Я Иосиф из Вифлеема…

Я Иосиф из Вифлеема. Сын Илии. Я плотник по профессии.

Меня слушался сам Господь.

Вы чтите мою праведную жизнь, не зная меня совсем. Вы возвели в сонм святых меня с моими земными поступками и решениями, не заглянув ко мне душу. Вы привыкли считать меня простым человеком. Ведь так указано в Священном писании? Но никто и никогда не пытался задать вопрос что чувствовал я, земной отец Сына Бога.

Да и зачем, если я должен быть свят? Иначе-то для вас как, привыкших пропускать всё через горнило «хороший-плохой»?..

Как колючие пески пустыни Негев, поднимаемые ветром и не сулящие путнику ничего доброго — память моя больными обрывками пронзает уставшую душу. Что вы знаете о моей любви?

А я любил. Я сильно любил эту женщину. Как панкраций пробивается через высохший, злой песок пустынной враждебной почвы — моя любовь всегда и всюду постоянно росла во мне вопреки всем сложностям нашей жизни.

Она всегда останется одной моей. Одной, той самой. Мало кто из вас поймёт о чем я, меняя слово «люблю»

на сиюминутное плотское влечение, смертные!

О, моя Саломия, дочерь Аггея. Да что вы знаете о любви?!!! Я видел её отражение в каждом рисунке дерева, что приходилось обрабатывать, я различал очертания Её улыбки в легких облаках, скрывающих заходящее солнце от нашей грешной земли, я просыпался в холодном поту от ужаса осознания того, что вдруг не найду Её тепло рядом с собой посреди ночи… что-что вы знаете?!!

Она подарила мне шестерых детей.

Четырех мальчиков, чьи кучерявые головки, о, Господь, я, вспоминая, до сих пор чувствую в своих ладонях. И двух девочек — гордость мою, моих нежных гладкокрылых горлиц, мои Ассия и Лидия — две жемчужины, надежно припрятанные на дне океана любви моей. О, дети мои, моя плоть и кровь, моя душа, в равной мере разделённая на части!

А я так Её любил, мою Саломию, как вы должны сейчас Бога нашего. Грешу? Святотатствую? Что ж… Мой земной путь окончен давно. До сих пор, сквозь века я чувствую вкус Её сладких губ и дыхание, коим Она награждала меня, своего верного раба.

Мы прожили вместе почти полвека. Это вечность по канонам нашего времени. Это же больше, чем вечность по канонам вашего. И какой силой Она питала меня все эти годы, сколь мудра Она была, сколь спокойна в своей рассудительной прозорливости. Какой дикой страстью и огнём Она сидела в моей груди, сильного от природы человека, никогда не знавшего хворей и недугов. Мой единственный источник, источник всего. И шесть плодов любви. Настоящей. Одной. Навеки.

Да, Она не избежала следствия закона смерти, как никто из нас, смертных, его не нарушит, но Она не ушла в предназначенное Ей время — Она лишь на мгновенье оставила меня. Для того, чтобы я завершил то, о чём меня попросит впоследствии Господь мой. Я много кому говорил «нет» на протяжении жизни. Тогда же я не мог отказать. Я знал, Саломия поймёт.

Я Иосиф из Вифлеема. Сын Илии. Я плотник по профессии.

Меня слушался сам Господь.

Если пути Божии неисповедимы — вы и вправду верите в жребий, брошенный Захарием, с помощью которого выбрали меня? Жребий? Я смеюсь от этого слова. Так было предначертано Высшей волей. И не могло быть иначе. Только Марк впоследствии осознал это, потому и не упоминает обо мне вовсе. Это его право.

Я с самого начала видел в этой девочке нечто особенное. Так бывает, когда посмотришь в толщу морской воды и понимаешь, что она смотрит на тебя всей силой своей стихии.

Мария.

Я узнал Её ещё ребёнком трехлетнего возраста. В момент, когда Её привели в храм.

