Колдун гора

У подножия высокой горы стоял Черкесский аул. Глинобитные сакли, покрытые бледной соломой, точно застывшие глыбы все вместе смотрели в бескрайнюю даль, расстилавшегося впереди моря. Здесь, где заканчивалась земля и начиналась водная даль, высоким клином врезался горный хребет. Каменные исполины каскадами падали вниз, склоняя тела к изогнутой линии шумных и белых вод. Соленый ветер пронизывал склоны и истощал широкие поступи с обнаженной землей. Немного в стороне открывалась долина. В зияющей пустоте, которой где-то в самой ее глубине между худых деревьев и тонких изломов кустарника бежал пресноводный ручей. Свежие воды орошали землю вокруг и спасали от зноя. Над ручьем кружили хищные птицы.

Наступал вечер. Солнце медленно утопало за горизонт. Оторопелые облака, сбившись на бок, совсем не двигались с места, кажется, тоже готовились ко сну. Застыв в бледной дымке заката, крупное тело горы тяжелело, помгновенно вырисовывая свой горбатый силуэт. Тени медленно опускались по склонам, окутывая прохладой ущелья, застилали подошвы покрывалом густой синевы.

Маленький Ахимас возвращался в аул. Еще с высоты он разглядывал знакомые сакли и осторожно ступал вниз по извилистой горной тропе. Мальчик шел не один, позади себя он вел маленького козленка, полностью черного точно уголек. На курчавой голове козленка между пригнутых в стороны ушей, выступала пара белых незаострённых рожек. Звонко выстукивая копытцами, козленок часто спотыкался о землю и поднимал над собой небольшие облака пыли. Он громко чихал. По бокам к курчавой шкурке цеплялись трава и колючки, которые зверенок старательно слизывал. Необычно широко расставляя тонкие ножки, козленок с трудом бежал вслед за хозяином. Правый глаз козлёнка был выколот и совсем не пропускал свет. Изувеченный надрез печально прятался в тени отекшей глазницы. Второй глаз козленка был открыт во всю ширину, но без пользы ходил из стороны в сторону. Продолговатый зрачок обволакивала непроницаемая пелена — врожденное бельмо невидящего ока.

Каждый раз, когда козленок падал, он сильно бился о землю, протяжно блеял и отставал. Тогда Ахимас замедлял шаг. Мальчик не спеша оборачивался назад и терпеливо дожидался своего любимца. В руках мальчик держал тонкую деревянную дудочку, которую прошлой весной ему подарил отец. Расправив широко грудь, Ахимас набирал полные легкие воздухом и с трепетом прикладывал небольшое отверстие к губам. Он дул изо всех сил, оглашая склоны высокой горы и сухую долину вереницей порывистых и веселых звуков.

Курчавый козленок прислушивался к знакомой мелодии. Подернув ушами, он точно поворачивал голову в сторону зовущей дудочки и торопливо выпрямлял ножки. Козленок отряхивался всем телом и с новыми силами бежал вслед за Ахимасом. Именно так он — слепой уголек всегда находил своего хозяина.

Мальчик не оставлял дудочку ни на миг. Играя громко и часто, он забывал обо всем и предавался чувству неограниченной свободы. Невзначай, срываясь с высоких вершин, налетал порывистый ветер. Наполняя шелестом склоны, ветер захватывал в свое дыхание тонкое звучание дудочки и игриво перекатывал по склонам и холмам. Веселые звуки с легкостью растворялись вдали, мешаясь с высокими облаками в прозрачных небесах. Именно там, на вершине Горбатой горы, Ахимас любил бывать чаще всего. Не опасаясь хищных птиц, мальчик баловал козленка сочной травой, позволяя своему любимцу резвиться в прямых лучах солнца от самого утра и до позднего вечера.

Ахимас жил один на краю аула, в тени глубокого грота и серых высоких камней. Когда прошлой весной на аул напали дикие горцы, они принесли с собой опустошение. Битвы потеряны, если силы неравны. Запертые в свои сакли, жители аула безропотно ждали конца. Беснуясь победой, враждебные горцы хладнокровно обходили невысокие сакли с четырех сторон и воспламеняли крыши. Языки пламени пожирали солому, ярко опаляя тела глиняных стен. Немой молитвой в темное небо поднимался дым. Но в конце пошел дождь и тяжелые капли затушили огонь. Это был знак. Горцы отступили назад. Обложив данью аул, вражеская сила ушла. Люди заново выстроили свои сакли и начали в них жить. Привычная жизнь оборвалась, но не остановилась.

