Сад камней

Уже собрался отключаться, когда динамик выдал неожиданное «пилимммм». Смотрю на мигающий конвертик в правом нижнем углу. Открыть письмо или все же сходить на перекур? Стрелочкой на конвертик, «тыц» мышкой …

С первых же слов горло сдавило так, что не вдохнуть, дрожь по спине прошлась к затылку. Хотя написано было все правильно, фразы по-женски сформулированы несколько книжно, но уже секундами позже, взгляд возвращается к началу. Несколько попыток прочесть весь текст с начала и осмыслить. Нет, все же нужно закурить. Отдельные слова и фразы бьют пульсом в висках и прибавляют давления. «…Вам очень признательны…»; «… как вас отблагодарить…»; «… Танечка совсем изменилась и легко говорит…»; «… мы не надеялись…»; «… если бы не вы…»; «… теперь у нее на подоконнике стоит лоток с песком и камнями — сосед сделал». Пускаю струйки дыма сквозь москитную сетку, а мысли уже сбежали в лето прошлого года.

Июль, жара, в палате валяться нудно. Приятельские отношения с лечащим врачом дают возможность бродить по окрестностям и проводить время на пляже. Дикси приходит каждый день. Семнадцатилетней девчонке нечем заняться. На ней топик, будто майка с младшей сестры и широченные серо-зеленые брюки, сшитые из сплошных карманов со следами морской соли на коленях. В этих карманах чего только нет — бутылочка пепси, нож со штопором, перцовый баллончик, ультрасовременная рогатка с упором, зеркальце, блокнот и десяток гелевых ручек, свернутая бандана, и непременно жмени конфет и жвачек. К лету она коротко остриглась и носит солнцезащитные очки на затылке. По какому бы маршруту я не уходил от больничного корпуса она меня быстро находит. Объясняет тем, что тоже водолей, хоть и январский. Это дает ей повод корчить шутливые гримасы со словами: «Слушайся старших!» Ее все зовут по нику. И мать, с которой я знаком лишь по телефону. И отец, с которым работал одно время, и друзья с многочисленных тусовок, на которых она пропадает вечерами.

Только присел на знакомый камень и еще не успел опустить ноги в воду, как сзади шорох песка и треск ракушек. Я даже не оглядываюсь — в поле моего зрения уже упали ее китайские шлепанцы.

— Привет, ты как?! — у нее осипший голос, но не от сигарет, а от невероятного количества съедаемого мороженого.

— Норм. Не передумала?

— Не-а…

Рядом со мной хлопок упавшего блокнота — уже третьего, за последние две недели. Я рисую ей эскизы татушек и втайне надеюсь, что обширный ассортимент поможет оттянуть ее визит к татуировщику. Отговаривать уже не пытаюсь — ее упорству мог бы позавидовать весь турецкий флот, некогда осаждавший Севастополь. Чем больше я рисую, тем более не определен ее выбор. Ей все нравится и всего хочется. Но увязать японский иероглиф, с орлом, цветком, ключами и колючей проволокой … А еще «что бы была змея, паук с драконом и паутиной, сердечко со стрелой»… Каждый день она признается: «Не знаю — чего хочу!» Это «не знаю» как раз и сохраняет ее ровную, гладкую, загорелую кожу от рокового вмешательства иглы с краской.

Уже в который раз за последние дни Дикси достает из кармана-портфеля две закидушки. Нарезанный кубиками мороженный куриный желудок в баночке из-под крема уже смочен корвалолом. В минуту снасти заброшены на всю длину лески, мотовильца прижаты камнями. Я еще думаю над рисунком, а она уже нашла пластиковую бутылку и, срезав горловину, закрепляет ее камнями в расщелине между двух валунов. Я знаю, что будет дальше. Минут десять она будет держать на указательных пальцах леску, но не дождавшись поклевки, оставит снасти в покое. Время от времени, заглядывая в блокнот, она будет ходить по колено в воде, и высматривать на дне интересные камни. Этих камней скопилось уже приличное количество. Ими-то как раз и закрепляет она бутылку — заменитель садка для пойманных бычков. Рыбу она относит своей кошке, созданию весьма приятному внешне, если судить по снимкам на крутой «мобиле».

