Карачун

Был ясный морозный день. Снег искрился в лучах прозрачного солнца, стоявшего низко над землей. Зимний лес, погребенный под снегом, казался зыбким и хрупким. Дотронешься до него — и он исчезнет, рассыплется в снежную пыль. Под огромной, в небо, сосной, выраставшей из сугроба, стояли два ящика, доверху наполненные съестным, — единственное свидетельство того, что где-то неподалеку живут люди. В ящиках лежали конфеты в ярких обертках, пироги, пряники, золотистый каравай хлеба и стопка блинов, упакованная в целлофан. Чуть дальше стояли припорошенные снегом бутылки с густой янтарной жидкостью. Оглянувшись по сторонам — не видит ли кто — Артем озорно улыбнулся, набрал горсть конфет и рассовал по карманам. Одна из бутылок — пузатенькая заморская — отправилась в рюкзак, висевший у него за спиной.

— Тем, не бери, не для тебя положили.

Антон по праву старшего звучал назидательно и ворчливо. Щурясь от яркого солнца и ослепительно белого снега, он покачал головой и окинул взглядом дремлющий лес. Тихо скрипнуло сухое дерево, нарушив странную чуткую тишину. Из-под полуприкрытых снежных ресниц лес лениво наблюдал за людьми. Младший брат беззаботно пожал плечами, растянул в улыбке губастый рот.

— А кто видит-то? Здесь на километры ни одной живой души. Однако Антон озабоченно хмурился, настороженно поглядывал вокруг. У него было ощущение, что ящики трогать не следует. Мало ли что. Странно, что здесь, в лесу, в стороне от людских жилищ лежат сладости, словно дань грядущим суровым морозам, ветрам и непогоде.

— Тем, а помнишь, бабушка рассказывала… — Антон порылся в памяти, вспоминая увлекательные истории, которыми их потчевали в детстве. Воспоминания расплывались, не желая собираться в единую стройную систему. Раздался шорох. С сосновой лапы сполз тяжелый пласт снега и обрушился на Артема, запорошил темную голову и разрумянившееся от мороза лицо. Рассмеявшись, Артем встряхнулся, словно пес, сбрасывая снег, и, оттолкнувшись палками, легко заскользил на лыжах к деревне. Антону ничего не оставалось, как последовать за ним. Он был на десять лет старше брата, но несмотря на это всегда пасовал перед его убежденным легкомыслием и беззаботностью.

Пробежав по мосту через речку Тутырку, они вошли в деревню, укутанную снегом, безмолвную, как и лес. Несмотря на яркий солнечный день улицы в Тутовке были пусты, словно все жители вместе с природой погрузились в долгий зимний сон. Единственными обитателями деревни казались снеговики с морковками вместо носа, стоявшие в почти каждом дворе. Дом, куда они направлялись, стоял обособленно, поодаль от других домов. Когда-то он был обитаем — там жила бабушка Катя со своей многочисленной родней. Бабушка, дедушка, дядя Саша, дядя Витя и целая орава шумных хулиганистых кузенов… С той поры прошло очень много лет. Бабушки с дедушкой не стало, кузены разъехались — и дом стоял нахохлившись, как старый сизый голубь, за вылинявшим от постоянной непогоды забором.

Память братьев, когда-то приезжавших в деревню на лето, хранила впечатления о холодной быстрой воде в реке, рыбалке и походах в лес, гороховом поле, где горох был сладким как мед, и бабушкином пироге с брусничным вареньем. Тот мир детства, полный открытий и приключений, был намного привлекательнее, чем действительность. Решение сбежать от повседневности в прошлое пришло к обоим одновременно. Казалось, нужно просто сесть в машину и отправиться в путь, отложив заботы на время, — и жизнь изменится к лучшему. Они взяли недельный отпуск, загрузили машину едой, зная, что ассортимент товаров в единственном магазине в деревне невелик, в нем продавались преимущественно крупа, хлеб и конфеты. Тутовка находилась в десяти километрах от станции в самой гуще смешанных березово-еловых лесов и снабжение ее оставляло желать лучшего.

Дом сохранил знакомые с детства запахи, въевшиеся в стены, мебель и одежду, висевшую в прихожей с той далекой поры, когда они ходили пешком под стол, — куртки детей, ватник деда и старое бабушкино пальто. Позже Антон решил, что аура невидимого присутствия людей, когда-то здесь живших, помогла дому выстоять в годы одиночества и бесхозности.

— А помнишь? — начинал младший, не заставший и половины того, что видел старший.

— А знаешь? — продолжал старший, делясь ценным жизненным багажом. Здесь он мог взять реванш перед братом, который несмотря на разницу в возрасте во многих отношениях оказался впереди.

