Канат над пропастью

Последние очерки Семёна М.

Как мне кажется, внутри любого человека сидит некое глубинное желание. Очень трудно ухватиться за саму его суть, ведь оно всеобъемлюще. Описать его также трудно, как пространство или время. Данные примеры можно описать с точки зрения физики или философии, вот только даже так не получится охватить их в полной мере. Как будто пытаешься вычерпать океан кружкой. Вроде бы и получается, а с должным терпением и достаточным количеством времени это возможно, но само действо бессмысленно. Окружающие люди будут смотреть на тебя, как на дурака и бездельника (что недалеко от истины), а потому остаётся только надеяться, что найдутся такие же, как и ты глупцы, которые продолжат сиё нелепое дело даже после твоей смерти.

Как вы успели прекрасно понять, я и есть тот самый идиот, что пытается заглянуть в небольшую щёлочку двери, скрывающей за собой истину человеческой души, саму её суть. Даже не знаю с чего начать...

Я прикован к больничной койке и мне осталось жить считанные часы. Я чувствую, как Она приближается. Сказал бы, что смерть наступает мне на пятки, но данное высказывание в корне ошибочно. Ходить то я уже не в состоянии. Хаха. И о чём я только думаю на пороге смерти. Хотя, о чём ещё размышлять в последние минуты жизни одинокому человеку, прикованному к больничной койке.

Пожалуй, примусь с самого начала.

Родился я в провинциальном городке в семье среднего достатка. Все вокруг называли меня вундеркиндом. Не знаю, правда ли оно так или то работа моих заботливых родителей, внедривших эту знакомым, родным, себе и мне самому. В любом случае, они искренне верили в то, что говорили, верили в меня. Каждый день они только и делали, что грезили о том, как я стану великим человеком: учёным, инженером, писателем. В общем, деятелем ума.

Каждый день рождения не обходился без попыток матери привить мне любовь к музыке, живописи, съёмке. Она каждый год откладывала деньги, чтобы купить, соответственно, кларнет с гитарой, краски с холстом или хороший фотоаппарат. Но ничего из этого не вызывало у меня интереса, в отличие от подарков, вручаемых отцом. Он пошёл другим путём, периодически покупая мне энциклопедии. Их содержание разнилось от простых детских про динозавров и космос, до книг по электрике и славянской культуре. Вскоре к нему присоединилась и мать, даря мне уже художественные книги. Всё это я не читал, а, как бы правильнее выразиться, поглощал подобно ненасытному зверю.

Подаренных книг хватало ненадолго, а потому я шёл в школьную библиотеку за всё новыми и новыми. Опять же, содержание их разнилось. Тем не менее, моё воображение будоражила любая прочитанная книга. Словами не описать эту отягощающую любознательность. Приходя домой после школы, я сразу принимался к чтению, а после обсуждал с родителями проштудированные книги. По началу они бурно поддерживали диалог, объясняли содержание той литературы, которую я, в силу возраста, не мог понять в полной мере, попеременно с тем, говоря: «Сёма, какой ты у нас умный мальчик!».

Но в один день произошло то, что пошатнуло рамки моего наивного, детского взгляда на мир. Накануне я прочитал крайне занятную книгу по биологии, и, так как, в то время родители были очень заняты на работе, а потому не могли обсудить её вместе со мной, в качестве слушателей, я выбрал своих одноклассников. Их реакция меня, мягко сказать, огорчила. Безразличие, полное непонимание темы, а что ещё хуже — нежелание понимать, вникать в суть. Они быстро переключились на свои темы, в которых уже я не видел того, что видят они. У них была своя суть, совершенно мне непонятная.

После этого я бросил все попытки наладить с ними контакт, ведь это была последняя соломинка, удерживающая меня на плоту социализации. Я пытался (и при том, не раз) проникнуться интересами сверстников. Смотрел те же сериалы, мультфильмы и кино, что они, слушал ту же музыку, но… Все эти, как их сейчас стало модно называть, медиа, в сути ничего из себя не представляли. Всего лишь красивая обёртка, не имеющая за красочным, наполированным до блеска фасадом ни единой мысли, этой так любимой мной попытки докопаться до сути. Если сказать проще, то мне было скучно. Скучнее, чем даже сейчас, пребывая в ожидании смерти без единой книжки или хоть одного человека рядом. Обсуждать увиденное и услышанное имело ещё меньше смысла, ведь говорить то было и не о чем.

