Путник

Дверь хижины отворилась и вошло нечто напоминающее человека. Он был весь в лохмотьях. Тело все в волдырях, из ран сочился гной. В хижине распространился противный запах давно немытого тела.

"Пить" — простонал путник.

Молодая девушка с отвращением поднесла кувшин и дала напиться. Она слышала от своих родителей, что иногда в их оазисе появляютя путники, которые приходят неизвестно откуда и уходят неизвестно куда.

"Это проходимцы, раз они шляются по свету." — любила говорить мать, — "Они наверно ничего не умеют, раз не живут на одном месте. Если бы они были хорошими работниками, то в каком-нибудь оазисе они бы нашли работу, построили хижину, завели детей и жили бы, как все нормальные люди. Нет нормальные люди не шляются по свету. Это проходимцы. Наверно они кого-то убили или обокрали, и их выгнали. Поэтому они и шляются по свету."

Путник напился и сказал: — "Спасибо. Вы извините, что я неожиданно вторгся. Я знаю, что я отвратительно выгляжу и овратительно пахну. Я поселюсь на окраине оазиса. Поживу немного, а потом, наверно, уйду. У меня к вам, только одна просьба. Вы не могли бы поговорить со своими родителями, может у них есть для меня какая-нибудь работа, я прекрасно умею делать посуду". И он ушел.

Вечером пришли родители и молодой человек, за которого она скоро должна была выйти замуж. Она им рассказала о путнике.

Мать сказала: "Зачем нам ходить к нему. У нас в оазисе есть хороший гончар, у него есть хороший гончарный круг и он делает для всего оазиса, уже много лет, хорошую посуду. Вряд ли у этого путника может быть хороший гончарный круг и вряд ли он действительно может хорошо лепить. В любом оазисе ценят хорошего гончара. Посмотрите на нашего гончара. У него хорошая хижина, мастерская, у него всегда много заказов, его все уважают. Его дочка недавно вышла замуж, так он дал столько приданного, что не всякий в нашем оазисе может столько дать."

Тут вмешался молодой человек, хотя свадьбы еще не было, но он уже чувствовал себя довольно уверенно. Родители девушки уже приняли его и он несколько раз даже помогал им на огороде. Молодая девушка тоже уже его приняла. Других кандидатов у неё на данный момент не было, а все вокруг говорили, что приличной девушке в её возрасте уже пора иметь семью, воспитывать детей.

Молодой человек сказал: "Может он и не очень хороший гончар, но осенью я планирую свадьбу. Надо пригласить много гостей. а посуды у нас для этого мало. Плата же у него очень низкая. Если посуда у него получиться плохая, то мы её поставим только в день свадьбы, где-нибудь скраю, а потом выбросим. А если вдруг он действительно делает хорошую посуду, то представьте сколько мы сэкономим, для нашей с вашей дочерью семейной жизни. Не забывайте, что наш гончар хорошо лепит, но и дорого берёт."

Родители удивились ещё раз практичной сметке молодого человека.

"Хоть он и из небогатой семьи и не очень красив, но наша дочь голодать на будет" — подумала мать.

Так и договорились, что утром молодая девушка пойдет к путнику, относет плату и проследит, как он будет лепить посуду, чтобы не дай бог посуда получилась не просто плохая, а очень плохая и не развалилась бы во время свадьбы.

На следущее утро, когда все ушли на работу, девушка собралась и отправилась на окраину оазиса. Она не хотела туда идти. Ей не нужна была эта посуда. Ей не очень хотелось выходить замуж за молодого человека. Но она понимала, что жизнь есть такая, какая она есть. Выходить замуж надо, свадьба нужна и молодой человек правильно сказал, что деньги, которые они сэкономят на посуде, пригодяться после свадьбы.

Хижина, в которой поселился путник, была небольшая и неуютная. В углу стоял топчан, посередине хижины находился гончарный круг. Путник видно уже давно проснулся и сидел возле гончарного круга. Он уже немного привел себя в порядок. Его лохмотья, хотя они остались лохмотьями, были постираны и более-менее заштопаны. Может быть, если бы не тот тяжелый путь, который ему пришлось преодолеть, он бы мало отличался от любого из простых молодых людей из её оазиса. Но волдыри изуродовали его лицо и тело, на голове зияли проплешины, зубов недоставало, на нем были лохмотья, заштопанные, но лохмотья. Вид его был отвратителен. Получив плату, он поблагодарил и начал готовиться к работе.

Девушка расположилась в углу хижины и стала наблюдать за путником. Путник помял глину, потом положил на гончарный круг. "Да на таком гончарном круге хорошей посуды не сделаешь" — подумала девушка — "Такой гончарный круг наш гончар даже подмастерью не доверит. Да придется мне помучиться из-за этой проклятой экономии." Она не привыкла к экономии. Она была любимой дочкой своих родителей. И хотя родители не были богаты, но они баловали свою дочь.

Путник покрутил гончарный круг, потом опять взял глину, стал её мять.