На следующее утро после приезда, нацепив лыжи, они отправились исследовать мир за деревней и, находившись до сонной одури по нетронутой белизне лесов, вернулись в дом. В печке затрещали березовые дрова, обогревая комнаты, забулькала картошка и зашкварчала рыба, готовясь по-деревенски на поде. Антон схватил ведра и полетел за водой к колодцу возле речки Тутырки.

Погода потихоньку портилась. В небе собирались облака, стягивались к деревне. Падал легкий пушистый снежок, серебрился на солнце. Антон, увязая в снегу, шел по улице и разглядывал крошечные домики, маленький пруд возле забора, стоявший в окружении ив и не покрывшийся льдом несмотря на холод, и удивлялся, насколько его детские впечатления отличны от того, что он видел сейчас. Мир выглядел маленьким и незначительным, убогим. Или он стал слишком большим? Красива и величава была природа вокруг, однако творения рук человеческих вызывали сожаление и сочувствие. Что-то кольнуло в груди Антона: после стольких лет ожидания, что когда-нибудь наступит время и он вернется в детство, он испытывал разочарование.

Добравшись до колодца на пустыре возле Тутырки, Антон остановился и огляделся по сторонам. Солнце скрылось за облаками, низко нависшими над землей. Реку окутывала густая дымка, медленно ползшая к деревне. В воде в колодце, поднявшейся почти вровень с краями, шли какие-то активные процессы. Где-то внизу, на дне, образовывались пузыри и поднимались вверх, скапливались на поверхности. Антон заглянул в колодец, чтобы увидеть, что там происходит. Вода пахнула остро, терпко, дыхнув в лицо морозной свежестью. Он отшатнулся, чуть не опрокинул ведро — вода плеснула, попала на ботинки и промочила их насквозь — Антон сморщился от резкого, как ожог, ощущения холода. Подхватив ведра и озабоченно посматривая на небо, он направился назад к дому.

Облака наливались тяжестью, клонились к земле, готовые распахнуться и исторгнуть снежные хлопья. Ветер гнал клочки тумана, собирал в огромное облако, медленно ползущее по деревне. Вот он дунул что было сил, поддал по облаку — облако напряглось, раскрылось и исторгло ворох снежных шаров, запрыгавших по земле. Шары разворачивались, освобождаясь от лишнего материала, у них появлялись лапы, голова и хвост — и вот уже целая стая снежных псов неслась по деревне, направляясь к пустырю. Из колодца, окутанная дымкой, поднималась фигура старца с посохом в руке. Ветер рвал шапку с его головы, развевал полы голубого кафтана. Вокруг него собиралась стая снежных псов. Их становилось все больше и больше — и вот уже весь пустырь был заполнен гончими псами-метелями. Старец нахмурил кустистые брови, крикнул резко, гневно, взмахнул посохом — и понеслась, завизжала пурга, сметая все на своем пути.

Антон со всех ног бросился к дому, добежал, заскочил во двор, захлопнул калитку. Он успел вовремя — один из псов, мчавшихся за ним по пятам, притормозил возле забора, пристально глядя на Антона. Его верхняя губа дрогнула, поползла вверх, обнажив всамделишные клыки. Антон смотрел на пса, не в силах отвести взгляд от ярких безжалостных глаз. Пес присел на задние лапы, намереваясь прыгнуть, — и Антон, выйдя из ступора, бросился к крыльцу. Он успел вбежать в дом на какую-то долю секунды раньше, чем пес, захлопнул дверь и задвинул щеколду — и пес торкнувшись в дверь, разъяренно завыл, досадуя, что упустил добычу.

— Где тебя носило, Тошка! Это эгоизм. Я сейчас с голоду умру, — Артем глядел сердито, но тотчас же сменил гнев на милость, заметив невеселый вид брата. — Садись. Все готово.

И впрямь, на стол было любо-дорого смотреть. На праздничной белой скатерти, нарытой где-то в бабушкиных закромах, стояли тарелки с кусочками жареной рыбы, копченой колбасой, пластинками семги, солеными огурцами и хлебом. В кастрюльке дымилась горячая картошка, а в центре стола красовался лесной трофей — наливка в дорогой заморской бутылке.

— Да как-то так… — сказал Антон устало. — Снегу намело по колено, пришлось по сугробам пробираться.

Артем удовлетворился ответом брата, не увидев в нем ничего странного. А Антон раздумывал, cтоит ли рассказывать ему о снежных псах и старце, выплывшем из колодца, и наконец решил не говорить, посчитав, что псы-метели и их повелитель, привидевшиеся ему в тумане, исчезнут поутру вместе с пургой. Утро вечера мудренее, рассудил он и, выбросив из головы все праздные мысли, подсел к столу.