Кхм, я отвлёкся. После приведённого выше случая, я пошёл домой. К счастью, отец в тот день раньше вернулся с работы, с ним я и решил обсудить все тонкости прочитанного. Вот тогда это и случилось. После проведённого мной краткого экскурса по книге он озадаченно хмыкнул, задумчиво смотрел на меня в течение 10-15 секунд и сказал: «Да уж Сём… Хотя, какой ты Сёма? Ты уже Семён! Не разбираюсь я в биологии, но ты молодец, вон какую книжку осилил! Растёшь не по дням, а по часам. Не ошиблись мы, когда говорили, что ты вундеркинд. Расскажи потом маме о прочитанном, может, она разбирается. Но сейчас я тебе точно не помощник». С матерью удалось обсудить книгу, но очень поверхностно.

Вам может показаться смешным только что прочитанное, но на моём, тогда юном сердце, эта ситуация оставила небольшую, но жгучую рану, которая не заросла даже спустя десятилетия. Сверстники не поняли меня, ну и ладно. Оно неудивительно, я их тоже не понимал. Но родители! Эти умнейшие, светлейшие люди, что знают всё на свете, что вырастили меня. Тогда я считал, что они то должны меня понять, должны чувствовать ту же жгучую любовь к познанию, то же желание познать суть вещей. Жизнь, в свою очередь, продолжала убеждать меня в обратном.

Время шло, появлялось всё больше книг, что я не мог обсудить с родными. Вскоре я перестал и пытаться. Лишь изредка я обсуждал с отцом книги, которые он же и советовал. Желание познавать не погасло, я читал и читал, и читал, вот только пришло то роковое время, когда книги мне наскучили. Точнее сказать, мои печатные друзья стали менее интересными. В каждой новой открытой книге я видел всё те же сюжеты и закономерности. Сменялись лишь декорации и имена, не более. Книги тех писателей, что, как и я, пытались понять суть, я проглатывал моментально. А после снова наступало долгое затишье.

Что действительно удивляло, так это то, что даже при прочтении научных трудов, при том из совершенно различных областей, стало появляться некое чувство схожести, привычности. Я был близок к пониманию чего-то большего, но это самое большее постоянно ускользало от меня. Тогда-то я и начал изучать философию, после подключились и книги по психологии.

Я уехал в столицу, поступил в университет, где сначала отучился по первой, а после и по второй дисциплине. По началу философия казалась мне глотком свежего воздуха. Всё же, труды по ней писали точно такие же люди, как и я, страждущие, голодные, желающие докопаться до истины люди. К сожалению, как всегда это и случалось, в моей жизни появилось одно большое но. Эти же мыслители, пытающиеся понять суть вещей, отвергали часть мира. Либо духовную, либо физическую.

Существует две основные школы философской мысли: материализм и идеализм. Первые ставят мир материальный выше мира сознания, говоря, что тот вторичен. Соответственно и суть вещей непостигаема, ведь мы не можем понять его в полной мере из-за ограниченности чувств восприятия, проходящих через сознание. Все полученные данные, так или иначе являются искажённым восприятием реальности. Мир же по мнению материалистов возник сам по себе, точнее сказать, всегда был, есть и будет, хоть и необязательно в тех формах, к которым мы привыкли.

Вторые же считают, что первичен разум, а вселенная порождена им же, то есть, неким Богом, идеальным сознанием, заложившим параметры вселенной, людей. Соответственно и мир познаваем, так как мы созданы по образу и подобию изначального сознания, но (никогда не обходится без но) лишь в ограниченной степени. А всё потому что в сравнении с Богом мы не идеальны и существует та область знаний, которую невозможно постичь с помощью опытов и науки.

