Подлинная история асоциала Питера

— Похоже, его мамаша гульнула на сторону. На перса он похож, как я на зулуса.

Мясистые руки заводчицы оторвали меня от бархатистого материнского живота. Многочисленные кольца на её пальцах холодили мою кожу даже сквозь густую шерсть. Ещё осоловевший от дремы, я оказался в фокусе двух пристальных взглядов — глаз карих, с золотистыми искорками, и колюче-зелёных.

— Его мать имеет родословную длиной с Профсоюзную улицу. Он не уступает знатностью персидскому шаху! Смотрите — крупные лапы, широкий лоб, к тому же он практически немой, что тоже является подтверждением породы...

— Коренастое туловище, раскосые глаза… Персидская кровь изрядно разбавлена самурайской, — сказал обладатель тёплых глаз, — Но это не имеет значения. Малыш мне нравится, я возьму его.

Этот диалог — первое, что я запомнил. До того я лишь растворялся в блаженной близости к материнскому телу, в её любви и опеке. Наш помёт был ей особо дорог, ведь она принесла его от беспородного, но любимого кота-авантюриста.

Чёрный разбойник по-партизански проникал в дом заводчицы с тех пор, как увидел в окне роскошную кремовую персиянку, и через некоторое время бока благородной особы стали подозрительно округляться.

Сообразив, что питомица вступила в порочащую связь, хозяйка взбеленилась и выставила кордоны. Явившись на очередное свидание, диверсант был изловлен. Больше Мама его не видела.

В мире двуногих кошки не имеют права на любовь. Как и всё прочее, ставшее звеном системы их ценностей, мы должны приносить деньги — субстанцию, от которой зависят условия их существования.

В их мире жадные, подлые и лживые людишки, неправедными путями нахапавшие субстанции, живут благополучнее, чем умные, добрые и талантливые Человеки. Трудно представить себе большую нелепость.

Одно то, что нас, независимых кошек, превратили в живой товар, а наше деторождение поставили на конвейер, свидетельствует о порочности существующего мироустройства.

Забавно, но являясь заложниками созданных ими же правил, люди продолжают тупо исповедовать антропоцентризм. И хоть претензии их смехотворны, извращённые идеалы общества потребления могут привести к глобальной катастрофе.

Как ни обидно признавать, но в роли товара довелось побывать и мне. Меня тоже продали за милую душу, и толстые пальцы заводчицы жадно схватили протянутые ей купюры.

Философом я стал гораздо позже, поэтому в день сделки вёл себя неподобающе — шипел, царапался и пытался удрать к Маме.

Подавшись вперед, Мама следила, как я буйствовал в ладонях покупателя.

Удивительно, что она отдала меня без боя. Видимо, понимала, что я попал к хорошему Человеку. Её спокойствие передалось и мне, и я взял себя в лапы, проявив задатки будущего мыслителя. Но мой своенравный хвост доводы разума не воспринимал и продолжал метаться бешеным маятником.

Я хотел попрощаться с Мамой, мяукнув, но издал лишь сиплый звук.

— Не бойся, малыш! — сказал золотоглазый, пристраивая меня за пазуху.

Чего??? Сам не бойся! Я кот-самурай, сын разбойника и аристократки, мне неведомы страхи. Знай — теперь ты мой Человек. И я взял тебя под свою защиту. Да, ты уже не ребёнок, но и до взрослого тебе далеко, и я буду оберегать тебя до полного возмужания.

Говорить я действительно не умею, зато с другими качествами у меня всё в порядке. Наблюдательность, любознательность, ум… все свои достоинства я перечислить не успел, потому что, пригревшись, уплыл в счастливый младенческий сон.

Интуиция Маму не подвела. Опасения мои… то есть, моего хвоста, оказались напрасными.

Мой Человек поселил меня в своей уютной квартире. Кроме него, там обитал ещё один кот. Вот тот точно был чистопородным. Он высокомерно хмыкнул, когда я погнался за игрушечной мышкой, но скоро сам вошёл в азарт и припустил за ней, растеряв всё своё величие.

Наш Человек от души смеялся и приговаривал:

— Видишь, как здорово, что теперь ты с нами, Кот? Даже Мироныч развеселился, а ведь в последнее время он почти круглосуточно спит. Погоди немного, мы и тебе придумаем классное имя. Мне обязательно придёт в голову что-нибудь удачное.

