… Не делал этого только я один, мечтатель блаженный, законченный, ротозей, идиот простодырый и нищий, благодаря смерти матушки ставший вдруг богатеньким буратино. Не делал потому, признаюсь, что верил Путину как самому себе. Особенно — после присоединения Крыма! Я даже и мысли не мог тогда допустить, что наш много-, заслуженно— и глубокоуважаемый Владимир Владимирович позволит Набиуллиной обвалить рубль. Да ещё и катастрофически — вдвое! И этим самым он нагло залезет простому труженику в карман, как это сделал алкаш и дебил-Ельцин в 1998 году, полностью тогда утерявший контроль над государством. А российскому и мiровому спекулянту и ростовщику, наоборот, наш нынешний трезвенник-президент, героически возвративший Крым, вдруг позволит несказанно и баснословно за счёт русского тяглого мужика обогатиться. Да не бывать подобному никогда, не бывать! Не верил я этому ни летом, ни осенью — вплоть до обвала, категорически отказывался в подобное бл…дство верить! «Ведь он же, Владимир Владимирович, выходец из простой русской семьи, семьи достойной и трудовой; сам в недалёком прошлом офицер, где такие понятия как долг и честь были всегда незыблемы и святы! Да он скорее пулю пустит себе в висок, или удавится, чем позволит жуликоватой нечисти простой народ обокрасть-объегорить в очередной раз, оставить народ с носом!»… Так я думал тогда, так верил и надеялся. Потому-то ничего и не предпринимал — спокойно держал деньги в Сбербанке под 5%, которые мне на книжку каждый месяц капали и капали безостановочно, как с крыши капель по весне, — и продолжал при этом смотреть все ток-шоу весело, краха Хохляндии ждать.

— Меня усыпляло и убаюкивало и то ещё, что ни один политолог и журналист, ни один телеведущий не заикнулся тогда про падающую в цене нефть и грядущий обвал рубля: все они только про Украину трещали и трещали без умолку, её крах предсказывали громко, уверенно и делово, напоминая сытых ворон на ветках. Один раз, правда, я слышал интервью Евгения Брилёва с министром финансов Силуановым, у которого журналист робко спрашивал про денежную единицу страны: устойчива ли она? не рухнет ли в ближайшее время, как некоторые финансовые аналитики опасаются? Но Силуанов, помнится, так твёрдо и уверенно тогда заявил, что, дескать, не рухнет, не бойтесь, он отвечает за это — и сам, мол, все денежки держит в рублях. Чего волноваться-то, стращать население?.. И Набиуллина, его подельница хитрожопая, два раза давала интервью журналистам с ЦТ по поводу устойчивости национальной платёжной системы. И тоже клялась и божилась перед камерой, плутовка, хорошо помню те её интервью, что всё, мол, у нас отлично, всё под контролем, пусть не волнуются люди; уверяла, что пока она председатель ЦБ России — никакого обвала и девальвации рубля не случится: на Библии, мол, зарубиться могу, или же на Талмуде…

— Я слушал такие заверения наших высших чиновников — и ухом не вёл, дурачок: верил им абсолютно. У меня даже и мысли тогда не могло возникнуть, даже и половина мысли, что это всё — дымовая завеса, пошлый и грязный обман, или идеологическая наркота, чтобы усыпить народ, убаюкать, отвадить его от обменников; что на самом-то деле страна накануне грандиозного шухера. Моя родная и любимая Россия, а не какая-то там Хохляндия!.. И знакомых у меня не было, кто бы искренне меня предупредил про покупку долларов, и на работу я уже несколько лет не ездил, где можно было бы от сослуживцев хоть какие-то экономические новости узнать, спросить совета. Да и Роза Абрамовна нам с июня-месяца не звонила тоже — затихарилась, манда, с обменом, будто бы воды в рот набрала…

Но и это меня тоже не насторожило ни сколько, малахольного дурачка, идиота и ротозея! — ибо я весь был в политике, повторю, и ждал лишь краха Хохляндии со дня на день, с часа на час даже, как “всё на свете знающие” политологи нам по телевизору обещали. Какие тут доллары и рубли, какая экономика?! — когда будущее России решается, стоит на карте!...