Мы в стороне от пляжей, но не одни на узкой полосе прибрежного песка. Каждый раз неподалеку читает книгу женщина, ее дочка бродит по берегу, изредка заходит в воду. По многим признакам видно, что они приезжие и непонятно, почему ребенок не рвется к воде, что свойственно гостям приморского города. Я специально не наблюдал за ними, но чаще всего видел девочку за созерцанием горизонта. За все время — сколько бываю на берегу, я не слышал от ребенка ни слова. Вопросы женщины остаются без ответа.

«Танечка, пить хочешь?» — ребенок, молча подходит и принимает из рук матери пластиковый стаканчик.

«Танечка, съешь что ни будь?» — девочка не оборачиваясь мотает головой.

«Танечка, пойдем уже?» — в ответ наклон головы и жест приподнятых к хвостикам плеч.

Когда приходит Дикси, девочка наблюдает за ней, но не подходит. Она лишь садится поближе к накатывающей волне — так, что бы лучше видеть, как снимаются с крючка бычки. Она провожает взглядом движения намокших брюк в воде и фиксирует перемещение каждого найденного камня. Но стоит нам обратить на нее внимание, как глаза ребенка находят точку в песке у ног, и лицо скрывается под полями цветастой панамы.

— Жвачку будешь, — Дикси распечатывает новую упаковку жевательных подушечек.

— Нет, конечно.

— И чё ты их не любишь? — скорее для проформы произносит она и тут же подцепляет очередную кончиком языка.

— Не знаю. Не привык я к ним, хотя… в детстве увлекался.

— Я знаю. Я уже заметила. Когда ты куришь — ты думаешь, а когда ешь — тебе умные мысли в голову не приходят.

Меня это смешит. Она тоже смеется и добавляет:

— Еще скажи, что не так…

— Ты права.

— Вот! Всегда слушай старших, — говорит уже без улыбки, хотя знает, что меня это веселит.

— Глянь на такой вариант, — я протягиваю ей очередной эскиз.

— Прикольно. А что это за цветок?

— Если б я знал…

— Ну вот, сам же говорил, что в каждой татушке должен быть смысл. Придумываешь всякую фигню. Красивую, но фигню. Пририсуй теперь к нему иероглиф.

У меня нет под рукой японского словаря, и я вывожу стержнем ручки первую, пришедшую на ум импровизацию в стиле надписей на гравюрах Хирошиге.

Днем позже бродил по улицам неподалеку. Думать ни о чем не хотелось, просто шел и рассматривал особняки увитые виноградом. Почему-то пришла идея резко изменить маршрут прогулок — может в этот раз Дикси не подкрадется со спины. После полуторачасовой прогулки вышел на знакомый обрыв. Сверху заметил перемены на нашем пляжике. На моем камне сидели двое — Дикси и мама девочки. Они чем-то беседовали. Ребенок снова сидел в стороне. Я решил не подходить сразу и задержался наверху — понаблюдать. Говорила в основном женщина, Дикси лишь задавала вопросы, щурясь от солнца при поворотах головы. Ее очки оставались на затылке, выполняя роль понтов.

Не знаю — телепатия или девчонка действительно меня чувствовала. Неожиданно, прервав разговор, Дикси поднялась и, высмотрев меня в зарослях, махнула рукой. Делать вид, что не вижу, было бессмысленно. В таких случаях она обычно достает зеркальце и запускает солнечного зайчика в глаза. Я сделал ответную отмашку рукой и спустился по обрыву. К моему приходу, женщина уже собрала подстилку, девочка стояла рядом с ней и не проявляла никакого интереса ни к хлопотам матери, ни к моему появлению. Я кивком головы поздоровался с ними.

— Привет! Уже познакомилась?

— Дарофф! Да, поболтали… — Дикси подсекла и стала вытягивать бычка.

Снимая ветровку, я заглянул в очередную срезанную бутылку.

— Ну, сегодня у тебя улов не только кошаку.

— Я ж с семи утра здесь.

— Что так рано?

— Я с мамой девочки еще вчера вечером познакомилась, они в доме напротив комнату снимают, — Дикси кивнула в след поднимающейся по тропинке парочке, — пришла специально поболтать.

— И что за тема?

— Ой, там такое… Сплошной кошмар, — ловким движением она забросила грузило, одновременно придерживая ногой мотовильце, чтобы не улетело.

