Ваня, давай!

Николай Хрипков

Ваня, давай!

Рассказ

1

5.10.2024

1. ФИО автора, возраст: Хрипков Николай Иванович, 70 лет

2. Название Конкурса (пункт 4.2 Положения): Литературное творчество

3. Тематическое направление работы (пункт 4.4 Положения): Защитники малой родины и Великая Победа

4. Название работы: Ваня, давай! Жанр работы: Рассказ.

5. ФИО творческого руководителя, название организации:

6. Регион, где находится учреждение (для выявления географии проекта): Новосибирская обл.

7. Ссылка на скачивание файла (при необходимости):

8. Краткая аннотация к работе (по желанию, 1-2 предложения): Рассказ об Иване Михайловиче Николенко, жителе села Калиновка, воевавшего связистом на фронтах Великой Отечественной войны.

9. Электронный адрес для отправки сертификата участника: khripkov.nikolai@yandex.ru

10. Почтовый адрес и телефон автора (или творческого руководителя

или законного представителя автора до 14 л.): 632832 Новосибирская обл., Карасукский р-н, с. Калиновка, ул. Молодёжная, 21\2. Телефон: 8-913-712-02-73, 58-107

11. Согласие на публикацию работы в сборнике «Сокская радуга-2025» (да/нет): да

12. Готов выкупить печатный сборник, если в него войдет моя работа по себестоимости (да/нет): нет

ВАНЯ, ДАВАЙ!

РАССКАЗ

Громыхнуло так, что он подумал «Это конец». И с потолка и со всех сторон посыпалась пыль. А что же тогда там творится наружи?

Полковник снова сорвал трубку. Нет! Связи не было. Ну, и как теперь? Он, как слепой, в этом блиндаже. А потерять руководство боем, это уже проиграть его.

— Майора Петрова ко мне немедленно! — крикнул он адъютанту.

Майор как будто был тут же за стенкой и услышал, что его требуют и явился немедленно. Только грязное потное лицо говорило о том, что он прибежал из окопа.

— Связь куда дел, Петров?

— Товарищ полковник! Уже двух связистов посылал, не вернулись. Там невозможно пройти. Всё пристреляно противником. Каждый сантиметр. Носа высунуть нельзя. А ребята какие были! Опытные! Считай всю войну прошли. И вот тебе…

— Ты понимаешь, что без связи мы слепые и глухие. Может быть, уже сейчас противник заходит нам в тыл. А мы здесь сидим и ничего не знаем. Сейчас прибегут артиллеристы и скажут, что снаряды на исходе. Это уже третья атака. И скорее всего так оно и есть. Нам нужно подкрепление, Петров! Что хочешь делай, а связь давай! Я должен соединиться со штабом.

— Но поймите, товарищ полковник…

— Ничего не хочу понимать. Но чтобы связь была. И никогда-нибудь, не потом, а сейчас. Сейчас ничего важнее связи нет. Выполнять!

— Есть выполнять!

Петров уже шагнул к двери, как полковник остановил его.

— А этот маленький у тебя…Как его?

— Ваня. Иван его зовут, товарищ полковник. Рядовой Иван Михайлович Николенко.

— Вот! А он живой?

— Так точно!

— Так ты и пошли его! Он же маленький, как пацан. Фрицы и не заметят его. А если заметят, так попади в такого.

Майор вздохнул и вышел.

Ваню Николенко забрали в армию в 1943 года. И мать его до последнего надеялась, что его такого маленького и хилого не заберут. Как увидят его, так сразу забракуют. Ну, куда такого: ведь он меньше винтовки в два раза. Не забраковали. Никаких болезней у него не было. А что рост — так это не помеха.

Хотели его в танковые войска направить. В танке крупным мужикам нельзя. Будут за всё зацепляться и поворачиваться им трудно, и других зажимают. Потом решили в разведку. И в конце концов попал он в связисты. Хотя до этого ни разу не пользовался телефоном. Только в конторе его видел. Весной его послали в Польшу, где шли напряженные бои. Немцы цеплялись за каждый бугорок, потому что за их спиной был фатерланд. И тех, кто бросал позиции и отступал, расстреливали свои же. Поэтому сражались они ожесточённо и упорно.