Жители аула звали маленького Ахимаса к себе, но он ни к кому не шел и всех дичился. Твердый духом мальчик решил жить один. Хоть и маленький, но благородный муж! Никто не смел с этим спорить. Такие законы стояли в Черкесских аулах.

Иногда Ахимас принимал еду из рук одной доброй женщины, которая ему и подарила слепого козленка, в остальном он кормил себя сам, охотился в горах и ловил рыбу.

Возвращаясь в аул незрелые мальчишки — абреки, дети враждебных князей, нередко подшучивали над маленьким Ахимасом. Издалека они забрасывали камни в его затемнённый грот и недружелюбно посмеивались, пытаясь сломить его волю. Ахимас терпел все. Забившись в самом дальнем углу, он прижимал дрожащего козленка близко к своему телу и понимал, что только он — курчавый слепой уголек и был его единственным и самым настоящим другом.

Одним утром Ахимас направлялся в сторону Горбатой горы. Он привычно вел за собой козленка. Ступая вдоль отвесных склонов, по все той же узкой и извилистой тропе мальчик подолгу задерживался на одном месте, оглядывая сверху аул, сухую долину в стороне и блестящее море. Ахимас любовался тем, как ярко светили лучи восходящего солнца и вместе с тем все вокруг оживало, наполнялось теплом и готовилось прожить новый, совершенно чистый день.

Приближаясь к вершине, Ахимас надеялся как можно скорей отпустить козленка порезвиться на открытом склоне и вдоволь нащипать сочной травы. Оба, хозяин и козленок, уверенно ступали вперед. Вдруг козленок соскользнул с тропы и покатился вниз по отвесному скосу. Сердце Ахимаса сжалось с испугом и он закричал. Похрипывая, козленок заблеял в ответ, но продолжал безудержно катиться вниз. Ахимас уже не видел козленка, но все еще слышал глухие удары копытц о крупные камни. Спрятав дудочку, Ахимас побежал вниз по камням вслед за козленком.

Все утро и добрую половину дня Ахимас истратил на поиски своего любимца, но никак не мог его найти. Он осматривал склоны горы, поочередно заглядывая в глубокие ущелья и овраги. При этом мальчик особо громко играл на дудочке, призывая козленка откликнуться. В порыве отчаяния Ахимас даже пробежался вдоль берега моря, где огибая крупные камни, заглянул в известную только ему пещеру. Он еще раз пристально осмотрел высокие склоны горы и сухую долину в стороне, но черного курчавого тельца нигде не было видно. Козленок не откликался на продолжительные зовы дудочки, как бы протяжно и громко она не звала. Наконец, совсем усталый и опустошенный внутри, Ахимас побрел в сторону аула.

Чем ближе мальчик подходил к приземистым саклям, тем сильнее он чувствовал густой запах дыма. В самом сердце аула набирал силы яркий огонь. Заключенные в кольцо из крупных камней пламенные языки неистово танцевали, извергая вокруг облака нестерпимого жара. Рядом с костром расхаживали мальчишки — абреки. Все вместе они о чем-то громко переговаривались, но издалека различить их слова было невозможно. Заметив Ахимаса, мальчишки позвали его к себе. Не зная чем себя далее занять и где точно искать козленка, Ахимас пошел в сторону костра.

Когда Ахимас приблизился к каменному кольцу, внутри которого выше прежнего поднимались злые языки яркого пламени, он увидел, как на своих острых кинжалах мальчишки запекали куски мяса. Ахимас вспомнил, что с прошлого дня он ничего не ел, в желудке заурчало. Один из абреков, с широким лицом и на удивление неприятными глазами, тот самый, кто чаще и обиднее всех подшучивал над Ахимасом, выступил вперед. С недоброй улыбкой, подергивая тонкой линией губ, он протянул кинжал с сочным куском хорошо зажаренного мяса.

— Угощайся! — громко сказал мальчишка.

Не задумываясь, Ахимас принял угощение и улыбнулся в ответ. Он надкусил хорошо спеченное мясо.

В этот самый момент широколицый громко захохотал. Схватившись обеими руками за живот, мальчишка отступил в сторону, где от одолевшего его смеха едва мог разогнуться. Все остальные развеселились не менее. Громко посвистывая, бессердечные сорванцы хлопали в ладони и продолжали безжалостно насмехаться. Кто-то в стороне подхватил с земли черную курчавую шкуру козленка и бросил к ногам Ахимаса.

Когда Ахимас осознал, что произошло, он с ужасом отбросил кинжал с мясом в огонь. Его глаза наполнились слезами. Ахимас хотел что-то сказать, но губы предательски онемев, лишь побледнели. Из горла не выходило ни звука, точно кто-то украл его голос. Резко повернувшись на месте, Ахимас побежал в сторону Горбатой горы.