14

— Одна супруга только и волновалась тогда, начала волноваться, точнее, когда уже и сентябрь заканчивался, а у нас с квартирою — тишина, как на Преображенском кладбище. «Чего нам Роза Абрамовна-то твоя не звонит совсем, Вить, не сообщает новости на рынке недвижимости, не предлагает клиентов и вариантов? — раз за разом обращалась она ко мне весь октябрь, почувствовав сердечком своим неладное. — Может, она уже и забыла про нас, деловая Маша, сорвала свои 200 тысяч — и успокоилась? Решила, что и этого ей будет достаточно, за глаза? Или других каких клиентов нашла — побогаче и посолиднее?.. А ты всё сидишь и ждёшь простодушно — и в телевизор сутками пялишься как идиот: политика тебе важнее собственной жизни, квартиры и денег!.. Чего ты слушаешь-то этих чудаков плутоватых и пустоголовых? — соловьёвых и киселёвых! Они тебе что, квартиру обменять помогут, или деньги полученные сберечь? Не помогут! — точно тебе говорю! — не надейся даже! А лучше позвони риэлторше и узнай: помнит она про нас ещё — или уже давно забыла? Думает нам помогать или как? и что нам с квартирой и деньгами делать?»… «Мне неудобно ей звонить, пойми, Валь, — отвечал я всполошившейся супруге, вздыхая. — Она мне не родственница, не сестра, чтобы к ней постоянно названивать и теребить. Да и не забудет она про нас, не волнуйся. Мы же ей 400 тысяч должны ещё заплатить за обмен: кто от таких денег отказывается-то?»…

— Однако в конце октября жена настояла всё же, чтобы я позвонил и всё у Розы Абрамовны выяснил как на духу: что с обменом, и почему у нас совсем нет клиентов с начала лета фактически? Собирается она нам помогать или нет, рассчитывать на неё или искать других агентов?.. Делать было нечего. Я послушался и позвонил в полдень по времени на работу Резник, задал все эти вопросы ей дрожащим от волнения голосом: жутко не люблю кланяться и лебезить, просить помощи у посторонних, тем паче — выяснять отношения… Но Роза Абрамовна не рассердилась звонку, как можно было судить по голосу, — заверила твёрдо по телефону, что наш с ней договор остаётся в силе, и что она держит всё под контролем. Просто, сказала она под конец, смеясь, попали мы с ней якобы в некую чёрную полосу: бывает, дескать, такое на рынке недвижимости, когда люди не хотят меняться, ну хоть убей. В астрал будто бы уходят массово, в нирвану!.. А потом всё опять восстанавливается с Божьей помощью, и жизнь закипает и дальше себе идёт: все начинают пробуждаться от спячки и новое жилище искать, навёрстывать упущенное. Вот и мы, дескать, в конце концов переедем: расстраиваться не надо, нервы тратить и её дёргать по пустякам. Одним словом, сидите и ждите, товарищи дорогие, надейтесь на лучшее!…

— Я попрощался, положил трубку и всё пересказал жене Валентине, которую слова риэлторши не успокоили, однако.

«Странно, — сказала она, глубоко задумавшись. — То обещала нам в течение месяца переехать с гарантией, на все лады расхваливая Строгино. А теперь уже и октябрь заканчивается, и ноябрь на дворе, а у нас нет ни одного клиента: все они в астрале, якобы, в нирване с мая-месяца. Даже и на просмотр люди не ходят, не то что квартиру нашу купить… Что-то тут не так, Вить, чувствую я: не хотят москвичи по какой-то причине меняться, затаились все. Значит, чего-то сидят и ждут, каких-то перемен очень важных… Может, скоро рубль опять упадёт в цене и надо срочно бежать и покупать валюту, пока не поздно?»

