ПОКА ЖИВУТ НА СВЕТЕ...

С. Декопольцев. (Александр Снегирёв)

ПОКА ЖИВУТ НА СВЕТЕ…

«…Ты тихо и незаметно, сам, не подозревая ни о чём, держал на плечах равновесие Мира…»

А. и Б.Стругацкие. «Стажёры.»

(ВСЕ ИМЕНА И ФАМИЛИИ ДЕЙСТВУЮЩИХ ЛИЦ ИЗМЕНЕНЫ.)

…Так получается, что последние годы мой отпуск выпадает на зиму. Но я не в обиде. Хорошее время года Зимушка-зима! Все самые лучшие праздники — День рожденья там… Новый год — все на зиму выпадают. И так хорошо прогуляться погожим зимним деньком по нашему городу! Вы только представьте: тихо, ветра нет. С неба медленно падают белые пушистые хлопья… Рабочий день в разгаре, поэтому людей и машин немного. Только бабушки и мамы с колясками — куда без них?

И ты идешь не спеша по тротуару, вдыхаешь бодрящий стылый воздух (если нет большого мороза — вообще хорошо!), и на душе у тебя — покой и благость… Красота!

…А если некоторые считают, что прогуливаться рядом с проезжей частью, это — фильтровать легкими выхлопные газы, то можно ведь и во дворы свернуть. Днём, когда люди на работе, да по холодному времени года там вообще — тишина и безлюдье. Ни тебе пьяных компаний (эта нечисть дневного света не любит), ни подростков летящих сломя голову на своих велосипедах и роликов. А деревянные двухэтажные дома в районе старого Молотовска смотрятся вообще по-деревенски. Патриархально, как-то… Идёшь и думается тебе: вот пройдут эти времена «дикого капитализма», все вернется к нормальной жизни, а эти дома будут стоять, как и сейчас — сносу им не будет! Иллюзия, конечно, но так хочется в это верить!

…Ба! А это что за дамочка уселась на скамейке, даже снег толком не сметав? Простудиться не боимся?.. Странно: одета прилично и вроде не пьяная… Стой! А ведь я ее знаю! Светка Соболева! Чего это она?..

— Свет, привет! Ты что здесь сидишь? Случилось что?..

Она поворачивает ко мне лицо, и последний вопрос застревает у меня в горле. Светкины глаза, такие огромные, лучистые (в нашей школе из-за них много парней надолго лишалось сна), теперь были потухшими и безжизненными. Как у куклы или манекена. Мне в первое мгновенье показалось, что она меня не узнала.

— …А-а… это ты…

— Что случилось?! — повторил я, уже не шутку встревожившись. (Чтобы наша энергичная Светка Соболева, «мать-командирша» — по школьному прозвищу, «ведьма проклятая» — для отвергнутых воздыхателей — да была такой… убитой? Никогда такого не видел!)

Секунду-другую она молчала, и я уж решил, что Светка действительно меня не узнает, но тут губы ее пошевелились…

— Что?! — не понял я. (Не потому что не расслышал, а потому, что уж больно неожиданной было то, что она сказала.)

— Володя погиб, говорю… Нет его больше.

— Одинцов… погиб? — только и мог переспросить я. (Ох и глупо, наверное, смотрелся в тот момент!)

— Да…

«Обалдеть!!!» — чуть не сорвалось с моего языка-предателя, но я его вовремя прикусил. Даже больно стало!

Удивляться было чему. И Светку и ее бывшего мужа — Володьку Одинцова я знал давно. Так уж сложилось. С Соболевой мы вообще учились в параллельных классах. Сказать, что она выделялась на фоне других школьниц — это ничего не сказать. Густая грива темно-каштановых волос, соболиные брови вразлёт и огромные карие глаза — первая красавица школы! Может и были девчонки покрасивее ее, но она, безусловно, была самой яркой. Половина парней были в нее влюблены, но, по-моему до выпускного вечера постоянного кавалера у нее так и не появилось. Все дело в ее характере. Этим она тоже выделялась, хотя не думаю, что сама Светка была рада такой «популярности». «Резкая, нетерпимая, грубая» — это все слова-пустышки! Чтобы понять, что такое «мать-командирша» — надо было хоть почувствовать на своей шкуре ее гнев, ее ярость, ее презрение!.. Злясь, она не выбирала выражений, могла, при случае, и матерком «приласкать» — одним словом, врагов у нее в школе тоже было предостаточно. Нисколько не меньше, чем тайных воздыхателей.

