Только тот, кто никогда не был зверем, мог придумать таблички, запрещаюшие их кормить.
Дж. С. Фоер
Я купил в киоске разнообразные ручки, карандаши, фломастеры и даже мелки. Ей богу, рисование на асфальте не входило в мои планы, но я купил эти проклятые мелки. Устроившись поудобнее в тени парка, я раскрыл совершенно новенький блокнот, задумался на минутку и вывел аккуратным почерком:
Хочу.
Но слово выглядело блекло и не отражало остроту желания. Попробовал цветные карандаши, все 12 штук — не помогло. Настал черёд фломастеров:
Хочу!
Хочу?
Хочу…
Х
О
Ч
У
У
Ч
О
Х
Но даже разноцветным оно выглядело не так: мёртвым, фальшивым, уродливым. Тогда я взял простой карандаш. Это, на мой взгляд, самая удобная вещь в мире. Может, всё дело в шуршании грифеля по бумаге? Оно напоминает звук стекающих крупиц в песочных часах, шум дождя посреди душной ночи, шкворчание яичницы на сковородке, шелест опадающей листвы или рокот океана, нет, не моря, а именно океана. Или шуршание ленты в старых, уже никому не нужных магнитофонах. Или… трения друг о друга женских чулок. Да, последний вариант мне понравился больше всего, поэтому, улыбаясь, с вдохновением вывел новое «хочу».
— Ты неправильно пишешь.
Я вздрогнул и выронил карандаш.
Мелкое чудо в клетчатой юбке и с аккуратно заплетенными косичками с любопытством изучало каракули, стоя у меня за спиной:
— Ты совсем не умеешь хотеть.
— Ты так считаешь?
Чудо уверенно кивнуло.
— А ты умеешь?
— Конечно!
— Научишь меня?
Чудо хитро прищурилось:
— А что мне за это будет?
Я рассеянно осмотрел канцелярские сокровища:
— Мелки. Ты же любишь цветные мелки?
— Они вкусные, — после недолгих раздумий вынесло вердикт чудо. И быстро, боясь, что я передумаю, спрятало мелки в кармашек. А поперёк листа появилась большая надпись неровными, кособокими буквами: «хачю».
— Вот, — чудо с гордостью любовалось своим творением, — теперь ты знаешь, как правильно хотеть.
Я повертел блокнот и так и эдак, даже изучил листок на просвет.
— Да, ты права, что-то в этом есть. Но это твоё «хочу». Я не могу оставить его себе, — и протянул чуду вырванный лист, сложенный вчетверо. — Но я могу угостить тебя мороженым, идёт?
Оно довольно кивнуло: кто в здравом рассудке станет отказываться от вкусного мороженого?
Но не успел я подняться, как на меня тут же налетел сумасшедший ураган и со всей дури заехал сумкой. Вас когда-нибудь избивали дамской сумкой? Такой маленькой и воздушной на первый взгляд, но ужасно болючей на поверку.
— Извращенец! — весьма невежливо визгнул ураган. — Я полицию позову!
— Позвольте! Что я сделал плохого? — уворачиваться от ударов было делом нелёгким, но я старался.
— Ма-а-ам! — ревело во всё горло чудо. — Хочу мороженого!
— Извращенец! Маньяк! — не утихал ураган.
— Хочу-у-у мороженого! — топало ногами чудо.
— Успокойтесь! — жалобно стонал я. — Вы всё не так поняли.
Прохожие стали оборачиваться, тыкали пальцами, а из кустов выскочил лохматый пёс и внёс своё веское «ваф!».
— Место! — рявкнул кто-то басом, и все разом подчинились команде, замерев на месте.
Надо признаться, мне самому ужасно захотелось встать на четвереньки и издать утвердительное «ваф». Иногда очень важно, чтобы кто-то в вашей жизни издавал «ваф!».
