Нравы нашей улицы

1

Кажется, мат в ближайшем будущем станет единственным средством общения. Загибают не только сапожники, но и лица других профессий, руководители и подчиненные, женщины, дети и старики. В детском садике карапуз посылает другого карапуза, отобравшего у него игрушку, в известное всем место.

Бабушка учит внука красочным выражением. И тот, не выговаривая половины звуков, старательно повторяет их. Бабушка цветет от удовольствия.

Если вам вздумалось насладиться благостным сельским вечерком, посидеть на скамеечке, подышать свежим воздухом, созерцая картины сельской идиллии, то в самом скором времени вам придется отказаться от своего скоропалительного решения. Через дорогу двое автолюбителей обсуждают автомобильную тему. Из их диалога вам станет ясно, что в автомобиле лишь три запчасти, которые им все мозги прое… Детвора у дворов гоняет мячик, с искренним воодушевлением поливая отборным матом и друг друга и сам мячик. Вышли соседи управляться и делают это с неистовым ором: корова у них зае…, овцы — пи…, куры — ма… И вообще всё это хозяйство их давным-давно зае…

Никак не получается романтического вечерка. И когда вы, спасая остатки пасторального настроения, ринетесь домой, закупорите форточку, вытянитесь на диване и включите телевизор, где идет очередной «Голливуд», то фраза черномазого хулигана, обращенная к другому хулигану-мулату: «Пошел ты в задницу, засранец вонючий!», покажется вам эталоном русского литературного языка.

2

ОПЯТЬ О НАС И О НИХ

Не будем мы жить так же хорошо, как Они. Хотя бы уже потому, что на работе Они, как и положено, работают, а дома, как и положено, отдыхают. У нас же дома работают, а на работу ходят для того, чтобы отдохнуть от домашних трудов. Прав был волюнтарист Хрущев, когда решил уничтожить подсобное хозяйство, которое, как он считал, отвлекает трудящихся от производительного труда в общественном секторе. Если у вас гектар картошки, четыре головы КРС, с десяток свиней, где вы будете пахать, как папа Карло? Правильно! В личном подсобном хозяйстве. А на работе, разумеется, придаваться «дольче фар ниенте» либо бегать по различным инстанциям, решая домашние дела: выписывать корма, договариваться с транспортом, чего-то доставать… Это там у Них ищут вторую работу для того, чтобы домой принести больше денег. У нас же и основную работу считают тяжелой повинностью, при двух выходных, веренице праздничных дней и двух месяцах отпуска. Потому что домой мы придем не для того, чтобы посмотреть телевизор, позаниматься с детьми или — чур меня! — сходить в театр.

А приходим мы, отдохнувшие и посвежевшие, с работы для того, чтобы пахать, пахать и пахать. А значит, еще не все потеряно для нас! Раз мы такие отменные пахари, глядишь, и на нашей ниве что-нибудь да взойдет!

3

СЕВЕРА

Кто-то из великих сказал, что в России надо жить очень долго, чтобы дожить до перемен. Явился бы Кощей Бессмертный в нынешнюю деревню, оглянулся бы вокруг и плюнул в сердцах: «Тьфу ты! Всё как было, так и есть! Что же это такое? Ничего не меняется!» В давнишние времена, как только заканчивались полевые работы, многие мужики шли на заработки в города, на лесозаготовки, на мануфактуры, шахты и рудники, занимались извозом. Хоть какую-то денежку можно было заработать, чтобы скрасить извечную деревенскую нищету.

На дворе 2009 год. Сижу и загибаю пальцы: Валера Меньшов — мастер на все руки, «и швец, и жнец, и на дуде игрец» в Новосибирске на стройке, Данилыч устроился кладовщиком в Москве, Саша Щаденко слесарничает в Нижневартовске, этот — этот — и этот — подались в охранники, вот эти, как уехали, так ни слуху ни духу о них…

В каждом самом отдаленном райцентре завелась контора какой-нибудь охранной фирмы, которая вербует и посылает на Севера деревенских мужиков. Охраняют они склады, вузы, офисы, скважины, дворцы и замки и еще Бог знает что.

Месяц кантуются на Северах, чуть меньше месяца — дома. У некоторых вахта по два месяца.

— Чего я буду тут горбатиться на Федота (так зовут директора ЗАО). Да я там пятнадцать тысяч зарабатываю. Ну, питание, дорога, туда-сюда, десять домой привожу. Да здесь мне ни в жизнь таких денег не заработать! — хвастается «северянин».