Но время шло, а я так и оставался Котом. Ладно, не особенно и хотелось! Не впадать же из-за такой ерунды в депрессию.

Главное, что мой Человек оказался очень славным. Добрым и чутким.

Ещё ранимым и очень одиноким.

Изредка к нему заходила его Мать. Она всегда торопилась и успевала перемолвиться с ним лишь двумя-трёмя словами. Небрежным жестом бросала на стол деньги и уходила.

Больше в наш дом никто не заглядывал.

Пожилой Мироныч почти всё время посапывал в углу, и я был единственным, с кем мой Человек мог доверительно пообщаться.

Часто, вернувшись из школы домой, он доставал и перелистывал допотопный альбом со старыми фото. Я садился неподалёку, украдкой посматривал на выцветшие картинки и удивлялся: что интересного из раза в раз он в них находит? Но совать в чужие дела свой любопытный нос коту-самураю не пристало. Пусть поделится сокровенным по своей инициативе.

Ждать пришлось недолго.

— Знаешь, Кот, этот альбом — всё, что мне осталось от отца. На этих фотографиях — мама с папой в Питере. В Санкт-Петербурге. Есть такой город, не так уж далеко от Москвы. Там они познакомились, потом поженились и приехали сюда. Но он не смог здесь жить и уехал обратно. Мама была на него так обижена, что не разрешила со мной общаться. Когда-нибудь мы с тобой поедем туда и найдём его. Как ты думаешь, он будет рад встрече? — прозвучавшая в его голосе надежда перекрыла беспробудную тоску.

— Он будет счастлив! А я готов с тобой хоть в ад, гонять чертей собачьих! — мысленно восклицал я, стараясь поддержать его взглядом.

Я любил его за мягкость и искренность, за умение дружить. Мне хотелось заверить его в своей привязанности, но я не знал, как сделать это, не уронив своё достоинство. Ходить на задних лапах и носить тапки в зубах — отнюдь не кошачья прерогатива.

А вот песню я бы ему спел. К сожалению, из всех вокальных жанров мне подвластно лишь художественное шипение.

Так и сложилось, что по-настоящему осязаемая, тесная дружба связала его только со мной, немым котом. Да и сам он был немногословен. Больше печатал, когда выходил на связь с чужими через окно под названием «ноутбук». Странное название. Вот есть личность «кот» и слово «Кот». Конкретно, коротко и надёжно, хоть я предпочел бы имя собственное. А ноутбук… неопределённое, многоликое и затягивающее, как черная дыра. И теряешься в догадках, какой фантом там сегодня нарисуется.

Ладно, признаюсь, я немного ревновал к нему.

Чаще всего он переписывался с одной девушкой. Сидел на диване, не замечая, что ссутулился в три погибели, и со счастливой улыбкой выстукивал ей письма. Она отвечала ему длинными пулемётными очередями.

Потом пришла пора свиданий. Два раза он возвращался домой окрылённый. На третий раз вошёл и устало прислонился к дверному косяку.

— Она сказала, что я странный, — ответил он на мой вопрошающий взгляд, — Не хожу в дорогие кафе, не гоняюсь за брендовым барахлом. Не люблю пустословие, не болтаю с её друзьями по поводу и без. Ещё она категорически не понимает, как можно остаться без копейки, перечислив все деньги в кошачий приют. Я в её представлении асоциал, Кот. Мы с тобой два бесперспективных молчуна-изгоя.

Она заурядная пустышка, а ты, ты…!!! Черти собачьи, почему я так беспомощен, когда надо утешить?

После разрыва с девушкой он стал ещё более замкнутым. А потом в ноутбуке появилось новое лицо. Физиономия худощавого подростка, которого я ненавидел. Даже на экране было видно, что в его глазах-щёлках, резавших взглядом, как бутылочные осколки, пылала лишь жажда наживы.

Через какое-то время он стал вхож к нам в дом. Приходил, иногда с друзьями, и демонстрировал моему Человеку братские чувства. Потом повадился угощать его дурно пахнущим веществом.

Я знал, что его дружба — чистейшая фальшь и он готовит ловушку. За радушным фасадом скрывалось злое намерение и холодное безразличие к жертве.

