Мы слышим песнь

Мы слышим песнь

РАССКАЗ

Иван Степанович имел погоняло Вставляло. И оправдывал его. Вот и на этот раз он повел носом, как ищейка. Нюх у него был собачий. И им надо было давно привыкнуть к этому.

— Кто?

Ребята отвели глаза.

От ткнул пальцем в Олега.

— Степаныч! Ну, всего граммульку, для храбрости. Сто пятьдесят грамм для храбрости.

— Я сколько раз вам говорил: после концерта можете ужираться в хлам. Но до концерта и вовремя ни капельки, ни-ни. Прошли те времена, когда пьяные на сцене это было нормально. Там будут ведущие, журналисты будут тыкать в морду микрофоном. Поймают запах, такое понапишут. А у вас имидж пай-мальчиков, образцов для подражания. Буду бить рублем! Всем ясно?

— Ясно!

Закивали. Кажется, пронесло. Но в следующий раз может и не пронести, если у него будет плохое настроение. Степаныча слушали. Без него они, как слепые котята. А он без мыла ужом любому в задний проход влезет, уговорит, уломает, подмаслит. Найдет все, что надо, договорится с кем надо. Так что свою долю, и неплохую, он вполне отрабатывал. Да и когда не было концертов, он смотрел на их шалости сквозь пальцы.

— Значит, пацаны, выкладываемся на все сто. Не халтурим! Программа идет по российскому каналу. Значит, на нас смотрит вся страна. Здесь каждая мелочь имеет значение. Будут голосовать телезрители. Это можно сказать, ваш звездный час, час славы. Поэтому постарайтесь. Просрете ринг, можете ставить на себе крест. Вы уже больше никому на хрен не будете нужны. Уделайте этих свиристелок! Но они противник достойный. Это вам не дворовая компания. Они уже давно на сцене, имеют своих поклонников. Умеют поставить себя и название «Зажигалки» оправдывают. Так что никакого расслабона. Работаем по-стахановски, упираемся во всю мочь.

— Степаныч! Будь спок! Порвем их, как Тузик грелку!

—

Степаныч заглянул за ширму. Сколько лет уже работает в шоу-бизнесе, а все еще волнуется. Знакомые лица! Музыкальные критики, продюсеры, звезды, которых непременно зовут на все эти шоу.

Если провалятся здесь, путь на Олимп, считай, закрыт. И особых доходов тогда ожидать не придется. Это телевиденье! Победишь, значит, будут новые контракты, полные стадионы и концертные залы, турне по городам России, где на каждом столбе будут висеть афиши их группы. Его величество баблос!

Шли последние приготовления. Все бегали, кричали, требовали чего-то, искали кого-то.

Настраивали аппаратуру, свет, инструменты, операторы выбирали выгодный ракурс. Рабочие заносили столы, кресла для жюри. Перед каждым положили блокнот и авторучку.

«А чего я так разволновался? — подумал Степаныч. — Эмоции — это хорошо, но их надо контролировать. Всё! Всё! Берем себя в руки! Настраиваемся на рабочий лад! Главное, чтобы волнение не передалось пацанам. Еще чего доброго — надо постучать по дереву! — собьются с ноты или забудут слова. Всё должно быть четко, без сбоев».

Степаныч почесал переносицу. «Нет, не должны. Прогнали всё десятки раз. Уже должно закрепиться на уровне рефлекса. Нет! Сбоев не должно быть. Отыграют, как надо. Всё равно волнительно. Это уже другой уровень. Это шаг к вершине славы. И здесь нельзя поскользнуться. Один неверный шаг и полетишь в пропасть!»

Прозвучали фанфары. На огромном экране пошла заставка. Сейчас это смотрит вся страна. Вот ведущий Гарик Покусян в куцем пиджачке с блестками и в желтых ботинках— ну, сущий клоун! — вещает в микрофон. Голос его звучит звонко и торжественно.

А вот соведущая Таня Гросс, ничего себе, аппетитная такая, в коротеньком платьишке с убойным декольте.

— Друзья! Как говорится, всё новое — это хорошо забытое старое, — начал Гарик, ослепительно улыбаясь. У него были исключительно красивые голливудские зубы. Делал, конечно, где-нибудь за бугром.

Он покрутил головой и продолжил:

— Сегодня после двадцатитрехлетнего перерыва возродился, как Феникс из пепла, «Музыкальный ринг», любимейшая передача советских, а затем российских телезрителей, которая сделала известными и принесла славу многим музыкальным коллективам, перечислять которые можно было бы очень долго. И только из-за экономии времени я не делаю этого.

Микрофон перекочевал к Тане.

— И второе дыхание «Музыкальному рингу» дадут две необычных команды. Можно сказать, что они антиподы и по тематике творчества и по отношению к музыкальной культуре.

Она махнула рукой в сторону парней.

