Маленькое чудо между лисицей и кроликом

В Копенгагене, или по-простому, по-нашему, в Копене мне случилось быть седьмого декабря – как всегда по работе, как всегда в бегах. Между деловыми встречами выдалось трехчасовое окно. Оба офиса находились в центре, так что вариантов времяпровождения вырисовывалось тоже всего два – рождественский шоппинг или Лариса. Толкаться по заполненным туристами и озабоченными горожанами магазинам меня как-то напрягало. Общение же с подругой всегда обогащало меня историей, достойной отдельного романа, а то и не одной.

Москвичка, четырежды побывавшая в браке и год назад оставившая на овечьей ферме очередного мужа, датского и гражданского, отправилась на поиски счастья среди огней пусть не такого большого, как Москва, но столичного города. Плюнув на три высших образования, нанялась продавщицей в магазин кожи и мехов, но и здесь предпринимательский дух проявил себя, и вот уже Лариса заведует собственным магазином в меховой сети. Договорились, что я навещу подругу на новой точке.

До Конгенс Нюторв я добралась пешочком, оттуда ориентировалась по указанным знакам – круглый фонтан, «Иллум», круглая же башня, вывеска «Change». Перекопанная пешеходная улица запружена праздничным народом. Здесь тоже трубы меняют зимой – прямо как у нас. Круглая башня к моему удивлению оказалась той самой – главной достопримечательностью Копена, в которой побывали все, от Петра Первого до японских туристов. Сама я лазила на нее десять лет назад в компании моего будущего мужа-датчанина, искренне удивленного наличием сего строения в столице его родной страны.

Магазин я нашла по выставленным наружу одублененным манекенам – вывеску совершенно скрывала вылинявшая маркиза. Лариса, посвежевшая и облаченная в безумную жакетку с лохматыми хвостами, помогала симпатичному пареньку выбрать перчатки – подарок для любимой. Проблема была в размере. Юноша даже позвонил означенной любимой, чтобы его уточнить, но это не помогло – девушка в перчаточных размерах не разбиралась.

Находчивая Лариса предложила померить подарок на меня. Начали с седьмого, который оказался тесноват.

— Вот ты на ее руки посмотри, — жизнерадостно щебетала подруга на датском. – Ну, такие у твоей руки или меньше?

Я послушно вытянула ладони вперед, чувствуя себя неловко из-за болячки на одной из костяшек.

— Да я не помню, — смущенно улыбнулся покупатель, — какие у нее…

Мы с Ларисой понимающе переглянулись. Вот всегда у мужиков так. Хорошо еще хоть, если лицо помнят. Смутно. Убедив паренька купить на размер побольше с возможностью обмена, мы, наконец, выпроводили счастливого обладателя перчаток восвояси и обнялись.

Лариса сделала заговорческие глаза:

— Слушай, Тань, у меня же опять история! Ты же вот книги пишешь, а тут целый роман написать можно.

Я радостно закивала – этой присказкой подруга начинала почти каждый наш разговор, благо встречались мы после ее переезда пару раз в год. Но вместо истории Лариса нырнула под прилавок и протянула мне… красный флаг.

— Вот. У нас там флажок у входа есть «Такс фри». Но он невзрачный какой-то, беленький. А тут еще перекопали все, совсем магазина не видно с улицы. Вот я и думала – повесить красное, рождество все-таки. И написать что-нибудь… Как думаешь, что лучше: «Счастливого рождества!» или «Кожа-меха»?

— Кожа-меха, — уверенно сказала я, загораясь идеей.

Минут десять мы возились, стараясь приладить кумачовый отрез на флагшток с помощью скрепок и клейкой ленты. Потом с гордостью водрузили знамя пролетариата у входа, над рыжей дубленкой. Лариса отошла шагов на десять, чтобы оценить результат.

— Ну как?

Я гордо продемонстрировала поднятый большой палец:

— Вот увидишь, клиенты теперь попрут.

В магазинном тепле подруга налила мне чаю, выставила сердечко с «перечными орешками» — коричневым рождественским печеньем.

— Ну, так что там за история? – с нетерпением напомнила я.

— Шестое же вчера было, — начала Лариса издалека. – Такой мужчина! Столько лет прошло, все забыть не могу. Я тогда с первым своим разводилась, со Шмелевым. Он к Мариночке уходил, а я с дочкой одна оставалась, Леночке тогда всего четыре было. Он мне так и сказал: «Лариса, ты женщина красивая, сильная. Все у тебя будет хорошо. А Марина… На личико так себе, и по уму посредственная. Ей помочь надо. Она ребенка очень хочет». Сказал и ушел.

— Какая собака, — сочувственно закивала я.