Обе школы были по-своему правы, что и не давало мне покоя. Я не мог согласиться с тем, что мир непостигаем, желал познать суть. А более всего я желал познать суть человеческой души. Опять же, психология помогла мне в этом лишь отчасти. Это зарождающаяся наука, которую, тем более, очень трудно доказать. При чём, она взаимодействовала сразу и с материальным миром, человек — есть животное, состоящее из плоти и крови, подчиняющееся всё тем же законам, что и все остальные живые существа, так и духовным, ведь человек так же является существом разумным, обладающим сознанием( о чём, опять же, постоянно спорят наши великие философы) и являющимся чем-то большим, чем просто скоплением атомов и животных инстинктов. Что ещё больше осложняло задачу.

Я начал преподавать в университете, рассказывая юным искателям истины об обоих школах, а также о своих изысканиях. Но это было не более, чем способ заработать себе на пропитание. В свободное от преподавания время, я читал, читал и читал. Я не мог остановиться на полпути, я чувствовал, что приближаюсь к сути.

Как только я понял, что в заметках по прочитанным трудам, я стал больше излагать свои мысли, чем ссылаться на само содержание книг, пришло время действовать. Я и сам начал писать. По началу это были небольшие очерки, кои я присылал в местные газеты, но они становились всё больше и больше. Потому и было принято решение объединить все накопленные за десятилетия поисков знания в полноценные труды.

В отличие от своих коллег, я не прибегал к разделению на мир материальный и духовный, а пытался объединить их, доказать, что мир в полной мере познаваем, хоть мы и ограничены своей природой. Я был подобен канатоходцу, пытающемуся пройти от одной отвесной скалы к другой. Один неловкий шаг и я паду в бездну, где недалеко и до того, чтобы примкнуть к одной из школ.

Время шло, я старел. Мои работы обсуждали, критиковали, на них ссылались, но крайне редко. Я был затмлён трудами других людей. К тому же, наука с культурой не стояли на месте, они шли вперёд семимильными шагами. Менялась жизнь людей, да и, что греха таить, сами люди. Кому в таком хаосе будут важны труды какого-то старика, что пытается вычерпать море кружкой?

До самой своей смерти родители поддерживали меня несмотря ни на что. Хоть им и не было понятно, о чём я пишу, но они всё равно были рады каждой новой выпущенной книге. Они были счастливы, что я смог стать тем, кем они мечтали — деятелем ума. Я был благодарен их заботе, но не более того.

Действительно ли я был счастлив, пока пытался достичь убегающий горизонт? Смог ли я хоть что-то изменить? Моя жизнь хоть чего-то стоила? А что если бы я сдался на полпути и прожил другую жизнь, полную людей и бессмысленных развлечений, тогда бы я был счастлив или это лишь иллюзия, порождённая растворяющимся в небытие разумом? Я не знаю. Лишь время покажет ответы на часть этих вопросов. Время, которого у меня уже не осталось.

С надеждой на то, что найдутся такие же, как и я идиоты, что желают познать суть, пишет Семён М.

P. S.: Удачи, искатели, она вам ещё понадобится.

***

— Ну и где я?

Из ниоткуда появился полупрозрачный летающий силуэт, ответивший на мой вопрос:

— Приветствую, брат! Наверняка ты и сам уже всё понял, но ты умер. А это место — посмертие.

— Что? Так получается, Бог есть, а это рай, ад или что-то на подобие того?

— Хаха! Этого и нам не дано понять, после смерти мы все оказались здесь, а ответов, увы, никто не дал. Вокруг ничего, кроме пустоши и пропасти под нами.

— Мы?

— Да, мы. Погляди вниз и увидишь сотни философов, писателей и прочих представителей интеллигенции.

Я стоял в изумлении. Точнее сказать, я парил. Как и сказал мой собеседник, вокруг действительно не было совершенно ничего, кроме пропасти и небольшой нитки, соединявшей её концы и по всей видимости, являющейся канатом. Всё тут было странно, даже небо казалось непривычным. Без облаков, звёзд, солнца, луны. Оно не было ни синим, ни чёрным, оно вообще не имело цвета. Вместо неба было… Ничто?

— Не смотри так долго в бездну, иначе она начнёт смотреть на тебя. Хаха, шучу. Не напрягайся ты так. Брат, а ты у нас крепкий орешек. Ну ты и выдал! Так далеко по канату ещё никто не проходил. Ты стал настоящей легендой среди нашего клуба мертвецов, поздравляю!

— Что? Но...

Из-за горизонта показался еле видный силуэт.

