Праздничная ночь

— Ну, почему ты такая? — спрашивает Люба, осторожно вытирая её лицо.

— Какая? — всё ещё всхлипывая, пытается улыбнуться Маша. — Неуравновешенная?

Слёзы никак не желают останавливаться, просачиваются сквозь пальцы, капают на одежду.

— Чувствительная, — ласково улыбается подружка. Лицо под чёрным венком из роз кажется необыкновенно нежным и одухотворенным.

— Мелодия очень красивая, — осиплым шёпотом попыталась объясниться Маша, — разве ты не видишь?

— Нет, я вижу другое… — начала Любаша и внезапно осеклась, как будто сказала лишнее. Отодвинулась и уселась рядом — на кровать, так же как и Маша, спиной к стене.

Задумались.

Сидели и наблюдали, как сумерки окутывают город сиреневой дымкой. Маша положила голову на плечо подруги.

Любина спальня казалась сейчас такой же загадочной, как и хозяйка. Привычные вещи: полки для книг, втиснутые между столом и фортепьяно, игрушки, сидящие на верхней полке и с любопытством глядящие на ставших уже почти взрослыми девчонок, открытки, которые она каждый год мастерила подруге в подарок — всё изменилось, как будто зная о них что-то такое, чего они не знали о себе сами.

Хотелось снять с себя новое платье — пришлось нарядиться из-за праздника — и снова превратиться в обычную девчонку, что думает только об одном — сдать экзамены. Но она знала, что подружка — идейная вдохновительница костюмированной вечеринки на даче вместо привычного выпускного — не позволит.

— Окончание девяти классов отметить надо так, чтобы не забылось. После одиннадцатого нам будет не до этого, — непреклонно заявила она. И все с ней согласились, как, впрочем, и всегда.

И вот они сидят вдвоём, наряженные, как куклы: в костюмах белой и чёрной невесты — на шитьё истратили почти полгода — рядом, но как никогда далёкие друг от друга.

В дверь забарабанили.

— Открой, — попросила Люба.

Пожав подружкину руку, Маша пошла открывать.

Димка пришёл один. Некоторое время они стояли, молча изучая друг на друга, отыскивая знакомые черты в незнакомцах, в которых превратились.

Димка вырядился в смокинг, который в сочетании с белыми кроссовками и светлой шляпой смотрелся не строго, но изменил его до неузнаваемости. Даже знакомые чёртики в золотистых глазах спрятались. Сейчас на его лице Маша отчётливо читала удивление и что-то ещё такое, что заставило её густо покраснеть. Невольно защищаясь, она сделала шаг назад и попыталась прикрыть руками слишком смелый вырез платья.

Димкин взгляд тут же изменился, напряжение ушло.

— Это ж надо же! — выдохнул он. — Ну, ты и вырядилась! — быстро чмокнул её в щёку, и как всегда принялся паясничать. — Мне ж придётся тебя весь вечер охранять! — слезливым тоном заголосил он.

— Иванов, тебя что-то не устраивает в Машкином наряде? — выглянула из спальни Люба.

— Что ты, что ты! Меня всё устраивает, — поднял он руки вверх. — И в твоём, кстати, тоже, — показал он поднятый вверх большой палец.

Маша обернулась. Люба в чёрном платье выглядела обалденно. Маше особенно нравилась пышная юбка из прозрачной органзы, сквозь которую просвечивала вторая — коротенькая, обтягивающая и чулки с ажурными резинками. Плюс к этому глянцевитая волна тёмных волос, огромные кажущиеся бездонными глаза, необычно белая, не поддающаяся никакому загару кожа. Глядя на неё, Маша снова подумала о кукле.

— То-то же, — проворчала Люба, — Маш, бери сумочку, а ты бросай пялиться и веди нас на праздник, Сусанин.

— Прошу Вас, сударыни, — принялся раскланиваться Димка, изображая шута горохового.

— Дверь закрыть не забудь! А то мамка меня живьём сожрёт, если хату вынесут, — приказала Любаня, и гордо зацокала вниз, умудряясь уверенно держаться на десятисантиметровых каблуках. Маша такой уверенности в себе не чувствовала, поэтому дождалась Димкиной помощи, хотя и выбрала более скромные туфли.

