Люби и жалуй.

"Вызывали?..."— заглянул, протиснулся в двери мужчина. В "рабочем", взъерошенный, но

представительный, он тут же порывался уйти, однако...

"Вот, Пал Андреич, кандидат!" — повел, указал рукой на девушку шеф."Будет под твоим,

так сказать, руководством… пока. Нина Андреевна, теска значит… Оценивай! Так сказать,

люби и жалуй! И давай там, с песней!"

"Кандидат", девушка симпатичная, но не ухоженная. Плюшевое пальто на ней тесное.

Шейный платок торчит кое-как. Руки красные. Сутулится еще. Волосы не чесаны, сожжены

краской. "Мамка". Ребенок при ней, девочка. Хвостик один распустился. Носом шмыгает и

строит глазки "высокому начальству".

И подозрительно, и снисходительно, и нежно-уважительно глянул на девушку "Пал

Андреич". "Ниночка значит… Мамка… " "Мамка" же, "отсчитав" ресницами "плюсы" и

"риски" своего положения, с симпатиями и "восторгами" решила обождать, — "Всегда

успеется...""Здесь платят как написано?" — "отсекла", резюмировала "мамка", отозвавшись

"завлекалкам"..."Смотрите мне тут!" — блеснула глазами.

"Отдай ручку!..." — спохватился шеф. "Не-а..." Девочка смотрит одним глазом на стол,

другим следит за "дядькой". Изготовилась прятаться за маму. А в кулачке — ручка шефа.

"Не-а..." — всхлипнула, моргнула. "Пусть-пусть… На тебе вот..." — испугался, протянул

девочке платок и лист бумаги шеф. "Давай уже..." — показал жестом "Пал Андреичу",

"закатил" глаза шеф — "Сигнализируй, если что!..."

В понедельник Нина пришла. Подкрашенные глазки. Какой-то пакет в руке. Развернула

на столе. "Что это?" — спросил Павел Андреевич. ""Халтура"… А что, здесь нельзя?..."

У нее две девочки, две "кнопочки", и муж в тоске-печали. Муж сидел дома и пил пиво,

подминаясь пространству. Разве кто "халтурку", приработок подкинет… Ниночка работала

на трех работах, но денег не хватало. Она успевала все, должна была успевать, и ее нечему

было учить. Новое схватывала на лету. Руками чудеса вытворяла, умница. Однако, усталость

сказывалась, и где-то глубоко росла, была запрятана у Ниночки мечта о другой, лучшей

жизни. Но "голову подняла" — день прошел. И еще день, и еще...

Склонившись над столом, Павел Андреич проверял работу Ниночки. А то вдруг взял её

руку и опомнившись отпустил. Красные руки, обломавшийся ноготь. "Нина Андреевна, надо бы

вам перчатки что ли..." Нина привстала, и благодарно мотнула головкой. "Надо..."

"Надо бы вам тут свет получше… И полки..." Делал Павел Андреевич подопечной своей

полки. Раздобыл лампы. Одежду рабочую нашел. "Не положено!" — возражали, а он

вытребовал,"выбил". Одежда мужская, мешком. Так велика Нине. Так Павел Андреевич

оправдывался, чувствовал досаду.

"Видок-то не очень..." Женщины из цеха смотрели на Нину с милой ненавистью, а Павлу

Андреевичу усиленно подмигивали. Он, как князь проходил меж рядов, ничего не замечал, и

скучно вникал в их работу. "Ну принц без коня..."

"А что это у вас?..." Женщины "отмечали" что-то: сдвинули столы, и прямо в смену

выпивали, отплясывали под радио. Заведено так было "отмечаться"."Пал Андреич, а вы очень

нравитесь Марине!...""А Маринка у нас недавно квартиру купила...""Ну зачем ты ему

сказала, что у неё кто-то есть?..." Обернулся Павел Андреевич, посмотрел на Марину, а

женщины в это время "исчезли", сбежали в "курилку". Он даже подошел к ней, как во сне,

спросил что-то о работе и вышел задыхаясь. Павел Андреевич был "несвободен", женат. И

кажется не делал тайны, а все таки… "А вдруг?..."

"Гляди, пошел… А Маринка где? Ой девочки… растерзал!!!"— прыснули в "курилке".

При появлении Павла Андреича, Ниночка вставала, подходила и близоруко слушала

"глазами". Слушала, кивала, — и делала чудеса. А тут вот — нет… "Что с вами? Вам не

хорошо?" — она виновато, просяще глянула… Похмелье… "Сидите-сидите..." Павел

Андреевич "покопался", поискал по кабинетам, раздобыл Нине чай, цитромон, даже кофту

теплую, и ничего не говорил, ничем не попрекал после. "Она сейчас занята, давайте лучше

завтра обсудим..."

Нина звала его Пашей, а он — деликатно отстранялся. Она следила за его губами, а он

краснел и путался в словах, поправлял — "Павел Андреич..."

Сработались они. И осень прошла, и зима...

Весна захватила резервацию производства, и все чаще люди смотрели в пыльные окна.

Жизнь проходит, и непонятно зачем так. Конечно понятно, но жизнь… А Ниночка надела

белый халатик, и, может случайно, выставила ножку в проход...

"Я вам совсем не нравлюсь?.. Вам нравятся эти пожилые маразматички?.. Что во мне

не так?.. Павел Андреич?! Паша!"

Нину "перехватили". Где-то справедливо предложили ей оплату большую. И свободный

график. Нечем "крыть" такие подношения. Уже и к начальству ходил, и в "кадрах" ругался,

да ни с чем вернулся Павел Андреевич...

Вот Нина уже собралась. Вот Павел Андреич, грустный, взял её руки, красивые ручки с

неровно обрезанными ноготками. "А я как раз о месте для вас договорилась..." Сердцем

рванулся за ней Павел Андреевич, но "прикипел" к своему месту, смирился с положением,

обленился искать "куш" — остался. Только на рывок симпатии хватило… Да и кто уходит из

симпатии?

Позже Нина еще заходила. Несколько раз забегала. Может и впрямь к подружке… А

Павел Андреевич ждал, что вот и к нему заглянет… Вот она показывала ему фото сестры.

Та одна в трехкомнатной квартире… "Ну что же что немножко в теле?!"

Потом еще раз была, соскучилась по Паше своему Нина. Заглянула так, будто забыла

что. Ткнулась ему в грудь и выбежала… Теперь уж навсегда ушла...

"А Павел-то наш Андреич того… Глаз горит… Коварный!!!" — грохнула "курилка"

смехом вслед девушке. "Павел Андреич! Павел Андреич!" — крикнули. "Вы не посмотрите тут

у нас?..."— и опять засмеялись, легко так, зажигательно… "Маринка-то наша — ну никак

не разберется!..."

Так как-то, за двоих,

мечтаю, и тоскую...

В отчаянье — одна,

воркую понежней,

флиртую напрямик...

И он меня "такую"

"не видит"… Не нужна...

И буду-ли "нужней"?...

В глазах его на миг

мелькнула… И впустую...

Он смотрит так… до дна,

так близко, тем больней...

Нечаянный "должник",

серьезный, не рискует...

Повисла пелена —

знай смейся и красней...

Да, я в глазах твоих,

наверное, как дура...

При муже, вся в бегах,

с собой тащу детей...

А ты высок и тих,

на "вы" к моим "амурам",

с терпением в словах...

Смягчаешь мою тень...

Ну как античный стих...

Кляну свою фигуру...

Запуталась в делах...

И как мне быть теперь?...

Да мало-ли таких?!

Простая процедура

— глупею на глазах,

едва ты входишь в дверь...