— Одна чисто мужская «Сыны Отечества». Поприветствуем их, друзья! Одно название многого стоит! Другая чисто женская. Приветствуем симпатяшек, которые называют себя «Зажигалками». Посмотрим, как они сегодня будут зажигать, эти шикарные девчонки!

Микрофон перещел к Гарику.

— Дорогие друзья! Перед вами ринг, на котором два борца будут наносить друг другу удары. Разумеется, нельзя применять запрещенных приемов: бить ниже пояса или по лицу. Удары мы наносим своими песнями и остроумными ответами на вопросы, которые может задать любой сидящий в зале, а также наши телезрители, по телефонам, которые вы видите на экране.

— Судить поединок будете вы, друзья. У нас в студии установлен фонометр, который измеряет уровень аплодисментов. Чем выше уровень, тем выше балл. Всё не просто, а очень просто.

—

На «Сынах Отечества» были полувоенные френчи, а ля Соловьев, хотя они никогда не смотрели его шоу. Ударила бас-гитара громко и тревожно, ударные рассыпали дробь. Присоединились другие гитары. Вступительные аккорды настраивали на тему. Понеслось! Они пели грозно и угрожающе. Каждая строчка, как взмах сабли, после которого окровавленная голова врага падает на траву, обагряя ее.

Кто к нам с мечом придет,

Тот от меча погибнет.

Здесь ворог не пройдет.

К нам трусость не прилипнет.

Степаныч стоял за ширмой, но со сцены его было видно, и накручивал рукой над головой. Ребята знали, что обозначают его сигналы: добавить громкости, тише…

Так рукояткой раньше заводили грузовики. «Давай, пацаны! Набираем! Набираем высоту! Выкладываемся по-полной! Еще пронзительней! Еще звонче! Тяните! Еще грознее, чтобы мурашки побежали, чтобы застучали в такт все туфли и туфельки в зале! Заводите толпу, пусть она живет вашей песней, пусть ваша песня проникнет им во все поры!» Застучали. Мужчины почувствовали себя бойцами, а женщины боевыми подругами, которые не спят у детских кроваток и ждут их возвращения.

Когда музыканты закончили, замолкли последние аккорды, парни выдохнули и топнули берцами, зал взревел, вскочил в едином порыве и обрушил на них шквал аплодисментов. Для музыкантов это было неожиданно. Они поняли, что это означает успех. Лица ведущих были счастливы. Удачное начало. Степаныч тряс кулаком над головой. «Так держать, пацаны! Мы порвем их! Мы уже сделали главный шаг к успеху».

— «Сыны Отечества»! — протяжно пропел Гарик. — Суровые боевые ребята! Они дали почувствовать, что нас не надо трогать, что это очень дорого обойдется любому. Теперь их противники. Точнее противницы. Прелестные «Зажигалки»! Встречаем, друзья, наших неотразимых девушек, которые рискнули выйти на ринг с суровыми парнями.

Четыре девицы, две блондинки, брюнетка и шатенка, в коротких облегающих черных платьицах, легко, как кузнечики, выпрыгнули на сцену. Гитары в их тонких ручках выглядели, как игрушечные. Какие-то несерьезные! Разве на этом можно сыграть что-то солидное?

Девушки задорно махали и улыбались, как будто перед ними были старые преданные друзья. Они были ярко накрашены, стройные, длинноногие, одинакового калибра. Таких приглашают сниматься в сериалах про эскортниц. А может быть, они уже и снимались. По крайней мере, кое-кто так пдумал в зале.

Мужчины приободрились, задвигались в креслах. Их подруги ревниво поглядели на них и на сцену, на этих пигалиц, которых они уже заранее не приняли и не ожидали от них ничего хорошего.

Короткое вступление и понеслось!

Я девочка-приипевочка.

А ля улю улю!

Скачу я, словно белочка,

И песенки пою.

Они, действительно, всем показались беззаботными девчонками, которые гуляют по летнему лугу и радуются цветам, запахам, ягодам, стрекоту стрекоз, пенью птиц, голубому небу.

Мужчины снова в такт постукивали и отбивали ладошками по коленям. Значит, зажглось!

Каждому из них хотелось, чтобы рядом с ним была такая подружка, беззаботная и жизнерадостная, а не вечно надутая корыстная мегера, которую в первую очередь интересует содержимое твоего кошелька.

Хлопали в основном мужчины. Их спутницы лишь из вежливости постукивали пальцами одной руки по ладошке другой руки. Многие брезгливо морщили нос, уверив себя, что это девушки, как говорится, с облегченной социальной ответственностью.

— «Зажигалки»! — провозгласил Гарик. — Ноги сами пускаются в пляс, когда они поют. Я даже не знаю, как я удержался. Если бы вы знали, каких усилий от меня потребовала такая воздержанность.

Передал микрофон Тане Гросс.

— Что же, дорогие друзья! Соперники представились, показали нам свои визитки. И вы их оценили своими бурными аплодисментами, уровень которых вы видите на фонометре. Теперь традиционный вопрос к этой и другой музыкальной группе: почему такие названия?

