Уличный воришка Кепчик.

Да я вообще не знаю — были ли у него друзья. Скорее всего — нет. Кто и когда дал ему эту кличку — неизвестно. Вечно не мытый, не стриженый, в постоянно мятой и грязной одежде. Еще брюки — они вечно рвались у него чуть пониже гульфика — то бишь, ширинки.

Нам было не то, что жаль Кепчика, скорее совесть не позволяла прогнать его … хотя было за что. Мы знали — Кепчик вор. Хотя и не переживали за свои кошельки и шапки, а было как-то неприятно. Я как-то видел, как грозные дяди с уголовным прошлым, отмеченным серьезными татуировками на руках и особенно на фалангах пальцев, с нескрываемым уважением в глазах пожимали ему руку, благодарили за деньги, сунутые им без пересчета в их карман, но больше всего поражал взгляд в след уходящему Кепчику. В этом наполовину потухшем взгляде читалось: «Вот же, везунчик». Они (бывшие зеки) даже не подозревали, что Кепчик, сунувший им в карман почти всю свою дневную «выручку», вечером напросится к одному из нас на ужин. И уже к ночи, возвращаясь домой, принесет какую-то украденную за день жратву, вытащенную из бесчисленных тайников прямо в центре города. И пока мать одного из нас будет зашивать его вечно рваные, мятые и прожженные утюгом брюки, он с ловкостью обезьяны будет опустошать сковородки, кастрюльки, салатницы и вскрытые консервные банки. Я его тогда вовсе понять не мог. Не мог понять его отношения к деньгам, а понять смысла его существования — было и вовсе невозможно. Но однажды, услышанную от него фразу, вспоминаю до сих пор:

« Когда тебе совсем «хреново», и ты думаешь, что жить больше не зачем, подумай о тех, кому хуже, чем тебе».

Однажды в начале лета я встретил его у зала игровых автоматов и, перехватив его вечно голодный взгляд, предложил его угостить в «пельменной». Он согласился, но вместо кафе с отлично приготовленными пельменями, предложил зайти в рабочую «столовку», какого-то предприятия, непонятно чем занимающегося. Я согласился — времени у меня до встречи с приятелем было много, но качественно его использовать я уже не успевал.

Одна остановка на троллейбусе (естественно «зайцем»), два пройденных напрямик двора и мы в цокольном этаже 9 — этажки. Я был приятно удивлен. Воздух свежий, чистые столы, хоть и без скатертей, салфетки, живые цветы в вазочках, а не в банках или стаканах. Добродушные улыбчивые тетки на раздаче и добрейшего вида «бандерша» за кассой, которая к моему удивлению знала моего знакомого не по кличке, а по имени Толик. Один рубль и пятьдесят три копейки за полноценный обед в те, еще глубоко застойные годы совсем не удивляли. Мы выгрузили подносы и сели за столик у окна. Обед был приготовлен на совесть. Мы наслаждались борщом с кусочками отварного говяжьего языка, и я уже заранее знал, что приду в эту «столовку» еще не раз, с целью экономии времени на поездки домой или в подобные заведения (более привычные мне). Еще не расправившись с борщом, я задал вопрос Кепчику о том, чем он сейчас занимается. Ответ заинтересовал, и я стал внимательно слушать.

— Понимаешь, Витек, в конце весны, летом и в начале осени в городе делать нечего. «Голяк» полный. Нужно «чухать» в Одессу или Крым. Если повезет, то назад с ветерком и сумкой пива, в такси, угощая таксиста в придорожных «кафешках» и «отливая» через каждые десять километров.

— А если не повезет?

— А если не повезет — то в вагоне по этапу, и неизвестно куда, и не известно на сколько. Тут — как карта ляжет. В городе нашем сейчас мелочевка — мороженое, соки, пирожки. Я те потом покажу, а хочешь — научу.

— Да нет, ты просто расскажи. Интересно ведь.