— Мы тогда оба на одном заводе работали. Я архитектором была. А Шмелев с Мариночкой в одном отделе сидел. Когда начальство узнало, такое началось… Времена были советские, строгие. Уволить моего не уволили, но с поста начальника комсомольской ячейки сняли. Объявили бойкот. А меня перевели из архитектурного к Шмелеву, чтоб значит поближе к нему была, а разлучницу-Маринку услали на мое старое место. Надеялись, мол, с глаз долой из сердца вон… – Лариса глотнула чаю, размягчая память, и продолжила. – В новом отделе начальницей – замечательная женщина, Мария Павловна, сочувствовала очень мне. Сын у нее в Риге. А тут день рождения, юбилей пятидесятилетний, приехать он должен был. И вот телефонный звонок, она берет трубку – сын. Мария Павловна беспокоится, не опоздал бы с билетами. А я рядом сижу за столом, слушаю, и меня как ударило. Вот, Тань, будто голос свыше мне говорит: «Это твой будущий муж»! А мне и смешно и стыдно – ну какой муж? Я же этого Диму и не видела-то никогда! Да и на день рождения меня никто не приглашал…

— Вам чем-нибудь помочь? – Лариса быстро переключается на датский. В магазине посетители. Очевидно, красный флаг сработал. Дамы заходят щебечущими стайками, любуются на шубки и манто, пугаются цен и выпархивают на холодную улицу. Я, чтобы не мешать, пытаюсь слиться с интерьером, рассматриваю крашеных лисиц на прищепках и какого-то черного зверька, пялящегося на меня пуговицами блестящих глаз с полки с перчатками.

Старушка в берете приценивается к меховым шапкам. Ей нужна обязательно с козырьком или с полями. Примеривает одну, берет другую, черную.

— Вот это – то, что вам надо, — ахает Лариса. – Посмотрите, у вас совсем вид другой стал, настоящая леди.

Старушка приосанивается с гордым блеском в глазах, и на миг действительно становится похожа на королеву Маргрету. Вздыхает, с сожалением снимает шляпку, вертя ценник между пальцами.

— Я подумаю.

С нетерпением жду, когда неслучившаяся королева переступит порог.

— Так что там с твоим голосом? – тороплю я рассказчицу.

— В общем, кладет Мария Павловна трубку, поворачивается ко мне и говорит: «Лариса, приглашаю тебя на мой день рождения!» Представляешь? Я чуть не рухнула…

Понимающе киваю головой.

— И вот юбилей. Прихожу в новой блузке и саморучно сшитой юбке – длинной, блестящей с такими запАхами… Я по «Бурде» тогда шила. Помнишь, была такая «Бурда»… Все глаза на меня, Дима приглашает на танец…

— Прямо как Скарлетт О Хара, — у меня, как всегда, литературные ассоциации.

— Потом приглашает Синявский. Был у нас такой на заводе, влюбился в меня с первого дня, а я замужем была. Он все ждал, что я освобожусь, и вот дождался. А тут Дима… Представляешь, какое разочарование! Короче, про юбилей все забыли. Только и смотрят, кто со мной танцует. То Синявский, то Дима, то опять Синявский… Такое шоу…

— Да, весь вечер на арене… – соглашаюсь я.

— День рождения был совершенно испорчен, — смеется Лариса, закусывая печенькой. – Дима, конечно, потом уехал, но пригласил меня в Ригу. И вот я с мелкой сажусь в поезд…

— Вам чем-нибудь помочь?

В магазине новая посетительница, датчанка Ларисиных лет, высокая и породистая. Присматривается к кроличьему манто.

— Понимаете, у меня такое же было. Восемь лет носила, а потом в ресторане у меня украли, — голос становится печальным, в больших глазах плещется изумление перед обманчивой природой мира. Вор, несоменно, нанес владелице манто глубокое личное оскорбление.

— А вы примерьте, примерьте, — сочувственно снимает предмет печали с плечиков Лариса. Манто коротковато. Датчанка пробует другое.

— А оно не лезет? – скптически дергает длинную шерсть.

— Нет, что вы, вот смотрите, никуда не лезет! Все дело в качестве…

Широкие плечи охватывает попеременно то крашеная норка, то кролик, пока клиентка не останавливается на палево-сером мехе, делающей ее похожей на собравшуюся лететь с западным ветром Мэри Поппинс.

— Да! – восклицает Лариса, прижимая ладони к сердцу. – Несомненно, это ваш цвет.

— Восемь лет, и украли… – в последний раз вздыхает Мэри, счастливо прижимаясь щекой ко вновь обретенному счастью. – А у меня сегодня день рождения.

— Что вы сказали? – не расслышала запыхавшаяся хозяйка мехов.

— У меня сегодя день рождения, — тихо, но настойчиво повторяет дама в манто.

— Поздравляю! – восклицаем мы хором.

— Так что же в поезде? – провожаю я взглядом женщину, купившую себе подарок, который ей должен был сделать мужчина.