— Но эти же десять тысяч у тебя выходят за два месяца, — говорю я. — В месяц выходит по пять тысяч. Не так уж это и много. Столько же можно и у Федота здесь заработать.

— Как так? — недоумевает «северянин».

— Ну, посуди сам! Месяц ты на вахте, месяц дома. За два месяца у тебя выходит десять тысяч.

— Так я же месяц отдыхаю! А тут бы два месяца за эти десять тысяч вкалывал!

Дома жены, дети, которые более полугода не видят своих мужей и отцов. И привыкли во всем полагаться только на себя. На своего «северянина» они смотрят как на гостя, время от времени привозящего деньги.

Один мужик, усмехаясь, сказал:

— Давали бы в городе жилье, в деревне одни бы старики и калеки остались.

А помолчав, добавил:

— Да и тех бы дети и родственники к себе забрали.

А еще лет десять назад он боялся города, как черт ладана.

4

РАССКАЗ ЧЕТЫРЕХЛЕТНЕЙ ДЕВОЧКИ

— Пришел дядька. Тетю Олю в лицо пинал. Кровь из носу бежала. Илюшины ползунки замарал в крови. Он туда-сюда ходит, как в тюрьме. Всё от крови липло. И меня обидел, что я плачу. И у мамы тут синяки. И еще я была на руках. Он маму бил. Его посадили в тюрьму. Илюша накакал и взял кулачок в рот, и какашку сосал. Мама просыпается и говорит: «Фу!»

Этот дядька ударил меня в глаз. И еще меня вымазал в крови.

— А хорошие дядьки бывают?

— Бывают. Только я их не знаю.

5

ОПРОВЕРЖЕНИЕ КЛЕВЕТЫ

Бытующее среди некоторых горожан мнение, что деревенский люд темный-претемный и ничем, кроме коров, водки и «Кармелиты» не интересуется, совершенно неверно.

В сельскую библиотеку приходит женщина, бывшая секретарша, ныне безработная, ей лет за сорок, она мать-одиночка, воспитывает сына, и спрашивает (вы знаете кого?) Гегеля. Да-да! Именно того самого Гегеля, про которого вам когда-то чего-то говорили в вузе. Ну, библиотекарша индифферентно отвечает:

— Сяс посмотрю!

На полке, где отечественные авторы, есть Гоголь, Грибоедов, Григорович, Гарин-Михайловский; там, где зарубежные авторы, Гейне, Гете, Гюго… Никакого Гегеля и в помине нет.

— А чей это писатель? — на всякий случай спрашивает библиотекарша.

— Это не писатель. Это философ. Немецкий философ! — гордо заявляет бывшая секретарша.

Ну, ё-моё! У библиотекарши даже очки ползут на лоб.

— Неа! По философии у нас ничего нет.

— А, может, заказать по межбиблиотечному абонементу, — предлагает читательница.

— Само собой, можно. Давайте запишу автора!

Записывает.

Эта женщина через день приходит в библиотеку, узнает, прислали ей Гегеля или нет. Наконец библиотекарша ей сообщает, что Гегеля ни в одной библиотеке района не нашли.

— Ах, как жалко! Очень жалко! — вздыхает женщина. — Тогда узнайте, может быть, где-нибудь Иммануил Кант есть!

6

О МУСОРЕ

Металлолома теперь днем с огнем не сыщешь ни черного, ни тем более цветного. Некоторые в запале даже кастрюли и фляги из дома посдавали. Ведь у нас как? Раз пошла такая пьянка, режь последний огурец! Сосед-толстяк, нигде не работающий, организовал в деревне такой пункт приема металлолома. Разумеется, неофициальный.

Так перли день и ночь: на автомобильных прицепах, в колясках мотоциклов, на лошадях, на ручных тележках, в мешках тащили. Несли все, кому не лень, от мала до велика, женщины и мужчины. Мужики сдавали за бутылку-другую спирта или самогонки. Детишкам на конфетки да сигаретки. Каждую неделю до верху груженный самосвал отправлялся в райцентр. Сейчас, если раз в месяц отправит, так и хорошо. А зимой вообще работа приемного пункта замерла.