«Слушай, отвали ты со своей валютой, — помнится, гаркнул я тогда на супругу зло. — Не стану я эти сраные доллары приобретать, денежные знаки иностранного государства; к тому же — государства абсолютно чуждого и враждебного нам, у руководства которого только одни существуют мысли: как бы Россию повернее разрушить и проглотить со всем её содержимым… А если их хождение запретят однажды в России, долларов твоих? — что, по-хорошему, уже давным-давно надо было бы сделать, в начале 2000-х годов ещё. Это если бы у нас в стране нормальное правительство было — ЧИСТО РУССКОЕ, НАЦИОНАЛЬНОЕ, а не марионеточное и не продажное, как теперь, не компрадорское, всецело подконтрольное Сиону. Патриот и крепкий государственник-Путин возьмёт и сделает это однажды, наберётся мужества: не удивлюсь такому повороту событий ничуть и даже поаплодирую ему от всей души и от всего истерзанного жизнью сердца. Владимир Владимирович силу большую теперь набрал, если судить по Крыму. И слава Богу, как говорится! — успехов и здоровья ему!.. Запретит он в России хождение евро и долларов, — и что тогда с тобой делать станем? Спекулянтам их один к одному продавать; да ещё и умолять, чтобы они их у нас за ради Господа взяли?! Нет уж, извини, но дудки: я перед этой поганой нечистью кланяться и унижаться не собираюсь, да и тебе не советую. Родные российские рубли — они как-то привычнее и надёжнее для души; мне с ними будет спокойнее во сто крат жить и на будущее строить планы… А потом, это тем более глупо делать, подумай и согласись со мной, Валь, рубли в доллары переводить именно сейчас, когда мы собрались с тобой продавать эту квартиру и сразу же покупать другую, большей площади. Ведь все операции с недвижимостью происходят в рублях. Ты представляешь, сколько мы потеряем на одной только купле-продаже валюты. Сотни тысяч!...»

«Ладно, Вить, поступай как знаешь, — обречённо махнула тогда рукой моя послушная и покладистая Валентина, не имея сил меня переубедить. — Твоих же родителей продали жильё — значит и деньги твои, законные. Что хочешь, то и делай с ними, в чём считаешь правильным, в том и держи, — только не пожалей потом, если вдруг рубль обвалится».

Разве ж мог я подумать тогда, упрямец и раздолбай, патриот сраный, долбаный, что эти её слова скоро станут пророческими…

15

— Про них мне пришлось вспомнить и пожалеть достаточно быстро. Уже в ноябре 2014-го, когда про обмен жилья по-прежнему не было от Резник ни слуха, ни духа, обвалился российский рубль, как ты, Сань, наверняка хорошо помнишь и знаешь. И сразу же на десять пунктов рухнул по отношению к доллару: был 35-ть рублей за одного “американца”, стал 45-ть… Я был в шоке от подобного обвала, на гране очередного инфаркта, и не знал совершенно, что делать и куда грести… А рядом, как на грех, — ни советчика доброго, ни помощника: одни старые и больные бабы, от которых толку — ноль! Голова гудела и трещала как охапка сухих берёзовых дров в деревенской печи, мозги от напряжения плавились, бессонница навалилась страшенная и хроническая, что и таблетки не помогали! Ещё бы: планы мои по продаже и покупке жилья летели к чёртовой матери. Как и сами родительские денежки…

— И первое, что я тогда совершил, на что у меня ещё сил и ума хватило, — это позвонил опять к Розе Абрамовне и спросил у неё упавшим и надтреснутым голосом, как нашкодивший сопляк-первоклашка спрашивает совета у матушки: что нам теперь делать-то, после всего случившегося? Но её поведение меня потрясло и разозлило одновременно. Ибо она мне бодро и весело ответила, как и неделю назад, что ничего, мол, страшного не произошло, договор наш с ней остаётся в силе, и она продолжает искать клиентов на наше жильё. А как найдёт — будет уже и для нас подбирать квартиру. Не волнуйтесь, мол, товарищи, ждите.

