Выживает сильнейший.

Кузьмич одёрнул воротник тёплой подбитой мехом куртки, поправил шапку-ушанку — «да, мороз за тридцатку давит, добрый хозяин собаку на улицу не выгонит, а ребята на линию поехали.»

Мимо проехал Газ-53 с фургоном, водитель посигналил, приветствуя вахтёра. Кузьмич махнул в ответ рукой, и зашёл в помещение проходной.

Предприятие, на котором работал Кузьмич, называлось ОАО «Электросервис». Он и до выхода на заслуженный отдых работал здесь, только если до пенсии был линейным электромонтером, то после начальство перевило его на проходную. Работа не пыльная, а так как забот было немного, поручили кормить собак сторожевых.

Правду сказать, сторожевыми их назвать, можно было с большой натяжкой. Брехали хорошо, особенно Калач, помесь бульдога толи с лайкой толи с овчаркой. Этот Калач с виду напоминал перепуганного бандита потому, как всегда с грозным лаем бросался, сзади пытаясь кусать за пятки, но стоило, человеку обернутся и топнуть ногой, как пёс бежал, поджав хвост. Вторая сторожевая была сука в полном смысле слова. Звали её Пальмой, почему так, никто не знал, на предприятие она попала с погранзаставы, где её выбраковали в пятимесячном возрасте.

Пограничник, оставляя овчарку Кузьмичу, сказал — «жалко отдавать, хорошая собака, но что-то нюх не очень, но вам, она, будет служить верой и правдой, если обижать ни будите.»

Уже, садясь в Уазик, лейтенант обронил — «да, кстати, собаку звать Пальма.»

Кузьмич с полной кастрюлей каши подошёл к собачьему вольеру и тут же из одной будки, виляя хвостом, выбежал Калач

— Подожди, не лезь! отойди говорю! — старик отталкивал вредного пса, пытающегося хватать кашу, прям из кастрюли, не дожидаясь, когда Кузьмич вывалить её в миски.

Разложив кашу, старик потрепал Калача по холке — ешь! ешь, проглот! сколько тебя не корми всё тебе мало.

— А где Пальма?! — Кузьмич обеспокоенно посмотрел по сторонам, он знал, что овчарка должна была, вот-вот ощенится, постарался пес с соседней организации.

Калача, как тот не желал, Пальма к себе не подпускала, а вот мелкому, неказистому дворняге Шарику отказать не смогла. И теперь, все работники предприятия с интересом ждали, что за порода получится от такой любви.

— Пальма! Пальма! — Кузьмич обошёл уже почти всё территорию, когда вдруг увидел, как собака выскочила из-под старого фургона, давно снятого со списанного автомобиля и используемого теперь монтёрами под склад разного металлического хлама.

Овчарка, радостно повизгивая, подбежала и уткнулась мордой в руку Кузьмича.

— Что ты там делала?! — и тут, старик заметил впалые бока, ещё пару часов назад, брюхатой собаки.

— Ах! так ты ощенилась, неужели, под будкой? — Кузьмич заглянул под фургон и увидел там четырёх маленьких слепых и мокрых щёнят.

— Мать твою! да, ты же, их, на голые камни принесла, дура! — старик побежал в кочегарку, нашёл там старую телогрейку и, вернувшись, стал укладывать на неё новорождённых щенят.

Но оказалось, что для двоих это было уже поздно и Кузьмич, грустно вздохнув, положил их опять под будку.

На таком морозе, как ещё, все не околели — подумал старик и понёс уцелевших щенят в котельную.

Следом, виляя хвостом, бежала Пальма, которая, по-видимому, не особо печалилась по поводу гибели своего потомства

«Мамаша хренова! но может, это от того что впервые ощенилась, может, после образумится?» — с такими мыслями, пытаясь оправдать собаку, Кузьмич положил фуфайку со щенками под батарею.

Посмотрев на подсохших новорожденных, пошёл на проходную — «должны выжить» — решил он.

Прошло пять часов, и Кузьмич отправился проведать щенят. Каково же было удивление, когда он увидел, что на телогрейке собак нет.

«Что за ерунда! неужели опять туда же унесла?» — махнув рукой, Кузьмич побежал к фургону.

И точно, щенята лежали на том же месте, на ледяных камнях — «что ж ты сука делаешь?!» — старик стал доставать собачат, но один уже был мёртв.

Положив уцелевшего на фуфайку, он снова отнёс её в котельную, а следом прибежала Пальма, обнюхивая щенка, она радостно извивалась, виляла при этом хвостом.

«Пальма! что ты делаешь?! не трогай, пусть тут лежит,» — пытался объяснить непутёвой мамаше Кузьмич.

Постояв рядом со щенком, он решил, что Пальма образумилась, и пошёл на проходную.

Кузьмич дежурил по суткам и когда утром сменился, решил, сходить, посмотреть, что со щенком.

И вновь, его ждало разочарование, телогрейка была пуста.

Предчувствую недоброе Кузьмич бросился к фургону. Опустившись на колени, старик заглянул под будку и увидел Пальму и щенка, который, прижавшись к мамаше, жалобно повизгивал.

«Живой!» — обрадовался старик и опять отнёс собачку в кочегарку.

Передав сменщику, чтобы тот поглядывал за щенком Кузьмич ушёл домой.

Придя через три дня на работу, он особо не удивился, узнав, что Пальма так и не согласилась, чтобы её детёныш рос в тепле, лишь пошла на уступки и разрешила, положить под фургон телогрейку. Через месяц по территории предприятия бегал симпатичный серый бутуз.

Красавец был, похож на маленького медвежонка с очень плотной шерстью иначе едва ли он выжил на таком морозе.

Вскоре его забрал к себе друг директора предприятия, заядлый охотник.

После, Кузьмич слышал, что из щенка отличный охотничий пёс получился.