Ваню жалели. Сначала думали, что попал на фронт он по ошибке. Приписал себе лишний возраст. Так делали многие, потому что боялись, что не успеют повоевать. И вот пацан бежал из дома, прибавил себе годы, чтобы попасть на войну. Жалко, если убьют. Пожить ещё не успел, ничего не видел.

Нет! По всем документам ему девятнадцать лет. И закончил он восемь классов. И в совхозе успел поработать. И был очень работящий, как и положено деревенскому парнишке. Когда он засыпал в землянке, свернувшись калачиком, казалось, что под шинелью лежит собака. И рядом с ним вполне мог устроиться ещё один боец. Товарищи поправляли шинель, если она сползала с него. Повар всегда давал ему добавку, считая, что так он лучше подрастёт.

Теперь Ваня стоял на вытяжку перед своим командиром, маленький, востроносенький, с большими любопытными глазами. Полковника он боялся, хотя тот ни разу не повысил на него голос.

«Чисто пацан, — подумал полковник. — А форму для него что специально шили? По заказу? И жалко посылать. И что делать? Эх, война, проклятая!»

Ваня выслушал приказ.

— Могу идти, товарищ полковник?

— Да. Но сначала зайди к майору. Он тебе всё объяснит, что и как, и почему.

Майор подошёл к нему, положил ладони на плечи и, глядя сверху вниз, сказал:

— Иван! Рядовой Николенко! Вся надежда на тебя. Задание очень важное, но и очень опасное. Ваня! Будь осторожен. Немцы там всё пристреляли. Двое наших ребят уже не вернулись. Очень нужно восстановить связь. От этого зависит выстоим ли мы или все поляжем здесь.

Ваня зашёл ко своим. Его стали готовить.

— Нужно слиться с землёй, — поучал сержант Винник. — И по-пластунски! По-пластунски! Тише едешь, дальше будешь. Будь бдителен и не торопись!

Его с ног до головы обмазали глиной, облепили травой, листьями, ветками. И получился такой небольшой зеленый холмик. Лицо измазали сажей. Посидели перед смертельно опасной дорогой.

Не хотелось покидать окоп. Там какая-никакая защита и рядом друзья-товарищи. А за окопом всё гремит, свистит, там рядом смерть, которая может настигнуть тебя в любое время. Ваня вздохнул. Майор хлопнул его по плечу

— Ну, давай, Ваня! Вся надежда на тебя. Теперь ты наш спаситель. Помни об этом!

И двинулся Ваня в путь, где его ждала или гибель, или слава. Товарищи-связисты грустно смотрели ему в след. Сразу стало ясно, что работы тут не на пару минут и не на час. На пути то и дело попадались воронки от разрывов снарядов, которые приходилось обходить, то есть обползать. А это удлиняло путь. Сразу было понятно, что двигаться здесь перебежками не получится. Рвались снаряды, не умолкали пулемёты и где-то там сидели снайперы, готовые уничтожить любую живую цель.

Он полз. Через зажатый кулак пропускал телефонный провод. И полз, и полз, и полз, останавливаясь от каждого разрыва снаряда и вжимаясь в землю. Земля вздрагивала. Снаряды разрывались перед ним и за ним. Любой из них мог оказаться для него смертельным. Но он заставлял себя не думать об этом. На мгновение умолкал пулемёт и вновь принимался строчить. Но самыми опасными были снайперы, которые сидели в окопах и через оптику прицела рассматривали наши позиции, поджидая очередную жертву. От их пули уже никто не мог спастись. И единственная надежда на то, чтобы оставаться незаметным.

Если приподнимешь голову или попытаешься бежать, то это верная смерть. Здесь выживал не самый бесстрашный, а самый незаметный, которого противник не мог увидеть. Хочешь выжить, слейся с землей, стань этой самой землёй.