— Ну, излагай…

— Диз, только не ерничай…

— С чего ты взяла? Я выслушаю.

— Понимаешь, у них в семье несчастье случилось. Жуть. И все на глазах девочки. Она после шока перестала говорить. Молчит уже больше года. Мать ее возит по всяким врачам и знахарям, но пока толку мало. Большинство специалистов говорят, что просто нужно подождать. Другие советуют упечь ребенка в «дурку», третьи рекомендуют или вновь испугать, или какой другой, но тоже шок. Короче мать бьется, как рыба об лед, а кардинального ничего не предпринимает. Ее можно понять, дочка — все, что у нее есть.

— Нда-а … Задачка. Ну а ты-то, что придумала? По глазам вижу, что у тебя шило в стрингах, — я засмеялся.

— Шутишь? Я их никогда не носила, — она хлопнула себя по бедрам и, оттянув вперед широкие штанины, продемонстрировала очертания обычных спортивных плавок.

— Ну, так колись. Ведь идея в голову засела…

— Помнишь, ты рассказывал, как сам на ноги становился?

— У меня другая ситуация была — я с болью боролся.

— А ты представь, что нужно преодолеть шок. Помочь преодолеть.

— Здесь другой случай. В их случае психолог или психиатр — самое то, что нужно.

— И ты туда же. Придумай, что ни будь.

— Этого нельзя делать. Если за такой недуг возьмется не специалист — можно таких дров наломать.

— Послушай, — она присела на корточки и, сложив руки у меня на коленях, заглянула в глаза, — ведь со мной у тебя получилось…

— 2 —

Она нарушила табу, ею же установленное. Зимой ее ограбили в подъезде, в двух шагах от квартиры, пытались изнасиловать. Троих уродов спугнул спускавшийся с верхнего этажа сосед. Она тогда была в таком шоке, что боялась выйти из дому. Случайно списались в чате, звонок, другой… Потом прогулки и много разговоров. Отца она упросила привезти электрошокер, но все равно — вечером ее провожают двое приятелей по тусовке. Она тогда быстро отошла, но сама предложила не возвращаться к событиям того жуткого вечера. И вот теперь сама затронула эту тему…

— С тобой… С тобой можно было хотя бы поговорить. А ребенок молчит. Я не врач, не могу брать на себя такую ответственность.

— Диз, ну придумай что ни будь. Ты же выдумщик…

— Дикси, я не всесильный. Я не Брюс Уиллис, в грязной майке спасающий мир в очередной раз.

— Для тебя не мир, а для девочки — это мир. Прикинь, она даже в школу не ходит.

— Не знаю…

Девчонка достала новую жевательную резинку и, развернувшись, уселась на песке спиной ко мне.

— Не обижайся. Это все-таки ребенок, к тому же чужой…

— Отмазки пошли… — Дикси мотнула челкой в мою сторону, — ведь вырастил же двух нормальных пацанов, а тут…

Она действительно знает моих мальчишек, и шутя, называет их своими братьями.

— Я действительно не знаю. Сама говоришь, что у меня мальчишки. А тут девочка. Ты сама попробуй — начни.

— Хм… Как? — она искоса, но пристально вновь смотрит мне в глаза.

— Заставь ее что-то делать. Думаю — разговоры ей сейчас нужны меньше всего. Задействуй ее в ловле бычков, в сборе камушков. И не приставай с разговорами. Рассказывай, что ни будь, а вопросов поменьше. Мне кажется, что вытягивать ее на диалог, не стоит. Рано или поздно нужно будет создать такую ситуацию, когда она не сможет смолчать — тогда или заговорит, или хотя бы жестами даст понять, что хочет.

— Во… А говоришь, что не знаешь, — глаза девчонки горят азартом, — завтра же начнем. Эх, жаль, что ты на ночную рыбалку не можешь выйти…

— Почему не могу. Ничто не мешает, но их-то ночью не будет. Ночью порядочные дети спят, — я прячу улыбку в воротнике ветровки.

— Ну да…

Я не уловил нотки, вернее — не распознал, что крылось в короткой фразе.