Капитаном у парней был Вова Алдыш, блондин с маленьким акукратным ротиком. По сравнению с другими его можно было считать интеллектуалом. И школу он закончил хорошистом. В основном он был и автором текстов.

— Мы, как джентльмены, уступаем место дамам, — произнес он в микрофон, улыбнулся и стал в сторонке.

— И кидаем их первыми под танк, — пошутила Таня Гросс. — Ну, такова уж наша женская доля.

Мила Ковалева взяла микрофон.

— Да мы поем легкие жизнерадостные песенки. Кому-то они могут даже показаться легкомысленными. Предназначение свое мы видим в том, чтобы приносить людям радость, дарить им светлые минуты, когда они могут отвлечься от забот и проблем. Мы хотим, чтобы люди, слушая нас, забыли о тягостях жизни, чтобы они снова радовались солнцу, как беззаботные дети, чтобы они стали хотя бы на капельку счастливее. Поэтому мы «Зажигалки».

— Ага! Даете прикурить! — воскликнул Гарик. — Я даже задымился, слушая вас. А ну-ка посмотрю, не горю ли я!

— Мы за здоровый образ жизни.

— Я понял. Кстати, уже пять лет, как я бросил курить, что и другим советую. Лучше танцевать, чем курить. А теперь ребята!

—

Первый ринг закончился с преимуществом «Сынов Отечества», что, в прочем, не удивляло. Все женщины, а их было большинство в зале, были за них. Да и жюри по всей видимости.

Молодым женщинам и девушкам нравились эти строгие подтянутые парни, которые, конечно, смогут защитить своих любимых, семью и Родину. То есть вот оно надежное мужское плечо. Мужчины бы отдали голоса «Зажигалкам», но многие не решались этого сделать. Боясь ревности своей прекрасной половины. «Ага, мол, запал на этих…»

Перед вторым раундом сделали пятиминутную рекламную паузу. Степаныч собрал своих подопечных в раздевалке для блиц разбора полета и дальнейших указаний.

— Второй раунд будет самым серьезным. Вам будут задавать вопросы. Возможно, и не совсем удобные. Даже провокационные. Всегда найдутся такие провокаторы, которые так и норовят опустить кого-нибудь. Нужно показать свой интеллект. С чем у нас, признаюсь, не фонтан. Только без обид. Вы сами знаете. Вон Стёпка, кроме букваря, наверно, ни одной книжки в руках не держал. Запомните! Во-первых, никакого словоблудия. Отвечайте коротко и просто. Во-вторых, мат и вообще жаргонные словечки категорически не допускаются. Я понимаю, что вам трудно воздержаться. Для вас это уже слова-связки, без которых вы не можете выразить даже элементарную мысль. Запомните, что язык мой — враг мой. Назовете девушку телкой, а любовь — траходромом, и всё — сливай воду. Даже не всякая лохушка пойдет с вами. О порядочных девушках и говорить нечего. В-третьих, улыбайтесь. Но никак дебилы, а по нормальному. Вот такая должна быть улыбка, как у Джоконды. Скромная, но многообещающая. Пацаны! Размажьте этих шмакодявок! Вы можете это!

Раздался призывный гонг. Две команды вышли на ринг и встали друг против друга. Девушки улыбались. Парни были сумрачны и сдержаны. Вова Алдыш сурово хмурил брови. Казалось, что они были очень серьезно озабочены. Может быть, судьбами страны? Девушки посылали воздушные поцелуи в зал. Там было у них немало поклонников.

— Начинаем второй раунд. Команды должны показать свои бойцовские качества: находчивость, чувство юмора, интеллект. Нужно быть готовыми к тому, что вопросы могут быть самыми каверзными. Они по очереди будут отвечать на вопросы, которые задаем мы, вы, дорогие телезрители. Наш телефон у вас на экранах. Я на правах ведущего начну первым и бросаю перчатку «Сынам Отечества». Ребята! Скажите, только честно! Вот вы поете патриотические песни с содержательными текстами. Не хочется ли вам иногда пошалить, покувыркаться, выдать что-нибудь легкомысленное? Ведь вы еще очень молоды. А молодые любят пошалить.

Микрофон взял Алдыш, всё-таки он был капитаном и считался самым умным в их команде. После школы он даже проучился полгода в вузе, но потом или сам ушел, или его ушли.

— Хочется. Не надо нас представлять такими насупленными угрюмыми людьми. Мы не такие. Мы как все. Мы любим пошутить, посмеяться, порой устраиваем розыгрыши. Есть у нас и песенки, так сказать, легкого жанра. А почему бы и нет? Их немного. Но они есть.

Капитан сорвал аплодисменты. Микрофон перекочевал к «Зажигалкам».

Вопрос задавала Татьяна.