Ваня полз и полз, оставляя за собой всё больше смертельно опасного пространства. А сколько его ещё будет впереди, он не мог знать. Он знал одно, что если он не найдет этот чёртов обрыв и не восстановит связь, то погибнет не один его товарищ, а, может быть, даже и весь полк. И наступление на этом участке сорвётся. И командование бросит сюда другие полки, бойцы которых тоже будут гибнуть и гибнуть.

Высшая сила берегла его от смерти. Может, он прополз километр, а, может, и два, а, может, и все три. Он не считал эти проклятые метры, которые он проползал по израненной искалеченной земле, которую беспощадно убивали. И неожиданно он натолкнулся на препятствие. Это было не дерево и не камень. Это был человек. Мёртвый человек. Это был Ермаков, связист, весёлый балагур, шутник, родом откуда-то из-под Уфы. Больше он уже никогда не будет шутить и никого не рассмешит своими шутками. В его боку было большое черное пятно запекшийся крови. Его убило осколком снаряда. Ваня вспомнил, что Ермаков на войне с самого первого дня, как она началась. «Костя! Костя! — пробормотал Ваня. Ермакова звали Костей. — Похоронить бы тебя по-человечески, с почестями, как подобает. Хороший ты был человек и боец отважный. Уже столько медалей имел. Похороним, как только наши пойдут в атаку и захватят это место. Всех бойцов соберут и похоронят. А немцев закопают в общей могиле, над которой не будет ни креста, ни могильного холма. И н никто не будет знать, где они захоронены. Для нас вы все враги. И как звать вас, величать, нам не нужно».

Ваня пополз дальше. Но перед его глазами стоял Ермаков, то живой, то убитый. И тут он подумал со страхом: «А что, если немецкий снайпер заметил странный зелёный холмик, который не стоит на месте, а передвигается. Он сразу поймёт, что это маскировка. И может быть, уже целится в него. И палец его лежит на спусковой крючке и готов в любой момент нажать на него». Нет! И нет! Отогнал он от себя эту пугающую мысль. Он должен выполнить задание и выполнит его. Иначе получается, что зря погиб Ермаков и другие бойцы. «Я слишком мал. И бугорок слишком мал, чтобы враг принял его за замаскировавшегося бойца. Скорей всего подумает, что это какой-то зверёк. Именно меня и послали, самого маленького из связистов. Потому что были уверены, что враг не сможет меня заметить. Но Ермаков вон какой опытный и не первый год воюет, но не смог обмануть противника. Но ведь он погиб не от пули снайпера, а от случайного осколка».

Он успокаивал себя и продолжал ползти вперёд, пропуская провод через кулак. Ладонь уже горела, но он не мог выпустить провод. И время от времени подёргивал его. Если провод даст слабину, легко потянется, значит, обрыв рядом. Но этого всё не происходило. Провод был как натянутая струна. Да где же этот чёртов обрыв? Совсем рядом просвистела пуля. Он уронил голову в землю и несколько мгновений лежал, не шевелясь. Но тут же выругал себя. Уже столько раз он слышал от бойцов, что пулю, которая тебя убьёт, ты не услышишь. А если просвистела, значит, мимо. Он снова полз и полз. День уже клонился к вечеру. Солнце огромным кровавым шаром светилось в дымном далеке, там, где засел враг. Ночью в темноте безопасней. Можно даже передвигаться перебежками. И падать, как только в небе будут осветительные снаряды.

Связь нужна сейчас. Он видел, как полковник нервно расхаживает по блиндажу, ожидая радостного крика телефонистки: «Товарищ полковник! Связь появилась!» Полковник прыжком бросается к аппарату, хватает трубку и радостно ревет: «Алло! Алло!» Но телефонистка молчит.

Полковник ругается сквозь зубы, чтобы никто не слышал. Он нервничает. Он еле сдерживает себя. И готов взорваться от любого пустяка. «Что же ты, Ваня? Ты же подвёл всех. Ведь вся надежда была на тебя. Эх, Ваня! Ваня! Ну, как же так? Ты знаешь, сколько теперь бойцов погибнет?»