В минуты редкого затишья, к ней тоже было не подступиться. Сидит, молчит, думает о чём-то своем. Общалась она накоротке только с двумя-тремя подругами, с которыми дружили с детства. Всегда какая-то хмурая, чем-то недовольная… Да-а… Как заметил с солидным видом один из десятиклассников (мнил, видать, тогда себя «умудренным жизнью мужиком»): «Девочка она, конечно — ничего, но не завидую я, ребята, тому бедняге за которого она замуж выйдет!..»

…Кажется, я тогда был один из немногих мальчишек, с которым она могла нормально разговаривать. Мы не были друзьями (и странно, если было бы по— другому!). Говорили всего несколько раз, встречаясь на соревнованиях. Она занималась легкой атлетикой, показывала неплохие результаты, да только проигрывать не любила и не умела — поэтому, как говорили тогда, «дорога в большой спорт оказалась для нее закрытой». Со мной она общалась, вероятно потому, что я тогда был парень зело добродушный и большой хохмач. Вот она и использовала меня. Для эмоциональной разрядки… Потом школа закончилась, и я, на некоторое время потерял Светку из виду… Встретились мы уже лет через семь, по довольно любопытному поводу…

…У нас в мастерских, в бригаде, работал один парень — Владимир Одинцов. Уникум (в своём роде). Я таких как он, еще до этого не встречал. Как он умудрился попасть в нашу рабочую компанию — ума не приложу! Ему бы, по его наклонностям каким-нибудь… гуманитарием быть, что ли. Не туда родители своё чадо отправили… Нет, вы не подумайте, по теории он был подкован неплохо — знал всё «от и до». Но ведь слесарная работа— это вам не фунт изюму! Тут, пардон, и кувалдой помахать надо! И железо потаскать… до зеленых кругов в глазах! А он, по своим физическим кондициям, больше на интеллигента тянул. Низенького роста, полненький, в очечках — типичный «профессор кислых щей»! И — неуклюжий ужасно. Часто всё у него шло наперекосяк, валилось из рук… Наблюдать за тем, как он работает тревожно было — вдруг покалечится сам, или других покалечит?

Почему, спросите, его не увольняли, если он такой неумеха?.. Ну-у… насчет «неумехи», это я несколько сгустил краски. Для наглядности, так сказать. Если работа была не слишком сложная, Владимир у нас вполне справлялся. А еще он брал усидчивостью. («Тупостью,» — как бы заметил наш покойный бригадир.) Если что не получалось, он не бросал начатую работу (как у нас делали некоторые — чего греха таить?), а продолжал возиться с ней, пока не докапывался, как говорится, «до сути проблемы». Мог работать во время перекуров: мы сидим, а он — копошится. А мог и вообще — без обеда, если увлечется, или — время поджимает. Что скажут делать — за все принимался, не пытался «шланговать». Монотонную работу (это там, где по многу раз делаешь одно и то же) он тоже выполнял добросовестно — наши начальники порой этим пользовались. Безотказный человек. По-моему, слово «нет» он просто не мог выговорить. Не только мастера этим пользовались. Были у нас деятели — любители занять деньжат без отдачи: «забыли, дескать»! Так вот они в определенные дни (в пятницу, например, или — накануне получки) прям, как воронье над ним кружились. («Дай «Пятихатку», а? Завтра отдам!» — разумеется завтра никто ничего ему отдавать и не думал.) Уж мы говорили ему: «Вовка, не давай этим гаврикам ничего — все равно не вернут!» Да только не шла наша наука впрок.