— «А цены-то на жильё разве ж не поднимутся после обвала рубля?» — спросил я её недоверчиво. «Нет, не думаю, — последовал быстрый ответ. — Покупка и продажа жилья — достаточно инертная сфера, и ценники там быстро не меняются, не волнуйтесь. Ваших денежек, во всяком случае, пока что хватит, надеюсь»… «А почему так долго-то всё у нас происходит, никак не пойму? — спросил я Резник ещё. — Вы же обещали, помнится, что всё у нас пройдёт на “ура”, что Строгино — элитный район, и задержек с обменом у нас тут не будет. А мы полгода уже меняемся — и результат нулевой: ни одного клиента нет даже и на просмотр, не говоря про покупку. В чём дело-то?»…

— «Понимаете, Виктор Владимирович, — через длинную паузу ответила мне тогда Роза Абрамовна, собираясь с мыслями. — Я не хотела вас с супругой расстраивать сразу же, когда весной бралась за ваш вариант. Теперь же скажу всё прямо и честно, коль уж на эту тему зашёл разговор. У вас — альтернатива, которую люди очень не любят: я это по опыту знаю. Потому что это дело канительное и длительное. Поясню, что я имею в виду. Вот захотел человек, к примеру, купить вашу квартиру — он и хочет сразу же её купить, понимаете — сразу; то есть заплатить деньги и въехать, не откладывать переезд в долгий ящик и на потом. Но сделать этого он не сможет, потому что я перед этим должна ещё буду и вам квартиру найти. А всё потому, что вам жить негде будет после продажи, что эта двушка у вас — единственная. Поэтому ваш потенциальный покупатель должен будет заплатить вам аванс — и сидеть и ждать, пока мы решим ваши проблемы. А как быстро мы их решим — никто не знает… А если, к примеру, в той квартире, которую я вам подберу и которая вам обоим понравится, тоже будет альтернатива? Тогда уже вы будете обязаны заплатить хозяевам аванс — и ждать, пока и им риэлторы найдут подходящую жилплощадь. И такие цепочки могут быть очень и очень длинными, поверьте. И меняются люди-альтернативщики годами, а часто и не меняются вовсе: плюют от усталости на обмен и продолжают жить на старой и надоевшей жилплощади… Не удивительно, в свете всего выше-сказанного, что не хотят разумные и денежные москвичи идти на такую длительную перспективу и канитель, которая может в любой момент оборваться, к тому же, да ещё и с вероятной потерей аванса. Все они ищут квартиры “чистые”, не альтернативные, какой и была ваша прежняя на Преображенке: чтобы заплатить хозяевам денежки и въехать сразу же, начать делать ремонт… Поэтому-то я и хочу предложить Вам сделать так же — для ускорения процесса: если, конечно, вам есть с супругой где месяц-другой пожить. Давайте продадим вашу двушку как “чистую” жилплощадь: я это сделаю быстро, уверяю Вас. А потом уже начнём вам трёшку искать. Надеюсь, сделаем и это с Божьей помощью»…«А жить где мы будем всё это время с женой и дочерью-инвалидом?» — было первое, что мне тогда сразу же пришло на ум и перетекло на язык помимо воли. «А у вас что, дачи нет?» — послышалось на другом конце провода. «Дачи нет, есть родовой дом супруги в деревне под Волоколамском. Большой, но старый, дедовский ещё, где мы летом иногда кантуемся. Переехать туда можно, конечно… Но… ведь туда, как я понимаю, нужно будет и мебель с вещами перевозить до покупки новой квартиры»…«Да, нужно, обязательно, — ответили на другом конце. — Новым хозяевам ваши старые вещи будут не нужны, разумеется»… «Ну а прописаны где мы будем, пока вы нам новую квартиру искать станете? Из старой-то надо будет выписываться — и побыстрей. Это — главное при купле-продаже условие, как я для себя уяснил»… «Да, выписываться надо. И что из того? Поживёте пока без прописки какое-то время. Ничего страшного не случиться, надеюсь. А потом пропишитесь уже в новую»… «А это Ваше “какое-то время” как долго продлится? Месяц, два? А если год? И что, мы целый год тогда станем без московской прописки жить?.. А если я умру за это время, или Вы нам вообще жильё в Москве не найдёте, которое нам понравится, — мы что тогда будем делать? Лазаря петь?! В деревне прописываться навсегда, в гнилом дедовском доме, который на ладан дышит, и старость свою уже там встречать, болезни и смерть?! Нам ведь подмосковными жителями придётся тогда становиться, — так ведь? на пенсии подмосковные, мизерные, переходить и всё остальное?»… «Виктор Владимирович, не сгущайте краски и не истерите по-бабьи, не надо. Все меняются и переезжают с места на место — поменяетесь в итоге и вы. И мне ещё и спасибо скажите за помощь и за советы…»