Визиты подозрительных гостей участились, и я предостерегал Человека, как мог. Бросался на лицемера и вгрызался в его тощие лодыжки

— Что с тобой творится, Кот! Ты доиграешься, что друзья перестанут приходить ко мне. Пойми, глупыш, они делают мою жизнь веселее.

Они погубят тебя! Ты совсем не выходишь из дома, сутками валяешься, как Мироныч, почти не моешься, и вся квартира заросла грязью! Ты сто раз на дню пялишься в проклятый ноутбук, ожидая их сигнала! Ты перестал радоваться реальной жизни и ждешь погружения в цветные сны, после которых тебя выворачивает!

Но он не желал расставаться с новым иллюзорным миром. Мои попытки уберечь его от беды вызывали лишь раздражение.

И настал час, когда худой потребовал то, чего хотел с самого начала.

— Не будет денег, не будет дури. И ещё — ты нам прилично должен. Для начала возьми деньги у матери, я в курсе, что они у неё есть. Срок тебе — сутки.

Они вышли, оставив дверь открытой.

Я растерянно следил, как он мечется по комнате. Потом замер, глядя в окно. С улицы доносился шелест деревьев, гомон детворы, сигналы машин… звуки безмятежной повседневной жизни, внезапно оказавшейся вне пределов досягаемости.

Я чувствовал глубину его потрясения, и был готов бороться за него. Знать бы, с какой стороны грянет очередная напасть. Неизвестность страшила меня.

— Я поеду в Питер, — сказал он, не оборачиваясь. — Меня ждёт целый мир, а я сижу в четырёх стенах. Я люблю вас, но должен уйти. Ради вас же. Простите меня.

Я облегчённо вздохнул. Отец поможет ему выпутаться из капкана.

— Я еду в Питер! — громко повторил мой Человек.

Потом вскочил на подоконник и шагнул в окно.

Я сидел как пригвождённый.

В углу заворочался Мироныч. Он даже не понял, что произошло.

Я должен увидеть его. Я должен! Плевать, что я никогда не ходил по улице. Я боевой кот и преодолею страх!

Выскочить в подъезд, промчаться по лестницам и выбежать на улицу оказалось делом нескольких секунд.

Вокруг него уже собралась толпа. Под головой растеклась красная лужа. Расталкивая зевак, двое мужчин вели к телу смертельно бледную Мать Человека.

Поднимись! Поднимись, пожалуйста! Я не умею говорить, но ты всегда понимал меня!

— Смотри, кот какой-то, — произнес нежный голос, — Домашний, вроде. Подержи его, я сфотографирую и расшарю в сетях. Пусть поживёт у меня, пока не найдётся хозяин.

Вторая девушка подхватила меня на руки.

Я понимал, что они хотят мне добра. Но уйти с ними не мог. Я должен ждать моего Человека. До самого конца, пока не удостоверюсь… Вдруг меня заберут, а он вернётся? Пришлось изловчиться и ударить ту, что меня подобрала, растопыренной лапой. Она вскрикнула и разжала руки.

Освободившись, я стрелой понёсся в подъезд, взлетел на свой этаж и спрятался под батареей на лестничной клетке.

Шли четвёртые сутки ожидания. Все эти дни я ничего не пил и не ел. Изредка выползал из-под батареи на ослабевших ногах, чтобы понять, что происходит.

Видел, как в квартиру почти внесли Мать Человека. Взгляд у неё был совершенно отрешённый. Видел, как туда входили и выходили разные люди, выносили какие-то вещи.

Как-то раз там появился мужчина, которому Мать отдала Мироныча.

— Он был ему другом все семнадцать лет. Отвези его к себе, в Питер. И береги его, ему недолго осталось. Вроде у него ещё один кот жил. А может, мне это померещилось...

Я обнаружил свое присутствие лишь раз, когда Мать вышла из квартиры, держа в руках старый альбом. Она села на ступеньки и стала перелистывать картонные страницы. Я незаметно подкрался сзади и вместе с ней просмотрел все памятные фотографии. Она закрыла альбом и долго сидела, уставившись на обложку. Потом тяжело поднялась и швырнула его в стоявший на площадке мешок с вынесенным из квартиры мусором.

Я резко отскочил к своему убежищу. Хорошо, что я немой и не окликнул её — желание разделить с ней боль начисто пропало.