— Простите, — смущаясь, женщина поправила причёску. Если бы она могла, то спрятала бы всё своё смущение в сумку. Ах, это было бы так удобно, и какие перспективы открылись бы для галантерейной промышленности: чемоданы радости, саквояжи злости, портмоне тихой грусти, портфели разочарования — жить стало бы куда проще. И я смог бы найти мешочек для своего «хочу». Я бы сделал этот мешочек своими руками.
— Мне так неловко. Я чересчур импульсивна, но хожу на специальные тренинги. Ещё раз простите.
— Чепуха, — отмахнулся я. — В такой век живём: вокруг одни извращенцы.
— Ма-а-ам, хочу мороженого! — не унималось чудо.
— Позвольте, я всё же угощу вас. И мы вместе посмеёмся над этим недоразумением.
В результате мы съели по три порции мороженого. Я купил чуду пять воздушных шариков, одну раскраску, две сахарные ваты, значок в виде ромашки, водяной пистолет и мыльные пузыри. Я выслушал душещипательную историю жизни этой женщины, узнал, когда и чем болело чудо, когда их бросил муж, сколько уходит на родительские взносы в школе и попытался разгадать тайну исчезновения носовых платков.
Уже подходя к дому, она робко пригласила к себе — на… чашку кофе.
— Нет, простите, я совершенно не люблю кофе.
— Быть может, тогда чаю? — надежду, отчаянно плескавшуюся в её глазах, не заметил бы разве что слепой.
Но я и был слеп, духовно слеп, иногда это меня спасало.
Тогда были предложены сок, стакан воды и даже кефир.
И кто из нас после этого маньяк?
***
— Генри, а испытываете ли вы, — тут она запнулась. Тут все они запинаются о собственную толерантность, — интерес к девочкам.
— Я не педофил, — главное — смотреть в глаза и говорить тихо, но чётко, чеканя каждый звук.
— Значит, не испытываете?
— Нет. И к мальчикам — тоже.
— Я не спрашивала о мальчиках, — нервное пощёлкивание шариковой ручкой.
Доктор Ро — мой шестой по счёту душеврачеватель. Молода и неопытна, совершенно неопытна, во всех смыслах этого слова. Волосы собраны в аккуратный хвост, почти никакого макияжа, скучный серый костюм без намёка на женственность, на шее талисман всех мозгодёров — платок, который она постоянно поправляет. Ноги плотно сжаты, так плотно, что издали это наминает русалочий хвост.
Моя ненаглядная доктор Ро, она стоит мне в три раза дешевле всех её предшественников. А я — эксклюзивный экземпляр, драгоценный подопытный кролик, которого можно разделывать как душе угодно, с интересом изучая его нутро.
Мы обоюдно выгодны.
— Генри, зачем вы ко мне ходите? За четыре сеанса мы не продвинулись ни на шаг.
— И не продвинемся.
Пощёлкивание ручкой стало более агрессивным.
— Мы не продвинемся, пока вы не перестанете искать во мне то, чего и в помине нет. Повторяю, я не педофил. И маленькие мёртвые котята меня тоже не привлекают.
— А что же привлекает?
Извлекая свой любимый блокнот, я ещё раз окинул взглядом прелестный «русалочий хвост»:
— Я вчера купил словарь синонимов.
— Необычный выбор.
Щёлканье резко прекратилось.
— Очень увлекательное чтиво. Вот, что составители предлагают взамен «желанию»: вожделение, искушение, похоть, влечение, тяга, голод, жажда, склонность, мания, болезнь, потребность, страсть, горение. И это самая малость из предложенного. Такие разные слова, но объединенные одним значением. А знаете, что мне приглянулось больше всего?
Она немного наклонилась вперед, слегка раздвинув ноги. Изящные, тонкие в щиколотках ножки.
— Зов и зуд. Одна часть меня слышит зов, другая мучается от зуда.
***
Квартира встретила привычной тишиной. Только тихое гудение холодильника, который давно пора разморозить. Подумывал завести собаку, но боялся, что не сумею заботиться как следует.
