Котёнок и скрипка

По календарю уже давно наступила весна. Но, похоже, зима решила отработать сверхурочно. Снег засыпал город второй день подряд. Дворники еле успевали очищать тротуары на главных улицах, о районах на отшибе и говорить не хочется. Я бы с удовольствием и не говорил, если бы не Лёшка, мой младший брат. Это горе луковое решило учиться игре на скрипке. Но как уже было с кружком по моделированию, борьбой и плаванием, прозанимавшись несколько месяцев начал прогуливать. Родителям это порядком надоело, а крайним оказался я. Ведь везти это чудо на ночь глядя в такую даль к репетитору, предкам не хочется, а отступать нельзя, иначе вырастет из него, по бабушкиным словам, охламон. А я что? А я крайний! Мне, опять-таки по бабушкиным словам, необходимо хоть иногда на свет Божий выходить, да отрываться от этого ящика. Мои доводы, что ящик — это бабушкин телевизор, а я за компьютером работаю и хорошие деньги получаю, хоть только в следующем году универ заканчиваю, никого не убедили. Поэтому трясёмся мы с Лёшкой в полупустом вагоне метро, замёрзшие и несчастные. Лёшка — невысокий, худой, с веснушками на носу и огромными, как у девчонки, зелёными глазищами на узком лице, забился в самый дальний угол скамьи, прижал к себе футляр со скрипкой и обречённо вздыхает, настоящий мученик.

Всыпать бы ему по первое число! И по второе тоже! Жаль только, что получил он уже от отца. Хорошо так получил. Но пользы от этого никакой. Лёшка, он, отличается от остальных детей. Сколько бы его ни ругали, сколько бы ни били, если Лёшка потерял интерес — ничто уже не поможет. А интерес он теряет легко, так же, как и находит.

— Паша. Паша!

— Чего тебе?

— К нашей станции подъезжаем — промямлил брат, втянув голову в плечи.

Станция на кудыкиных горах встретила нас пустым перроном и мигающей лампочкой. На улице и того хуже. Ноги то и дело проваливаются в мелкие, но от того более противные, сугробы. Морозный ветер щиплет лицо и продувает куртку. Фонари горят через один и где-то, что-то скрипит. Лёшка еле передвигает ноги, всем своим видом изображая узника обречённого на смерть. Но я зол и сострадание покинуло моё сердце на сегодняшний вечер. Потому, подталкиваю в спину этого мелкого проходимца и придумываю план мести за испорченный вечер.

Хорошо хоть идти не далеко. Десять минут и ты на месте. Вот уже подъезд виден, и свет из него дарит надежду на чай и печенье, пока братец будет издеваться над инструментом и нервами Василия Петровича, своего репетитора. Только я позволил себе помечтать и порадоваться временной передышке, как Лёшка всё испортил. Этот мелкий шалопай, вдруг, на полной скорости рванул в заснеженные кусты, что растут рядом с подъездом.

— Стой! Ты куда?! Догоню — прибью, зараза!

Я был так зол, что, не раздумывая, побежал вслед за ним. Снег, с довольно высоких веток, попал за шиворот, шапка съехала на глаза, и я на полной скорости врезался в остановившегося сразу за кустами брата. Еле устояли на ногах.

— Мелкий! Домой вернёмся, я всё предкам расскажу! И в следующий раз поедешь сюда с бабушкой! Что бы я ещё раз с тобой куда-нибудь пошел! — бушевал я, поправляя шапку и вытряхивая из-за воротника снег — Ээээ… Ааа. Лёшка вас обидел?

За всеми этими манипуляциями я не заметил третье действующее лицо — девушку. Она сидела возле стены, растрёпанная и заплаканная. Нет, Лёшка не мог успеть довести её до такого состояния, я же сразу за ним тут оказался, у него просто не было времени.