"А куда вы хотите применить эту посуду?" — спросил путник.

"К моей свадьбе" — ответила девушка.

"Зачем он спросил, — подумала девушка, — посуда она и есть посуда, что для свадьбы, что для дома, что для гостей.Наверно зубы заговаривает."

Она уже встречала и знала от подруг, что есть такие молодые люди, которые умеют заговаривають девушек, даже обещают звезду с неба достать. А как сделают свое дело, так и след простыл.

"Свадьба дело хорошее, но ведь по вам видно, что вы не хотите выходить замуж, да и молодой человек вам не особо нравиться" — сказал путник.

"Кто вам сказал, что не нравиться. Очень даже нравиться." — ответила девушка. — "Правда когда мы в первый раз встретились, он мне не очень понравился, он был слишком практичный, но потом я к нему привыкла и поняла, что это даже хорошо. Семью заводить все равно надо. А там дети пойдут. Но, а так как он довольно практичен, то дети будут всегда одеты и обуты, всегда будут сыты".

"Да, практичность это хорошо. Как бы я хотел стать практичным." — мечтательно сказал путник. — "Я несколько раз пытался стать практичным, заводил семью, детей. Вы знаете я очень люблю детей. Но проходило время и все рушилось. Вы знаете я очень хороший мастер и мог бы наверно в любом оазисе богато жить, но не получается. Если я практичен, то всё время и силы уходят, но то чтобы продать свои работы, а на творчество уже нет ни сил, ни времени. Люди покупают, но мне не нравиться, то что я делаю. Если я творю, то нет не времени, ни сил, чтобы торговаться со своими покупателями."

"А что нельзя делать хорошо делать и то и другое одновременно?" — сказала девушка.

"Наверно можно" — сказал путник — Но я не верю, что это возможно."

"Почему?" — спросила девушка.

"Я уже тебе говорил, что я считаю себя очень хорошим мастером. И у меня были свои мастерские." — продолжал путник — "Но как видишь у меня не получилось."

"Врете, что вы хороший мастер" — грубо сказала девушка, — "вот сколько времени мы с вами сидим, а вы еще не приступали работе. То мнете глину, то положите на круг, то опять мнете. Если вы умеете хорошо делать, взяли бы да и стали делать. и показали бы как вы хорошо умеете делать. Вот наш мастер. К нему придешь и он сразу начинает делать, а не рассуждает, как вы."

Путник замолк и поник головой, он продолжал, то мять глину, то ложить на круг. И в какой-то момент он начал лепить. Пальцы его плохо слушались. Было заметно, что они болят, так как время от времени у него на лице появлялась страдальческая гримаса. Потихоньку он вылепил чашу. Она была немного корява, но выглядела вполне сносно. Потом он взял другой кусок глины и стал лепить другую чашу. Так он вылепил несколько чаш.

Девушка, поняв, что обидела путника сказала: "Вы неплохой мастер, вы делаете почти, как наш мастер".

Лицо путника исказилась гримасой, то ли от боли в пальцах, то ли от слов.

"Да ваш мастер, вообще ничего не умеет делать." — ответил грубо путник.

"Как вы так можете так говорить. Ведь вы же не видели его работ. У него все покупают и всем его изделия нравяться. А чем ваши чаши лучше, почти такие же." — сказала девушка.

"У моих форма лучше и расписываю я их лучше и звук у них лучше. Мои лучше работ вашего мастера в несколько раз." — сказал путник.

"Я пока этого не вижу" — грубо сказала девушка, — "у вас чаши, как у всех."

"Извините" — сказал путник — "Я забылся. Уже много раз я слышал эти слова. Наверно вы правы, я обыкновенный мастер, возомнивший о себе, черт знает что. И наверно только я вижу то, что вкладываю в каждую чашу. В своей жизни я сделал много чаш и в каждую я старался вложить свою душу и надеялся, что это рано или поздно это заметят. Но проходит время и почти никто из моих покупателей не приходит и не говорит мне спасибо. Я не знаю почему. Может не видят, может думают, что это получилось у меня случайно, может думают, что это может любой мастер, может думают, что когда следующий раз они придут заказывать чаши, они и скажут спасибо, а потом забывают, может думают, что зачем мне говорить спасибо, ведь за это заплачено, хотя не понимают, что они заплатили за работу, а не за душу. Душа за деньги не продается. Мастерство продается, а душа нет. А мои чаши рождаются в творческих муках. Они не зря называются муки. Вы не знаете, как это больно. И иногда простое спасибо, как самый лучший бальзам. Хотя может мне и говорят спасибо, и может даже часто. Просто возможно во время работы я этого не замечаю, так очень увлечен работой. Может их спасибо как микстура, принимаемая, когда ничего не болит. Но откуда им знать, когда у меня резкая боль от творческих мук. Ведь спасибо мне нужно, когда мне очень больно. Наверно это проблема любого Художника, к которым в своих фантазиях я себя отношу."