Спотыкаясь и падая, несчастный мальчик бежал без оглядки. Он хрипел и задыхался, но все выше и выше поднимался по крутому подъему извилистой тропы. Сам не зная почему, он спешил.

Уже на самой вершине Ахимас упал на колени. Закрыв глаза руками, он, наконец, зарыдал. Несчастье, овладевшее Ахимасом в этот момент, было настолько велико, что не могло сравниться никакими словами. Умываясь слезами, мальчик глотал пыль и содрогался всем телом. Он не мог поверить в случившееся, от чего все более отрешался от окружавшего его мира. Ахимас удалялся в пустоту, в самую глубину своей боли и отчаяния. Холодный ветер насквозь пронизывал тело мальчика, будоражил космы темных волос и одежду. Ахимас не замечал ничего. Он только вспоминал о своем любимом козленке.

Через некоторое время мальчик овладел собой. Встав на ноги, он подошел к самому краю горы, не спеша, достал дудочку и набрал полную грудь холодного воздуха. Ахимас закрыл глаза и со всех сил задул в тонкое отверстие, покачиваясь всем телом над самой крайней точкой обрыва. Мальчик изливал ту самую мелодию, которой всегда звал козленка. В своих мыслях он надеялся вновь услышать стук маленьких копытц и увидеть облик своего курчавого любимца. Но козленок не возвращался, а в ответ Ахимас слышал только усиливающиеся завывания ветра.

Понемногу вдоль горбатых склонов зарождался туман, а над самой вершиной горы стягивались тяжелые и седые облака. Высокогорные вихри усиливались в своей полноте и порывах. Окружая Ахимаса со всех сторон, вихри вились столбами и яростно били в лицо, как если бы их кто-то дразнил. Один за другим злые порывы ветра пытались спихнуть Ахимаса с обрыва. Мальчик падал на колени и, не выпуская дудочки из рук, тут же поднимался, выпрямляясь в полный рост. Он отчаянно противостоял коварным силам ветров.

Как никогда до этого с неразделенной болью внутри, Ахимас изливал тонкую мелодию дудочки, если бы вместе с тем он отдавал и свое дыхание. В один момент мальчик сумел поймать и затянуть в свою дудочку резкий поток ветра и тут же, словно колдун, стал им управлять. Куда направлял дудочку Ахимас, туда и срывался холодный поток, разбиваясь при этом на белые кудри свистящего ветра. Все больше холодных вихрей держал Ахимас над верхушкой Горбатой горы, подчиняя каждый из них своей воле.

Ослепленный несчастьем, Ахимас направлял ветра из стороны в сторону. Вьющиеся потоки, огибая вершину горы, зловеще свистели. Разрывая на части седые облака и бесстрашно волнуя темное небо, Ахимас повелевал разрушительной силой. Одним движением он направил ветра на аул.

Шелест бездны разлился по склонам Горбатой горы. Срываясь все вместе, вниз по склону катились холодные и страшные вихри. Разрушительной силы потоки пронзительно выли, вздымались волнами и сметали все на своем пути. Сакли аула исступленно задрожали. Охапки бледной соломы, поднимаясь вверх, сливались в воронку темного неба. Вращаясь кругами, солома разлеталась на мелкие крохи. Оглушительные рокот мешался с криками ветра, небо пронизывал гром, молнии нещадно били о землю. Покосившись набок, стены саклей одновременно валились на части и раскатились по склону холодными валунами. Никто из жителей аула не мог спастись даже та женщина, из рук которой Ахимас принимал еду.

Когда Ахимас, наконец, остыл, все вокруг замолчало. Странная тишина поднималась к вершине горы. Глухой звук, проницая повсюду, наполнял дыхание мальчика звуками странных чужих голосов. Четче всех Ахимас различал голос доброй женщины, она шептала ему тишиной. Ахимас отбросил дудочку в сторону и отпустил на свободу ветра. Но ярость и злость продолжали наполнять сердце несчастного мальчика. Он тяжело взглянул на аул и только тогда по-настоящему понял, что сотворил. Ахимаса охватило ужасное чувство вины, он застыл на месте и постарел. Мальчик превратился в призрак седого колдуна, кто и по сей день живет на самой вершине Горбатой горы.

Когда над Горбатой горой собираются тучи и в протяжном завывании ветра слышится шепот бездны и тонкий зов дудочки — верно, будет дождь. Это колдун зовет своего маленького козленка, а когда тот не приходит, колдун начинает рыдать. С тяжелых туч срываются капли дождя и по склонам горы, окутанным облаками седого тумана, вниз сбегают ручьи слез, орошая влагой широкую долину в стороне.