— Нет — девушка помотала головой и всхлипнула. — У меня котёнок в подвал забрался, — снова всхлип, — не может вылезти. И у меня достать его никак не получается. А ключей от подвала ни у кого нету…

На последних словах она уже не всхлипывала, а откровенно рыдала.

— Паша, Паша, достань котёнка.

Брат дёргал за рукав куртки и смотрел с такой надеждой, что я даже растерялся.

— Как я его тебе достану? Ключей от подвала нет.

— Так ты в окно залезь.

— Какое окно?!

— Вот это, через которое он в подвал забрался.

Лёшка ткнул пальцем в небольшое квадратное отверстие возле самой земли. Не знаю, откуда такие берутся, но чуть ли не в каждом доме есть парочка похожих. Вот только, залезть через него в подвал может, разве что, тот самый котёнок, да ребёнок лет пяти. Но чего не сделаешь, когда на тебя смотрят с такой надеждой, с которой смотрят эти двое. И я начал снимать куртку, в ней точно не пролезу.

Когда девушка увидела, что мы остаемся, и будем доставать её мохнатое сокровище, у неё высохли слёзы, и проснулся энтузиазм.

— Он тут сразу за окном. Я его уже давно зову. Маркиз просто маленький — допрыгнуть сам не может.

Она ещё что-то говорила, но я уже не обращал на это внимание, сосредоточился на том, как буду пролазить через это «окошко». Кому рассказать — засмеют, а может и того хуже, в психушку отправят.

Но самое удивительное — влез. Правда, только по пояс. Ничего не видно, холодно, воняет, до пола не дотянуться. И что дальше?

— Кис, кис, кис! Иди сюда. Будем тебя хозяйке возвращать.

— Мяу

— Маркиз, иди сюда. Иди сюда, мой хороший.

— Мяу.

Кажется это где-то подо мной, там вроде труба должна быть. Ничего не видно! Ладно, попробуем на ощупь.

— Ай! Зараза!

— Что такое?!

— Царапается!

— Достал?

— Нет, убежал… Зараза.

Я проторчал в этом окне минут двадцать. Но кота так и не выловил. У Иры, так зовут нашу новую знакомую, уже нет сил плакать. Лёшка рвётся сам залезть в тот подвал, я не пускаю, за что он смотрит на меня волком. Я замёрз так, что завтра буду с насморком и температурой валяться. К репетитору мы уже безнадёжно опоздали. Но в нас проснулось упрямство, и отступать никто не собирается.

— О! У меня есть идея!

Лёшка вскочил на ноги и кинулся к своему футляру, который в самом начале прислонил к стене.

— Что ты собираешься делать?

— Я его музыкой выманю!

— Он тебе что, крыса? Да и у тебя скрипка, а нужна флейта.

— Паша!

— Что Паша? Хочешь — играй! — сил спорить не было.

Лёшка вынул инструмент, поскрипел настраивая. И заиграл.

Наверное, именно так чувствовали себя те счастливцы, которым довелось услышать исполнение Паганини, Моцарта, Бетховена или других великих музыкантов.

Такое невозможно описать словами, об этом не получиться снять фильм, написать компьютерную игру. Это волшебное чувство, когда мелодия полностью завладевает тобой, проникает в самый дальний уголок души и ведёт за собой в неведомый чудесный мир. Всё вокруг, словно теряет краски, ночь светлеет, холод отступает, уходит недовольство. Кажется, ещё чуть-чуть, и оторвёшься от земли, перед тобой откроются вечные тайны и ты шагнёшь в мир неведомого.

Не знаю, как долго играл мой брат, не знаю, что происходило вокруг. Это было так не важно. В эти минуты для меня существовала лишь эта чудесная мелодия, которая рассказывала мне обо мне же самом. Рассказывала то, что никто другой не смог бы рассказать.

Брат отнял смычок и взглянул на меня.

— Я стану великим музыкантом! … Да?

— Мяу!

Виновник сегодняшнего вечернего безобразия благополучно выбрался из подвала и сидел рядом со счастливой хозяйкой.