На следующий день к берегу выбрался ближе к обеду. С обрыва заметно, что моя приятельница начала действовать. Девочка сидела на моем камне и держала в руках бутылку со срезанной горловиной. Рядом, присев на корточки, орудовала закидушками Дикси. Сверху было видно, что мать девочки внимательно наблюдает за происходящим. Пока спускался по тропинке, решил, что сразу подходить к девчонкам не стоит. Наверное, сделал правильно. Только сошел на песок, сразу направился к женщине увлеченной чтением книги, поздоровался и прилег на песок. Разговорились, меня интересовало то, что происходило до моего появления.

— Бычков ловят, ваша девочка все ей показывает, что-то рассказывает. Танечке интересно, иначе бы она уже отошла.

«Моя девочка… Наверное Дикси снова представилась моей дочерью». Меня это смешит, но чувствую какую-то напускную ответственность.

Я поглядывал в сторону рыбачек и слушал историю, которую рассказывала женщина. Кто знает — сколько раз ей приходилось рассказывать разным людям то, что я услышал. Внезапно свалившееся горе окрасило сединой голову матери и отразилось на личной жизни. Ей пришлось сменить несколько мест работы, все попытки отдать девочку в специальную школу заканчивались неудачей. Ребенок попросту истекал слезами в ожидании прихода матери. Ничего не оставалось, как заниматься надомной работой за компбютером, уделяя дочери максимум внимания. Оставалась надежда на нашего, местного эскулапа, но пока — а это уже две недели, результат был нулевым.

В ответ на просьбу женщины о помощи я ничего не мог пообещать. Я не врач. У меня вообще нет права вмешиваться. Но попробовать не отказался — не смог. То ли срывающийся до дрожи голос, то ли сами слова, вкрадчиво, полушепотом произнесенные… Согласился — попробуем. Кто знает, в каких красках описала мою роль Дикси?

— Тебе не стоило так ее обнадеживать, — спокойно говорю, а сам смотрю в след матери с дочкой.

Я наблюдаю, как они поднимаются по тропинке и, почему-то жду, что девочка оглянется.

— Да я и не обнадеживала. Просто рассказала о нас с тобой.

— И, конечно же, приукрасила. Хорошо, хоть снова не представилась дочкой. Не поверю, что женщина не добавит слов и не подкрепит их эмоциями.

— Пффф… — фыркнула, улыбнулась, но возражать и спорить не стала.

В который раз удивляюсь покладистости этой девчонки.

Я уже закрыл было блокнот, но она успела вложить палец между страниц:

— Дай гляну…

— Я не рисовал ничего.

— Я гляну, — твердые интонации в сопровождении прищуренного взгляда.

Как ей откажешь…

— 3 —

— Лол-прикол! Я помню, ты рассказывал мне про это. Сад камней в Японии.

— Да, в монастыре, в Киото.

— Почему ты вдруг вспомнил о нем?

— Попробуй с девочкой построить.

— А ты просчитал его? — широко открытые глаза светятся янтарными огоньками.

— Расположение камней известно — снимки давно есть в ИНЕТе. Но повторить его будет трудно.

— Почему?

— Размеры и высота камней неизвестны. К тому же, если воссоздать в масштабе — эффекта не получится. Углы зрения с трех точек в масштабе не повторить.

— А как же тогда?

— Смысл не в камнях.

— А в чем?

— Прежде чем запускают посетителей для медитаций, монахи тщательно прорисовывают граблями бороздки вокруг камней и между ними. Любое нарушение размеренного рисунка этих бороздок будут отвлекать и даже раздражать.

— Я чего-то не догоняю. Как мы сможем применить это?

— Нужно соорудить грабли. Маленькие. Или купить детские. Разместить камни, вокруг них выложить мох или дерн. Подключи девочку к созданию рисунка. Главное, что бы она начала брать грабли в руки и сама пробовала создавать рисунок бороздок. А в какой-то момент рисунок нарушим — сделаем его бессмысленным. Посмотрим, как она исправит его. Пока вот такая идея. А дальше посмотрим. Мне кажется, что это ее сильно отвлечет.

— Класс… Грабли завтра будут. Давай, камни прямо сейчас наносим?

Я посмотрел на часы.

— Спешишь?