— Вот и я про то же — интересно. Думаешь, я, как ты или Юрка с Коляном, не смог бы на заводе ишачить? Да нефиг делать. Только скучно там у вас, а тут «андреналина мощная» и «люди с кичи» тя уважают. Вот сейчас пооткрывались всякие временные торговые точки. К обеду у продавцов на этих точках голова уже заморочена до помутнения рассудка. Тут-то мое время. Подхожу за мороженым, кидаю в тарелку с мелочью 7 — 8 копеек медяков, получаю «Каштан» за 28 и требую сдачи 12 копеек. Продавщица ведь не видит — сколько я в тарелку бросил. Или там где сок — кидаю пятак, получаю сок и 8 — 10 копеек сдачи. Они ж не замечают — сколько я кинул.

— А смысл? И сколько можно мороженого и сока за день употребить?

— Ну, ты не «сечешь». Мороженого много не бывает, оно полезное. Я ж еще и «качаюсь» — я и в этом подработку нашел. Накачайся — пристрою. А если уже мороженое не лезет, то рядом всегда можно найти малявок, у которых на порцию пару копеек не хватает — отдаю свой «Каштан» за 15 копеек или вообще подарю., — улыбка до ушей озарила чумазую физиономию Чепчика, — А сколько по центру таких точек? Я другой раз за день 20 — 25 рэ «назвякиваю» мелочью. На заводе из кожи вылезти нужно за десятку, а у меня еще и подработка. Ты же рисуешь. А знаешь, сколько натурщик в студии получает? Четыре рубля в час — в день шестнадцать, а если повезет, то и все 32 деревянных. Думай! Ты такую министерскую подработку где еще найдешь? То — то. С красивым телом в натурщики всегда проще …

— Ну а в Одессе или Крыму?

— Там от жары у продавцов на торговых точках мозги вообще текут, они меня в день по три раза пытаются вспомнить, — вновь засмеялся Кепчик, — А так, в основном пляж. Только плавки не босяцкие и глаза смышленые за темными очками спрятать. Раздеваюсь в одном конце пляжа, иду — присматриваю пацана похожего на себя. Жду, когда пойдет купаться, подхожу, быстро одеваю джинсы, хватаю шмотки и в ближние кусты. Снимаю джинсы, укладываю в его сумку, иду за своими шмотками, а утром на толкучку и так каждый день. А прикинь, нужным людям толкану его паспорт и «котлы» (часы), а повезет в сумке его ключи от номера санаторного — если все очень быстро делать, то риск минимальный.

Слушая Чепчика, я в какой-то момент пожалел, что не пошел учиться на юрфак и не имел перспективы стать милиционером. Тем временем, очередь дошла до второго блюда и Чепчик, уплетая сочную котлету, продолжал.

— А вот зима — это наш сезон. Шапки, шапки, шапки. Способов много. Или в одиночку, или с напарником. Напарники чаще в «ментуру» попадают, но без шапки и без фактов их быстро отпускают. Вот, к примеру, в центре парк. Знаешь, там горка ледяная накатывается? Вот. А в начале горки к дереву вешают веревку с перекладиной — дети катаются. Если в одиночку — высматриваю «пальто» в хорошей шапке, желательно «пальто» толстое и неповоротливое, и в нужный момент пролетаю мимо, срываю шапку, спрыгиваю в десяти метрах от него на ледовую горку и по всем законам физики, получив начальную скорость, развиваю ускорение, недосягаемое для преследования. С напарником проще — он к «пальто» навстречу идет, будто прогуливается, а в нужный момент, будто подскользнулся, и подножку ставит неповоротливому. Уже сто процентов — не догонит. Но там два, не больше чем два раза в неделю. Чувствовать нужно, кругом ментов — практикантов могут поставить. А такое уже было. Не оцепление, но следят именно за горкой. Если не там, тогда вечером на улице. Две телефонные будки. Одна от другой на расстоянии, метров сорок, не больше. В одной я, в другой напарник — греемся. Мимо кого хорошая шапка прошла — тот спичкой «чирк». Сигнал второму. И выбегает в след шапке. Напарник тут же выходит и не спеша идет навстречу. Когда жертва в порыве преследования пробегает мимо него, ему только ногу в сторону «лопуха» выставить и бежать в сторону противоположную от меня. Никогда не догонят — у нас ботики с шипами. На льду не подводят. Вот только для горки другую пару ботинок держу. А цены на шапки сам знаешь какие.