16

— Мне сразу и сильно тогда не понравился, Сань, вариант Розы Абрамовны, признаюсь честно, от которого откровенным авантюризмом и аферой попахивало даже и на беглый взгляд. О чём я ей сразу же и заявил честно, что её, не альтернативное, предложение для нас категорически не приемлемо и не подходит: двум старикам, да ещё и с больной дочерью на руках в дальнее Подмосковье переезжать на неопределённый срок, с вещами и мебелью плюс к этому. Это же такие траты и головная боль, столько сил от меня и семьи потребует, которых у нас просто нет, у инвалидов-то.

— «Ну-у-у, нет, так нет: воля ваша. Тогда сидите и ждите, — услышал я ядовитое хмыканье в телефоне, — когда я покупателей на вашу двушку найду, а потом ещё и для вас отыщу квартиру. Но только помните, уважаемый, что это надолго может всё затянуться: такие вещи, как я объяснила, быстро не делаются. Да и цена за мои услуги может в итоге взлететь, в зависимости от срока поиска»…«А почему же Вы сразу-то мне про то ничего не сказали, Роза Абрамовна, — про длительный срок покупки жилья? — не выдержав, взорвался я, начав говорить с Резник повышенным тоном. — Я бы тогда, не задумываясь, рубли на доллары поменял ещё в мае, после чего сидел бы и спокойно ждал хоть год, хоть два — с долларами-то в кармане. Мне и кризис был бы тогда нипочём, знай я наперёд все подводные камни и хитросплетения обмена, какая тягомотина меня ждёт впереди. А я вместо этого Вам доверился — понадеялся, что уже в июне-месяце буду в новой квартире жить… А теперь вот рубль рухнул на десять пунктов, и я остался с носом как простофиля. А Вы мне предлагаете ещё и дальше сидеть и ждать, жевать сопли и на авось надеяться. А сколько ждать? — непонятно! Даже и Вам! А теперь это и мне непонятно стало, но только через полгода уже после начала нашей совместной работы»…

— «И ещё к Вам один вопрос, попутный: почему Вы меня не предупредили-то, Роза Абрамовна, про кризис и про рублёвый обвал, чего я втайне от Вас ждал, на Вас, как на специалиста и финансиста со стажем, надеялся и рассчитывал?! Сами-то наверняка все свои сбережения загодя в валюту перевели: Вы же крутитесь в этой финансовой сфере столько лет, с банкирами нашими дружите и всё наперёд от них знаете! Сами перевели, а меня, значит, побоку?!»