Он оставил её только перед самым выходом в подъезд, чтобы театрально распахнуть двери.

— Уважаемые синьоры и синьорины, прошу любить и жаловать: Чёрная и Белая королевы! — громко объявил он.

Пришлось выходить под дружный визг и улюлюканье красочной компании, что собралась возле автомобиля его отца.

Кто сказал, что шестнадцатиместный автобус не вместит в себя три десятка человек?

Маша почувствовала, что снова краснеет и попыталась спрятаться за Любу, но та ухватила её за руку и вытащила под вспышки камер. Изрядно взбудораженный народ фотографировал всё подряд, включая их чёрно-белую парочку.

У Маши зарябило в глазах. В пёстрой толпе одноклассников их наряды казались не такими уж вызывающими. Особенно на фоне костюмов русалок, блистающих множеством страз на прозрачной ткани, поверх чего-то зелёного и голубого, напоминающего очень откровенный купальник. Это близняшки старались продемонстрировать отточенные танцами фигуры. Маша долго на них таращилась, пока не переключилась на отличницу Риту Безрукову в костюме Кармен, с таким вырезом на спине, что изящная татуировка на копчике блистала во всей красе.

В весёлой толпе только Димкин отец в простых джинсах и шёлковой рубашке выглядел, как нормальный человек, все остальные походили на участников маскарада. Впрочем, так оно и было — не беда, что это обычный выпускной.

В автобусе пахло такой едкой смесью парфюма, что у Маши на глазах выступили слёзы. Пришлось устраиваться впятером на трёхместном сиденье. Димка усадил Машу себе на колени. Она хотела вырваться, но огляделась и поняла, что большинство девчонок так и едет. Люба села рядом, между ними и Валеркой Боровиковым в костюме Карлсона, который очень шёл к его огненно-рыжим волосам, веснушкам и длинным рыжим ресницам, за которыми прятались слегка ошалевшие от происходящего глаза.

Когда к Валерке на колени уселась Мальвина в роскошном голубом платье, в которой не сразу, но опознался Антошка Иноземцев, Маша почувствовала, что сходит с ума. Поэтому поначалу не заметила странного поведения подруги, которая оказалась зажатой между Димкой и Валерой. Пока Маша разглядывала фиолетовую фальшивую родинку на лице Антона, Люба изучала одноклассников с видом человека, который внезапно оказался в толпе буйнопомешанных.

«Наверное, у меня такое же лицо», — подумала Маша и пересела с Димкиных коленей на Любины.

Так сидеть было удобнее, потому что Любаня не вертелась на месте и не пыталась, как Димка, разговаривать одновременно со всеми, перекрикивая музыку.

— Что, Машунь, на Димке сидеть стало вдруг неудобно? — громко, так что услышал весь салон, спросил с соседнего сиденья бравый пират, удерживающий двух девчонок одновременно.

Дружный хохот на несколько минут заглушил музыку.

— Проверь, вдруг тебе понравится? — закричала Маша, когда народ чуть утихомирился. Её ответ вызвал ещё более буйное веселье, заставив дядю Витю притормозить и заглянуть в салон.

Димка встал, позволяя девчонкам устроиться удобней.

— Ты что, сам решил к Мишке податься? — спросила Люба, вроде бы и не громко, но её услышали.

В этот раз смеялась даже Маша.

Чтобы добиться свободы на время вечеринки, с родителями договаривались заранее, и это была самая сложная часть подготовки. По уговору, взрослые должны были приготовить дом к празднику и предоставить им возможность развлекаться так, как хочется. На даче остался хозяин — Машин отец, они с Димкиным родителем собирались присматривать за «молодежью» и обеспечивать порядок. А чтобы они не мешали празднику и не скучали, глядя как веселятся «детишки», им предложили занять баню, где они собирались смотреть футбол.

Праздник начался спокойно, если не считать музыки, от которой дом вибрировал. Все пили приготовленное шампанское, ели, болтали, перекрикивая друг друга, но когда появились водка, разлитая в бутылки из-под минералки веселье начало быстро набирать обороты.

Вынырнув из круговерти танцев, Маша увидела, как Люба с Димкой подливают что-то в бокалы.