На этот марш-бросок ушли последние силы — до батареи я не дотянул.

— Представляешь, нашла в подъезде младшего кота нашего соседа — того подростка, который… Он всё это время там прятался, — я очнулся на мягкой подстилке в чужой квартире. Рядом стояли миски с водой и кормом.

— Тощий, один скелет, на чём только шерсть держится. Отпаиваю из пипетки. Не знаешь, кто мог бы его пригреть? Он симпатичный, но слегка асоциальный, не издает ни звука. Нет, к тебе я его переправить не смогу. Придется пристраивать в Москве.

Соседка взяла меня на руки, и я повис беспомощным кулем. Хвост вырвался из-под контроля и нервозно обметал её платье. Мне было неловко за него — я должен демонстрировать выдержку и самообладание. Но оказалось, что моё исхудавшее тело полностью обессилело — я даже не смог встать на лапы. Пришлось отложить понты до лучших времён и позволить отнести себя к лотку.

К вечеру мне стало получше, и я задремал, но тут в дверь позвонили.

— Простите, это вы предлагали взять кота? — прозвучал приятный баритон, — Я готов его усыновить. Живу в соседнем доме, но о нём и его истории рассказала мне подруга из Питера. Вы сегодня с ней говорили.

Кодовое слово прозвучало. Я поднялся и с трудом заковылял к своему Новому Человеку. Ласковые руки погладили меня по холке, потом завернули в одеяло. Прижав к себе получившийся пакет с торчащими из него усами, мой Новый Человек понес меня к себе.

— Как же тебя звали, парень? — приговаривал он по дороге, — Никто не знает. Ни паспорта, ни медицинской книжки. Боюсь, придётся дать тебе новое имя. Единственное, что приходит на ум — если о тебе мне сообщили из Питера, значит… быть тебе Питером. Петей. Как ты на это смотришь?

Я смотрел на это с признательностью, но откликнуться не мог. Все-таки жаль, что я немой. Теперь ещё и седой — проходя мимо зеркала, я увидел на своих черных боках белые подпалины.

С Новым Человеком мне опять же повезло. Он был старше того, кого я потерял, но оказался таким же добрым и заботливым.

Очень скоро я понял, чем он занимается. Он писал музыку. Я с интересом прислушивался, когда он собирал мелодию из разных звуков. И с удовольствием подпел бы ему, потому что музыка его мне нравилась. Мы, кошки, знаем в этом толк — не зря наши мартовские песни славятся по всему свету. Но в мире людей трудно заработать на том, что делается для души.

Красота музыки не гарантирует её коммерческий успех. Можно сотворить примитивную тарабарщину из нот и слов; главное, чтобы за её раскрутку взялся могущественный продюсер.

Песни моего Нового Человека продюсеров не устраивали. Они хотели искорёжить их, опошлить и лишь потом пустить в эфир. Он принципиально не соглашался и уходил ни с чем.

Музыка его, способная принести радость множеству людей, томилась взаперти, и из-за этого он грустил. Особенно в последние дни, когда раскалённое лето вдруг растворилось в серости и потекло ливнями.

В квартире стало зябко, и я отсиживался на диване под красно-чёрным шерстяным пледом.

Вот и сегодня он вернулся расстроенный. Вновь воротилы шоу-бизнеса отвергли замечательную песню.

Интересно, с чего он вдруг открыл окно?

Я настороженно следил за ним из-под пледа. Он сделал шаг к окну…

Звук, который я издал, не был похож на мяуканье. Он вообще ни на что не был похож. Наверное, только на отчаянный вопль смертельно раненого самурая.

Он отпрянул от окна и изумлённо обернулся ко мне.

— Ты чего? И думать не смей о таком! Клянусь, что я тебя не брошу! Ты вовсе не асоциальный, а самый добрый и лучезарный кот. А теперь еще и с блестящими вокальными данными. Знаешь, чего не хватало в моей музыке? Твоего голоса, Питер! Я напишу музыку к спектаклю про кошек, а ты поможешь с главной партией. Мой питерский знакомый обещал, что поставит его на сцене. И наши дела пойдут в гору! Смотри, солнце пробивается сквозь тучи! Скоро погода наладится, и мы с тобой прокатимся в Санкт-Петербург!