— Девчонки! Вы выглядите очень симпатично. И в полной мере оправдываете свое название. Но многие, глядя на вас, на то, как вы ведете себя на сцене, слушая ваши песенки, довольно легкомысленные, наверно, представляют вас и в жизни такими же легкомысленными, этакими бабочками, что порхают с цветка на цветок, и не очень-то задумываются. Может быть, даже у кого-то появится ассоциация с девицами легкого поведения. Только не обижайтесь. Но такое мнение вполне может бытовать.

Алена взяла микрофон, улыбнулась и поглядела в зал, как будто она разыскивала там кого-то знакомого, который мог бы помочь ей выбраться из этой пикантной ситуации.

— Я вижу, что в зале немало представителей сильного пола. Дорогие юноши, уважаемые мужчины, скажите честно, вы хотели бы иметь дело с девушкой тяжелого поведения?

Зал грохнул. Мужчины улыбались.

Дальше были стандартные вопросы о биографии, творческом пути, планах, о музыкальных вкусах и предпочтениях. Степаныч, чем дальше, тем больше расстраивался. Морщил нос, чесал бровь, тяжело вздыхал, махал рукой, как будто отгоняя от себя назойливое насекомое. Его подопечные отвечали многословно, с ненужными подробностями, которые никому не были интересны и вызывали скуку в зале. Порой забывали начало ответа. И выглядели серо.

А вот девчонки блистали. И держались естественно, как будто были на вечеринке, где кругом твои друзья. Они оказались находчивыми и никакой вопрос их не мог смутить, поставить в тупик. Каждый их ответ вызывал смех и аплодисменты.

— Дебилы! — стонал Степаныч за ширмой и накручивал рукой над головой воображаемую рукоятку.

Но сынки не видели его жестов и гримас. И перед каждым вопросом замирали в страхе.

— Творчество каких композиторов вам нравится?

Вопрос явно поставил «сынков» в тупик. Они стали переглядываться, пожимать плечами. Степаныч был далеко за ширмой и от него подсказки не получишь. Современных композиторов они не знали. Вспомнили несовременных.

— Бах! — выкрикнул Игорек и победоносно глянул на товарищей. Вот я какой! Ушами мух не бью!

И видно решил подбросить энергии и юмора.

— Бабах! — взвыл он.

— Дебил! — простонал Степаныч.

— Ну, это… Чайковский там, Вивальди, — пробормотал Вова Алдыш. — Всех и не упомнишь. Их вон сколько много, а нас раз-два и обчелся.

— А вам, девочки?

— Хорошие.

— А хорошие — это какие? Нельзя ли чуть-чуть шире? Если, конечно, вы не возражаете.

— А хорошие — это такие, кого интересно слушать и кого хочется слушать. Таких, к счастью, немало. Я уже не говорю про классику, которая всегда современна. А вот из современных — это Людовико Эйнауди, Макс Рихтер, Ханс Циммер и, конечно, неподражаемый Оулавюр Арнальдс.

Зал после ответа Алины какое-то время пребывал в немоте. А потом взорвался. Что это?

Девчушки, которые казались беспечными мотыльками, оказались не такими простыми. Что-то в них есть, какой-то стержень. Есть в них глубинное содержание, которое сразу не увидишь. Есть и жизненная позиция, о которой они, правда, не говорят открыто.

— Мальчики! Как проводите свободное время?

— Ну, кто как. Я люблю игры, войнушки, — ответил Олег. Хорошо, что в это время он не видел лицо Степаныча.

— Я зависаю в соцсетях. Смотрю Тик-ток.

— Да, по-разному, как карта ляжет. Сегодня одно, завтра другое. Главное, чтобы прикольно было.

—

— Теперь третий раунд! — возгласил Гарик. — Команды наносят удары друг другу. Посмотрим, у кого удар поставлен лучше, кто ловко уворачивается от удара, сохраняя лицо и репутацию. «Сыны Отечества» наносят сокрушительный удар!

— Девчонки!

Вова Алдыш презрительно посмотрел в их сторону.

— Ну, попса у вас получается. Не откажешь! Ля-ля — тополя и прочая дребедень на уровне. Выдайте что-нибудь патриотическое! Слабо?

— Не слабо!

Алена обернулась.

— Даем, девчонки!

Шел казак на побывку домой

Через речку дорогой прямой.

Обломилась доска, подвела казака.

Искупался в воде ледяной.

Девичьи голоса взлетали в высь, переплетались, падали вниз, чтобы снова взлететь.

Нехитрая история встречи двух молодых людей вырастала в драму шекспировского масштаба, кипела страстями, и зал, как завороженный молчал, покоренный голосами, историей, которая разыгрывалась перед ними, они видели холодный ручей, шаткий мостик, молодого казака с саблей на боку и русоволосую девушку в сарафане. Когда замолкла музыка, грохнули аплодисменты, девчонки покорили, завоевали сердца, даже у женщин, которые до этого считали их слишком легкомысленными.

— Что ж! — выступила Таня Гросс. — Наши милые девушки достойно выдержали удар. Теперь переходят в атаку. У кого искродробительный кулачок?

Таня стала в стойку, прижав левый кулак к подбородку, а правый резко выбросила вперед.