— Эй! Вы с ума сошли? Если отец узнает, он нам ноги выдергает, — закричала она, отбирая у Димки почти пустую бутылку, от которой разило спиртом.

— Маша! — досадливо поморщилась Любаня. — Ну, что ты как маленькая?

— Я?! — задохнулась она от возмущения.

— Пойдём, поговорим, — Димка подхватил её за талию и перекинул через плечо.

— Ты что делаешь? — взвизгнула Маша и попыталась вырваться, но Димка держал крепко.

Не обращая внимания на сопротивление, вытащил её из дома и понёс в сторону беседки. Дорогу он знал, но на улице стояла такая темень, что как только они вышли из круга света, окружающего дом, Маша словно ослепла.

И сразу же перенеслась в другой мир: пахнущий влажной землёй, травой и свежестью, которая особенно остро ощущалась после дурманящих ароматов дома. Лёгкий ветерок нежными тёплыми прикосновениями ласкал кожу. И тишина.

Музыка осталась где-то там, за границей света и тьмы. Здесь Маша слышала только шорох ветра, шум Димкиных шагов и грохот собственного сердца.

Димка без помех добрался до беседки и усадил её на стол лицом к себе.

Маша забыла всё, что хотела сказать, а когда тишина стала невыносимой, потянулась губами к его губам.

Их как будто озарило вспышкой молнии. Удар невидимого тока пронёсся по оголённым нервам. Скованные им в одно целое, они уже не могли оторваться друг от друга. Тела зажили собственной жизнью, наслаждаясь незнакомой и от этого ещё более восхитительной мукой.

В сознание их вернул шум драки неподалёку.

— А ну прекратили! — услышала Маша голос отца и испуганно встрепенулась.

Оттолкнула судорожно дышащего Димку, попыталась найти бюстгальтер, но быстро поняла, что в темноте это невозможно, натянула спущенное до пояса платье на плечи, и рванула на голоса.

Отец отчитывал взбудораженных пацанов. Увидев дочь, сердито фыркнул, потом махнул в темноту.

— Уведи его, и посмотри, какая нужна помощь, — приказал он Маше.

Только после этого Маша увидела сидящего прямо на брусчатке Антоху, который откинув голову, зажимал лицо рукой, пытаясь остановить текущую из носа кровь. Роскошное голубое платье оказалось почти полностью залитым.

У Маши закружилась голова, а к горлу подкатила тошнота. Но, тем не менее, она решительно шагнула к Антохе и потянула его за собой.

— Осторожно, испачкаешься, — прогундосил он, поднимаясь.

— Ничего страшного, — попыталась успокоить его Маша, не узнавая собственного голоса.

Молясь про себя, чтобы никто не заметил, как ей страшно, повела Антоху в ванную на втором этаже и заставила умываться, а сама кинулась за льдом.

От холода кровь остановилась сама собой, заставив Машу облегчённо выдохнуть.

— Давай снимем с тебя платье, — предложила она.

Антоха сразу же убрал от лица полотенце, в которое она завернула мешок со льдом.

— Стой! — закричала она, перекрикивая гул музыки, — я сама! Повернись только.

Антоха подчинился, позволил ей стянуть с него платье. Увидев его полуголого в боксерах, кроссовках и голубых чулках с кружевными резинками, Маша не выдержала и расхохоталась.

Смеялась до тех пор, пока из глаз не полились слёзы, и живот не скрутило спазмом. Хорошо, что унитаз был рядом. Её вырвало. Страх выходил вперемешку с выпитым алкоголем и слезами.

Антоша сидел на бортике ванной, деликатно изучая узоры на кафеле, до тех пор, пока она не умылась и не уселась обессиленно на пол, опираясь спиной на унитаз.

— Крови боишься? — уточнил он, понимающе глядя на неё поверх полотенца.

— Боюсь, — согласилась Маша, испытывая непривычное чувство покоя, как будто пережитый страх объединил их.

— Я тоже… — признался Антоха, улыбаясь. Но глаза его цвета жжёного сахара выдавали тревогу.

— Слушай. Давай, я поменяю полотенце, — поднялась Маша.

— Нет, не надо. Вдруг тебе опять станет плохо.

