Смайлики в тетрадках

Надо проверить — все ли взяла? Мобильник, зарядка, пакетики кофе, две шоколадки, мп-три. Кошелек, салфетки, ириски. Что могла забыть?

Да, ключи! Куда я их сунула вчера вечером?

Стянула кеды, кинулась на кухню. Так и есть, валяются на стиральной машинке. Опять в коридор. Быстрее, быстрее…

Кеды! Два дня назад завуч снова сделала выговор — что это за учитель младших классов в кедах. Надо выглядеть солидно. В джинсах тоже нельзя вести уроки. Ну, в подсобке висит юбка, а вот обуви запасной там нет. Хватаюсь за сапоги.

Что еще?

Тетрадки! Как могла я забыть про них! Двадцать шесть тетрадок по математике. Проверяла вчера, пока смотрела очередную серию Дневников вампира. Милые детские каракули — циферки, выведенные в строчках.

Всем нарисовала улыбающиеся смайлики, даже Громову, у которого единички похожи на копья аборигенов. Громов пишет отвратительно, зато потрясающе придумывает. У него такие неожиданные повороты в играх, что порой сижу за своем столом в классе, наблюдаю и смеюсь.

Тетради в пакет — и можно выходить.

Кто, интересно, сегодня придет первым? Да, неважно, главное — самой не опоздать.

У двери класса вижу Смирнова. Топчется, распихивает по карманам бумажки от конфет.

— Привет, Саша. Раньше всех сегодня, да?

— Не, еще Катя Кравченко пришла, вон, стоит у окна.

Катю рано утром привозит папа на машине. Она — примерная девочка, и единички в ее тетрадках похожи только на единички. Улыбаюсь ей, открываю дверь в класс.

Смирнов долго пыхтит и хлюпает носом у вешалки. Пальцы у него тоненькие и слабые, потому тугие петельки на пальто он расстегивает долго и нудно. Подхожу, присаживаюсь на корточки, заглядываю в грустные серые глаза со стрелками русых ресниц.

— Ну, как там дела у твоей собаки? Щенки родились?

Сама быстро расстегиваю пуговицы. Не могли родители купить ребенку простую куртку на молнии, что ли?

— О, Смирнов, тебе опять пуговки расстегивают? — в класс заходит задира Кузнецов. Шапки на голове нет, щеки румяные, карманы топорщатся.

В карманах у него кроме мобильного бывают ножницы, наклейки, деньги, шурупы, магниты и прочая дребедень. Зато никогда не оказывается носовых платков. Потому он сейчас громко тянет носом и трет его рукавом.

— Тебе опять надо бумажную салфетку, да?

Достаю салфетку, вздыхаю.

— Держи, горюшко. И не приставай к Смирнову, а то схлопочешь от него по шее.

— Я? Да никогда!

Сегодня пришли двадцать человек. Шестеро на больничном. И это только начало зимы. Шестилетки все-таки слишком часто болеют.

Первый урок — Я и Украина. Пару недель назад я принесла свой ноут и включила фильм ВВС о птицах. Дети собрались вокруг моего стола, смотрели с интересом. Если кто-то что-то спрашивал, я делала паузу, и мы могли спокойно поговорить.

Пришла завуч и все испортила. А после мне был выговор в учительской. Нельзя отходить от плана урока. Нельзя нарушать дисциплину в классе. Дети должны сидеть за своими партами и поднимать руки, если что-то хотят спросить.

Пришлось вернуться к убогим картинкам учебника. Потому сегодня принесла собственные распечатки — цветные фотографии все лучше того, что есть в книге.

На перемене опять затеяли игру в догонялки. Носятся, Громов придумывает новые правила. Кричит — а иначе его никто не услышит. Я лишь наблюдаю из класса и тяну кофе. Приятные моменты, что ни говори.

И тут из-за угла коридора появляется завуч. Короткие, выкрашенные в красноватый цвет волосы, длинное шерстяное платье, деревянные бусы на шее.

Говорить она не умеет — сразу кричит. Наверное, это профессиональное. Неужели и я так буду лет через десять?

Ругает Громова и грозится вызвать родителей.

Мальчишка растерялся. От хорошего настроения ни осталось и следа. Моргает короткими ресницами, тяжело дышит.

— Что смотришь, как баран на новые ворота? Забыл свое имя? Ну, давай к учителю.

Теперь моя очередь выслушивать нотации. Я должна смотреть за детьми, не разрешать им бегать в коридоре, не разрешать шуметь.

Слушаю молча. Уже привыкла, не в первый раз. Хуже всего было на родительском собрании, когда она пришла и около часа рассказывала, сколько надо денег сдать на ремонт класса и обустройство школы.

Я лишь молчала, мне так и не удалось рассказать ни о слабых пальчиках Смирнова, ни о Насте Лесиной, которая не может спокойно сидеть на уроке, и я всегда поручаю ей поливать цветы во время чтения и вытирать доску во время математики. Ни о Громове, который придумывает сказки и не умеет писать. Зато родители точно решили, какую сумму будут сдавать.

День закончился вполне спокойно. Я пообещала зареванному Громову ничего не рассказывать родителям и угостила его ирисками, застегнула пуговицы на пальто Смирнова, расспросила Настю о младшем брате и поделилась шоколадкой с грустным Вовой Коломиным — его последнего забрала мама.

После, огладывая класс, задумалась — все ли забрала. Телефон, мп-три, обертки от шоколада. А, да! Тетрадки! Двадцать тетрадок в косую линейку. Вечером буду смотреть сериал и ставить смайлики.

Ничего, все у нас получиться!