Выступила Алена, сияя ослепительной улыбкой.

— Мальчики! Ничего, что я вас так называю? У вас замечательные песни, содержательные, глубокие, возвышающие дух, которые заставляют гордиться вами, нашими защитниками. Но представьте! Вы на вечеринке друзей. Друзья хотят повеселиться, подергаться. Не сидеть же им весь вечер, как старики, за столом и обсуждать мировые проблемы? Так не откажите им в этом удовольствии.

Наступила пауза. Парни переглядывались между собой, тихо что-то обсуждали.

Пауза затягивалась. И, конечно, это не шло на пользу «Сынам». Ведущие вздыхали.

Наконец к микрофону шагнул Алдыш. Откашлялся.

— Это провокация. Они хотят выставить нас шутами, скоморохами. Этому никогда не бывать. Мы не такие. У нас серьезный патриотический репертуар. И с этого пути мы не свернем.

Зал молчал. Получается неудобная ситуация, подобная той, когда кому-то предлагают вполне безобидное, а он оскорбляется этим, надувает щеки. Считает, что его достоинство оскорбили.

— Дебилы! — простонал Степаныч.

Но что же ответит Таня Гросс? Как она это повернет, в чью пользу, кому она сейчас симпатизирует?

— «Сыны Отечества» пропустили удар. Нет! Это еще не нокаут, но позиция их зашаталась. Что, конечно, весьма огорчительно для их поклонников. Но раунд не закончен Вы пропустили удар, ребята, но у вас есть возможность, если вы еще сохранили силы, перейти в атаку и отправить в нокаут противника. Ну, по крайней мере, получить дополнительный балл. Апперкот слева, справа! Кажется, это так называется?

Парни переглянулись и рассмеялись. Вышел опять Вова Алдыш.

— Девушки! У вас прекрасная походка от бедра. Вы выступаете, как будто вы на подиуме. И этим самым вы пробуждаете немалый интерес у сильной половины. И я думаю, что не только интерес. А вот строевым шагом вы сможете пройти?

— Да что же это такое? — взвыл Степаныч. — У них там совсем что ли извилин не осталось?

Постучал себя кулаком по голове. Но на сцене его жеста не оценили, потому что не увидели. Но если бы даже увидели, то вряд ли растолковали его правильно. Свою находку они считали гениальной.

— Почему бы нет? — ответили девушки.

Алена командовала. Она замерла у микрофона, вытянулась в струнку и приподнялась на каблучках.

— Стройсь! На-право! Шагом арш! Песню запевай!

У солдата выходной…

Это выглядело трогательно и забавно. Красивые девчонки в мини-платьицах вышагивали как по плацу, высоко вскидывая ноги и цокая каблучками. Так они прошли несколько кругов по сцене. И эротично. Мужчины были в восторге.

Степаныч почувствовал, как кто-то положил ему руку на плечо. Обернулся. Это был Жора Барабасов, хороший знакомый из жюри, с которым они выпили не одну бутылку.

Может, выскочил в туалет или перекурить. И увидел его за ширмой. Решил поприветствовать.

— Степаныч! Ты не нервничай! Всё равно твои победят. Будь спок! И поэтому не гони волны!

— Ты не видишь, что происходит? Зал за девок. Да и зрители проголосуют за них. И по правде сказать, я тоже бы за них отдал голос. Вот они настоящие. А эти деревянные.

— Пусть хоть за черта лысого голосуют. Бабки-то мы будем подводить и выносить решение. А решение одно и другого не может быть. И с самого начала так было решено. Думаешь, что кто-то посмеет отдать первенство этим свиристелкам да будь они хоть семижды семь гениальны. Нет! Все же понимают всё хорошо и что надо. Согласен, выступают девки классно. Но чтобы группа с патриотическими песнями проиграла каким-то попсухам. Это же скандал. Там… ну, понимаешь, где… такое не одобрят. Будь спок! Миллион у тебя уже в кармане. И новые контракты будут. И это… с миллиона надо что-нибудь отстегнуть на благотворительность. Так принято. Жадность себе дороже обойдется.

Победитель по новым правилам получал миллион отечественных рублей. А уже на следующий день тебе звонили и предлагали контракты.

Вещала Таня Гросс:

— Наши девушки ловко увернулись от удара и сами перешли в атаку. Вот тебе и слабый пол.

Микрофон перешел к Алене.

— Молодые люди! То, что вы умеете ходить строевым шагом, мы не сомневаемся, а умеете ли вы пригласить девушку на танец и пройти с ней хотя бы круг? Насколько нам известно, офицеры были не только доблестными защитниками, но и деликатными кавалерами.

Парни переглянулись. Вова Алдыш:

— Конечно! Маэстро!