— Не станет. Ты же рядом, — подбодрила она товарища и отобрала у него мешок.

В голове зазвенело, но прежнего липкого ужаса уже не было. Чтобы не испытывать себя, она быстро замотала мешок в свежее полотенце, а окровавленное забросила в стиралку.

— Молодец! — похвалил её Антоха, и расслабленно опёрся спиной об стенку.

— Давай ещё чулки с тебя снимем, а то я не могу спокойно смотреть на это безобразие.

— Завидуешь, наверное, что мои красивее твоих, — попытался отшутиться Антоха.

— Чему завидовать? Я от своих рада избавиться, — пожала плечами Маша, стягивая чулки. — Если бы не Любаня, я бы никогда в жизни не надела. Только ляжки парить! — заявила она, бросая их прямо на пол. — Теперь твои, — наклонилась она к нему, и только когда Антоха покраснел и отвернулся, вспомнила про провокационный вырез и что бюстгальтер остался в беседке.

Покраснела сама, но решила не останавливаться и потянула чулок вниз.

— Маш, ты, где потерялась? — Димка с маху открыл дверь и застыл на пороге. — Вы что творите?! — зарычал он, с размаху треснув кулаком об косяк.

Ответить не успели, потому что слушать Димка не пожелал. Вылетел, как ошпаренный, на прощание оглушительно хлопнув дверью.

Застигнутые на месте преступления переглянулись и рассмеялись. Получилось надолго. Потом Маша пошла в гараж, чтобы принести Антохе сумку со сменной одеждой.

Глядя на него в шортах и майке — так на её взгляд, он выглядел значительно лучше, чем в эпатажном платье с открытыми плечами — Маша испытала острый приступ зависти.

— Подожди, я тоже переоденусь. Потом вместе пойдём вниз, — попросила Маша, и побежала в свою комнату.

Если бы не музыка, она, возможно, услышала бы шум и не влетела так неосторожно. Первое, что увидела, — ритмично двигающиеся, неожиданно белые на фоне загара ягодицы. Затем розовые маленькие ступни, лежащие на плечах, знакомую татуировку — филин на правом плече, блестящие лаком чёрные туфли на десятисантиметровых шпильках, и мерцающий чёрный сугроб из органзы, прямо у себя под ногами…

Этого оказалось достаточно.

«Бежать!» — отдало приказ подсознание. И она побежала.

Оттолкнула откуда-то взявшегося Антона и бросилась вниз.

Внизу близнецы устроили танцевальное шоу с раздеванием, поэтому на Машу никто не обратил внимания. Вылетев на крыльцо, она заметалась по участку, рванулась к беседке, но судя по характерным звукам, там решили «подышать» свежим воздухом.

Проскользнув мимо бани, Маша нырнула в дровяной сарай. Цепляясь платьем за невидимые препятствия, под треск рвущейся ткани, забилась в самый дальний угол, чтобы её нельзя было увидеть.

Её трясло мелкой дрожью так, что стучали зубы. Сердце заполошно пульсировало. Глаза горели, но слёз не было. Чтобы не закричать, кусала руки и медленно раскачивалась туда-сюда, чтобы унять растущую в груди пустоту. Не помогало.

Сознание, как на изломе, застряло на увиденном. Чтобы избавиться от «картинки», Маша попыталась сосредоточиться на окружающем.

Душная темнота пахла пылью, разогретым на солнце деревом и смолой. Ночь дышала жаром, шумела ветром, тихо потрескивала. Музыкальные композиции в доме менялись одна за другой, не в силах потревожить спокойствие привычной ко всему ночи.

Несколько раз слышала топот ног возле сарая, кто-то даже заглядывал, но, надёжно спрятанная за поленьями, она оставалась невидимой. Только спустя целую вечность, когда судорожные рыдания без слёз почти закончились, изредка пробегая волной по измученному телу, её обнаружили.

Валерка. Добыл где-то фонарик и не поленился заглянуть за каждую поленницу.

— Я нашел её, — отчитался он по телефону и, не говоря больше ни слова, сгрёб в охапку и осторожно потащил из тьмы. Маша только удивилась: откуда в таком доходяге столько силы?