Я над этим задумываюсь иногда. Насчет долгов этих, хотя бы. Ведь раньше не отдать долг человеку — это был верный способ угодить в долговую тюрьму. Да и позор-то какой: этот господин долгов не платит! А теперь такой поступок прямо за доблесть считается! Разумеется, если ты должен такому как Владимир, а не банку или каким-нибудь бандитам. Как там у Льва Николаевича Толстого написано? О том, что Вронский и его друзья знали нехитрые правила, что «можно оскорблять, но нельзя терпеть оскорбления; можно брать в долг, но не надо платить долги…» Значит, я не прав, и в то время такое бывало?.. Все равно, как-то все… по-животному получается. Ведь это зверюга неразумная только и думает, как бы отнять еду у другого, а свою не отдать никому! А человек, ведь, тем от зверя и отличается, что ему чувство справедливости присуще: не делай другим то, чего не хочешь чтобы сделали тебе!» А теперь как?.. Украсть, стащить, обмануть, кинуть — стало чуть ли не долгом и подвигом считаться! Даже по мелочи: вне очереди пролезть, больным притвориться, подставить вместо себя другого… Владимир-то, кстати, в очередях честно выстаивал. И в столовой, и в окошечко кассы — за зарплатой, и в автобус на остановке. Мы работали вместе — я видел. Как видел так же и то, как все время кто-то пытается этой его дурацкой честностью воспользоваться.

Получилось так, что мы одновременно оказались на больничном. Ну и стояли в этих бесконечных очередях на прием. Так, вот уж не знаю — как такое получалось, но стоило Одинцову оказаться перед дверью в кабинет (достоял-таки!), как тут же, словно бы ниоткуда, появлялась какая-нибудь очередная дама, и с кокетливо-извиняющейся улыбкой говорила: «Ах, мне только спросить!» — после чего исчезала за дверью на добрых полчаса. Володька же только разводил руками: «Ну вот всегда так! Уж не знаю — рожа, что ли, у меня такая подходящая?»

«Подходящая, — хотел тогда я ответить. — Очень даже подходящая. Они на твою простодушную физиономию слетаются со всех сторон как стервятники на запах падали!»

Мастера наши тоже спешили воспользоваться особенностями саловского характера. Помню, наша шарашкина контора, заключила договор с «подшефным» хозяйством, о заказе картошки оптом. Многие тогда, в мастерских, себе картошки понавыписывали — аж, по нескольку мешков. Да только вот за картошкой ехать надо — собирать, в мешки ссыпать. Тут все «заказчики» сделали «морды веником» — кому же охота мешки тяжеленные таскать! А наш мастер, не долго думая, отрядил на это дело Одинцова — даром, так сказать (он-то картошки вообще не заказывал).

Меня тогда на Володьку даже зло взяло!

— Да у тебя чего, языка нет? — напустился я. — Пойди к этому борову и скажи: мол, я никакой картошки не выписывал и возить ее не собираюсь!»

Он тогда, помню, удивленно посмотрел на меня и обезоружил простым вопросом:

— Но ведь кому-то надо будет ее везти, верно?

Я только рукой махнул, а про себя подумал: пускай наш «кукрыникс» -начальник молится на Вовку, не дай Бог тот уволится — худо тогда всем здесь придется!

…Весть о том, что Одинцов решил жениться всполошила всю бригаду. Местные «Штирлицы» тут же постарались узнать как можно больше об его будущей супруге. И узнали — город-то маленький! История его любви оказалась настолько типичной для Владимира, что даже никто даже не подумал смеяться на этот раз — плакать надо было!

…Свою пассию, «по агентурным сведеньям», Володька обхаживал давно. То есть — дарил цветы, ходил вокруг да около, жалостливо смотрел и вздыхал. Она же — дама решительная и темпераментная не обращала на такого сморчка никакого внимания, а все искала «прынца на белом коне». Очередной из «прынцев» одарил ее ребенком, а жениться, как сейчас водится, не захотел. Родители же не собирались кормить дома великовозрастную неработающую дочь — тем более на сносях. И тогда в поле ее зрения вновь возник влюбленный до невменяемости Одинцов, который с ходу предложил руку и сердце!..