Каждое движение, тембр голоса Её, взгляд — всё было особенным. Я полюбил Её той любовью, что может быть только в надорвавшей сердце испуганной лани, потерявшей своё рождённое дитя — к только найденному ему; в птице, которая попала в силки — к небу; в иссушенной Священной земле — к каплям долгожданного дождя…

Мария.

Мой долг и второй смысл моей жизни. Наряду с моей семьей, моими детьми.

Девочка, милая девочка, какой я Тебя знал. О, сколько Тебе придётся пережить! О, как сложно Тебе будет впоследствии понять и принять то, что сын Твой — Бог Твой. Тебе предстоит пройти самую страшную трагедию в жизни женщины — стать старше твоего дитяти. Тебе придётся раньше всех познать, что смерть — это ничто, нет её для Него. Но всё для того, чтобы стать с Ним вечностью…

Я Иосиф из Вифлеема. Сын Илии. Я плотник по профессии.

Меня слушался сам Господь.

Вы все знаете о моей миссии. О таинстве, в которое я был посвящен одним из первых.

Некоторые из вас назовут мой последующий путь служением, некоторые называют меня прислужником, что ж…

О, сколько сказано и написано! Но вы ничего не знаете о моих чувствах! О моих, только моих.

Мы ждали появления Его.

Да-да, сейчас вы скажете, что когда я узнал — я не был готов. Я хотел отпустить Марию, скрыв её от всех. А может ли быть готов тонкий источник, скатываясь с Иудейских гор по привычному и родному руслу к тому, что его примет в свои объятия толща моря, может ли быть готовой одинокая дорога к тому, что она рано или поздно по мере движения растворится, превратившись в сеть городских улиц, также как разве можно предугадать простому смертному свою избранность в череде обыденности? И разве у тебя есть возможность сказать «нет» Его посланнику, что явился мне? Такова была высшая воля. Воля, ставшая частью меня.

Никто! И никто из вас не знает как, как я ждал, как я считал время до рождения Его, моего Сына. Как старался защитить и обогреть Её, Марию.

И когда чудо произошло, Боже, как же я был счастлив — как только может быть счастлив увядающий анис долгожданному ветру — предвестнику щедрого дождя; как нектарница весной, почувствовав пульс пробивающегося через скорлупу потомства; как горделивый лев, покоящейся подле уснувшего семейства.

Я стал отцом в седьмой раз. Да будет благословен этот момент моего счастья! Я смотрел на ставшую Матерью Марию и глаза мои были преисполнены благодарности и любви. Всепоглощающей любви отца к только что рождённому. Моему Сыну и названной Жене моей.

Я Иосиф из Вифлеема. Сын Илии. Я плотник по профессии.

Меня слушался сам Господь.

Всё в жизни циклично. Всё в истории сменяет друг друга, как времена года. И за яркими, безоблачными, ясными днями всегда приходит ненастье.

Сколько страха, внешне непоказного, липкого до оторопи я испытал, скрывая семью свою от Ирода в Египте. Полтора года бессонных ночей, сдавленного испуга от малейшего шороха. Как я прижимал к сердцу Его, моего Сына! Как глотал бессильные слёзы, боясь злой участи для Него! И как в моменты беспечных перерывов в бегстве ловил Его первые улыбки, как же я тогда звал Марию! Какое счастье было для нас обоих узнать о воцарении Архелая, сына Ирода. Когда можно было смело вернуться на Землю обетованную, в Назарет.

Мария, Она из солнечной девочки превратилась в трепетную заботливую Мать. И как я благодарен был Её тихому спокойному взгляду из-под прикрытых век, умиротворяющему меня в моих страхах, моих опасениях — как важно сильному мужчине чувствовать, что в нем уверены.

О, как я любил Его! Пока Он был младенцем я знал каждую Его гримасу, каждую складочку на пухлых ручках. Я чувствовал запах Его темечка, уходя на работу, и он сопровождал меня там, чудился среди ароматных маслянистых слёз свежей древесины.