Наливка оказалась превосходной, с тонким душистым очень знакомым ароматом. Однако ни тот ни другой так и не сумели распознать, на каких ягодах она была настояна. К концу трапезы на дне бутылки осталась тонкая полоса жидкости, не больше, чем в два пальца толщиной. За окном бушевала метель, ветер выл, как стая разъяренных демонов, бросая горсти колкого сухого снега в заиндевевшее стекло. Казалось, к дому стянулись все снежные псы, взяв его в тугое кольцо. А внутри было тепло и уютно от потрескивавших в печке березовых полешек. Дом надежно защищал гостей от разгулявшейся стихии, убеждая в том, что любовь близких и крепкие стены — спасенье от разрушительных сил Нави.

— Пойду подкину дровишек, — сказал Антон.

Полешки в печи почти прогорели, мерцали, вспыхивали оранжевым огнем угли. Обоим не хотелось идти в сарай за новой порцией дров. Кинули жребий. Антону выпала решка — проигрыш. И накинув куртку, он вышел в метель, жалея, что не принес дровишек побольше сразу. Снежных псов поблизости не оказалось. На него накинулся ветер, закружил, закрутил, завалил снежными хлопьями. Дверь в сарай оказалась открытой. Внутри была полная темнота, и он пошел, ориентируясь по памяти, — поленница находилась по правую сторону сарая возле стены. Его чуткие уши уловили какое-то движение, выбивавшееся из общей композиции звуков, — воя ветра и скрипа ветхих досок, из последних сил противостоявших метели, — звук легких крадущихся шагов. Он набрал дров и понес к выходу, стараясь не торопиться. Если это зверь, поспешное отступление, говорящее о том, что жертва напугана, может спровоцировать нападение. Выйдя из сарая, Антон обернулся — и увидел два ярких зеленых глаза. Зверь, кравшийся за ним по пятам, подошел к нему вплотную. Это был крупный кот наподобие барса. Поняв, что замечен, барс зашипел и скользнул назад в темноту, притаился в спасительном укрытии вещей. Антон выскочил из сарая и поскорее запер дверь.

Артем ждал его у окна, пытаясь что-то разглядеть сквозь густую завесу снега.

— Неужели к утру не закончится! — сказал он с досадой и обернулся к Антону, с головы до ног заваленному снегом. — В кои — то веки выбрались на природу и на тебе — метель.

Антон только плечами пожал. Его беспокоила не непогода, а присутствие в ней существ, в реальность которых он начинал было верить. Еще больше его тревожил крупный представитель семейства кошачьих, нашедший приют в их сарае. Что он там делает? Кого подстерегает это опасное животное?

— Артем! — сказал он задумчиво. — Эта метель. В ней есть что-то странное…Помнишь бабушка рассказывала о Карачуне? Это день зимнего Солнцестояния, когда открываются врата между Навью и Явью?

— Ну? — сказал Артем лениво — Она много чего рассказывала. И что? Ты как и раньше веришь в сказки?

— Погоди, — Антон собрался с мыслями, пытаясь выразить то, что до сих пор не давало ему покоя. — Эти дары в лесу. Не были ли они предназначены Карачуну?

— Хватит, Тош! — сказал Артем — Если кто-то выложил два ящика еды под елку, это не означает, что Карачун придет и потребует недостающие конфеты и бутылку наливки. Чушь! Антон попытался рассказать Артему о снежных зверях и Старце и замолчал. Чтобы доказать брату правдивость своих слов, ему пришлось бы провести его в сарай, а это опасно. Если к утру метель стихнет, не придется ничего объяснять. Если снег продолжится, Артем познакомится с пришельцами из Нави сам.

Артем видел десятый сон, а он все сидел за столом, прислушивался к вою ветра и шороху снега за окном. Отгонял тоскливые мысли, вспоминал бабушку и детские проказы, доставлявшие бабушке немало неприятных минут. Взять хотя бы тот набег на соседний сад. Она ни разу не отругала ни одного из своих внуков, не сказала резкого слова, а их у нее было пятеро. Став взрослым мужчиной, отцом, он не был ни терпеливым, ни мудрым со своими детьми. Кирюшке и Толику попадало не раз за меньшие провинности.

Напряжение, владевшее им, потихоньку улеглось. Антон сам не заметил, как задремал.

Стихла метель. Наступила яркая звездная ночь. Над домами поднималась огромная белая луна, заливая призрачным светом деревню, засыпанную снегом до самых крыш. Между домами бежала серебристая дорожка, уходила в далекий мир Нави, двери в который открываются лишь раз в году.