Я и о холодильнике-то позаботиться не могу.
Скинул одежду и вытряс барахло. Стиральная машина довольно распахнула серебристую круглую пасть, в которую тут же угодили брюки и рубашка. Машина довольно завибрировала, зачавкала.
Нет, никаких собак, с бытовой техникой куда удобнее.
Среди ключей и кучи визиток, стыдливо прикрываясь прилипшей обёрткой от жвачки, лежал сложенный вчетверо листок.
Хачю.
И когда чудо успело его подкинуть?
Х
А
Ч
Ю
Всего одно слово, но отчего же так дрожат руки? Почему всё горит изнутри? Зачем блаженно прикрываются глаза?
Х
Я со стоном залез под душ.
А
Резко повернул вентиль с холодной водой.
Ч
Крик радости и боли нарушил тишину пыльной квартиры.
Ю
И я содрогнулся от наслаждения.
Если мне так хорошо, почему же так стыдно?
***
— Генри, думаю, вам стоит сменить доктора.
Я удивлённо перевожу взгляд с её прелестных ножек на каре-вишнёвые глаза.
— Это плохая идея. Чем я провинился? Чеки исправно высылаются.
— Нет, не в этом дело. Мне кажется, я не подхожу вам как специалист. Мне кажется, вам он вообще не нужен.
Сегодня её макияж чуть более выразителен, блузка с глубоким вырезом и вызывающе обтягивающая юбка.
— Видите, Ро, у этого дивана сломана одна ножка.
Она покраснела до кончиков ушей:
— Я надеялась, что это не так сильно бросается в глаза. Он куплен на распродаже и…
— Не надо оправдываться, вы не первая, кто заменяет сломанную ножку стопкой ненужных книг. Я всё детство проспал на подобной кровати, только у неё не было двух ножек.
Она закрыла лицо руками. Но такую обворожительную улыбку трудно скрыть.
— Я как этот потёртый диван. Выломать оставшиеся ножки и подложить книги — я могу и сам. Но как долго прослужит такая конструкция? — я подался вперёд и убрал руки с её кукольного личика. От прикосновения она вздрогнула.
— Я хочу, чтобы вы отремонтировали мой «диван», Ро. Хочу стать полноценным и надёжным.
***
Курьер был смазлив и прыщав, один из тех хлыщей, что считают достаточным для обольщения наличие дорогих часов и модного одеколона. Готов поспорить, настоящей женщины у него никогда ещё не было.
Я спокойно захлопнул дверь перед его носом, оставив без чаевых.
Да, иногда я чудовище. И за это ни капельки не стыдно.
Коробка была идеально гладкой, матовой, желанной. Она пахла канцелярским клеем, скрепками, краской, складом, магазином игрушек, руками, которые к ней прикасались, она пахла ожиданием. Я вдыхал этот запах снова и снова, прислонившись к стене и трясясь от предвкушения. Высунув кончик языка, лизнул самый краешек и засмеялся над собственным ребячеством.
Через сколько рук прошла эта коробка, в скольких машинах путешествовала, прежде чем попасть сюда — это не важно, это обыденная серость. Главное, я буду первым, кто её вскроет.
Я!
Буду!
Первым!
Чудовище безжалостно кромсало обёртку, рвало зубами картонные стенки в клочья, вдыхая соблазнительный запах новизны вновь и вновь, смеялось и плакало. Оно было счастливо и противно само себе.
Солдатики, лежавшие до этого в коробке идеально ровным узором, сиротливо валялись под ногами. Единственные свидетели моего позора, как и другие, стоявшие на полках в книжном шкафу, на подоконнике, на холодильнике, на тумбочке возле кровати и даже под кроватью.
Каждый раз, когда чудовище внутри меня слышит зов, человек снаружи, одолеваемый болезненным зудом, заказывает новую коробку с оловянными солдатиками.