— Подожди-ка, братец, благодарности оставь на потом. Пришёл новый канатоходец, такое происходит редко, так что айда за мной.

— Хорошо.

Мы спустились к пропасти и нависли над началом каната. Мысли роились в моей голове. Я тут навсегда? Что это за место? А не порождение ли это моего умирающего ума? Вскоре нахлынули и вопросы, терзавшие меня перед смертью. К счастью, силуэт перевоплотился, став наконец человеком. Это была совсем юная девушка. Как только она подошла опасно близко к пропасти, мой недавний собеседник произнёс:

— Юная леди, будьте осторожны, а лучше развернитесь и возвращайтесь к обычной жизни. Это не тот путь по которому стоит идти, тем более столь молодым людям. Ещё никто его не пересекал.

На моё глубочайшее удивление, она ответила моему призрачному товарищу:

— Я знаю, на что иду и Вы никак не отговорите меня от этой затеи. Мне важно понять, что на том краю. И вообще, какое вам дело, что я юная?! Между прочим, психологически я гораздо старше своего реального возраста!

Ошеломлённый произошедшим диалогом, я произнёс:

— Но как это возможно? Вы живы, а мы мертвы. Это… Это никак не укладывается в моей голове...

— Ничего, брат, никто не знает, как это работает. Как мы успели выяснить, те, кто приходят сюда в поисках истины, могут слышать нас, если, конечно, углублялись в наши труды. Хоть это и редко случается, но мы уже привыкли.

Ещё одна загадка этой необъятной пустоши. Слегка переведя взгляд, я увидел, как девушка пожирает меня взглядом. Это было немного жутко. Хотя… Чего бояться, я и так мёртв. Мой собеседник тоже заметил её необычное поведение. Первой прервала молчание девушка:

— Подождите, Вы же… Вы же Семён Мазырин?

— Да, это я.

— Хох, братец, ты везунчик! Первый канатоходец и она сразу тебя узнала. Некоторых не видят ни разу на протяжении столетий. А ты мне сразу понравился, даже когда ещё был жив. Сразу знал — далеко пойдёшь!

— А… Да, наверное. Спасибо.

Девушка стояла в изумлении, не отрывая от меня взгляда.

— Это правда Вы! Вы… Вы великий человек! Я перечитывала ваши труды раз за разом и очень хотела попасть на вашу лекцию хоть раз, но к сожалению...

— Я умер.

— Да… И ваш последний очерк… Я считала вас чуть ли не пророком, но оказалось, что у вас была такая трудная жизнь.

— Тогда-то ты во мне и разочаровалась?

— Что Вы? Конечно же, нет! Пройти такой путь практически в одиночку очень трудно. Вы действительно проделали огромный путь! Спасибо вам!

Эти слова пробудили во мне некогда забытое чувство, возникавшее очень и очень давно. Это было оно, давно забытое воспоминание. Когда я в первые обсуждал с родителями прочитанную книгу. Тепло и радость, что я разделял вместе с ним, гордость за проделанную работу, уверенность в себе, счастье от единения с другой человеческой душой. Господи, как же давно я не был счастлив! В попытке понять суть я потерял его, превратил детскую любовь к миру в работу.

— Боже, я такой дурак!

— Хехе, молодца, братец! Даже после смерти стремишься познать истину. Ну а Вы, юная леди, всё ещё желаете попробовать пересечь бездну, даже понимая, что Ваш кумир не смог пересечь бездну?

— Я не только доберусь до той стороны, но и протяну второй канат!

— Хохо, желаете заложить основы будущего моста? Уверенности Вам не занимать!

— Ну а как иначе? Я с вами одной крови. Я ведь тоже ищу истину!

Она поставила руки на бока и гордо задрала свой небольшой носик. Её слова прозвучали так громко, так уверенно, будто бы она говорила это даже не нам, а самому миру, будто бы приказывала ему подчиниться своей несгибаемой воле. Хах, забавно! Получается, только после смерти я снова смог почувствовать вкус жизни.

Сотни и тысячи призраков замерли в ожидании нового канатоходца. Мы положили жизнь на то, чтобы вычерпать море, но вместе с тем породили и бесчисленное множество тех, кто продолжит наше дело. Удивительно...

— Ну что ж, с Богом!