— Нет. Время есть…

Я забыл про обед. Мы три часа таскали камни и комья глины, просеивали песок будущей площадки, освобождая его от мусора и мелких камней. Периметр размером два на четыре метра к сумеркам был ограничен изгородью из сухой глины. Камни для сада лежали в стороне. Оставалось посмотреть картинку в интернете…

Наплевав на завтрак и утренние процедуры, меня словно магнитом тянет на берег. Азарт, которым меня заразила Дикси, придает увлечению одержимости. На ходу достаю сигарету. Долго держался, но в порыве творчества уже не думаешь, которую по счету лошадь убиваешь дозами крепкого никотина. Одно беспокоит — тучи цвета потемневшего свинца нависли над заливом, и придают морской воде непритязательный, отталкивающий оттенок.

— Ты тоже распечатал? — в голосе Дикси разочарование при виде листа с принтерным рисунком.

— Доктор дал посидеть ночью, к тому же его принтер нужно почаще гонять — застаивается, — я сравниваю рисунки, взятые с одного сайта, — твой лучше, у тебя была возможность увеличить и добавить контраста.

— Ясен пень — в больнице фотошоп и на фиг не нужен.

— Погода мерзкая, мне кажется, они не придут сегодня.

Дикси достает из-за камня большой черный пакет.

— Смотри, что я принесла, — она достает штыковую лопату без черенка и детские пластиковые грабли.

— Отлично, пойду нарежу дерна…

Я, как пацан — увлечен игрой. Меня уже несет, как Остапа. Пачкаясь в глине, вновь поднимаюсь на обрыв. Туда, где можно найти полянки с травой. Я в азарте режу дерн и периодически озираюсь в надежде увидеть совершенно чужих мне людей, в чью судьбу мы с таким рвением вмешались.

И вновь пропущен обед. Мы испачкались, как шаловливые дети. Азарт уже обуял нами и мы не в силах остановиться. Изредка ловлю себя на мысли, что в жизни мне везет на таких друзей, как эта взбалмошная девчонка. Про таких говорят, что с ними можно и в разведку. Почему бы и нет?..

Они не пришли. Все что ни делается, может иметь и положительные стороны. Эта мысль у меня проскользнула в голове за секунды до того, как ее озвучила Дикси. Вот уж точно — водолеи. Мы сидим на камне и смотрим на плод своего труда. Нам пришлось сменить шесть принесенных еще вечером камней. Пять из них вкопаны и стоят вертикально. Немного портит вид высокая пожухлая от жары трава. Я только об этом подумал, как девчонка произносит вслух:

— Завтра ножницы принесу — подстригу траву.

— Мох, конечно, был бы кстати.

Первые крупные капли дождя прогоняют нас с пляжа. Каких-то две минуты и мы чуть не летим с обрыва по размокшей от ливня глине. Сверху площадка с камнями смотрится очень симпатично. Жаль, нет фотоаппарата…

— И почему ты фотик не привезешь?

Снова телепатия?

Меня окатило по спине волной адреналина, но вида не подаю:

— Не хочу рисковать. На прошлой неделе в соседней палате за ночь «подмели» три телефона и плейер. Хотя, можно привезти и хранить у врача…

— Ладно, щелкну на память, — Дикси делает несколько снимков мобильным телефоном.

— 4 —

В дождь часто клонит в сон. Атмосферное давление и серость пейзажа способствуют этому. Проснулся в четыре утра. Спать уже не хочется. Курю у окна, втягивая носом долгожданную прохладу влажного утра. Внизу в луже отражается последняя утренняя звезда. Скорей бы подсохло. Так не терпится посмотреть на реакцию ребенка.

Врач ненавязчиво «вправляет мозги» на обходе. Делаю невинную физиономию. Наверное, потом, если получится, я расскажу ему…

Асфальт уже почти высох, лишь глубокие лужи отражают бегущие по голубому фону облака. Не спеша бреду к берегу. Всюду, где виден грунт, даже на первый взгляд можно определить не высохшую глину под едва затвердевшей коркой.

Удивлен? Не то слово — внизу поправляет площадку Дикси. Вот чудо-девка!

На первых же шагах чуть не лечу вниз, кроссовки скользят, оставляя глянцевый след на тропинке. Схожу на шаг в сторону и, цепляясь за стебли сорняка и редкого кустарника, продолжаю спускаться. Уже в самом низу на сырой глине характерный след спуска на «пятой точке».