На улице, стремительно наливаясь лазурью, светлело небо. Музыка в доме продолжала греметь, но радостных воплей и визга не слышалось. Появился Антоха.

— Тащи её в гараж. Там никого.

Они уложили безвольную Машу на заднее сиденье отцовского автомобиля, а сами уселись вперёд.

— Пить будешь? — спросил Антоха, на что Маша попыталась протестующе возмутиться, вышло невразумительное мычание, которое сразу же оборвалось, когда увидела, что он протягивает воду.

Тут она поняла, что пить хочет ужасно. С водой появились силы, а с ними и новая волна отчаяния. Губы непроизвольно затряслись, и по щекам дружно покатились слёзы. Чтобы не зарыдать в голос, пришлось прикусить ладонь.

— Ну, не плачь, — успокаивающе загудел Антоха.

Он перебрался к ней и обнял, окончательно разрушая Машины попытки сдерживаться.

— Вот вы где прячетесь! — услышала она голос отца и испуганно подскочила. Только чудом не стукнулась макушкой о потолок машины.

Отец с Димкой стояли возле открытой двери багажника.

— Шлюха! — белея, зашипел парень.

Маша попыталась прикрыться Валеркиной ветровкой, но получалось плохо, голые ноги бесстыдно торчали наружу, потому что вчера она всё-таки избавилась от ненавистного платья, зашвырнув его неизвестно куда. Из одежды трусики. С обеих сторон от неё заворочались, разбуженные шумом, Антоха и Валерка.

— Рот закрой! — предельно спокойно посоветовал ему отец.

По тону Маша поняла, как он зол.

— С тобой всё в порядке, дочь? — очень холодно осведомился он.

На что Маша отчаянно закивала головой.

— Ну, и хорошо, тогда, будь добра, пойди, приведи себя в порядок и спустись вниз, гостям пора разъезжаться, — приказал он, — а с тобой нам есть ещё, о чём побеседовать, — остановил он дёрнувшегося к выходу Димку.

Пришлось выбираться из машины под недобрыми взглядами отца и бывшего уже парня. Хорошо ещё Валерка не забрал ветровку, и не пришлось идти через двор голой.

Большая часть компании собралась на веранде, где мать и тетя Валя, Димкина мать, отпаивали народ чаем и лимонадом. Шагать пришлось в полной тишине, делая вид, что ей всё равно. Только один раз она споткнулась и чуть не упала, когда увидела закушенную губу матери и её осунувшееся лицо, но Антоха поддержал и помог выровняться, не дав окончательно запутаться в ногах.

Любаша, сияющая свежестью и чистотой, ждала в спальне, лёжа на заправленной постели и читая одну из Машиных книг.

— Нужно поговорить! — безапелляционно заявила она.

Внутри задрожала невидимая струна. Ещё чуть-чуть и лопнет, поэтому Маша сделала вид, что не слышит. Молча похватала бельё и успела запереться в ванной, до того, как подружка попыталась ворваться туда.

Сквозь шум воды слышала стук в дверь и вопли бывшей подруги, но старалась не реагировать. К счастью, длилось это недолго.

Ощущение внутренней дрожи не проходило, но она заставила себя одеться и спуститься вниз. Изображая абсолютное спокойствие, под перекрестьем трёх десятков пар глаз, взяла у матери стакан с лимонадом. Не видя ничего и никого, кроме искаженного яростью Димкиного лица, уселась на диван между Валеркой и Антохой, заставив первого залиться ярко-алой краской. Антоха, однако, оказался сообразительней, молча приобнял её за плечи.

Несколько секунд, улыбаясь, смотрела в ставшие совсем безумными Димкины глаза, пока он, в конце концов, не психанул и не выскочил на улицу.

За ним вышли, не прощаясь, его родители и потянулись одноклассники.

— Вы, двое, останьтесь! — распорядился, выходя за гостями, отец. — Я вас сам отвезу. Ещё не хватало, чтобы вы по дороге друг друга поубивали.

Антоха с Валеркой перебрались в беседку. Маша осталась наедине с матерью, попыталась найти слова, чтобы объясниться, но та молча бросила на стол кухонное полотенце и поспешно вышла, оставив дочь одну встречать новый день.