Путник вылепил нужное количество чаш, раскрасил, обжег.

И напоследок сказал: "Вы знаете эти чаши я вылепил не к вашей свадьбе, а для ваших детей. Свадьба у вас будет обыкновенная — без любви, а детей своих вы будете любить. А то что я сделал, могут увидеть только те, кто любит. Уметь любить тоже не всем дано."

Когда все закончилось, она собрала чаши и отнесла домой. Прошло несколько дней. Путник передохнул и даже не залечив всех своих ран ушел из оазиса. Больше про него никто не слышал. Осенью состоялась свадьба. Было много гостей. Чаши путника тоже стояли на столах. Они были почти не отличимы от чаш мастера оазиса. И молодой человек девушки радовался, что они так сэкономили деньги. Девушка тоже не замечала ничего необычного в этих чашах. Она подумала может она просто плохо разбирается в гончарном искусстве.

Прошло время и однажды, когда в её хижину по какому-то случаю зашел уважаемый гончарный мастер оазиса, она спросила: "Ну как вы оцениваете работу путника?"

"Ну, что вполне приличные работы. И обжигает правильно, и пропорции соблюдает. Из него вполне мог бы получиться такой же мастер, как я" — ответил гончарный мастер.

"Но он сказал, что он лучше вас в несколько раз" — сказала девушка.

"Если бы он был лучше меня, на свадьбе многие обратили бы на это внимание." — сказал гончарный мастер, — он сделал просто дешевле, а не лучше. Сделать как он, если захотят, могут многие."

Прошло несколько лет. Она совсем уже забыла про путника. У девушки родились дети. Но она стала замечать, что дети стали часто играть с чашами путника. Они просили их кормить только из этих чаш. Они с ними старались не расставаться даже на ночь, ставя их рядом с кроватками. Она не понимала в чем дело, ведь эти чаши почти ничем не отличались от других чаш. Она спросила их, почему им нравяться эти чаши.

И они наперебой стали ей говорить: " Мама, как же ты не видишь, это же живые чаши. Смотри."

Они стали показывать ей эти чаши, поворачивая то одним боком, то другим. И она увидела. В контурах чаш проявлялся, то один диковенный зверь, то другой. В другой момент, луч пробежавший по узору на чаше изобразил бег джейрана, потом траву сгибающуюся от порывов ветра. Когда дети ударяли слегка по чашам, раздавался звук похожий, то на журчание ручья, то на смех ребенка, то на ржание жеребенка. Она не могла понять, почему она раньше не видела и не слышала этой красоты. А потом поняла. Она любила своих детей и поэтому смогла видеть глазами своих детей. Она решила обратить внимание своего мужа на эти чудесные чаши.

"Чаши как чаши, но достались дешево" — сказал муж. Он был практичен.

Она поняла, что истинную красоту этих чаш дано увидеть не всем и не всегда.

А путник, после того как вылепил эти чаши, еще долго переходил от оазиса к оазису, в поисках тех, кто бы оценил его работы. Но в обыденной жизни истинная красота не заметна. Она не броска, в неё нужно вглядываться. Для того, чтобы её увидеть нужно иногда соответствующее настроение. Слепая душа эту красоту не увидит. Для того, чтобы её заметить, иногда что-то должно случиться, чтобы душа раскрылась.

И путник продолжал брести по пустыне, в очередной раз пытаясь добраться до нужного ему оазиса, где люди сразу бы понимали то, что он делал и говорили бы ему от души, что он Великий мастер. Он так много отдал души в свои чаши, что ему хотелось, чтобы хоть часть возвращалась обратно. И он надеялся на то, что такой оазис существует. Надежда умирает последней.

И однажды в пути силы оставили его и он умирал. Никого рядом не было, только грифы летали над ним, да шакалы за барханами потявкивали, в ожидании его смерти. Ему было очень больно, гной сочился из его ран. Он проклинал себя за то, что он не практичен. Что не смог завести своей семьи. Что в минуту его смерти, он не в окружении своих детей, которые бы смогли его перевязать, ласковым словом уменьшить его страдания. Что он не будет похорен, а его тело растерзают шакалы и грифы.

И после очень сильной боли, он возопил: "За что боже? За что? За что боже ты проклял меня этим талантом?"

Но только шакалы шарахнулись от его возгласа.

Он умирал. Он потерял сознание и ему стали видеться видения. Он увидел то, что он мечтал увидеть в течении своей жизни. Здесь были и смеющиеся дети, радостно играющие с его чашами. Здесь были и старики, которые сидели обнявшись и вдруг увидевшие в отблесках его чаш всю свою прожитую жизнь, трудную, но счастливую. Здесь были молодожены, которые поставили его чашу на самое видное место, так как благодаря этой чаше они поняли, что они любят друг друга. Здесь был и математик, которому его чаша подсказала решение сложной теоремы. Одни видения сменяли, другие.

И он умер, со счастливой улыбкой на устах.