Все верно — брюки девчонки покрыты коркой цвета охры, на локте кровавая ссадина.

— Привет, непоседа! — я снимаю обувь, собираясь отмыть протектор от грязи.

— Фигня война, дальше сам знаешь…

— Вижу — летела неслабо?

— Свадьба в ближайшем будущем не намечается. Так, что заживет еще…

Она смеется. В глазах озорные огоньки. Подозреваю, что для нее новое увлечение совсем не игра. Рвение, с которым она взялась за эту авантюру, обильно сдобрено юношеским максимализмом.

Стирать брюки в морской воде — почти идиотизм. После высыхания соленых разводов не избежать. Но мы идем на это — не возвращаться же измазанными, аки хрюндели. Пока сохнет одежда, лежим животами на сыром песке. Я снова рисую. Как бы ни было сильно увлечение, а желание сделать себе татуировку у девчонки не пропало.

— Знаешь, о чем я думаю? — она по-детски подпирает кулаком щеку и смотрит на рисунок в перевернутом положении.

— Расскажешь — узнаю.

— Вот замутить бы хитрый бизнес, накопить денег и прикупить пент-хаус. Такой, что бы квадратов так на триста. Я бы сотню отвела под балкон с ящиком для песка, и каждое утро создавала бы себе настроение граблями на песке.

— Хорошая идея, только очень уж накладно. Прикинь сколько это стоит…

— Эх, не тот папик мне в жизни достался…

— Да-а… тебе бы такого, как у Перрис Хилтон или Абрамовича, — с иронией поддакиваю.

— Ой, не говори…

— Представляю, как бы ты чудила с их капиталами.

— Ой начудила бы… А еще бы яхту купила и тебя капитаном наняла.

— Именно так? Наняла? Не подарила, а наняла.

— Именно так. Если б подарила — ты бы снова вечно работу искал. А так и яхта у тебя, и зарплата.

— Ну, спасибо! — я не ожидал такого поворота в ее рассуждениях. Не скрою — меня это тронуло.

Эх, если б знала эта озорная девчонка, как сжимается в груди, когда вижу парус набитый ветром… Рука скользит тонким стержнем по листу. Рисую вовсе не татушку. Из трех кривых получается треугольник, за ним пристраивается второй. Уже с этой позиции видно, как разместить корпус, частично прикрытый волной. Штирх, другой — краспицы. Еще еле заметные линии — ванты. Таких рисунков яхт у меня много в тетрадях. Я ими бредил столько лет. И пока под парусом ходил, и тогда, когда парус отобрали…

Солнце пригрело и разморило. Не заметил, как уснул. Проснулся, а прямо перед глазами расширенные зрачки Дикси.

— Тссс… Тихо! Голову не поднимай! — шепчет, еле шевеля губами.

— Что там? — так же тихо отвечаю и одновременно прислушиваюсь.

— Мама с Таней здесь. Девочка уже минут двадцать рассматривает камни.

Уже без звука киваю головой. Только губами шевелю: «Где?» Она не успевает ответить. Прямо за моим затылком шорох песка и тихий голос женщины: «Что, Танечка, нравится?»

Так и подмывает любопытство — хочется оглянуться и посмотреть на реакцию ребенка. «Как красиво! Ты отсюда посмотри, подойди сюда». Не выдерживаю и медленно поворачиваю голову на едва уловимый звук удаляющихся из-под уха шагов. Девочку вижу со спины, панаму она держит за край полей в кончиках пальцев. Легкий наклон головы к плечу и взгляд, неотрывно рассматривающий пространство внутри прямоугольника. Мать уже по ту сторону периметра, заложив пальцем страницу книги, опирается руками в колени и рассматривает бороздки песка с высоты взгляда дочери. На нас девочка бросает взгляд, лишь оказавшись по правую руку от матери. Мы, молча улыбаемся. Не знаю, словами не передать этот взгляд ребенка. Что-то необъяснимое в нем — то ли доверие, то ли заинтересованность. Не знаю…

— 5 —

Второй день подряд Таня и Дикси вырисовывают бороздки по песку. Второй день они прячут пластиковые трехцветные грабли, зарывая их в песок под зарослями лободы. Второй день с закидушками управляюсь я. Мать девочки почти все время рядом со мной. Мы не заостряем внимание на увлеченности девчонок и, мне ничего больше не остается, как рассказывать о рыбалке.

