Не спи

Ночь опустилась на землю и малютке Мэри Найт уже давно надо было лечь спать. Часы показывали без пятнадцати три, за стеной слышалось похрапывание родителей и на улице, кроме завывания ветра, была тишина. По-хорошему, Мэри сейчас должна была видеть десятый сон, но нет, отчего то глаза не слипались и погрузиться в царство Морфея не получалось. Девочка догадывалась, что причиной этого было первое сентября, — несомненно, волнующий момент почти для каждого ребёнка. Ещё более волновало Мэри, что сие знаменательное событие приходилось на завтрашний, то есть, уже сегодняшний день и от этой мысли в животе всё скручивалось узлом. «Вот пойду в школу, буду там самая умная! — думала малютка, ворочаясь в кровати, — и сарафан у меня будет самый-самый красивый! Ну, уже есть…»

Разъярённое кошачье шипение заставило Мэри подскочить и, крепко вцепившись пальчиками в любимое одеяльце, она взглянула по сторонам в поисках источника звука. Животных дома они не держали, — у отца была аллергия, — так что внезапный шум до чёртиков напугал девочку. Только спустя какое-то время Мэри поняла, что он доносится с улицы. Оттуда же уже минуту слышались детский плач и стрекот цикад. Тишина покинула это место.

Мысленно выругавшись самыми страшными словами, которые она знала, и за которые папенька с маменькой не погладили бы чадо по головке, несмотря на то, что сами часто используют их, Мэри плюхнулась обратно. Резкая боль пронзила виски, и голова в один миг стала тяжёлой, даже приподнять было трудно. Может быть, я просто устала, подумала девочка. Может быть, мне всего лишь нужно вздремнуть, и голова болеть перестанет. Тем более, в такой важный день, нужно быть свеженькой, как огурчик. Сонное забытье долго ждать себя не заставило: через пару минут веки словно свинцом налились и медленно закрылись. Исчезли все звуки, и сонливость, словно мягкое одеяло, наконец-то окутала Мэри Найт.

***

Часы показывали без пятнадцати три, когда она очнулась, за стеной слышалось похрапывание родителей и на улице, кроме завывания ветра, была тишина. Переведя взгляд на будильник, стоящий на прикроватной тумбочке, Мэри озадачилась. Она разве не заснула? Нет, точно ведь, спала как убитая. Тогда почему ничего не изменилось? В смысле… Время тоже самое, нет? «Возможно, я ошиблась, — подумала Мэри. — Не так посмотрела».

Смутное чувство тревоги охватило девочку. Причин она не понимала, но было яснее некуда, что здесь, в её комнате, твориться нечто неладное. Паника медленно, зловещей тенью на стене, подбиралась к ней и в голове предупреждением крутилось: он идёт.

Кто идёт, зачем и почему — три вопроса, мучавших Мэри Найт в тот момент, на которых она не получила ответа. В ушах словно застучали барабаны, сердце вторило, грозя выскочить из груди, единственным решением для девочки было спрятаться под одеялом. Мэри делала так каждый раз, когда становилось страшно, словно этот бежево-розовый клочок синтетики мог бы спасти от всех чудовищ, призраков и прочих проблем. Однако она замешкалась на секунду для того, чтобы окинуть взглядом комнату, начавшую казаться такой чужой и небезопасной; а после пожалела об этом, так как узрела то, что увидеть бы не хотелось. Кто-то стоял в углу. Мэри всей душой надеялась, что это вешалка или игрушка, однако память как назло подсказала, мол, как там может быть что-то, дурная что ли. Когда ты засыпала угол пустовал. Несмотря на темноту, разглядеть незнакомца получилось хорошо: это был человек среднего роста, худой настолько, что острые плечи и лопатки врезались в ткань его плаща. Он стоял спиной к кровати, уткнувшись лицом в стену и девочке совсем не хотелось, чтобы странный человек поворачивался. Кажется, это был тот самый «он», нагонявший на испуганную бедняжку страху одним своим присутствием, а стоило монстру-из-мыслей пошевелиться, сердце ушло в пятки. Мэри не хотела его видеть, но тощего гостя не волновало её мнение. Конечно же, он повернулся.