Он замер. Рядом кто-то стонал. А если это немец? Раненый. Он увидит его, направит автомат и изрешетит. Ваня передвинул автомат со спины к животу. Надо ползти стороной. А если это не немец? Да и откуда здесь взяться немцу, ведь рядом наши позиции? Если бы они дошли досюда, то были бы уже в наших окопах.

Он пополз дальше. Ковалёв. Их связист Ковалёв. Он отправился после Ермакова и тоже не вернулся. И решили, что он тоже убит. Но он не был убит. Он был только ранен.

— Ковалёв — это ты? — зачем-то спросил Ваня.

— Ты, Ваня? И тебя тоже послали, — медленно с трудом проговорил Ковалёв. — Я, видишь, не дополз. Садануло в бок. Ну, ползи, Ваня! Там ждут связь. Ну, давай, Ваня!

— Лёха! Слышь! Я найду этот чертов порыв. Дам связь, и мы вернёмся вместе. Я не брошу тебя. Потерпи немного. А я вернусь обязательно.

— Ваня, давай! Обо мне не думай! Ты должен вернуться живым. А то нам слишком дорого обходится этот порыв.

Он снова пополз, подёргивая провод. О! не может быть! Это было счастье. Провод легко тянулся. Значит, порыв совсем рядом. Ну, еще немножечко постараться! Ну, вот и он порыв. Рядом разорвался снаряд. И провод порвало. Он подтянул другой конец. И соединил провод.

Вот и всё! Он выполнил приказ. Нашёл обрыв, соединил провод.

Телефонистка радостно крикнула:

— Товарищ полковник! Связь!

Тот как будто сразу воспарил на небеса.

— Соедини меня со штабом дивизии!

— Товарищ полковник, штаб дивизии на связи.

Из штаба сообщили, что к ним уже направили подкрепление. Идут танки. По вражеским позициям отработает артиллерия. После чего начнется общее наступление. К концу дня надо захватить этот трёклятый городок. А сейчас собрать офицеров полка. Поставить перед каждым конкретную задача.

«Ах, Ваня, молодец! Ты должен вернуться. Ты нужен нам живым. Тебе никак нельзя погибнуть».

Залазить на лестницу всегда проще, чем спускаешься. Когда спускаешься, страху больше. Да, он выполнил приказ. Обидно будет, если снаряд или шальная пуля убьют тебя.

Дождаться ночи? Тогда можно будет продвигаться перебежками. Но немцы могут перейти в атаку и тогда или смерть, или позорный плен. Нет! Ждать никак нельзя. Нужно возвращаться к своим. И еще он дал слово Ковалеву. Дорога была каждая минута. Он дополз до Ковалёва.

— Ну, что жив, братишка? Сейчас мы с тобой поползём к своим. А там тебя подремонтируют.

— А ты, значит, соединил провод, если возвращаешься назад? Молодец, Ваня. А со мной у тебя ничего не получится. Куда уж тебе тащить меня?

— Егор! Давай двигаться к нашим!

— А что давай! Может, и получится!

— Егор! Ну, давай!

— Давай, Ваня!

— Вдвоём с тобой!

— Не получится. Обезножен я.

— Ничего! Ничего! У меня ног на двоих хватит. Потащу тебя.

— Ваня! Какое потащу? Я тебя в три раза больше. Силёнок не хватит.

— Хватит, Егор. Еще как хватит! Ты думаешь, что если я маленький, то и сил у меня мало? Я в колхозе вилами подавал копны на верх стога. Ты же сам деревенский и понимаешь, что это такое. Вилы метров пять. Тут и на ногах трудно устоять. А надо копёшку поднять и подать её на самый верх стога. Не у всякого мужика получалось, а я справлялся.

— Ваня! Видно, мне конец. А ты должен вернуться. Давай, Ваня! Ты должен жить.

— Вместе, Егор!

