Юбилей

Российский день рождения, бессмысленный и беспощадный…

К своему юбилею Евгений начал подготовку ровно за три месяца. День в день. Он положил первую тысячу рублей в банку из-под кофе, пробил в крышке щель, чтобы свободно пролезали купюры и, вооружившись клеем, закрепил крышку. Совершив, сей акт, он почему-то почувствовал себя зодчим, заложившим краеугольный камень в новую и прекрасную жизнь. Будущее виделось сквозь приятный глазу туман с преобладанием тропических красок.

Первым делом следовало определиться с количеством гостей. Список приглашенных многократно редактировался и, наконец, был распечатан в окончательном варианте.

За пару недель до знаменательной даты Жека высыпал содержимое копилки на стол. Реестр с фамилиями гостей находился тут же. Евгений аккуратно пересчитал деньги, прибавил в уме сумму, которая непременно будет вложена с последней зарплаты, и поделил на количество гостей. Частное от деления было смехотворно мало. Не далее, как вчера, была промониторена пара-тройка старых добрых общепитовских точек, и везде дружелюбные голоса озвучили примерно одинаковые суммы в расчете на одного едока. Несколько большие, чем он мог себе позволить.

— Что делать? — свербел в голове извечный русский вопрос.

Женя с грустью взял список дорогих гостей и крепко задумался. Вычеркнуть кого-то, значит, отказаться от приятных воспоминаний, милых сердцу событий. В общем, это почти невозможно. Юбиляр зажмурил глаза и наугад ткнул карандашом в лист бумаги. От избытка чувств он даже проколол список. Черная метка указывала на Борю Черепанова, двенадцатого в утвержденном реестре.

— Боливар не вынесет двоих, — Евгений грустно процитировал классика.

— Ну и ладно, ну и ничего, в конце концов, моей рукой водила судьба, все по честному.

В прошлом году Женька видел Бориса на встрече институтских друзей в любимой, когда-то, чебуречной. Мероприятие проходило в уютном банкетном зале. Там по старой доброй традиции следовало заказать закуску, пару бутылок вина для конспирации, а водку принести с собой. Как говорится: не нами заведено, не нам и отменять.

В тот день Евгений задержался на работе и опоздал минут на сорок. Он поднялся на второй этаж и увидел три совершенно одинаковые двери. Отовсюду доносились нестройные голоса, звяканье посуды, где-то уже распевались помаленьку. Женя быстро проанализировал ситуацию и пришел к выводу, что за сорок минут вполне можно созреть для хорового исполнения. Он толкнул дверь и в недоумении остановился. За длинным столом сидела дюжина толстых мужиков, ничем не напоминавших его дорогих друзей. Дядьки, все как один, имели красные и здоровые, как жигулевские колеса, физиономии. А у половины отсутствовала растительность на голове, полностью или частично.

— Где вы, молодые орлы, сухие и техничные?

Увидев Евгения, мужики радостно заулыбались, обнажив не полностью укомплектованные зубами челюсти.

— Заходи Жакан, не робей.

В этот момент Евгений узнал однокашников, узнал по голосам, да и глаза, пожалуй, остались прежними. Но шоу должно продолжаться!

— Извините, ошибся дверью.

— Давай, садись, это же мы.

— Извините, товарищи я, правда, не хотел мешать, — продолжал гнуть свою линию Жека.

Тут мужики заржали.

— Кончай Ваньку ломать. Мы, конечно, изменились, но не столько же.

Сидел он тогда рядом с Борисом, сохранившим, к слову, шевелюру и белозубую улыбку. Поговорить успели обо всем, даже условились встретиться на юбилее.

Воспоминания прервал телефонный звонок. Безграничное умиротворение на лице Евгения сменилось откровенной досадой.

— Да, — недовольно пробурчал он в трубку.

— Жека, здорово, — Черепанов моя фамилия.

— Вот ведь “аццкий сотана”, — невольно выдал пораженный до глубины души Евгений.