Я помню каждую Его улыбку, подаренную мне. Я держал Его на своей сильной руке, не знающей устали и боли от работы, я перекладывал Его, бережно играя, я ловил каждую нотку Его звонкого смеха. А Он улыбался мне, Он гулил и принимал мои отцовские ласки.

О, как Он своими маленькими цепкими ручками обнимал мою уставшую за день тяжкой работы шею! В эти моменты не было меня — я растворялся полностью и целиком в волнах приливов нежности, что так несвойственна мужчинам.

А потом Он сказал первое слово. А за ним ещё одно. И тогда я впервые не сдержал нахлынувших слёз. Он называл меня отцом. Мой Сын.

Я не узнавал себя. Ведь, будучи почтенным старцем, мне подобало умиротворенно взывать свою душу о пройденном пути, зная бренность его. Но я походил более на молодого льва, готового вырвать сердце у любого, кто покусится на благо семьи моей.

И было только три слова в голове моей: любить, защитить, уберечь.

Мою семью. Моего младшего Сына.

Он рос послушным мальчиком. Мой Сын.

Вы слышали когда-нибудь какие трели выводит зимородок ранним утром, или может видели как чернохвостая облада трепыхается в сети ловкого рыбака, или может вы улавливали ранним утром в пустыне терпкий запах полыни, предвещающий мягкие солнечные лучи — всё это было с моей душой. Она пела, она отдавалась в унисон звукам Его голоса, она смеялась рядом с Ним.

Да что вам известно о том тепле в моей левой груди, что преисполняло меня, когда я дул на его пальчик, доставая занозу? И как он начинал смеяться через навернувшиеся слёзы.

А сбитые его коленки, что я бережно омывал и его мальчишеское сопение в эти моменты. Да-а, он был маленьким мужчиной — терпеливым, рассудительным и поразительно послушным.

Я так любил заглядывать в его глаза, из которых на меня смотрело небо.

Он выдыхал все переживания прожитого дня у меня на руках, засыпая. Мой светлый-светлый мальчик.

Как же мне хотелось научить Его многому. Тому, что умел я.

И Его благодарная познавательность этому способствовала.

Он любил праведный труд.

И я научил Его заглавным вещам в жизни — тем, что мне надо было привить ему от рождения: Он прекрасно читал Священное писание, Он посещал храм, как семья его, я также научил его молиться Богу. И с каким же умилением я видел, как он, по-детски умаявшись от занятий, бежит к другим моим отрочам играть на улице.

Какие необыкновенные у меня дети, слава Господу моему! Какое счастье я обрёл, видя их, обучая их, любя их. Как небо влюблённо глядит на землю бесчисленными золотыми очами — так я просмотрел все глаза свои на отроков моих.

А как я боготворил свою работу, свои сильные, приученные к труду руки. Не было равных мне в деле плотницком. Я много тепла подарил людям, делая добротные орала и ярма. О, сколько труда было впоследствии совершено с помощью моих изделий на благодатной земле Израилевой! Я восстанавливал разрушенный до основания римлянами Сепфорис. Я знаю наизусть, храню в своей памяти структуру каждого бруса, который прошёл через мои ладони. Я говорил с ним, с деревом, чувствуя всю его мощь неумолимого роста, покоряющуюся моим рукам. Я знаю возраст каждого ствола дерева, что заботливо обрабатывал моим выверенным инструментом, я помню каждую ноту запаха его смолистой структуры.

И это впоследствии станет моим злым роком. Это случится уже после меня. Как же ещё они могли поступить с Сыном плотника, человека, всю жизнь работавшего с деревом?..

То, что знал мой Сын, то, что неумолимо должно было произойти и, Господи, дай мне сил, чтобы принимать это как то, что должно было быть. Ведь и я знал. Жил и всегда знал это. За одно благодарю Бога — мне не пришлось увидеть это своими очами во время моего бренного земного пути.

Но не хочу об этом… Пока Он ещё ребёнок. Он так счастлив рядом со мной. И я делал всё, чтобы Его счастье было настоящим, сполна, через край. Потому как если не баловать ребёнка в детстве — потом не будет больше такого времени и останешься ты, как обессиленная каменка-плешанка с распростертыми крыльями у разоренного временем пустого гнезда.