Он тянул раненого за верхний край шинели. Упирался ногами, отталкивался и потихоньку продвигался вперёд. Ковалёв изредка стонал, но держался изо всех сил. Так рывками по полметра он продвигался вперёд. Ковалёв старался помочь ему и отталкивался здоровой ногой и руками. Приходилось то и дело останавливаться, чтобы восстановить силы. Но страшно было другое. Как бы вражеский снайпер не заметил их или не разорвал в клочья вражеский снаряд.

Полковник вызвал майора.

— Что там Ваня? Вернулся?

— Никак нет, товарищ полковник.

Майор не спал уже вторые сутки, щёки его впали и заросли рыжей щетиной.

— Сколько времени прошло! Значит, погиб. Хороший был боец. Ты вот что, майор…Напиши представление о награждении бойца Ивана Михайловича Николенко медалью «За отвагу». Посмертно. Заслужил её, Ваня. И не успел пожить-то толком.

— Так точно, товарищ полковник!

Но рано похоронили Ваню. Потихоньку, понемногу он приближался к нашим позициям. И чем ближе, тем больше в нём было сил. Наверно, потому что всё дальше отодвигалась смерть. Стемнело, когда он с Ковалёвым подполз к нашим окопам и охрипшим голосом крикнул:

— Братцы! Это я рядовой Николенко и со мной сержант Ковалёв.

Майор, когда узнал об его возвращении, сразу бросился к полковнику.

— Вернулся? А что же он так долго?

— Так он ещё и раненого Ковалёва волок. А Ковалёв-то вон какой здоровый.

— Давай его ко мне немедленно!

— Товарищ полковник! Ему бы помыться. Он грязный с головы до ног.

— Я что его зову на бал благородных девиц? Выполняйте!

Когда Ваня предстал перед полковником, тот обнял его.

— Ты герой, Ваня! Вернёшься домой с медалью. Да и в рядовых хватит тебе ходить. Пора примерить сержантские погоны. Заслужил, Ваня! Так что готовься!

— Товарищ полковник! Разрешите обратиться?

— Давай. Ваня!

— Просьба у меня. Переведите меня в пехоту! Надоело ползать на брюхе. Хочу ходить в атаку, захватывать вражеские окопы. Вот где настоящие герои.

— А я, думаешь, не хочу? Ты думаешь, что ты первый? Недавно ко мне приходил наш повар Чусовой. Чуть ли не плачет, просит перевести его в пехоту. «Приду, — говорит, — домой, и чем мне будет похвалиться? Что всю войну вместо автомата и винтовки черпак держал и у котла стоял, когда другие ходили в атаку? Ведь ни одна девка за такого героя не захочет замуж выйти. А будут дети, подрастут и спросят: «Пап! Расскажи, как ты воевал!» И что я скажу? Что я всю войну провел у котла с кашей и черпаком в руке?» И, знаешь, что я ему сказал? «А давай все пойдём в пехоту! Только много ли навоюет голодный боец, много ли он подаст снарядов к пушке? А как обессиленный голодный солдат будет тащить миномёт? Да и подносить будет нечего, потому что все уйдут в пехоту. И снарядов не будет, и патронов, потому что никаких служб не будет. И много ли такая армия навоюет, голодных, безоружных босяков? Вот то-то же! И подкрепления мы не дождёмся, потому что не будет связи. И в тылу будет некому работать, выращивать хлеб, делать оружие и снаряды, потому что все уйдут на передовую, где в ту же минуту их всех поубивает. И командовать будет некому. И сам товарищ Сталин вместе со всеми маршалами и генералами будет бежать к окопам противника. Так вот скажи много ли навоюет такая армия? Так-то вот. Ведь всё ты прекрасно понимаешь. Все мы нужны. Только свою работу надо делать честно и хорошо. И каждый из нас приближает общую победу. И у каждого будет своя победа. А что тебе сказать детям? Правду. Но так сказать, чтобы они поняли в общей победе есть и твои пять копеек. И дети будут гордиться тобой».