— Кепчик, а ведь поймают.

— Да ловили уже. У «ментов» зарплата маленькая — всегда откупиться можно. Что, риска испугался?

— Да не тот это риск, за который стоит у людей кровное отнимать.

— Смотря, какое кровное. Ты на свою шапку зимнюю, сколько месяцев откладывал? А толстый стоматолог, или мясник, или повар на такую шапку за день заработает. Людей «просекать» надо. Эх, вот ближе к весне, там сложнее. Улицы безо льда — догнать могут. Тогда транспорт. Два способа. Или на остановке — толкачем или на углу.

— Это еще, что такое?

— В час пик, народ «щимится» в автобусы и троллейбусы — все домой хотят, или на работу опаздывают. Я вроде то же в дверь лезу, а сам трамбую. Трамбую и пропускаю, трамбую и пропускаю, и как только «консервная банка» полная (до свисания с подножек) трогается, тут главное подпрыгнуть и снять шапку подальше от входа. И кто его выпустит, когда все домой хотят и рискуют остаться на остановке? Так то. А поворот — это веселее и безопаснее, но погодные условия не всегда помогают. Днем тепло должно быть. Утром «лох» в шапке выходит, потому, что холодно у него на градуснике, а в голове еще тепло — от подушки. Он еще не знает, что потом ему эта шапка в тягость. Он ее уже и на затылке, и набекрень носит … а в автобусах начинают окна открывать. Стою на углу, где автобус притормаживает и долго в поток на главной дороге «воткнуться» не может. И вот тут или тротуар, что б повыше, или ограждение, что бы на него привстать можно было. А дальше понял? Шапку через открытое окно — цап. А водила автобуса в таком месте пассажира высаживать не будет, тем более, что пассажир на сиденье сидит в переполненном автобусе.

С этими словами Кепчик допил компот и поднялся из-за стола.

— Пошли, мороженым угощу, — снова сияя улыбкой от уха до уха, сказал он.

— Да нет уж, спасибо, я уж как-нибудь сам — на кровные.

— Эх вы консервы улиточные. От жизни надо брать все, что плохо лежит.

В том году до зимы я его вроде и не видел. С друзьями часто вспоминали о нем. Я уже тогда знал — почему у Кепчика никогда не водилось приличных денег. Его вечно пьяные родители совершенно не заботились о двух младших сестренках Кепчика. Одежда, учебники, еда и пресловутое мороженое — всем этим снабжал двух симпатичных девчонок Кепчик. У него никогда не было приличной одежды — в ворованном, он не ходил из принципа. Он вечно донашивал чьи-то брюки, куртки, пальто. Пацан, который за сезон снимал не менее двухсот шапок (!!!), всегда носил, свою старую, неопределенного цвета, вязанную спортивную шапочку с каким-то детским рисунком.

В последний раз я виделся с ним накануне Нового года. Мы тогда взяли его с собой в баню. В нашей компании Кепчик играл роль ходячего архива анекдотов и всевозможных веселых историй. Уже выйдя из бани, веселые, разгоряченные паром, разомлевшие от пива мы шли к ближайшей остановке. Проходя мимо застекленного павильона, прозванного в народе «аквариумом», я и Юрка вдруг, обратили внимание на часть стены, рядом с дверью.

На широком подоконнике, сразу у стекла, но отгороженная от зала полупрозрачной занавеской, высилась пирамида из десятка, не меньше, норковых шапок. Неподалеку был рынок, и вероятнее всего, можно было предположить, что в бистро «гудят» удачливые торгаши из южных республик.

Но самым забавным было то, что пирамида из шапок, стояла у приоткрытого окна, и окно это открывалось лишь частично, в вертикальной плоскости и только наружу.

— Только бы кое-кто не заметил, — шепотом произнес Юрка.

— Ну, …. да, — только и успел прошептать в ответ я.