— Только что тебя вспоминал.

— Надеюсь по-доброму?

— Только так, и никак иначе. Сижу, ко дню рождения варианты считаю.

— И как, успешно?

— Понимаешь, задумано масштабное мероприятие, способное потрясти воображение, но есть маленькие нестыковки, и сейчас я над ними работаю.

— Мне ваши нестыковки хорошо известны. Идей много, денег мало.

— Какая проза! Но, в сущности, так оно и есть. Обзвонил несколько точек, и везде озвучили такую сумму, что “мама не горюй”. В моей однокомнатной, сам понимаешь, всех не соберешь, хоть список гостей начинай сокращать. А там же одни боевые товарищи.

— Да, дела, — Борис немного помолчал. — Думаю, что смогу тебе помочь. На следующей неделе мое семейство на отдых уезжает. Так что, дом в нашем распоряжении.

В процессе дальнейшей беседы было условлено за недельку до мероприятия встретиться и предметно обговорить финансовые и организационные вопросы.

Евгений повесил трубку и виновато подумал о своем недавнем поступке. Борис был снова внесен в список, но уже под номером один.

Ситуация поменялась в корне. У Бориса в черте города имелся небольшой двухэтажный дом. А это позволяло провести массовые народные гуляния на лоне природы.

Женька попил чаю и мирно отошел ко сну.

Сон был довольно мрачным и непонятным.

Евгений стучит кулаком в закрытую дверь, обшарпанную, с подтеками масляной краски. Тяжелые удары способны разбудить и мертвого, но хозяева не спешат на встречу гостю. Наконец, дверь открывается, и Жека проходит в помещение, заставленное большими горящими свечами. Фитили, толщиной с бельевую веревку, коптят и потрескивают. Чей-то ехидный голос советует Жеке:

— Задуй, и будет тебе счастье.

Евгений дует, но свечи не гаснут. Наоборот, пламя становится сильнее, фитили трещат, воск катится огромными каплями. Свечи начинают расти, и превращаются в колонны Казанского собора. Бескрайний лес из колонн, скользких и пышущих жаром. Появляется чувство панического страха, и потом наступает тишина. До звона в ушах. Звон все сильнее и сильнее, его невозможно терпеть, и тут Евгений просыпается.

Звонит будильник, 6 утра. Начинается новый день.

Внезапно открывшиеся возможности позволили в полной мере проявиться фантазии именинника. А для этого необходимо правильно использовать пространство, выстроить декорации, определиться со звуковым рядом. В качестве актеров Евгений представлял дорогих гостей, ну, а главную роль он, естественно, оставил себе.

Скромный загородный домик казался ему драматическим театром, на подмостках которого и будет сыгран спектакль из жизни современников.

Сценарий перфоманса Евгений подготовил за неделю. На 99%. Чем все это закончится, не мог бы предположить никто. Был определенный расчет на импровизацию и мастерство участников.

На следующее утро, так сказать, на свежую голову, Женька внимательно перечитал рукопись и счел, что сценарий получился несколько эклектичным. Купеческий разгул соседствовал с элементами светского раута, черты советского культурно-массового мероприятия — с новорусскими традициями.

За семь дней до праздника он стал обзванивать друзей, в строгом соответствии с реестром. Отказники и колеблющиеся отсутствовали, и это не могло не радовать.

Женская половина была представлена двумя верными боевыми подругами. В те далекие годы их всегда отличали искрометный черный юмор и способность к импровизации. Кроха и Муха съели пуд соли с юбиляром и, безусловно, достойны, принять участие в праздновании.

Евгений набрал номер Елены Крохиной и начал считать гудки. После пятого трубку сняли, и неизменившийся Ленкин голос сказал:

— Кто ты, незнакомец?

— Это я Лен, узнала?

— Жека, ты, что ли?

— Я, я, — с немецким акцентом отчеканил Евгений. — Натюрлих. У меня скоро день рождения, и я приглашаю тебя и Муху, если конечно, вы, старушки, еще в состоянии шевелиться.