Мы любили гулять с Ним рука об руку в свободное от работы и забот время. Сколько по-детски наивных вопросов Он мне задавал. Каким не по годам смышленым и любознательным Он был. Мы видели и познавали с ним праведный труд сеятелей и жнецов, и виноградарей, и строителей. И тонкости их благого ремесла я старался обьяснить Ему с раннего детства. Мы, порой, часами наблюдали за тем, как трудятся Его соотечественники.

Но больше всего Он по-настоящему любил профессию пастуха. Я понимал почему. Потому как Он знал, что только будучи наедине с собой, Он мог полноценно быть в мыслях своих, отвечая самому себе на непростые вопросы, на которые многие взрослые люди не находят ответа за весь свой земной путь. Будущий Пастырь заблудших душ.

Мой мальчик, мой один такой. Во всех смыслах необыкновенно светлый самый младший мой ребёнок.

Каждый лист на кусте близ дороги, по которой мы ходили, каждая птица с радужным оперением, каждое насекомое, даже самое малое, все твари земные — все они замирали в движении при виде моего мальчика, моего Сына. О, сколько счастья помимо обязанностей, о которых вы так любите говорить, было позволено испытать мне! Сколько неподдельного, яркого, неповторимого и замечательного чувства.

Я так благодарен Богу моему, что Он позволил мне быть сопричастным общечеловеческому чуду. Но никто, совсем никто и никогда не знал о самой большой благодарности, которой я молчаливо обязан Творцу — быть отцом моего Сына. Моего, как и шестерых детей до него. Но самого младшего и самого долгожданного.

Я Иосиф из Вифлеема. Сын Илии. Я плотник по профессии.

Меня слушался сам Господь.

Да, он был очень послушным. И, зная это, вы, те, кто приходит к Богу вашему только когда наступит нужда, когда беда посетит ваши сытые и довольные, теплые дома — вы, не стесняясь, просите меня обратиться к Нему, заступаясь за вас! Вы же знаете, что Он меня не ослушается. Какой тонкий цинизм и холодный расчет у вас даже в этом…

Но Бог вам судья. И Сын мой, мой Сын, который стал Спасителем.

Когда осень жизни уже выбелила окончательно мои волосы, выцвели глаза и члены мои должны были стать практически неподвижными, готовя тело моё к возвращению в землю, а душу — к вознесению к Богу, я сохранял удивительную силу и ловкость. Разум мой ни на мгновение не затемнился. Всё это я могу объяснить лишь одним — ответственностью, возложенной на меня Провидением. Но, как русло пересыхающей реки рано или поздно становится песком, замедляя пульс бегущей по ней воды, как цикады, замирают навсегда, исполнив сполна трели своей певучей жизни и как последний луч солнца бросает свой прощальный взгляд уходящему дню, я приблизился к незримой черте, где всё рвётся на «до» и «после». Боялся ли я этого рубежа? Глупо говорить, что нет, когда всё живое рано или поздно предстоит у порога вечности со страхом. Чего я боялся? О чем жалел? Я, муж, на протяжении своей долгой жизни не знавший болезней, боялся мученической смерти. Но Сын мой, Бог мой отвратил её от меня, остановив чёрных ангелов. И встречали меня лев с огненной гривой, светлоокий вол, орёл небесный летящий и ангел белокрылый.

И было это на двадцать шестой день месяца Аббиба, в мои полные сто одиннадцать лет.

О, мой Господь и мой Бог, не гневайся на меня и не осуди меня!

Да, ты Сын Бога, но Ты и мой Сын…

Иисус-утешение мое, Иисус-освободитель души моей, Иисус-заступитель мой! Иисус, имя сладчайшее в устах моих и для всех любящих Его.

Вот моя история. История о чувствах человека с душой, сердцем. Хранителя, мужа, служителя… отца. Иосифа из Вифлеема. Сына Илии.

Плотника по профессии.