В поведении Тани заметный прогресс. Она все реже опускает глаза, когда мы смотрим на нее, и почти не выпускает детские грабли из рук. Дикси вошла в роль. Даже забывает доставать жевательные резинки из глубоких карманов. Все их действия уже распределены. Дикси тихо рассказывает, как и в каких направлениях тянуть бороздки. Девочка послушно выводит прямые и огибающие замкнутые линии. Мать все время поглядывает в их сторону и не нарадуется:

— Вы не представляете себе. Это такое… Это так… Я слов не подберу. Дома она даже от соседей за мою спину прячется.

Я все же увидел обложку книги, которую все это время мучит женщина. Это «Таис Афинская» Ефремова — в свое время делал две попытки прочесть ее, но так и не осилил.

Второй день подряд я оставляю компанию дамочек на берегу и отсыпаюсь после обеда под храп соседа по палате. Ночами рисую за столом дежурной медсестры. Девчонки меняются, в каждой смене своя тема для разговора, свое настроение. Одна помешана на французском кино. У другой дом ремонтируется, и я отвлекаюсь на подсчеты по расходу и выбору материала. Третья расхваливает мужа, но ненавидит его работу…

Остаток ночи не спал. Поперло. Рисовал, пытаясь зафиксировать пришедшую среди ночи идею. Хотел было еще в шесть утра отправиться на берег, но за крепким чаем трепались с медсестрой о коровах, огороде и дверных системах для автомобильного гаража. Ей хочется гараж под домом, но она все никак не может понять, что не избежать стока дождевой воды, каким бы козырьком она не прикрывала спуск в этот самый гараж.

Немного раздражен женской непонятливостью. За одну сигарету прохожу сквозь парк к морю. Сверху видно, как усердно копошится Дикси в прямоугольнике с камнями. Предчувствую новости и не ошибаюсь.

— Козлы! Уроды! — Дикси раздражена, пальцами выбирает осколки стекла из бороздок, — представляешь, накидали пивных бутылок с обрыва.

— Ну, не мне тебе объяснять, что уродов в этом мире еще никто не отменил.

— Лучше бы отменил, — она бросает цветные осколки в срезанную бутылку, периодически чмокая губами порез на палце.

— Давай пеплом затру, — предлагаю я, закуривая.

— А, фигня, пройдет. Не до этого сейчас. Они завтра уезжают. Сегодня последний день, понимаешь?

— Не суетись. Все нормально. Ты же понимаешь, что уезжать им все равно придется.

— Я понимаю…

— Вот и ладушки. Успокойся, дыши носом. Все идет своим чередом.

— Сегодня попробуем?

— Посмотрим. В начале дождемся их, — я раздеваюсь, складываю одежду на камне и решительно направляюсь к воде. Через минуту Дикси плывет рядом, но приступ болтливости ее не оставляет.

— Вот эта интересная, — пальцем она тычет в угол листа, где вовсе не эскиз татушки, а один из вариантов моих ночных дерзаний.

— Это совсем не то.

— Ну и что? Мне нравится.

— Да это… Ты даже не знаешь, что это.

— И что же это, по-твоему?

— Я полночи придумывал изгибы гипсокартона.

— Фигня твой гипсокартон. Переверни, и увидишь — если вот здесь добавить иероглиф, то получится прикольная татуха.

Я и сам за собой такое замечал не раз. Тут же переворачиваю рисунок и пытаюсь новым взглядом рассмотреть рисунок.

— Идут, — тихим шепотом сообщает она.

Наверное, так охотник смотрит на приближение стада антилоп. У Дикси даже ноздри подрагивают, от азарта.

— Только не суетись. Помни, что девочка уже настроена на отъезд.

— Ага…

Почти час борюсь со сном, отвлекая себя ловлей бычков. Мать девочки отошла подальше и долго разговаривает по телефону.

Нет сил больше бороться со слипающимися веками. В конце концов — я не на курорте, пора бы и в койку.

— Снасти сматывать? Не хочу больше забрасывать, — достаю сигарету и по старой привычке разминаю, перед тем как щелкнуть зажигалкой.

— Нет, я сейчас закину, — Дикси оставляет на глиняной кромке грабли.