Треснул, ломаясь, хрусткий морозный воздух, разошлись края разлома и сквозь образовавшуюся щель в Явь скользнула тень. Потом вторая, третья… Антону снился древний Бог Зимы. В руках Карачун держит прозрачный ледяной посох. Он идет по полям со свитой гончих псов. В его тонком холодном лице нет ни злобы, ни ненависти — одно спокойное величие. Какова природа, таковы и ее Боги. Снилось Антону, что подходит к дому Карачун, касается посохом дверей — и слетают запоры, отворяется дверь, впуская грозного Бога.

Он проснулся от холода. По полу бежала поземка. В воздухе, мерцая, кружились и таяли снежинки. Антон бросился в прихожую. Дверь наружу оказалась открытой. В воздухе стояла тишина. Ни гончих снежных псов, ни Карачуна — ни единой живой души вокруг. Антон закрыл дверь и вернулся в комнату.

На бабушкином диванчике, где он только что лежал, сидела зыбкая темная фигура, сливавшаяся с чернотой окружавших ее предметов. И по цветастой шали, закрывавшей голову, плечи и грудь, он догадался, кто это был. Призрак поднял голову, на мгновение под платком мелькнули родные черты — припухшие веки и морщинки возле губ. Призрак разомкнул безгубую щель рта и прошелестел так, как шелестит трава в ветреный день.

— Угощение…

И снова повторил для верности:

— Угощение… Лес.

Призрак исчез, словно его и не было, на полу лежала цветастая шаль. Но посыл его стал ясен Антону: требы, принесенные в дар Карачуну, нужно было вернуть немедленно. Иначе… Он растолкал было брата: —

Темка, вставай. Поедем в лес! — и осекся. Не объяснишь это Артему, не поверит. Посмеется над ним его храбрый братец. Тем более, что пурга утихла, и снежные псы куда-то делись вместе с метелью. Махнув рукой, Антон сгреб остаток конфет, добавил те, что привезли с собой, бросил в рюкзак бутылку коньяку и встал на лыжи. Он верил, что все закончится хорошо. Утром, встав с постели, они вернутся в город в свою прежнюю, унылую, но такую безопасную жизнь. Призраки, гончие псы и суровый Бог останутся в этом погребенном под снегом месте, станут рождественской сказкой, острой приправой к запеченной индюшке и тушеному в горшочке мясу.

Сосна, под которой лежали дары, была видна издалека. Выложив сладости в снег у подножия дерева, Антон постоял и, чувствуя, что должен что-то сказать, произнес: — Прости. Взяли у тебя по незнанию и глупости.

Он пустился в обратный путь, чувствуя легкость и удовлетворение от того, что все закончилось и он свободен от страхов, а значит, прощен.

Но вот и улица, где стоит их дом. За то время, что он пробыл в лесу, что-то изменилось. Подъехав ближе, Антон внимательно осмотрел дом с торца. С места, где он стоял, были видны окна комнаты, в которой спал Артем. Одно из окон было неплотно прикрыто — между рамой и оконным проемом была щель, достаточная, чтобы в нее проскользнула узкая фигура кошки. Его сердце подпрыгнуло и встало, а потом пустилось вскачь. Антон крепко сжал в руке лыжную палку. Что бы там ни было внутри, испробует силу его рук. Он будет бороться. Снежный кот, пес или сам Карачун — не получат брата.

Смеясь над его самоуверенностью, ветер швырнул ему в лицо снежную пыль, запорошил глаза. Антон и не подумал поднять глаза вверх и взглянуть на небо. Там, в прозрачных кудрявых облаках, расцвела и растаяла насмешливая улыбка. Древний Бог был готов к сражению. Антон решительно направился к дверям.

В доме царила тишина. Равнодушная, мертвая, она сказала Антону, что все уже кончено. Он опоздал.

Антон бросился в спальню и остановился в дверях. Артем лежал на кровати в неловкой, скрюченной позе, но живой, не тронутый страшной зимней силой.

— Темка! Брат… — Антон был доволен, что тот по крайней мере жив. Тело брата менялось на глазах. Стерлись, огрубели тонкие черты, выдалась вперед голова, трансформируясь в волчью морду. Стали тонкими рыхлыми ноги и руки. На их месте вырастали крепкие лапы зверя — и вот уже перед Антоном стоял снежный волк.

Легкомыслен человек, он не думает о том, что ждет его в будущем.

Эх, не надо было трогать Требы, предназначенные в дар Карачуну! Ночь Карачуна — сказочный камень на распутье дорог. Сделай свой выбор, следуй предписанию судьбы.

Не захотел Антон оставить брата, миг — и на пороге дома стояли два снежных волка. Издал волк поменьше громкий долгий вой и отправился восвояси. Следом за ним бежал его брат — волк побольше — и скрылись братья в снежных бескрайних просторах.