Зазвучал медляк. «Сыны» отставили инструменты, подошли к девушкам, кивнули и повели их в центр сцены. Но синхронности не получилось. Кто-то шел быстрее, кто-то медленнее. Ну, а так всё нормально. И держат девушек за талии, а не…. Вот этого Степаныч боялся больше всего, зная их коллективное мнение о представительницах слабого пола. «А ведь с них такое вполне станется, — хмыкнул Степаныч. — Не начали бы только шептать им скабрезности на ушко, предлагать клёвый секс». Теперь он был спокоен за исход. Даже если его ослы допустят очередной ляп, это уже не страшно. Всё-таки хорошо иметь знакомых в жюри. Надо будет пригласить Жорика в ресторан.

— Ну, что же, — сказал Гарик, — наша сильная половина достойно выдержала удар. Да, они не только мужественные борцы, но и кавалеры. И дамы, конечно, оценили это. И теперь ваша очередь переходить в контратаку.

— Женщин нельзя бить даже цветами, — сказал Алдыш. — Мы отказываемся от поединка. А вот девушки могут нас хлестать сколько угодно. Получать удары от них не больно, а приятно.

Степаныч подумал: «А это неплохой ход».

— Я думаю, жюри оценит этот ваш…э… пас. Теперь ваша очередь, девушки.

— Ну, разве после столь благородного шага можно размахивать кулаками? А можно мы расцелуем их?

—

Решение жюри озадачило даже женщин, которые ревновали своих мужчин к этим девицам в мини-платьях. А вообще-то они вполне оправдывали свое название. Стали переглядываться, строя удивленные лица. Мужчины сидели хмурые. Как же так? Они отдали свои голоса за «зажигалочек». Да и в жюри были в основном мужчины. Девчонки и музыкальней, и артистичней этих парней, которые играют так себе, и поют неважно, интеллектом тоже не блещут. Чувствовалась тут какая-то несправедливость. «Сыны Отечества» приняли решение за чистую монету. Конечно же, они лучше. И сегодня они всем это доказали: и людям, сидящим в зале, и телезрителям. И жюри.

Перед объявлением итога во время рекламной паузы в раздевалке Степаныч заявил, что если они победят и им присудят приз в миллион рублей, то на вопрос, как они потратят эти деньги, надо сказать, что сто тысяч они жертвуют на благотворительность. Это вопрос решенный и даже не обсуждается. Так поступают всегда.

— С какого это перепугу? — возмутились «сыночки».

— Вы идиоты? — вспылил Степаныч. — Почему вам приходится объяснять элементарные вещи? Вы победили только благодаря патриотизму. Это ваш единственный козырь. Не разочаровывайте людей, которые хотят увидеть в вас образец для воспитания молодежи.

На вопрос Гарика «Как вы потратите приз?» Вова Алдыш заявил, гордо выпячивая грудь:

— Сто тысяч мы жертвуем городскому госпиталю, где лечатся и проходят ребилитацию…

— Реабилитацию, идиот, — прошипел Степаныч, но Вова его не слышал, он весь был занят собой.

— … наши герои. Остальные? Нужны кое-какие инструменты. И тогда мы будем играть и петь еще лучше.

Программу завершила Таня Гросс.

— Никто не сомневался в победе «Сынов Отечества», которые пели патриотические песни, а это так востребовано в наше непростое время. Они уловили это общественное настроение. И отразили его в своем музыкальном творчестве. Противник у них был не слабый. Но во все времена выбирают тех, в ком больше нуждаются. На этот раз это были «Сыны Отечества».

— Степаныч! Через час у нас будет халтурка, — сказал Вова Алдыш. — Заказчик богатый. Обещал хорошо заплатить. Ты с нами, там же бухло и рубон на халяву?

— Без меня! — махнул Степаныч. — Устал я сегодня. Был бы помоложе, тоже попрыгал бы.

«Сынки» поехали в элитный ресторан, в котором по вечерам обычно обслуживали только по заказам и запускали по приглашениям. Поэтому человеку со стороны туда попасть было невозможно.

Установили на сцене аппаратуру. Столы были шикарно сервированы. За ними рассаживались неторопливо мужчины и дамы, их жены, любовницы, экскортницы. Все здесь знали друг друга. Отмечали день рождение какого-то важного начальника. Произносили одну за другой поздравительные речи, звенели бокалами. Дамы чмокали изменника в щеку, мужчины или похлопывали по спине или жали руку.

Когда очередь дошла до музыки серьезный дяденька в строгом черном костюме предупредил, чтоб бодренько, живенько и никакой политики, и соплей с завываниями. «Сынки» кивнули и грохнули «У тебя обалденные стринги», которую они уже обкатали на подобных сборищах. Потом они пели о том, как клёво отдыхать на Майями, о бутылке вина за сто тысяч долларов, об элитной даме, ночь с которой равна стоимости иномарки, о том, как офигенно мчаться на спортивном «порше», забив на гаишников. Были песенки с бессмысленным набором слов: «Я муху укусил за щеку, а тебя ущипнул за зад. У тебя такой роскошный фасад, как Нотр-дам-де-Пари, где мы пили вино от зари до зари».