Я падаю на колени на ее место, выдавливаю улыбку, держа двумя пальцами пластиковый черенок, на секунду задумываюсь. Внезапный порыв руководит движением. Я вывожу простой иероглиф на самой широкой части песка, с усердно выведенными бороздками.

Дальше…

А дальше то, чего так ждали, но настолько неожиданно.

Сидевшая секунду назад на корточках Таня вскочила, дрожит нижняя губа, широко открытыми глазами гипнотически вдавливает меня в песок, и …

— НЕТ!!! НЕ ПРАВИЛЬНО!!!

Прямо за ее спиной вижу гримасу недоумения на лице ее матери, рот в отчаянии прикрыт рукой, на открытой странице книги горсть песка …

Сзади тихий протяжный возглас Дикси:

— Прииикоооол… твоюуу мааать…

Детские грабли выпали из руки. Я, запинаясь, извинился, ляпнув первое, пришедшее в голову:

— Прости, я настроение свое нарисовал…

Два шага назад. Я очумело наблюдаю за склонившейся над песком девочкой. Она немного раздраженно, но уверенно поправляет бороздки. Уже было поднимающуюся мать, останавливаю жестом и прикладываю палец к губам. Сзади эмоции — барабанной дробью кулачки Дикси ударами по моей спине загоняют душу в пятки. Меня слегка трясет. Не в состоянии сказать словами, показываю на пальцах: «Я пошел». Девчонка повисает на шее, одарив меня коротким поцелуем в небритую щеку. Медленно иду к тропинке, на ходу жестами показывая матери, что бы оставалась на подстилке. Она кивает головой. А я почему-то не могу ей в глаза смотреть.

Не смотря на усталость — сон не идет. Выпросил у девчонок укол димедрола.

Вечером вяло кидаю кости. Соседу по палате принесли нарды. Бросаем на постель, каждый на свою. Чтобы не беспокоить никого шумом. Игра скорее для «убить время». Тело еще сковано снотворным, мысли все еще на берегу. В дверь палаты бесшумно, без стука просачивается Дикси. В руках огромный торт и две упаковки апельсинового сока.

— Дарофф! Я с угощеньицем…

— Привет! — я немного удивлен — действительно неожиданно.

— Я их в магазине встретила. Мама хотела еще коньяк купить, но я сказала, что тебе нельзя.

— Зачем ты взяла? Не могла отказаться?

— Не могла. К тому же это немного компенсирует мою потерю, — Дикси садится на мою койку, поставив торт на открытые нарды.

— Потерю?

— Мать спрашивала — как и что… — Очередная жевательная подушечка щелкнула по белоснежным зубам, — ну, про сад камней. Я сфоткала со всех сторон и отдала флешку из телефона.

— Пффф… Могла бы просто «мыло» взять и отправить по «электронке».

— А… Фигня — вопрос. Обещала прислать заказным, — Она уже орудует настоящим швейцарским ножом и слизывает крем с пальцев, — знаешь, лучше флешка в руке, чем фотка в мыло.

Она задорно смеется, рисуя острым лезвием дугу в воздухе.

— Она еще что-то говорила? В смысле, дочка…

— Нет. Полный аут. Зато мать и говорила, и плакала. Ей не верится.

Ищу. Ее нет в чате. И закрученная в кружок «собака» светится красным. Ищу в телефоне. Долгие гудки, затем тихим голосом: «Привет! Я перезвоню сейчас. Оки?»

— Дарофф! Ты как?

— Нормально. Письмо на мыло пришло.

— Знаю, час назад почту смотрела. Я не дома. Мой «комп» навернулся, отдали хакеру в ремонт.

— А ты где?

— Я у парня… Дома у него.

— О! Ну, извини…

— Та ничё… Он за компом, я на балкон вышла.

— Это ты Танюшкиной матери мое «мыло» дала?

— Ага… Не сердись.

— Ничего. Я рад за них.

— Я тоже. У нас получилось и это классно.

— Дело случая…

— Нет. Я верила.

— Ты татушку сделала?

— Нет. Извини, меня зовут… Пока. Я наберу тебя…

— Пока. Удачи!

— Бай!

Я еще несколько раз прочел сообщение и немного подумав, достал сигарету и перекинул его в папку «Old».