Зато теперь, хоть по деревне рыскайте, хоть обшарьте всю ферму, хоть в колок отправляйтесь… Раньше здесь чего только не увидишь: и ржавые бороны, и покореженные сцепки, и диски, и помятые бункеры, и еще черт знает что. А теперь ни гаечки, ни винтика.

Нет! На счет чистоты неправда. Что металла нет, это правда. Но зато другой заразы, другого мусора полным-полно. В первую очередь стеклянные бутылки. Времена, когда неопрятно одетые тетки и дядьки шастали в поисках стеклянной тары, канули в лету. Пунктов по приему стеклянной посуды нет, а потребность в горячительных напитках не иссякла. Вот и складируются бутылки по дворам, по списанным бункерам, в которых раньше хранили зерноотходы, а теперь за неимением оных, приспособили под мусорки.

7

Дожив до определенного возраста, чадо начинает исчезать своих родителей: «Купи да купи, ему, музыкальный центр!»

8

Закодировался. И бывало целыми автобусами в райцентр отправлял. Потом с зарплаты и пятьсот рублей и за автобус высчитаю. Вот так!»

И довольный латифундист победоносно оглядел своих слушателей. А что? Пятнадцать минут и человек, который пил десятилетиями, стал трезвенником. Никак не бросите курить? Платите денежку! Лазерное блокирование! Хоп-хлоп! И покупайте семечки вместо сигарет. Наркоман? Денежку в кассу! И привет, наркодельцы!

Кто там говорит, что это трудно излечимые болезни, что нет и не может быть уникального средства для их излечения? Это у них там нету! А у нас в Тьмутаракани всё есть и всё могу! Вскоре будем кодировать, чтобы двадцать четыре часа в сутки на латифундиста работали, а в свободное от работы время гимны ему на завалинке пели! Так что на автобус и в райцентр — к светилам! А науку свою засуньте, знаете куда? Вот так вот!

9

ВОРОВСТВО

Сейчас это уже воспринимается, как легенда. А ведь было… Не такие уж старые люди вспоминают, что уходя из дома, припирали дверь какой-нибудь палкой, чтобы их ветром не распахнуло. Замков и в помине не было. Теперь в деревне воруют везде и всё подряд. Замки висят на гаражах, кладовках, погребах, пригонах, дровяниках. Кое-кто мастерит сигнализацию, умельцы электрошок устанавливают, взрыв-пакеты захоранивают. Тащат с огородов, в поле картошку выкапывают. Знакомый пацаненок, идя со школы домой, у соседей, через двор, который он проходит, непременно прихватывает пару полешек, потому что мама так делает. Соседи стали ругаться, запрещать ходить им через двор. Смотрю: идет мой пацаненок по огородам, остановился возле стожка. По нужде, может быть? Выдернул клок сена. За спиной ранец, впереди охапка сена, ничего не видит. Упал. Поднялся, отряхнулся от сена. Опять сено в охапку, идет дальше. Дома похвалится, мамка довольна будет своим сыном. Хозяин растет! Другой хозяин, уже взрослый, работает в АО. Там вся контора (на каждого работника — по чиновнику) строго пасет, чтобы не тащили акционерное добро к себе домой. Так вот, Витя работает скотником. Всю жизнь он тащил всё, что мог, из совхоза. Сейчас стало сложней. Столько много не утащишь. Зато интересней. «Загрузил я отруби, — рассказывает он. — Привез на базу. Управ, конечно, там. Чуть ли не следом ходит. Всё равно, думаю, один мешок, но свистну. Высыпаю. Тут он остановился возле телятницы. Я — хоп — один мешок за кормушку. Ну, рассыпал остальное. Видит он — все мешки пустые. Ушел. Я гружу этот мешок на телегу. Припорошил его. Еду на сеновал за силосом. Там мешок прячу за скирду. А вечером приезжаю за ним на мотоцикле. На лошади-то казенной нам нельзя по деревне ездить. И всё! Продал мешок за пузырь».

Да тут к каждом по десять надсмотрщиков поставь, только еще хитрей и изворотливей станут мужики и бабы. Так искрутятся, а все равно своё утащат. Ну, поймают. Дадут условное или уволят.

Так у нас и дома сидеть — то же самое, ничего не получать.

Что работать — то же самое, одна только радость и корысть, что свиснешь что-нибудь.

10

ОЧКИ

— Знаешь, ты как будто надел темные очки, так и не снимаешь их. И всё видится тебе вокруг черным, мрачным, плохим.