…Понятно, почему эта барышня согласилась выйти за него замуж — деваться ей тогда было просто некуда! Разумеется ни о какой любви (по крайней мере с ее стороны) речь и не шла. Как мы его отговаривали! Но влюбленный человек — это, по-моему, особый вид шизофрении — он ничего не видит и не слышит. А если и слышит, то сделать все равно ничего не может… Оставалось только оплакать заблудшую душу, и… выпить по этому поводу. Что и сделали. До сих пор не знаю, нашел бы я подходящие слова, чтобы отговорить Владимира от опрометчивого шага, если бы узнал тогда — КТО его невеста? А, может быть, не стал бы отговаривать? Ведь я знал Светку Соболеву не с самой худшей стороны…

…Кажется, я помню когда я увидел их в первый раз вместе. По-моему, это было в «День Жестянщика» — наш профессиональный праздник, на — как это сейчас модно говорить — «корпоративе». Или, проще сказать — пьянке для своих. Когда Владимир появился под ручку со своей нареченной, у всех мужиков отвалились челюсти, а все дамы позеленели от злости. Я тоже обалдел, правда, по другой причине. Светка, конечно, за эти годы, округлилась в формах, по-женски расцвела, но узнать ее можно легко. Все так же хмуро сдвинутые брови, надменная складка рта. Василий, похоже, был польщен такой общественной реакцией.

Меня Светка узнала, хотя большого удовольствия наша встреча ей не доставила.

Процедила только:

— Все еще играешь в свой футбол?

Я тогда отделался шуткой и поспешил отойти. Надо было подумать.

Поразмыслив я решил, что это — не мое дело. Люди со временем меняются — может быть, и Соболева стала совсем другим человеком? К тому же семейная жизнь у Одинцова вроде бы начала налаживаться. В родившейся дочери (он ее записал на свою фамилию) Владимир души не чаял. Светка поменяла фамилию — стала Одинцовой (хотя, по моему мнению, ее собственная была гораздо красивее). Я даже пару раз у них в гостях бывал. Правда, сразу торопился уйти. Не мог преодолеть чувства какой-то неловкости. Светка разговаривала неохотно, все больше междометиями, и только на тему школьных воспоминаний. По-моему, несколько она не изменилась. Володька пытался сгладить неловкость, делался чрезвычайно говорливым, смеялся по поводу и без… Качал на руках дочку. Был ли он по-настоящему счастлив, женившись, наконец, на женщине, которую любил? Или понимал, что насильно мил не будешь? Наверно понимал, потому что, уж очень были у него тревожные глаза, и напускное веселье не могло скрыть эту тревогу.

Развелись они года через полтора. В отличии от некоторых идиотов, я не стал шипеть ему в спину: «А я что тебе говорил?!» Человеку и так было не сладко. Тем более он сам подал на развод. Иначе было нельзя. Светке, как говорят, «попала возжа под хвост». Из мест не столь отдаленных вернулся настоящий отец Оленьки (так назвали дочку), и старая любовь вспыхнула с новой силой. Я это знаю не по слухам. Сам видел их вместе. Оленька и тот… странник очень похожи: оба черноволосые и синеглазые. Хотя и потом, после развода она продолжала называть «папой» Володьку. Он ее тоже не бросал: старательно платил алименты, хотя, по моему разумению, мог… А, впрочем, что это я вмешиваюсь в чужую жизнь? Я и рассказываю только о том, чему сам был очевидцем. Я не буду повторять чужих сплетен, которые связывали Светкино имя еще с двумя мужчинами. Тут я, извините за грубое выражение, «свечки не держал»…