— Я всё понял, товарищ полковник. Можно идти?

— Иди! Давай, Ваня!

— Так точно!

Так Ваня и повстречал победу в небольшом немецком городке. Этот день он никогда не забудет.

Вернулся домой. Когда в военкомате становился на учёт, там спросили:

— Так ты связист? У нас АТС строят. Специалисты нужны вот так!

— Нет! — сказал Ваня. — С меня проводов хватит. Буду в родном селе жить. Хочу лечить животных.

— Значит, в Айболиты? Ну-ну!

Ваня закончил ветеринарные курсы, потом ветеринарный техникум и до самой пенсии проработал ветеринаром. И был уверен, что лучше профессии нет.

Женился. Родились два сына. Его, как и других ветеранов, приглашали в школу. Когда его просили рассказать, как там было на войне, глаза его становились мокрыми, слёзы бежали по щёкам, он едва их успевал вытирать и повторял одно слово; «Война… война… война…» Больше от него ничего нельзя было добиться. Война жила в нём, как память о тех страшных днях, о погибших товарищах, о злобной старухе с косой, которая безжалостно выкашивала молодых мужчин, многие из которых ещё ничего не успели увидать в своей жизни. Годы шли. Уходили из жизни один за другим ветераны. И вскоре наступил момент, когда в себе из участников войны он остался один. Его подвозили на сельсоветской машине к памятнику на девятое мая. Сам он пройти большое расстояние был уже не способен.

Как-то позвонили. Он снял трубку.

— Всё-таки я тебя нашёл.

— А вы кто?

— Не узнал? Ну, да! Столько лет, столько зим! Давай, Ваня?

— Ковалёв? Не может быть!

— Да, Ваня, считай, что жизнь прожили, а всё никак не могли встретиться. Всё дела! Так и прокрутились с этими делами. А встретиться не смогли. Я вот то дом строил, то детей растил, в отпуск не ходил годами, дальше райцентра не выезжал. А сейчас вот виню себя. Надо было на всё плюнуть и встретиться с боевыми товарищами. О тебе, Ваня, я часто вспоминал. Ведь ты мне вторую жизнь подарил. Если бы не ты, сдох бы я, как собака, на проклятой немецкой земле. Ты такой маленький меня здоровенного бугая тащил до самых наших окопов. Откуда у тебя только силы взялись!

Ваня ничего не говорил. Слёзы хлынули ручьём. Он дотянулся до какой-то тряпки и только успевал вытирать мокрые глаза, мокрые щёки, мокрый подбородок, мокрую шею.

— Опять плачешь, Ваня. Тебя так и звали в полку Плаксой. Если кого-то убьют или хоронят, так ты плачешь навзрыд. Ваня, мы обязательно повидаемся, обязательно встретимся. Я тебе слово даю. Обязательно!

Они встретились, но не так, как рассчитывали. Когда у Ивана умерла жена, с которой он прожил полвека, младший сын забрал его к себе. Иван Михайлович был уже слаб и за ним нужен был постоянный уход. Так что сын поступил правильно. Кому ещё присмотреть за беспомощным стариком? Иван умер, не дожив несколько дней до девяноста лет. Уснул и не проснулся. Сын привёз его в родную деревню. Иван хотел лежать рядом с женой. У входа на кладбище стоял столик, наливали по стопке помянуть, давали конфеты и носовые платочки. В его доме жила уже другая семья.

Через год к кладбищу подъехала черная «тойота». Из неё выбрался старичок, согбенный, весь седой. На нем был пиджак, увешанный медалями и орденом. Молодой мужчина поддерживал его. Он прошёл к Ваниной могиле, остановился, взявшись обеими руками за оградку и долго всматривался в фотографию на памятнике.

— Вот и свиделись! — сказал старичок.

Молодой человек поставил к оградке венок и положил на могилку букет гвоздик. Ветер покачивал на венке чёрную ленту, на которой золотистой краской было написано «Ваня, давай!»

13 октября 2024 г.