Один

Вчера ко мне подошла Оля Тарасова и предложила билет в театр. Все идут… Премьера чего-то… Очень интересно…отказался. Сидеть среди жующих, самодовольных людей. Смотреть на пестро одетых актеров, кричащих неестественными голосами со сцены, думать о своем в окружении сотен людей, слоняться из угла в угол в антрактах, томиться после спектакля в очереди к гардеробной… Чего уж лучше? Правильно сделал, что отказался. Хоть вечером отдохнуть от суеты.

Она, то есть Оля Тарасова, пожала плечами, сказав, что ей меня жалко, потому что я никуда не хожу, не бываю среди людей. А так нельзя.

Наверно, со мною в первый раз так говорили. С такой обидой. Я уже заколебался, почти что решился, но снова сказал: «Нет! Не пойду!» Оля отошла и больше в тот день не подходила ко мне.

Заявился домой, переоделся в домашнее, обулся в тапочки. Сварганил себе легкий ужин из яиц и колбасы. Вроде бы наелся. Попил чаю. Было еще рано. Восьмой час вечера. За окном лишь начинало темнеть. Я по привычке потушил свет и лег одетым на кровать, закинув руки за голову. Лежать при свете плохо, особенно, если твоя голова занята какими-нибудь мыслями. У меня, по крайней мере, через полчаса-час начинается головная боль.

Я очень устаю от людей. Наверно, потому что я их не люблю. Я уверен, что другие люди существуют для одного, чтобы доставлять мне всякие неприятности и создавать проблемы. Конечно, это не так. Или не совсем так. Я совсем плохой работник. Я никакой работник. Я хуже всех делаю свою работу. И совсем не потому, что я дурак или лентяй, а потому, что я не люблю свою работу и не люблю ее делать хорошо. НЕ ЛЮБЛЮ! Но для окружающих я существую лишь как работник, как специалист. Порой чуть не плачешь от этой горькой мысли. Но это так. И от этого никуда не денешься. Работа, хотя она отнимает у меня львиную долю времени, составляет совсем незначительную часть моего существования. Я не рабочий. Я не только рабочий. Я не желаю быть рабочим. Но никому дела до этого нет. На меня смотрят, как на работника. Я, конечно, чем-то интересен для других. Про меня рассказывают какие-то сплетни. А я не хочу быть никому интересен. Я не божество, чтобы моя фигура вызывала интерес. Может быть, мне совершить какое-нибудь преступление, чтобы обо мне заговорили иначе. Никому не интересно, что я думаю, что я чувствую, в чем я вижу для себя настоящую жизнь. Душа моя, то, что во мне, никому не интересны.

Ну, их всех к черту! Опять я начинаю скулить, жаловаться на людей. Ну, и пусть! И пусть! И наплевать! И не надо об этом думать. Я буду один, всегда один, я хочу быть один. Собственный мир — это тоже мир, и при чем самый близкий, самый настоящий, самый интересный.

Становится совершенно темно. Тикают часы. У меня есть своя конура, куда я могу забраться, скрыться ото всех. Тепло, уют. А больше мне ничего не надо. Не надо посторонних, любопытных, сочувствующих.

Года полтора назад я купил телевизор. Зачем я это сделал? С год он шел, а потом что-то сломалось, исчезло изображение, а потом звук. Свое назначение ящик не выполнил. Вечера, проведенные мною у телевизора, еще больше распалили во мне недовольство собой и людьми. Я их еще больше стал презирать. Теперь телевизор стоит темным гробом на тумбочке. И в этом его истинное предназначение. Стоять и не мешать мне жить дальше.

Мне совершенно не нужно убивать время. Я не убийца времени. Гораздо лучше для меня, если бы время замедлило свой бег или совсем остановилось. Я бы лежал на постели и перебирал свои мысли и воспоминания раз за разом. В этом для меня жизнь, истинный смысл существования. Ни в чем другом и ни в коем разе ни в работе. Смысл в этих вечерах, выходных, которые тянутся бесконечно, когда я лежу целыми днями на кровати, перебирая мысли, фантазируя, воображая иную жизнь. И не стоит мне предлагать то, что кажется другим интересным, я всё равно откажусь. Мне ничего вашего не надо.

Сегодня я проснулся поздно, лежал целый час с открытыми глазами, пока не заурчало в животе. Лишь голод мог заставить меня подняться. На быструю руку перекусил и отправился на базар за покупками. По воскресеньям я хожу на базар. Вот это мне делать приятно. Когда вокруг тебя так много народа, это хорошо, от этого одиночество становится только сильнее. Тебя толкают со всех сторон, кричат, суют в лицо свои товары, хватают за рукав. Праздник животный, звериный, «продай-купи», всё так просто. Радостно затереться среди людей, глазеть на горы овощей, фруктов, рыбы, пляску красок. У всех по-детски серьезные лица, все уверены, что они заняты важным делом. Весь смысл теперь, чтобы подороже продать и подешевле купить. Для этого надо торговаться. С нетерпением я жду воскресного дня и с радостью отправляюсь на базар. Меня веселят эти часы, потому что базарная сутолока так резко контрастирует со всем образом моей жизни. Вся моя получка уходит на продукты. Одежду я покупаю крайне редко. Без фруктов же я не могу прожить и дня. И конфеты всегда должны стоять в вазе.

Я не покупаю книг. Зачем? Одежду лучше отдать в химчистку. Мебелью я обзавелся в прежние годы. И теперь мне больше ничего не нужно.

Покупаю яблоки за тридцать пять рублей после долгого торга с торговцем. Моя сумка доверху набита фруктами, овощами и консервами. Поиздержался на этот раз.

2

Иду домой. И что-то заносит меня к тому ряду, где продается всякая живность, начиная с белых мышей и кончая тропическими животными. Мужчины помятого вида продавали в банках и аквариумах юрких рыбок разных расцветок и всевозможные водоросли. В углу, где заливались на разные голоса птички, было полным-полно ребятишек. Особенно их привлекали попугайчики. Они им кричали разные слова и ждали повторения. Некоторые крошки стоили до семи тысяч. Почти половина моей зарплаты. У самого конца ряда толпа сгрудилась вокруг мужичка, продававшего щенят от овчарки. Щенята были милыми. Совсем безлюдно сидела седая старуха с большой корзиной, на дне которой копошилось четыре котенка. Я привык узнавать цену всего и спросил у нее:

— Сколько за это?