— Да… Поезд ночной был. В купе зашла, а там две бабульки. У меня билет на верхнюю полку, я с дочкой еду. Ну, одна из бабулек мне и говорит: «Вы с ребенком, вам бы на нижнюю лучше. Но вы не волнуйтесь. Тут молодой человек с нами, хороший такой, он обязательно нижнюю уступит...» И вот знаешь, Таня, только она сказала «молодой человек, хороший такой», а меня как ударило! И поняла я, что это моя судьба…

Почуяв, что в истории намечается неожиданный завиток сюжета, и Дима – вовсе не тот самый суженый-ряженый, я затаила дыхание. Но тут снова:

— Вам чем-нибудь помочь?

Воистину, красный стяг влек посетителей, как мух на кровь. Молодая норвежка соблазнилась коллекцией раноцветных лис. Изящно накинув на плечи вторую, ярко-рыжую, полюбовалась своим отражением в зеркале:

— Не выгляжу ли я чересчур… зверски?

Лариса, совершенно не смущаясь норвежским клиентки, убеждает и ее в полной неотразимости. Любительница лис обещает вернуться позднее.

— Так вот, пришел молодой человек из туалета, и только глянул на меня, — продолжила Лариса, вешая на место рыжую шкуру, — глаза наши встретились – и все, Тань. Куда бабки те из купе делись – я не знаю. Где мой ребенок был всю ночь – не ведаю. Помню только, разговаривали мы, за руки держались, он все просил меня с ним сойти… Понимал, что только однажды в жизни таоке бывает…

— Это прям как у Бунина. «Солнечный удар», помнишь? – снова тянет меня на литературу.

— Во-во, удар, — кивает Лариса.

— А как же звали хорошего человека? – интересуюсь я.

Вгляд Ларисы теряется. Становится на миг нагим и беззащитным, будто я задела что-то настоящее. Не для истории, не для романа.

— Саша, — как-то смущенно и быстро лопочет она. – Сан Саныч.

Я серьезно киваю. Аллюзию на кличку соседского кота отметаю за полной неуместностью, и тут же забываю – повествование движется дальше со скоростью курьерского поезда.

— Я, конечно, доехала до Риги. Дима потом переехал в С-к, я ведь там продолжала работать. Мы собирались пожениться. А Саша нашел меня. Приехал, умолял: «Только не выходи замуж, подожди! Я сейчас не могу от жены уйти, у нас дочка четырнадцатилетняя...»

— Так он женат был? – задаю уточняющий вопрос.

— Женат, — произносит Лариса нараспев. – Но развестись хотел, умолял: «Подожди!» Но я-то семью разбить никак не могла. Сама только мужа потеряла, и что же, теперь у другого ребенка отбирать отца буду? Нет, я не могла так… За Диму вышла.

Я смотрю на едва заметный шрам на красивой чувственной губе. Это Дима ей оставил на память, уходя, или третий? Не помню…

— А вчера я с Вениамином в кафе сидела… Вениамин – это у меня такой друг-подружка…

— Гей? – уточняю я.

— Нет, — смеется Лариса, отмахиваясь печенькой. – Просто у нас с ним чисто дружеские… Я ему женщину подыскать помогаю, говорим хорошо. И вот вчера я как раз Сашу вспомнила…

— А почему именно вчера? – пытаюсь я найти утерянную красную нить.

— Так шестое же вчера было! – удивилась подруга моему непониманию. – Сашин день рождения. Винеамин меня спрсил, что я такая грустная. Вот я ему про Сашеньку и рассказала. А он говорит: «Что же ты не найдешь его, Сашу твоего?» А я ведь искала – и по гуглю, и в контакте…

— И ничего? – предвкушая неожиданную развязку, спрашиваю я.

— Ничего. Так я и Вене сказала. А домой вчера пришла, и как кто меня под руку толкнул – к компьютеру. Зашла в гугль, набрала «Александр Александрович Менков». И тут же – выходит страница. И все, представляешь, ну все совпадает! Имя полное, дата рождения… И телефон есть, и мейл, а живет Саша в Тюмени…

— И что же ты? – сгораю от нетерпения, молясь про себя, чтоб никому не понадобились рукавицы или кроличья шапка.

— Позвонила ему, — счастливо выдыхает Лариса. – Представляешь, двадцать лет прошло…

— Двадцать лет?! – выпучиваю глаза.

— Да, прямо как у Дюма, — улыбается чуть печально Лариса. – И вот звоню. Берет трубку – узнаю голос. Точно он. Говорю: «Это Лариса. Помните, тогда-то тогда-то мы ночью в поезде вместе ехали». А он: «Конечно, помню...» Двадцать лет спустя!

Ее глаза лучатся совершенным счастьем, а я понимаю, что она уже получила лучший подарок на рождество – гораздо дороже норкового манто за три тысячи крон.