***
Сообщение от доктора Ро застало меня на работе:
«Добрый день, Генри. Вынуждена отменить ближайшие два сеанса, мне надо на некоторое время уехать. Если вам потребуется неотложная консультация, обращайтесь к доктору Г. В. Вайцковски. Спасибо за понимание».
От злости грохнул кулаком по столу, стаканчик с карандашами подпрыгнул и завалился на бок. Чудовище внутри недовольно зарычало. Карандаши один за другим, как бросаясь в обрыв, со стуком посыпались на пол.
Вайцковски!
Как можно обращаться к доктору, чьё имя невозможно выговорить?! Как можно лечить с таким именем? Как вообще можно жить с таким именем?
Как можно было бросить меня на целых два сеанса?
«Тебя?» — хмыкнул чудовище. — «Нас!»
Надо срочно заказать новую партию солдатиков. Руки механически набирали адрес любимого сайта, избивая клавиатуру, будто там было лицо того самого Вайцковски. Но доставка возможна только через 48 часов!
Сорок восемь часов ожидания, боли, страха, сорок восемь часов пытки и унижения.
— Генри, глянь, какую чудную куклу я купила племяннице, — секретарша босса, сияя от восторга, обнимала большую ядовито-розовую коробку. — Ползарплаты отдала. У неё настоящие волосы, прикинь. И новый, какой-то модный материал резины, напоминающий по ощущениям человеческую кожу. И придумают же, правда? Убила бы в детстве за такую игрушку.
— Здорово, — выдавил из себя вежливую улыбку. — Я бы тоже.
— Убил бы за куклу? — она поставила коробку на стол перед самым моим носом и стала собирать карандаши. — Чудной ты, Генри, в отпуск тебе пора.
Я не слушал, я был заворожен вишнево-карими глазами куклы. И волосы точь-в-точь, как у предательницы Ро.
«Но мы накажем её», — с предвкушением заурчало чудовище.
«Кого?» — я сглотнул набежавшую слюну.
«Обеих», — кокетливо хихикнули в ответ.
Вечером весь офис стоял на ушах. Все сотрудники от самого босса до уборщицы носились в поисках безвестно пропавшей куклы. Я лично утирал слёзы зареванной секретарше, жертвуя платком.
— Ну как же так? — стонала она. — Куда она могла подеваться? Кому она нужна?
— Не знаю, — сочувственно вздыхал в ответ я.
«Зато я знаю», — довольно прошипели внутри. — «Но никому не скажу».
***
Ливень начался вопреки всем прогнозам. Казалось, стихии захотелось враз стереть город с лица земли. Может, он хотел смыть таких, как я?
Машины встали на месте, центр был затоплен, метро закрыто. Люди, проклиная погоду, прятались, где могли. Это было и красиво, и страшно одновременно.
Я спустился вниз забрать почту и обсудить с вахтером вероятность затопления. Холл был переполнен. Пара ребятишек уткнулась носами в окно и восторженно взвизгивала, старушка с двумя большими сумками рьяно ругалась с женщиной в фетровой шляпе за территорию. Собачка на руках последней возмущённо тявкала. Молодой человек с длинными, спутанными волосами бренчал что-то заунывное на гитаре. Другой, слушая музыку, качал головой в такт.
Она стояла в самом углу, как раз возле почтовых ящиков, и рассматривала сломанный зонт.
— Добрый вечер, доктор Ро.
Мгновение — и ты в плену этих удивительных глаз.
— Добрый. Вы тут живёте?
Я кивнул и взял её под локоть:
— Да, и я настаиваю на визите вежливости, — доброжелательная улыбка, покорность в голосе. — Вы должны мне два сеанса.
— Три, — поправляет она.
— Тем более. Я напою вас чаем, и мы будем слушать музыку назло стихии.
Теперь её черёд доброжелательно улыбаться:
— Нам не положено распивать чаи с пациентами.
