Городские развлечения и подземка

Городские развлечения и подземка

На привокзальной площади у входа в метро, там, где раньше был хозяйственный базарчик и торговали тысячью и одной мелочью, необходимой для домашних мастеров, танцуют три грациозные девушки.

На асфальте под зонтиком стоит магнитофон, из которого гремят мелодии из латиноамериканских и индийских сериалов. Девушки: одна блондинка, другая жгучая брюнетка, третья с очень длинными каштанового цвета волосами. На блондинке короткая-короткая юбочка, из-под которой так эффектно смотрятся черненькие трусика, и такая же малюсенькая кофточка, заменяющая ей лифчик.

На брюнетке бикини в мелкий цветочек и лишь сзади — кусок цветной материи. Третья — в брючках и маечке, но и то и другое из столь прозрачного материала, что прекрасно видно узкое нижнее белье… Танцуют латинос они замечательно. Такие очаровательные улыбки, глазки блестят, смуглые тела девушек блестят от пота. Танцуют они на небольшой асфальтовой площадке. Вокруг зеваки. Молодежь, естественно, кричит и подпрыгивает в такт, то и дело заливая в себя пиво и напитки. В лежащей возле магнитофона соломенной шляпке кучка денег.

Парк. Аттракцион. Колесо обозрения. На каждом шагу лотки. Продается всякое питье и то, что называется быстрой едой, едой на ходу. Чуть в стороне на площадке, ограниченной веревками, бойцовский ринг. Крики, свисты, улюлюканье. «Ну, давай! Вмажь ему! Мазило! Добивай его!» Тут же делаются ставки на бойцов.

Бойцы в спортивных трусах, ярких пластиковых шлемах, прыгают друг перед другом, как заводные куколки на пружинках. Если удар достигает цели, то раздается глухой звук, как будто по боксерской груше. Частота этих звуков меняется, и в целом складывается в своеобразную боксерскую мелодию: то затихающую, лишь тихий шелест от подпрыгивания, то ускоряющую ритм — всё быстрее! Быстрее! Быстрее!

И апофеоз! Серия молниеносных ударов! Наконец-то! И вот! Тот, от которого толпа звереет, издавая пугающий окружающий праздный люд рев-вопль! Удар в голову, от которого не спасает ни шлем, ни черепная коробка, под которой сотрясенные сотни раз мозги! Несчастливый боксер, отлетев на веревки, сползает по ним на площадку и заваливается медленно на бок. «Ван! Ту! Фри!.. и так до тина!» Полная победа! О! йес!

Вагон покачивается из стороны в сторону. В самом его бытии чувствуется наличие чего-то зверино-мощного, которое будет его непреодолимо влечь по мрачным лабиринтам подземного царства. Уж не здесь ли живет Аид?

Поездка в вагоне подземки — это совсем не то же, что поездка в трамвае, троллейбусе или автобусе, да и вообще в любом наземном транспорте. Там, наверху, много окружающего: машин, пешеходов, домов, деревьев, всего самого разнообразного. Там ты и транспорт, в котором передвигаешься, лишь песчинка, ничтожная часть всепоглощающего огромного мегалополиса. Здесь под землей, в подземке, иное чувство, совершенно необычное ощущение. Узкий туннель, до стен которого, наверно, можно дотянуться рукой, будь открыты окна в вагоне, деревянные скамейки, твои сопассажиры — и больше ничего.

«Если что-то случится, — с веселым отчаянием думаешь ты, — то и хоронить даже не потребуется. Такая вот глубокая братская могила. Наверно, в подземке Ницше будет восприниматься лучше, чем там наверху при свете дня. Где и девушки ярче, красивее и светлее».

Они стоят за толстым витринным стеклом в коротком переходчике от входной двери до небольшого на несколько мест кафе.

Мимо них проходят туда и назад немногочисленные посетители, но парочке никакого дела нет до прохожих, которых еще больше с уличной стороны на тротуаре. То ли стекло увеличительное, то ли у него еще какое особой свойство, но черты их лиц, руки и пальцы рук кажутся какими-то крупными и…вроде какими-то резкими. Головы их склонены в разные стороны, получается нечто вроде креста. У нее глаза полузакрыты, он же смотрит широко и ненасытно. Наверно, видит крупные клеточки ее кожи светлые волоски, микрокосмические частицы косметики, редкие пылинки на ее одежде и коже.

Его руки сплелись у нее между лопаток замком, как будто он боится, что она может вырваться.

Так рукам полегче, не устанут, и крепче можно прижимать к себе девушку, чувствуя своим телом ее упругую грудь. Нескончаемый поцелуй слишком фотографичен, крупен и, простите за ученое слово, брутален, а потому для прохожих несколько неприятен.

Перрон малолюден. Прохладно. Высоченные мраморные потолки вокзала.

Люминесцентных ламп не видно. По обе стороны от перрона глубокие ямы, пахнущие машинным маслом и шпальным креозотом. Приближается поезд. Кажется, что сам воздух на перроне сгущается. Какое-то напряжение. И вот отдаленный гул.