Сны

Белое небо над головой, белый лед под ногами. Ей снова снился тот же сон.

Темная маслянистая вода плескалась о льдину. Страшный треск рвал тишину. Черный разлом у ее ног разделил зыбкую платформу пополам, щель неумолимо расползалась. Балансируя почти на самом краю ледяной пропасти, Ольга боялась закричать, чтобы не нарушить хрупкое равновесие остававшегося под ногами куска льда в два шага шириной.

Опять! Она села в кровати, плотнее закуталась в одеяло, пытаясь унять дрожь. Сердце испуганным воробьем металось в груди — она все еще ощущала, как белая мгла обволакивает ее, подкрадываясь к самому сердцу.

Этот сон стал преследовать Ольгу не так давно, повторяясь в подробностях. С той только разницей, что довольно большая поначалу льдина под ее ногами раз за разом таяла как шагреневая кожа. Пытаясь разгадать его тайный смысл, она перерыла все сонники в интернете. Часть из них утверждала, что такой сон обещает потерю удачи. Другая настаивала, что он снится к окончанию трудностей. «Не иначе как потеря удачи избавит меня от трудностей», — подумала тогда Ольга — «Чушь какая-то».

Размеры льдины катастрофически сокращались с каждым сном.

— Это все твоя привычка спать с открытыми окнами и летом, и зимой, — заявила лучшая подруга Варька. Чай, не август месяц — ты просто мерзнешь во сне, вот тебе и снится всякое. Поехали ко мне на дачу. Растопим баньку, ты погреешься как следует, выпьем по стопочке, — и все пройдет.

Ольга любила Варькину дачу, да и баня у нее была знатная. Потому за идею ухватилась с радостной надеждой. И как она сама не додумалась? Они азартно избивали друг друга березовыми вениками, парились до изнеможения и с визгом прыгали в речку. А потом сидели за столом томные и разомлевшие и потягивали клюквенную наливку. Рецепт ее Варькин муж хранил в строгом секрете и не выдавал, не поддаваясь ни на лесть, ни на ласку, ни на уговоры.

В тот день она с трудом добралась до постели и уснула мертвым сном без сновидений.

— Вот видишь! Я же говорила! — ликовала Варька.

Сон вернулся уже следующей ночью. Ее снова жгли студеные объятия белой мглы, льдина раскалывалась под ногами, и удерживаться на ней становилось все труднее. Она проснулась вся в поту — от кошмара и от душного пухового одеяла, которое должно было защитить ее от замерзания.

Она не знала, что делать, как спастись. И только деятельная Варька придумывала все новые способы избавления от напасти: раскладывала карты Таро, водила подругу в церковь и на китайский массаж. Ольга послушно читала молитвы, стоически выносила китайские процедуры и терпеливо слушала как Варька, путаясь и сердясь, объясняла, что карта «Повешенный» вовсе не означает ничего плохого, и расклад вышел очень обнадеживающий. Просто Варька никак не может найти нужное место в книжке, чтобы Ольга сама в этом убедилась.

Ей было уже все равно куда идти и что делать. Она боялась только одного — спать.

— Оль, а может, тебе к врачу? — спросила как-то Варька, отводя глаза в сторону, — Мне тут посоветовали частного психиатра. Его Альберт зовут. Молодой, но, говорят, очень умный.

— Симпатичный? — вяло поинтересовалась Ольга, — Хотя, какая разница? В моем состоянии попытка флирта с доктором грозит лишь еще одной строчкой в истории болезни.

— Спасибо тебе, Варь, я подумаю.

И вот сегодня у нее под ногами осталась последняя пара шагов льда.

Она, наконец, решилась. Только съездит домой, к маме, вернется, и пойдет сдаваться на милость к симпатичному и умному доктору Альберту. Она еще сможет продержаться на льдине какое-то время. Она просто постарается по мере сил реже спать.

Она сошла с электрички на знакомой станции.

Мать встретила ее на пороге дома, оглядела с тревогой:

— Олюшка, детка, ты не предупредила. Что стряслось?

— Все в порядке, мама. Я просто очень по тебе соскучилась.

Они сидели, обнявшись на стареньком диване, рассматривали фотографии и вспоминали.

— Ой, а это ведь я. Смотри-ка, полная панамка грибов.

— А ты не помнишь? Прибежала радостная: «Мам, смотри, сколько я грибов набрала!» Да только все мухоморы, да поганки. Пришлось выбросить. Слез было — целое море.

— Плакса была?

— Не такая уж и плакса. Но упрямая — сладу не было. Бывало, набедокуришь, я тебя в угол ставлю, а ты упираешься. Только отойду, а ты из угла за мной бежишь, лопочешь что-то, возмущаешься. Так и стояли в углу вместе.

Она прилегла на диван, опустила голову на колени матери.

— Расскажи еще.

— Что тебе рассказать?

— А помнишь, как мы с соседским Васькой зимой языками к железным качелям примерзли? Еле отодрали. Ты так ругалась тогда...

— Конечно! Ты же его и надоумила. Он первым примерз, а ты уж потом, за компанию.

Обе улыбались давним воспоминаниям.

— Мам, ты прости меня, пожалуйста, что долго не приезжала. Я очень тебя люблю.

— Я тоже тебя люблю, дочка.

Мать гладила ее по волосам и что-то рассказывала. Ее голос ласкал, убаюкивал…

…Ей снился сладкий сон: целое поле желтых одуванчиков, пение птиц и терпкий запах земли. И она откуда-то точно знала, что лед растаял, и ей больше не будет страшно.