Можно было ожидать, что Одинцов после развода замкнётся в себе, станет нелюдимым и мрачным. Но ничуть не бывало! Уж не знаю, к добру ли, к худу ли — но, оставшись один, он так и остался «фраером ушастым», «лохом» или валенком (по выражениям современной молодежи, которая теперь «равняется на Прохорова и Абрамовича» — а не Гагарина или Менделеева, к примеру). Все также кружили вокруг него местные акулы — «стрелки полтинников», все так же наш мастер взваливал на него всякую грязную и непопулярную работу. Потом он (все-таки, наверное, допекло) уволился и ушел на другое предприятие. С тех пор я его, практически не видел. Со Светкой встречался — вот ирония судьбы! При встречах все старался узнать о Владимире, хотя при ее обычной «общительности» много нового она не сообщала:

— Привет! Как дела? Володька заходит?

— Привет, дела нормально, не заходит. Мы сами заходим.

«Нормально — так нормально!» — думал я тогда. И вот теперь…

…— Как это всё произошло? — допытывался я, не особенно, впрочем, надеясь, что Светка что-нибудь расскажет. Но она рассказала. История была типичная — «одинцовская». Кто-то из Светкиных родственников переезжал. Грузчиков заказывать не стали (наверное, решили сэкономить), а мужских рук среди родни не хватало. (Я, с внезапной неприязнью подумал, что теперешних своих бойфрэндов Светка беспокоить не стала, а напрягла бывшего мужа, который вообще не обязан был помогать их семье). Одинцов откликнулся сразу и вместе с двумя ее племянниками поехал в «газели» таскать по этажам шифоньеры и холодильники. По дороге «газель» попала в аварию — ее протаранил тяжело груженый «камаз». Водитель отделался испугом, оба племянника — переломанными руками и рёбрами, а Одинцов…

— Как всегда, — подумал я тогда. — Как всегда…

— Что мне теперь делать?! — неожиданно, с надрывом произнесла Светка, — Сашка, что…?!

Я начал объяснять про пенсию по утрате кормильца, про документы… И тут же понял, что говорю не то. Точнее — не о том она меня спрашивала.

В какое-то мгновение мне подумалось, что я знаю, о чем она пыталась сказать. Что объяснить. Как и для всех «ловчил» Владимир был для нее объектом для «доения». Вечным донором, из которого можно было пить все соки. Причем делать это совершенно безвозмездно. Наверное, со временем, она и сама внушила себе, что Одинцов ей должен по гроб жизни. За что? А какая разница — за что? За то, что она такая замечательная, позволяет общаться с собой и все такое… Это было совершенно необходимо для душевного комфорта. (Вы поймите, я ее не осуждаю. В отличии от остальных ловчил, всех кто отпихивал Володьку локтями, поднимаясь по лестнице жизни, этой непутевой девахе деваться было некуда. Ведь все остальные ее кавалеры и рубля ей не давали, а только тянули из нее — полагая, что сами по себе являются подарком). Ей казалось, что Одинцов вечен как мир. И она всегда сможет пользоваться его помощью. И вдруг — ВСЁ КОНЧИЛОСЬ!!! «Источник» иссяк…

…А, может быть, чувства какие-то проснулись. Например, чувство благодарности. Ведь Светка не была уж совсем законченной стервой. Да — грубая, да — несдержанная. Но бесчувственной ее никто никогда не называл…

…И еще я подумал, что таких людей, как Володька становится все меньше. Ведь, в отличии от других, они себя не берегут. И что будет, когда их вообще не станет? Каким станет наш мир? Ох и жутко, наверное, будет жить в таком мире! Все будут лезть без очереди… Все воровать у всех… Все занимать деньги — да только кто же их даст, если таких, как Одинцов больше не будет?

— Пауки в банке… — шептал я, попрощавшись, — пауки в банке…

…Покидая двор, я оглянулся. Светка продолжала, сгорбившись, сидеть на заснеженной скамье. Словно заводная кукла, у которой кончился завод… Или — говоря по современному — робот, у которого стёрли программу…