Пели бодро, энергично. Глубокой ночью им позволили сделать перерыв. Да и измотались они в край. Для них в сторонке был специально сервирован стол. Но крепких алкогольных напитков не было. Их сразу предупредили, чтобы они сильно не налегали на спиртное, потому что лабать им придется всю ночь. Иначе гонорар сильно урежут. Они честно отлабали до рассвета и получили столько, сколько за неделю концертов. Еще каждый прихватил пару-тройку дорогого вина и экзотические фрукты.

— Вау! — завопили они. — Круто!

— Может, скинемся на благотворительность? — спросил Вова Алдыш, кривя рот и щуря правый глаз.

— Конечно! — согласились с ним. — Пожертвуем мадам Кусковой!

Мадам Кускова держала бордель, куда они и отправились, отправив микроавтобус с инструментами. Теперь им понадобятся другие инструменты.

—

Петровичу, сухопарому пенсионеру с седыми усами, который всю жизнь крутил баранку и продолжал крутить ее на пенсии, потому что платил кредиты, покупал дорогие лекарства больной жене, не нужно даже было говорить, он знал, куда ехать. Завернул к «Райскому саду», где всегда останавливался. Там был самый богатый выбор фруктов. Девчонки сложились и отправились в магазин. Фрукты здесь были относительно недорогие и всегда свежие. Машина ходила в областной центр два раза в неделю.

— Что это у у тебя, Наташ? — спросили уже в автобусе у черноволосой черноглазой девушке, их клавишнице.

— Тапочки.

— Тапочки?

— Да. Представьте! В последний раз, когда мы были там, смотрю у бабы Пани, она в первом ряду сидела, одна нога в тапочке, а другая босая. Может быть, склероз, думаю. Как песенку отыграли, подхожу к ней. «Баба Паня, а почему вы в одном тапочке?» — «Ой! Внучка! Даже вспоминать не хочется. Сижу у себя в комнате на кровати. Вылезла крыса. Туда-сюда! Я закричала на нее. Так представляешь, она подбежала к тумбочке, там мои тапочки стояли, схватила один тапочек и уволокла в нору. Жрать его что ли будет? А, может быть, носить собралась» И засмеялась. А у меня мурашки по спине.

— Кошмар какой! — всплеснула руками Оля. — Я бы от страха померла.

— Ремонт надо делать капитальный. Сами же видели, какое здание. Сто лет там ремонта не делали.

— Сейчас не помешал бы миллион, если бы мы выиграли.

— Во-первых, выиграть мы не могли по определению, — авторитетно сказала Алина. — Разные весовые категории. Тут и до ринга было понятно, кто выиграет.

— Зачем же мы тогда ввязались, Алинка?

— А лишний раз засветиться на телевидении. Это, знаешь, какая реклама. Миллионы же людей смотрят. А мальчишки — явные халтурщики. Не видели, как жюри корежило. Один морщится, другой вздыхает, третий пальцами стучит.

— А во-вторых?

— А во-вторых, девочки, дел здесь не на один миллион. Мы же обращались в правительство области. Обещали на следующей неделе комиссию прислать. А потом этот вопрос вынесут на сессию. Если не решат положительно вопрос, привлечем журналистов, если получится, то и телевизионщиков. Тут есть что снимать. Будет ремонт. А иначе такую сатиру сочиним на наше начальство, на всю страну прогремит. А такого они не любят. Им нравится, когда их по головке гладят, а не против шерсти.

— Шантаж! — засмеялись девушки.

— Ради такого дела все средства хороши. Знаете, во мне сейчас такой азарт, злость!

Дом престарелых был на самой окраине, окруженный кленовыми зарослями двухэтажный кирпичный дом с почерневшей от времени и непогоды шиферной крышей. Когда-то он был огорожен, но сейчас остались лишь обрывки ограды. В некоторых местах они клонились набок и обещали в скором времени завалиться. Не было никакой охраны. Кому могли понадобиться старики? А если кого-то и выкрадут, то невелика беда. И бежать отсюда вряд ли кто собирается.

У входа на лавочке и под грибком сидели старики. Как только выдавался погожий день, все места здесь были заняты.

— «Погремушки» приехали! — воскликнул дедушка в длинном темно-синем пиджаке, к которому была приколот значок «Ударник коммунистического труда».

— Сколько раз тебе говорила, Петрович! Не «Погремушки», а «Зажигалки», — строго сказала пухлая бабушка. Она была в вязаной кофте, хотя вечер был теплый. Но многие старики даже в погожую погоду надевали теплые вещи.

— Понял! Понял! Зарубил на носу!

— Здравствуйте! — проскандировали девушки, выпорхнув из автобуса и выстроившись в ряд.

Занесли коробки с фруктами, инструменты.

— Петь будете? — спросил бывший ударник коммунистического труда, одергивая полы пиджака.

— Не только петь, но еще и спляшем с вами, дедушка.