Но было поздно. Кепчик начал крутиться у нас под ногами, как юла. Он, то забегал вперед, заглядывая нам в глаза, ища в одном из нас сообщника, то отбегал на несколько шагов назад, оценивая диспозицию, то вновь возвращался и постоянно причитал:

— Пацаны, я быстро. Это ж секундное дело. Делим на всех. Такое бывает раз в году … та не … раз в жизни. Ну, помогите. Вы только дверь подержите, они в окно не пролезут. Та это ж целое состояние.

— Кепчик, — властно сказал Юрка на правах старшего, так как он был негласным заводилой нашей компании, — Хочешь приключений на свою задницу, иди и нарывайся. Нам это и нафиг не нужно.

А Кепчик все не унимался.

— Та это ж такой пролет. Та как можно? Да я так «в легкую» еще ни разу не «подрывал», и так, что бы столько.

В итоге, мы просто послали его подальше и, смеясь и шутя, продолжали идти к остановке. Кепчик шел, опустив голову, бормоча что-то себе под нос и периодически зло сплевывая. Вдруг, он остановился, как вкопанный. Оглянулся. Что-то увидел, развернулся и кинулся в ближайшую подворотню. Спустя секунду, он уже бежал назад к бистро с куском какой-то толстой проволоки.

— Кепчик, залетишь — мы тебя не знаем, — это был последний аргумент, которым пытался остановить его Юрка.

Кто-то присвистнул, кто — засмеялся. Но Кепчик нас уже не слышал. Мы пошли дальше, на ходу прикидывая — а зачем, собственно, ему проволока. Колька, самый технически грамотный из нас, сделал тогда самое верное предположение:

— Вставит в дужки для замка, пару раз крутанет и дверь — заблокирована. Просто, дешево и сердито.

Решение и, правда, было простым. Уже и не помню, о чем мы говорили в тот момент, когда сзади послышался быстрый топот. Мы даже оглянуться не успели, как мимо пронеслось нечто. Это был Кепчик, но вид у него был: сверх всяких фантазий. На каждой руке, подобно, как мясо на шампурах, под уши, было нанизано по четыре шапки, плюс по одной в каждой руке, одна на голове. Оставалось гадать — сколько их было у него за пазухой. Кепчик в секунды «подорвал» всю пирамиду, в которой оказалось шапок гораздо больше, чем казалось на первый взгляд.

— Пацаны, я не с вами…, — только и услышали мы его слова вперемешку с топотом поношенных ботинок с самодельными шипами по всей подошве.

Мы «охреневшие», остановились. Переглянулись. Оглянулись на бистро. И продолжили было путь, но спустя минут десять, когда Кепчика и след простыл, услышали шум позади себя. Сначала, это был звон разбитого стекла. Когда же оглянулись, то увидели картину, которую в деталях, помнит вся наша компания. По улице, с разношерстным шумом, как-то неуклюже, неслась черная масса. Черные длинные пальто с развевающимися полами. Черные костюмы под пальто. Черные волосы, смуглые лица, черные ботинки и галстуки на черных рубашках. И только несколько белых шарфов в руках, среди которых тускловато поблескивали два или три пистолета. Минуту они бежали только до нас — скользкие ботинки им явно мешали. Босиком, они уже давно бы опередили нас и догнали Кепчика. Поравнявшись с нами, они устроили дикий галдеж, из которого можно было понять немного. Но, уже понимая сам смысл спрашиваемого, мы дружно показали неверное направление. Ну не отдавать же нашего, хоть и криминально удачливого знакомого на растерзание мандарино — апельсинового синдиката.

— — -

Больше я Кепчика не видел. Знаю только, что попался он на квартирной краже. Он застрял в форточке, в окне второго этажа, во внутреннем дворе старого дома, когда уже вылезал с «добычей». Дворничиха с длинного балкона «метелила» его метлой до прихода милиции. Присудили ему — то ли три, то ли четыре года. И как дальше, сложилась его судьба, я не знаю. Не думаю, что «люди на киче» стали бы обижать его. Знаю лишь, что девчонок — его сестер, забрали какие-то близкие родственники Кепчика — в деревню. Уверен, что им там будет лучше, чем дома.