— «Вы меня определённо с кем-то спутали, уважаемый Виктор Владимирович, — с сарказмом в голосе холодно ответила мне на это Резник, — и многого захотели от меня за здорово живёшь поиметь, за одно только “спасибо”. Но только напомню Вам, для ясности и во избежание кривотолков и критики, что Вы мне никто, совершенно! И я не обязана лично о Вас и о вашей семье заботиться, предупреждать о финансовых турбулентностях и обвалах, о вероятных курсах доллара и рубля. Я даже не ваш экономический консультант и эксперт, в Вашем штате не состою и зарплату у Вас не получаю. Так что свои претензии оставьте при себе, или ищите других людей, кто будет на Вас без-платно работать и Вас консультировать… А ещё напомню, что мы условились с Вами продать и купить квартиры за определённую сумму. Всё! Я согласилась помочь и делаю это, как могу: одну квартиру уже продала, если ещё не забыли… А по поводу всего остального у нас с Вами разговора и договора не было; так что оставьте при себе эти свои коммунистические замашки с их обязательной взаимопомощью и взаимовыручкой, “дружбой народов”, “равенством” и “братством”. Коммунистический рай в новой России закончился. Надеюсь, что навсегда! Поэтому-то давайте и мы с Вами закончим эту нашу пустую беседу без ругани и скандала, и взаимных упрёков в недобросовестности. Вы подумайте, посоветуйтесь с женой над моим предложением по поводу ускоренного варианта обмена — и решите, как вы хотите его провести: быстро или медленно. И потом позвоните и сообщите мне результат, чтобы я тоже знала, по какому пути идти. И идти ли, выгодно ли мне будет это… А сейчас до свидания: у меня много и других дел, помимо ваших».

— После этого в моём телефоне послышались короткие гудки…

17

— Беседа с Резник, как сейчас помню, меня покоробила сильно, обидела и напрягла. Не то я услышать от неё ожидал, и не в таком тоне и настроении… Положив телефонную трубку на место, я был тогда в полной растерянности, был морально убит. И первое, что сделал, — это рассказал жене про два варианта, быстрый и медленный, что предложила нам ушлая наша помощница… Жена согласилась со мной, что быстрый, безальтернативный, вариант нам не подходит ни по каким параметрам. А медленный может растянуться на годы, за которые в стране всё что угодно может произойти. Ещё пару таких рублёвых обвалов — и мы вообще без денег останемся, которые инфляция все до копейки сожрёт. Ведь цены-то в нашей стране крепко привязаны к доллару США ещё со времён правления Ельцина: такую антигосударственную и воровскую систему, воистину колониальную, соорудили в новой России продажные Гайдар с Чубайсом, чтоб им обоим пусто было, чертям рогатым, мерзопакостным. И после каждого финансового обвала тощает и слабеет рубль, в бумагу превращается, в без-полезные фантики. А им, рублём, зарплату россиянам правительство наше выплачивает, между прочим; и потребительские товары тоже продаёт за рубли — продукты питания, одежду и всё остальное… Значит, нищают русские люди стремительно после очередной девальвации национальной валюты, заметно тощают их сбережения и кошельки… И вместе с ними, сбережениями россиян, на глазах тощает и превращается в пыль и наш семейный капитал в 6,5 млн. рублей за проданную родительскую квартиру. Эти денежки мы, олухи Царя Небесного, по незнанию самолично пускаем на ветер…

— От подобной безрадостной перспективы мы с женой были в шоке и не знали, на что нам в итоге решиться, на какой вариант, оба из которых были плохие, скверные даже. Коммунистические времена оба сразу же вспомнили, когда с обменом жилья не было у москвичей никаких проблем. Люди менялись спокойно и быстро, много и часто тогда все менялись, не опасаясь остаться без денег и без жилья, или на аферистов нарваться, — ибо всё тогда находилось под полным контролем государства, которое обмануть было нельзя. И оно никого не обманывало в квартирных вопросах: не припоминали мы с супругой подобного случая, не слышали от родственников или друзей… Деньги тогда вообще не нужны были в обменных делах, которые совершались абсолютно без-платно и быстро на удивление, что современным гражданам новой России покажется бредом или враньём. Но тогда так именно всё и было: подтверди мои слова, Сань! Люди шли с документами в Райисполком, в его жилищную комиссию, отдавали документы инспектору, а та заносила их вариант в картотеку — и всё: дело было по сути сделано. После этого желающим обменяться сразу же шли звонки с предложениями — только успевай выбирать. И нам бы с женой пришли непременно, вернись то время назад: вариант-то у нас был очень хороший. И мы бы свои две двушки обменяли на трёшку в течение месяца — без денег бы это сделали, повторю, без купли-продажи и без рвачей-риэлторов, у которых только одно теперь в голове: как бы своих клиентов поверней обобрать, “опустить на бабки”. А тогда, при советской власти, все эти хищные посредники были не нужны! Потому-то и проблем тогда с обменом жилья не было никаких, как и криминала разного…