— Хе-хе! Смешные вы, «Погремушки». Эх, где мои семнадцать лет? Ух, какой я орел был!

— Петрович, не «Погремушки», а «Зажигалки». Сколько раз тебе говорить! Совсем из ума выжил. В трех соснах путается, а еще «Где мои семнадцать лет». Сидел бы уж, старый!

— Понял! Понял! Зарубил на носу!

Директор дома престарелых вышла из кабинета и встречала их в коридоре. Улыбалась. Губы ее были ярко накрашены.

— Девочки! Тут вас уже дождались. Вот смотрели сейчас «Музыкальный ринг». Так за уши от телевизора не оттянешь. Обо всем забыли. Казалось, глазами съедят телевизор. Как они за вас переживали! А как ругали жюри! Я уже хотела выключить телевизор. А то, думаю, кого-нибудь хватит инфаркт. Такие страсти-мордасти кипели!

— Всё хорошо, Татьяна Павловна! Главный наш ринг здесь. И жюри у нас самое строгое. Это наши бабушки и дедушки.

— Девочки! Хорошая новость. Звонили из правительства. Кажется, наш вопрос сдвинулся с мертвой точки.

— Знаем, Татьяна Павловна. На следующей неделе ждите комиссию. Вы уж ничего не скрывайте!

В актовом зале, где недавно появились кресла из прессованной фанеры, которые дому престарелых передал дом культуры «Гудок» после того, как они купили новые кресла с черной кожей, а чего же добру пропадать: старое — старым, уже сидели. Когда вышли девушки с инструментами, засуетились, зашумели, задвигались. Мол, чего вы так долго заставляете себя ждать, мы уже устали вас ждать. Кто-то подходил потрогать их, словно сомневался, живые ли они, не мираж ли. Девочки были живые. Подвижные, суетливые, разговорчивые. То и дело чмокали стариков в щеки.

Всё было приготовлено, расставлено, включено. Проверено. И все это они делали быстро и ловко. Микрофон взяла Алина.

— Дорогие наши! Поверьте, за эти три года вы стали нам родными. Мы уже не представляем жизнь без вас. Простите, что мы не всё можем сделать для вас. Мы всего лишь музыкальная группа, а не клуб олигархов. Да и музыканты мы не очень известные. Главное, мы считаем, это моральная поддержка. А вот тут вы можете полностью рассчитывать на нас. Мы снова у вас и мы снова будем петь для вас. И мы хотим одного, чтобы наши песни принесли хоть каплю радости в вашу жизнь, развеселили вас.

Зазвенели переборы струн, потом вступили клавишные, прогремели ударные, и актовый зал, и двор, потому что окна были приоткрыты, наполнился звуками старой песни, которую все знали в этом зале. Слышали ее тысячи раз. И песня эта уже стала частью их жизни. Голоса солисток летели вверх в голубое небо, к легким ватным облакам. На низкий голос Алины накладывался высокий пронзительный Машин голосок. Но это не звучало диссонансом. Два голоса жили неотделимо друг от друга.

Старики чувствовали себя молодыми, бабушки представляли себя теми далекими романтическими девушками в простеньких ситцевых платьях. Мечтающими о большой любви. А рядом застенчивый юноша, у которого огнем загорались щеки, когда он случайно локтем касался девичьей упругой груди. И всё было впереди: и теплый выпускной вечер, и свидания, и первые поцелуи, и многолюдные студенческие аудитории, и полунищенская общежитская жизнь, и скромная свадебка в заводской столовой, и рождение первенца, и однокомнатная квартирка, которая представлялась чуть ли не хоромами. Всё было, всё повторялось вновь. И они снова переживали прошедшую жизнь, которая казалась теперь такой прекрасной. И всё это им подарили эти худенькие девчонки, в коротеньких смешных платьицах, которых они называли внучками и которых хотелось посадить на колени, погладить по голове. Подарить им пластмассовую куклу в ярком платьице и маленьких кожаных башмачках. Такую куклу они дарили своим девочкам.

Они всё пели, напоминали им далекую жизнь.

В городском саду играет духовой оркестр.

На скамейке, где сидишь ты, нет свободных мест.

Оттого что пахнет липа иль роса блестит,

От тебя такой красивой глаз не отвести.

Прошел чуть не полмира я,

С такой, как ты, не встретился,

И думать не додумался,

Что встречу я тебя.

Верь, такой, как ты, на свете нет наверняка,

Чтоб навеки покорила сердце моряка.

По морям и океанам мне легко пройти,

Но к такой, как ты, желанной, видно нет пути

Прошел чуть не полмира я,

С такой, как ты, не встретился,

И думать не додумался,

Что встречу я тебя.

Вот рассвет весенний гасит

Звездочки в пруду,

Но ничто не изменилось

В городском саду.

На скамейке, где сидишь ты,

Нет свободных мест,

В городском саду играет

Духовой оркестр.

Прошел чуть не полмира я,

С такой, как ты, не встретился,

И думать не додумался,

Что встречу я тебя.