Хоть незнакомец и был похож на представителя хомо сапиенс, лицо у него было не человеческим и жутко помятым. Близко расположенные друг к дружке глаза показались Мэри похожими на две бусинки, такие они были круглые и маленькие. Носа она не заметила, а рот существа, казалось, занимал большую часть морды. Разделённый на четыре части сверху и снизу, словно дольки апельсина, с чёрными рассечёнными губами, явившими взору напуганного ребёнка не зубы или клыки, а тонкие извивающиеся щупальца, — таким был этот рот. В ужасе, Мэри шмыгнула под одеяло, крепко зажмурившись; никаких звуков слышно не было, но чутьё подсказывало, что ночной гость всё ближе и ближе. Ей хотелось вскочить, выбежать из комнаты, из дома, подальше, может быть, спрятаться в каком-нибудь круглосуточном супермаркете, где народу побольше и переждать эту адову ночь. Желание было настолько сильным, что девочка в последний момент решилась и скинула с себя спасительное одеяло, готовясь встретится лицом к лицу с жутким незнакомцем.

Которого в комнате не оказалось. Негодуя на кошмар, девочка перевернулась на бок. Точнее попыталась перевернуться. Миссия была провалена. Верхняя часть туловища будто свинцом налилась, а нижнюю Мэри не чувствовала. Но ведь, это уже не сон, так ведь? Тогда в чём проблема? Ещё одна попытка. И ещё. Тело словно приросло к кровати. Почему-то Мэри подумала, что умирает. Ей, наверное, стало плохо из-за кошмара и всё, Найт капут, всего хорошего, прощайте родители. Кстати, о них…

Найт закричала. Получилось до глухоты громко, но, увы, лишь в собственной голове. Не понимая этого, девочка кричала и кричала в надежде, что кто-то услышит. Она истошно звала родителей, пытаясь оторвать от подушки вновь отяжелевшую голову. Сначала всё получалось, но потом, словно в камень превратившись, та падала на кровать. Крепко упираясь ладошками в перину, Мэри постаралась отползти, выгибая шею под неестественным углом, не прекращая верещать. Надежда вспыхнула в ней, когда она заметила, что кто-то зашёл в комнату. «Я тут! Я тут и мне плохо! — предприняла очередную попытку Мэри, пытаясь разлепить губы, которые словно припаяли друг к другу на смерть. — Папа! Мама! Кто-нибудь!»

Силуэт, посетивший комнату, постоял некоторое время, вглядываясь в полумрак, а потом удалился, пробубнив под нос что-то из серии "показалось". «Всё, конец,» — всхлипнула Найт, наблюдая за тем, как дверь в её комнату закрывается. В этот момент она ощутила себя такой одинокой, самой несчастной девочкой на свете; ей хотелось плакать, но слёзы застряли, по ощущениям, где-то в горле и от того неприятно щипало в носу. На минуту, горемыка, сетуя о своей так рано закончившейся жизни, впала в настоящее уныние. Она зажмурилась, громко мысленно замычав, в отчаянной попытке раскрыть рот, вдохнуть полной грудью и наконец обрести власть над телом.

Мэри дёрнулась изо всех сил и… Проснулась. Обняв себя за плечи в попытке унять дрожь, она вскочила с постели и взглянула по сторонам. Комната как комната. Только за окном светлело.

***

— Ты как себя чувствуешь, цветочек? — спросила мать однажды. — Выглядишь вяло… Не заболела?

Мэри вяло улыбнулась, покачав головой, тем самым скидывая руку той со лба. Заверив взрослых, что всё хорошо, она всего лишь устала и очень хочет спать, девочка отправилась в комнату. Она действительно ужасно вымоталась и засыпала чуть ли не на ходу, родители правильно подметили: Мэри выглядела ужасно. Сейчас, находясь в комнате, переодевшись в свою жёлтую пижамку, Найт взглянула в зеркало. Его гладь отражала девочку, цвет лица которой сливался с пижамой. Особа-отражение смотрела на Мэри впалыми глазами, на фоне синевы под ними и нервно улыбалась.

— Спокойной ночи, Мэри Найт, — пожелало отражение и забралось на кровать.

— Спокойной ночи, Найт Мэри, — сказала Мэри, закрывая глаза.

Часы показывали без пятнадцати одиннадцать. Тишину прервало кошачье шипение.