— Будь уверен, в состоянии, а кто из самцов будет?

— Та же компания, что и много лет назад, плюс институтские товарищи.

— Новенькие — это хорошо, будем непременно, диктуй координаты.

Незаметно пролетело время, и пришел, наконец, долгожданный день. Проснувшись, Евгений выглянул в окно и был приятно удивлен. На небе полыхало весеннее Ярило, кое-где присутствовали легкие белые облачка, и натюрморт не портили. Все благоприятствовало мероприятию. За час до акции Жека вышел на улицу, довольно быстро поймал машину и помчал, предвкушая новые впечатления.

Евгений толкнул калитку и очутился во дворе. Прямо от ворот начиналась зеленая ковровая дорожка (красной не нашли, как не искали), она повторяла изгибы крыльца и исчезала в гостиной. По обе стороны от дорожки располагались гости, расставленные твердой Борисовой рукой. Юная девушка с подносом ждала юбиляра на верхней ступеньке. На подносе красовалась почерневшая от времени серебряная чарка, а рядом каравай ржаного хлеба с солонкой. Евгений ступил на дорожку и, чеканя шаг, направился к крыльцу.

— Нам нет преград, ни в море, ни на суше, — звучало из колонок.

Со стороны это напоминало шествие героя— космонавта для рапорта главе правительства. Только вместо военной формы на юбиляре были надеты черные, тщательно отутюженные брюки, белая, как первый снег, рубашка с расстегнутой верхней пуговицей. Под рубашкой — черная водолазка, а завершал туалет, опять таки, черный берет, сдвинутый на левое ухо.

Недрогнувшей рукой Евгений опрокинул чарку и пожевал горбушечку. Прием пищи продолжался пока звучала заздравная:

— К нам приехал, к нам приехал Евгений Саныч дорогой…

Затем он повернулся к гостям и произнес небольшую речь.

— Дорогие мои! Я очень рад, ведь вы нашли время, чтобы принять участие в этом скромном торжестве. Прошу, пройти в дом, выкушать водочки за мое здоровье, закусить и предаться безудержному веселью.

После чарки, в которой было грамм 150, Жека почувствовал легкий кураж. Он потрепал молодку по щеке и направился в гостиную.

Борис незаметно щелкнул пультом, и в колонках зазвучал саксофон. По сценарию фуршет должен сопровождаться приятными джазовыми композициями, как в голливудских фильмах.

Чинно и благородно, уступая дорогу, гости повалили в дом.

Пройдя через довольно тесный коридор, Евгений очутился в большой гостиной. У длинной стены располагался уставленный едой стол. Здесь были холодные закуски: отварное мясо, порезанное тонкими ломтиками, карбонат, красная рыба, различные салаты, большая посудина с селедкой под шубой и много чего еще. По краям стола — горки из тарелок, в специальных лотках — вилки, ложки и ножи. Стулья в комнате отсутствовали. Прием пищи предполагалось провести стоя, в лучших традициях самообслуживания.

— Так, а где же спиртное? — он оглянулся, ища глазами Бориса.

Тот продемонстрировал, незнающую мозолей ладонь, мол, все под контролем, и кивнул в сторону кухни. Оттуда, покачивая бедрами, появились две особы женского пола в коротких белых халатиках. Халаты явно принадлежали жене Бориса, работающей в одном известном медицинском учреждении. Дамы держали в руках подносы, уставленные рюмками с алкогольной продукцией.

— Прошу всех взять напитки, — важно произнес Борис.

Он громко откашлялся, привлекая внимание. Ведь далее, согласно утвержденному сценарию, наступало время поздравлений. Вкратце обрисовав нелегкий жизненный путь юбиляра, и упомянув заслуги перед отечеством, он пожелал многие лета и перешел к самому интересному.

— Мы, — Борис рукой описал круг, — долго думали, что подарить человеку, у которого все есть. После долгих споров, сомнений и в результате всенародного обсуждения мы решили подарить вещь, которую ты легко сможешь унести в руках.