18

— Вспомнив об утерянном советском рае с большим сожалением, погоревав о нём, мы с женой вернулись мыслями назад после этого, в наше постылое настоящее — и стали думать-прикидывать оба, что нам делать дальше и куда грести, как решать свалившуюся на нас проблему. Тупо продолжать сидеть и ждать положительного исхода с обменом нам как-то уже расхотелось, в котором мы оба стали сильно уже сомневаться и после обвала рубля, и после беседы с Розой Абрамовной, главное, которая тоже оптимизма и уверенности нам не прибавила, жучка циничная и расчётливая! Скорее даже наоборот — последний оптимизм отняла. Ведь она открыто заявила по телефону, что мы ей никто, и звать нас никак. И напрягаться из-за нас она не станет, не собирается. Даже и не смотря на те деньги, которые мы ей уже отвалили, стерве, и ещё собираемся отвалить… Нам с женой это было и горько, и больно, и обидно слышать! — ну прямо до слёз, признаюсь честно, такое чисто меркантильное и наплевательское отношение к людям. Но и другого, лучшего варианта у нас тоже не было: нам попросту некем было бездушную и хамоватую Розу Абрамовну заменить…

— «А, может, ну его тогда к лешему, этот обмен, коли с ним теперь такая морока, — предложила тогда жена после некоторого раздумья. — Давай продолжать дальше в этой квартире жить, как и раньше жили — бедненько, но спокойно. Тут нам, по крайней мере, родное и знакомое всё — и местоположение и соседи, и магазины и поликлиника, да и сама атмосфера привычная, окружающий вид, к которому в новом доме привыкать будет надо. А если останемся — то и денежки сохраним, и нервы, и силы. И Розу Абрамовну эту ушлую и хамоватую на три буквы пошлём за её поведение, если ей наши 400 тысяч до лампочки, как и мы сами… А что, а почему нет-то, Вить, почему?! Хороший вариант, по-моему. Пойдём в Сбербанк завтра же и переведём оставшиеся наши деньги в доллары. Пусть в долларах теперь лежат, коли правительство у нас такое продажное и жуликоватое. В долларах оно будет надёжнее и спокойнее: я всегда тебе о том говорила»…

— Но мне этот вариант супруги тоже не сильно понравился: не любил я никогда на половине пути останавливаться и назад отступать, по-рачьи в обратную сторону пятиться. Я-то ведь, грешным делом, уже настроился на трёхкомнатную квартиру мысленно, в ней собирался хоть перед смертью с шиком пожить и порадоваться напоследок, а не толкаться задницами и не прозябать в нашей убогой малометражке, сильно к тому же запущенной, старой, нуждающейся в ремонте… А деньги — что они значат в моих неумелых руках?! Деньги, чувствовал я, это мусор, бумага, хлам, — которые всё равно наши антирусские власти у нас когда-никогда отберут — хоть рубли, хоть доллары, хоть евро, хоть те же юани и фунты-стерлинги. Набиуллина, коза драная, она найдёт способ, как в карман к народу залезть и всё оттуда подчистую выгрести. Её и Ксюшу Юдаеву, её первого и главного зама и махровую сионистку по совместительству, недаром ведь учили и зомбировали в Америке тамошние кукловоды-дельцы, и исключительно для того и держат в ЦБ РФ на ключевых постах — чтобы простой российский народ в наглую обирать и пускать по мiру! Сиречь: проводить в жизнь тайные рецепты и наказы ротшильдов, соросов и барухов по закабалению России, по превращению в “дойную корову” её, в финансовую кормушку… Ведь клялась же и божилась наша плутовка-Эльвира ещё в октябре-месяце перед телекамерами, на всю страну клялась, что не допустит, дескать, обвала рубля ни при каком виде, что наш рубль якобы крепкий и прочный как сталь; и всё остальное, сопутствующее, тоже, мол, в норме, в порядке! Так нет же, взяла и обвалила финансовую систему страны в ноябре уже, через пару недель всего после публичной клятвы! Понимай — нагло залезла в карман ко мне и всему народу российскому!.. И как её после этого называть? как относиться?!.. Ну а теперь и дураку ясно, что после обвала рубля и цены все вверх полезут как пьяные альпинисты на гору. И станем мы все беднее гораздо, чем были до того… Зато российским долларовым миллионерам и миллиардерам раздолье, абрамовичам, рабиновичам и шухермахерам: всё у нас опять по дешёвке скупать начнут, плести свою кабальную паутину дальше...