— А мы на время притворимся кем-то другим, — и заговорщицки подмигнул.
Ещё пара ступенек, и дверь в логово зверя мягко захлопнулась. Ро вздрогнула от этого звука, но руку вырывать не стала, а даже позволила снять лёгкий зелёный плащ.
— Не боитесь, что я раскрою все ваши тайны, Генри?
— Быть может, наоборот, я — ваши?
Я был самым гостеприимным чудовищем, я старался, я ликовал.
Горячий чай, ароматные плюшки, бокал Шардоне и один честно раскуренный косяк на двоих. Но об этом тс-с-с, пусть это останется нашим секретом.
Моя Ро, моя жемчужина, моя совершенно неопытная русалка с прелестными ножками. У какой ведьмы ты выторговала их? Что отдала взамен?
Смех лился в такт неизменно льющейся классической музыке. Обычно мои страдания разбавляют ритмы джаза, но сегодня был особенный день и гипнотическое «Болеро» Равеля околдовывало нас всё больше и больше, очерчивая особый магический круг.
Стихия барабанила в окно, в пепельнице дымился окурок, а мы кружились в дурмане собственных иллюзий, впадая в транс восторга и безумного веселья.
— У тебя столько солдатиков. Зачем столько много?
— Открой словарь, — я вложил в её руки книгу и наши пальцы соприкоснулись. Книга упала на пол.
— Прости, Генри, кажется, я сейчас вряд ли в состоянии читать.
Лица оказались непростительно близко, мы впитывали дыхание друг друга.
— Тогда я шепну на ушко.
Каре-вишнёвые глаза расширились от предвкушения.
— Сублимация, — шепот растекался по её шее, плечам, ключицам, стремясь скорее проникнуть в вырез открытой блузки.
Литавры выдали новый залп, и солдатики сдвинулись со своих мест, маршируя в такт «Болеро».
Её руки робко изучали тело под рубашкой, мои губы жадно покрывали поцелуями каждый сантиметр её стеснительности и неопытности.
Солдатики спрыгивали с постаментов, выкарабкивались из ящиков и ровными рядами окружали нас, смешно салютуя крошечными ружьями.
Музыка срывалась и взлетала на новый виток, буря распахнула окно и взметнула занавески, как боевые знамёна.
Моя прелестная Ро, ты не русалка, ты и есть ведьма!
Солдатики всё шагали и шагали, образуя новые торжественно фигуры. Левой, левой!
Музыка взрывалась миллиардами звёзд, задавая ритм каждому вдоху.
Я был первым, кто открыл галактику по имени Ро.
Я.
Был.
Первым.
***
Пятьдесят четыре неотвеченных вызова, двадцать три непрочитанных сообщения, одна сломленная душа. Моя? Её?
Я бродил по парку в поисках нового слова. «Хачю» было выброшено вместе со всеми солдатиками, дисками и словарём синонимов.
Был куплен новый блокнот и карандаш.
— Привет, Генри. Угостишь меня мороженым? — чудо улыбалось щербатым ртом. Всё те же косички, но вместо юбки — клетчатые шорты.
— Если ты кое-что сделаешь для меня.
Оно часто-часто закивало головой.
— Мне нужно новое слово.
— Любое?
— Любое.
Чудо нахмурилось, внимательно оглядела парк, гуляющих людей, деревья, гоняющих мяч мальчишек.
Чудо поднялось на цыпочки и уверенно сказало:
— Ваф!
***
Я купил Ро новый кожаный диван. Крепость каждой ножки проверил лично. Долго выдумывал, что написать в сопроводительной записке, но в голове крутилось только одно:
В
А
Ф
!
Только зарегистрированные и авторизованные пользователи могут оставлять комментарии.
Если вы используете ВКонтакте, Facebook, Twitter, Google или Яндекс, то регистрация займет у вас несколько секунд, а никаких дополнительных логинов и паролей запоминать не потребуется.