После этого оратор вытащил из-за спины небольшой кейс и эффектно поднял крышку. Внутри лежали плотно уложенные пачки денег. Зеленого цвета. Новенькие пачки ……………десятирублевок.

— Владей и ни в чем себе не отказывай.

Поблагодарив, Евгений принял чемодан, и, поскольку его весьма интересовало, есть ли под пачками второй ряд, незаметно сунул руку под купюры. Как и следовало ожидать, на дне находились какие-то книжки в мягком переплете.

— Вот ведь мерзавцы, собрали, наверное, по тысяче, а потом долго меняли на червонцы. Зато, эффект каков!

Заныкав чемодан в комнате на втором этаже, Жека направился в гостиную. Банкетный зал с верхней ступеньки был как на ладони. Гости окружили стол и с редким воодушевлением сооружали на своих тарелках натюрморты в духе фламандских живописцев. Кроха и Муха, похоже, опять были на диете и начали чревоугодие со свиного окорока. А еще они недовольно косились в сторону соперниц в белых халатах.

Быстро сбежав вниз, Евгений подозвал Бориса.

— Слушай, а откуда девочки?

— Да, так, просто хорошие знакомые. Вот за долю малую согласились помочь.

Глядя на хитрую Борисову физиономию, нетрудно было догадаться, чем тот занимался в отсутствии жены.

— Видишь, какой стол соорудили. Через часик-другой горячее вынесут, а потом я их рассчитаю, — он похлопал по нагрудному карману.

— Через часик-другой, наши мачо начнут реагировать на все, что шевелится, — предупредил по-дружески юбиляр.

Евгений заглянул на кухню и обнаружил, протирающую бокалы, курчавую даму. От усердия она высунула язык и весьма напоминала болонку. Вторая — длинноволосая и белокурая, открывала водочную поллитровку. Блондинка надувала гигантские пузыри, причмокивала и катала жевательную резинку по всей полости рта. Если на кухне что-то и не было покрыто брызгами, так это продукты в вакуумной упаковке.

— Все при деле, и это есть хорошо, — удовлетворенно пробурчал Евгений и пошел в люди.

Второй тост, пока народ еще не раскачался, опять взял на себя Боряныч. В свое время он увлекался научной фантастикой, а ныне перешел на мемуары. Хорошую литературу он всю перечитал, а “новодел”, похоже, душу не трогал. В этот раз его немного переклинило на Второй Мировой. Тосты он называл “сталинскими ударами”, а водку в рюмках — “сто грамм наркомовских”.

Так вот, эти самые “сто наркомовских” он поднимал за верность Евгения Саныча традициям, за его теплые чувства к друзьям, пронесенные через время и так далее и тому подобное.

Жека помнил, что “сталинских ударов” было десять. Перемножив в уме десять на сто, именинник решил беречь силы.

Далее лица ораторов стали различаться с трудом, речи не баловали разнообразием, но встречались с большим воодушевлением. А потом дамы истребовали музыку. Евгений был готов побиться об заклад, что те хотели объявить белый танец. Но, не тут то было. В play-листе у Бориса значилась группа “Slade” — “Don`t blame me”. Под истошный крик Нодди Холдера заколыхались пивные животы и необъятные бюсты. Леха решил, как в старые добрые времена сесть на последнем аккорде в шпагат, но попытка не увенчалась успехом. Что-то громко хрустнуло, и все танцевальное отделение страдалец просидел на кухне, принимая “обезболивающее”.

В отличнейшем расположении духа Евгений вышел покурить на крыльцо. Начинало смеркаться, в небе появилась первая звездочка.

— У некоторых людей душа прибита к телу ржавыми гвоздями, ей не дано воспарить, — философствовал именинник. — Но это не касается, слава богу, моих друзей.