— Но и менять рубли на доллары мне тоже не очень-то хотелось: честно тебе признаюсь, Сань. Тем более, когда “американец” стал стоить 45-ть деревянных… «Надо было бы раньше доллары покупать, Валюш, когда они по 35 ещё стоили, — ответил я тогда устало и раздражённо супруге. — А теперь, после обвала, это делать и глупо, и без-полезно, как представляется! — вдогонку что-то кардинальное предпринимать и тем самым смешить Набиуллину. Это всё равно что после драки стоять и руками размахивать показно, материть кого-то нещадно и грозно, слать в пустоту проклятия, когда все виновники давным-давно разбежались; или же глотать минералку вёдрами, когда полжелудка уже отрезали из-за язвы»…«То есть ты хочешь сказать, ты уверен в том, — недоверчиво посмотрела на меня тогда моя Валя, — что дальнейшего обвала рубля не случится? что всё на отметке 45-ть остановится и замрёт на несколько лет?»…«Да куда уж дальше-то падать? — ты чего?! Тогда это уже дефолт 1998 года напомнит в точности и алкаша и иуду-Ельцина!.. Но Путин-то не Ельцин и не алкаш, смею думать, и до такого откровенного предательства национальных интересов страны своё правительство не допустит, наверное! — верю и надеюсь на это! Подтверждением чему служит Крым!»…«Ну а чего же тогда нам делать-то, Вить, не поняла? — растерянно спросила жена. — Ты-то сам чего предлагаешь? Продолжать меняться дальше, да? Сидеть и ждать от Розы Абрамовны новостей, когда она, наконец, отелится и про нас вспомнит? и что-то путное предложит нам? Полгода уже сидим и ждём, а конца и края нашим без-плодным ждалкам что-то не видно»…«Я пока не знаю, что предложить, Валюш, не знаю. Ей-богу! У меня все мозги набекрень и мысли путаются от последних событий. Мне надобно собраться с силами и хорошенько подумать — время мне нужно, короче, день или два. Прямо сейчас я не могу дать ответ: у меня его просто-напросто нету…»

— Думал я несколько дней после этого, думал — и ничего путного придумать так и не смог. И посылать Розу Абрамовну мне было стрёмно, окончательно порывать с ней связь: одну-то квартиру она продала всё же, помогла нам, убогим, грех жаловаться. Но и меняться дальше уже не сильно хотелось, понимая, какая морока с этим обменом грёбаным нашей инвалидной семье в будущем предстоит… Короче, завис я тогда капитально, Сань, будто бы вирус какой подхватил компьютерный…

— Странно наверное прозвучит, — но и доллары с евро покупать я тоже не собирался, валюту иностранную, которой почему-то страшился всегда по старости и по незнанию. Тем паче, после недавнего обвала не планировал этого делать. Зачем? Я почему-то тогда абсолютно уверен был, что этот обвал — последний…

(Конец ознакомительного фрагмента. Продолжение читайте на сайте МОЁТВОРЧЕСТВО.RU)