После четвертого тоста по сценарию полагался номер художественной самодеятельности. Борис вынес из-за кулис черную “кремону” и с поклоном вручил Маэстро. Жека ждал этого момента и поэтому этап скромности и нерешительности (я давно не брал в руки инструмент или я ушел из большой музыки) был безжалостно пропущен. К тому же, после четвертой он находился на верном пути к катарсису. А по сему, смачный ля мажор разорвал благоговейную тишину.

— А до любимой путь далек

— А шли мы задом поперек

— А вдруг из маленькой избушечки

— Вылезает паренек

— Черным саваном покрыт

— Костью таза шевелит.

Последние две строчки завершали каждый куплет и пелись хором.

Затих последний аккорд, и Кроха страстно прошептала:

— О, ты мой герой!

— Сними берет. Ты в нем, как крендель из Scorpions.

— Нет, он похож на Че Гевару, товарищ Че, — уверенно сказала Муха.

— Э-эх, Мухина. Хорошо, что не дедушка Хо. А берет я снять не могу, это часть имиджа.

На волне всеобщего воодушевления, хитро поглядывая на Кроху, Евгений выдал хит старой питерской группы “Зеркало”:

— Как тень вползает в души

— Грызет и сушит

— Пьет из сердца кровь

— Лицемер, лицемер

— Лжи наперсник, лести мэр.

И опять народ расчувствовался. Понимая, что надо ковать железо, рокер исполнил “В круге чистой воды” из старой “Машины”. Перед глазами уже стояли фонтаны праздничного салюта.

— Я раскрасил свой дом

— В самый праздничный свет

— Написал на небе своем

— Бесконечный рассвет.

Едва затих последний аккорд, народ пришел в себя и потребовал закрепить ностальгические настроения очередной рюмкой. Гитара была отобрана и унесена в неизвестном направлении.

После шестого или седьмого тоста Евгений почувствовал, что ситуация понемногу начинает выходить из-под контроля. Он вышел покурить на крыльцо и услышал хруст ломаемого штакетника. Коля, Витя и Леша с деликатными, пока еще, криками “Кья” наносили техничные удары по новому Борькиному забору. Ничего нет смешнее, чем стоящие на полусогнутых, пузатые мужики. И какие бы “красивые” позы не принимались, необратимые возрастные изменения делали их весьма комичными. Вспомнив годы юности, Евгений слегка загрустил, т.к. в конце любой вечеринки, бойцы Шаолиня испытывали потребность самовыражения в честном спортивном поединке.

За кустами смородины Кроха и Муха таскали за волосы соперниц. Так и не дождавшись, пока Борис рассчитает девиц, дамы решили взять дело в свои руки. Силы были явно не равны.

Музыка гремела, щепки летели, волосы трещали. Стоя на крыльце, Женька как бы парил над происходящим. От его внимательного взгляда не мог укрыться ни один поворот, ни один нюанс стремительно развивающихся событий. Понимая, что любая попытка внести коррективы, обречена на неудачу, Евгений пытался хотя бы запечатлеть в памяти праздник, которого он так долго ждал.

Через четверть часа мужчины и женщины, под ручки, вернулись с улицы. По их довольным лицам можно было понять, что победы одержаны: забор повержен, а “грязные потаскухи” выдворены за пределы участка.

Далее происходило следующее: группа людей хаотично перемещалась по гостиной, что-то бубня, стуча вилками и рюмками. Иногда слышался густой баритон Бориса:

— Девятый.

Тост был кратким, как выстрел. Толпа на мгновение прекращала шататься, приводила его в исполнение и вновь рисовала узоры.

После зычного крика: “Десятый”, ряды бойцов поредели. Евгений, уже плохо различающий удаленные предметы, направился во двор, глотнуть свежего воздуха. Метрах в десяти от ступеней лежало нечто. Жека подошел ближе и увидел живописную картину.

На молодой травке под цветущей вишней громко сопели Саша Алексеев и Котя Иванов. Десять сталинских ударов сломали сопротивление немолодых уже организмов. К губе некурящего Вити прилип кривой чинарик “Беломорканала”, а в расстегнутой ширинке находился огромный красный корнеплод. На голове Саши был свит венок из каких-то желтеньких цветочков. Завершали пейзаж, белые тетрадные листочки, на которых было написано:

братец Иванушка (на груди у Иванова) и сестрица Аленушка (у Алексеева)

— Узнаю коварные женские козни, — подумал Евгений, ища глазами Кроху и Муху.

Месть мужской половине была осуществлена, а теперь оставшиеся в сознании должны увидеть гвоздь программы — канкан на столе. Борис с помощью Мухиной пытался взгромоздить Кроху на стол. И третья попытка не увенчалась успехом. Ребятам здорово помог бы мостовой кран. Юбиляр подключился к погрузочно-разгрузочным работам, и многопудовое тело было, наконец, поднято на подмостки. Титанические потуги отняли у бедной женщины последние силы и она, тихонько всхрапывая, опочила у корыта с селедкой.

Оставшись одна, Муха, плотоядно оглядела мужское народонаселение. Джентльмены, спрятав глаза, моментально рассосались.

Спустя полчаса она была замечена несущей во мрак ночи тело Игоря Тихомирова. Тело находилось в коматозном состоянии, и сопротивляться не могло. Прощай, дорогой товарищ!

В полночь состоялся праздничный фейерверк. Ракеты, подобно системам залпового огня, размещались в пестрых коробках и были готовы поразить все живое на земле и в небесах. Нетрезвые пиротехники установили боеприпасы под вишню и приготовились выполнить любое распоряжение командования.

С крыльца на земную твердь вихляющей походкой снизошел Борис, напевая:

— Артиллеристы, Сталин дал приказ…

— Прицел двадцать, трубка пятнадцать, беглым….огонь!

— Есть огонь, — промычали из-под вишни и запалили фитиль.

Первая коробка отстреляла удачно. Все ракеты, оставляя за собой огненный шлейф, ушли в безоблачное небо и рванули так, что завыли собаки. А вот со второй вышел конфуз. Что случилось на самом деле, никто впоследствии так и не вспомнил. Но, по одной из версий, ракета срикошетировала от ветки цветущей сакуры и с воем ушла в окно на втором этаже, где благополучно и взорвалась.

Евгений увидел, как кромешная тьма вдруг сменилась ослепительной вспышкой, сопровождаемой оглушительным хлопком. Спустя считанные секунды, в окне показалось пламя. Еще пара минут потребовалась имениннику, чтобы сообразить: там, за диваном, находится его кейс с прекрасными зелеными купюрами.

Женька тихонько заскулил, сорвал с головы берет, с молодецким гиком швырнул под ноги и, подбадривая себя истошными воплями, взбежал на крыльцо. Через минуту его закопченная физиономия появилась в окне. За спиной колыхались огненные языки, отрезая путь к отступлению. Евгений с чемоданом в зубах взобрался на подоконник, в глазах блестели слезы неподдельного счастья. Не мешкая, он прыгнул на водосточную трубу и, крепко обняв ее, соскользнул вниз. Впоследствии он так и не смог объяснить, зачем он это сделал. Денежная сумма была так ничтожна, что разумные основания для подвига отсутствовали.

К счастью в доме уже никого не было. Те, кто мог перемещаться в пространстве, вышли посмотреть салют, кто не мог, были вынесены и заботливо уложены на молодую травку. Несколько пар мутных глаз молча смотрели на догорающий дом. Никто не сделал попыток вызвать пожарных. Их вызвали соседи. Когда приехали большие красные машины, крыша уже обвалилась. Несколько бревен, как гигантские свечи, стояли почти вертикально. А порывистый ветерок уносил в темноту снопы искр.

Ощущение, что он все это уже видел, не покидало Евгения.

P.S. В результате праздничных мероприятий люди и животные не пострадали. Дом отстроили заново, и он стал еще краше. В результате всенародного обсуждения было решено, что никто не виноват. Просто несчастный случай.