Егорка, Боня и люди добрые...

Егорка, Боня и люди добрые...

СЕРГЕЙ АЛЁШИН

© Copyright: Сергей Алёшин 1, 2020

Свидетельство о публикации №220083100501

Поздняя Осень. Егорка стоял у окна большой общей комнаты интерната и, задумавшись, не мигая, смотрел на верхушки голых, серых деревьев. Ему было чуть больше 6-ти лет, а судьба уже так сильно сдавила его ещё неокрепшую душу.

Егорка и тогда не понимал, что случилось в его семье, и сейчас его детское сознание настойчиво стирало из памяти мамины слова. Вечером, когда Костик, младший братик, уже спал, из-за закрытой двери кухни, до него долетали слова мамы:

— Зачем нам такой сын? Он не соответствует нашей семье. У нас высшее образование, а кто вырастет из него? Недаром говорят «от гнилого семени не жди здорового племени». Господи, ну почему же ты не дал нам Костика раньше?!

Тогда Егорке перестали покупать игрушки, не стали водить в любимый зоопарк и на аттракционы, но зато мама разрешала ему играть в различные стрелялки на компьютере, и только просила, чтобы он сидел тихо и не беспокоил ее.

Обрывки памяти иногда возвращали Егорку в те жестокосердное время, когда, вдруг голос «его мамы» из прежнего и ласкового сменился на строгий и жёсткий. Он помнил, когда просил её посидеть рядом с ним, обнявшись и почитать книжки, как это было раньше, но она только отстраняла Егорку. Её раздражало всё, но особенно сам Егорка: то неправильно держит ложку, то медленно одевается, то не так чистит зубы… Она только просила, чтобы Егорка сидел тихо и не беспокоил ее.

Неожиданно, как удар кнута, память выхватывала ужасные воспоминания, когда «папа» по дороге в интернат сам попытался объяснить ему:

— Так надо, малыш, поживешь немного без нас. Костик подрастет, а потом мы снова заберем тебя. Ты же все равно теперь нам как родной...

Холодный ужас сковал тогда Егорку, что он не смог сказать даже слова.

Только выплакавшись горько, долго и навзрыд на груди нянечки, а особенно после того, как она добрыми мягкими руками погладила его по голове и, приголубив, сказала:

— Выходит, не пришелся ко двору… Да плюнь ты на них, Егорушка, сынок. Родители хреновы! Всё не наиграются… Поганцы. Хорошо, что хоть назад вернули. А читать мы тебя и без репетитора научим, — Егорка, вдруг мгновенно повзрослел, замкнулся в себе, детское раненое сердечко запахнулось и отгородилось от контактов с внешним миром, как частоколом, как будто помогая ему справиться с этой, неизвестно откуда-то взявшейся нестерпимой болью.

Жил Егорка в интернате замкнуто и как-то отрешённо. Видавшая виды интернатская детвора не обижала его. Относились к Егорке с пониманием и сочувствием, на которое были способны эти детские сердца, где всё ещё теплилось чувство сопереживания к товарищу. Правда, не во всех.

В любом детском коллективе, встречались злобные и мстительные подростки, которые за свою обиду ощетинились на весь мир. Эта гадкая обида свернулась холодной змеёй в их ещё не окрепших душах, и они, озлобленные на всё и вся, готовы были отыгрываться на окружающей их детворе, особенно — на самых маленьких и беззащитных.

Был такой и в нашем интернате. Звали его Витькой. Никто из воспитателей не знал Витькиных родителей. Был он подкидышем и жил в интернате с тех пор, как только себя и помнил. В столовой он всегда жадно обгладывал куриные крылышки до самых косточек, подолгу обсасывая каждую в отдельности. Возможно, поэтому и приклеилось к нему это яркоепрозвище — Мосол. Так все и звали его, кто послабее — за глаза, а кто и напрямик — «Витька-Мосол». Поначалу Мосол пытался задирать Егорку, приставать, вызывая на потасовку, а то и на безжалостную драку. Правда, видя, как Егорка совсем никак не реагирует на выпады Витьки-Мосла, то он постепенно охладел и к своим придиркам, и к самому Егорке.

Так «горбато» и прошла зима замкнутой жизни Егорки в интернате. Наступила Весна.

Он всё больше стал заглядываться на птиц, которые парили в небе интернатского двора, как ему тогда казалось, гордые, свободные и счастливые. Сначала Егорка заглядывался на них из окна. Тогда грустные мысли затуманивались, как бы покрываясь молочной пеленой, и отступали куда-то на задний план. Сердечко уже не так остро щемило. В эти моменты Егорка тоже мысленно парил с этими гордыми и свободными птицами, взмывая в бескрайнее небо, где не было ни злости, ни предательства. В эти минуты Егорка был счастлив!

На заднем дворе интерната находились ворота — въезд для машин, которые привозили продукты питания и всякие нужные для хозяйства интерната вещи. У входа была маленькая сторожка, с вечно находившимся там сторожем Василием Семёнычем. Все так и звали его — Семёныч. Днём он открывал-закрывал ворота для проезжающих «нужных» машин, а по ночам просто сидел у себя в сторожке, пил крепкий чай и смотрел маленький телевизор. В ночи окошко сторожки уютно горело, только подчёркивая одинокий быт сторожа. Семёныч выходил из сторожки только покурить едких дешёвых сигарет и проверить территорию интерната строго по расписанию. Жила у него древня восточно-европейская овчарка по имени Лира, возрастом под стать Семёнычу — неопределённого. Была она мудро спокойна, с потухшими глазами, которые приоткрывала только тогда, когда Семёныч подавал признаки движения или когда старик выходил с ней на обход территории. Проявляла Лира интерес к жизни и тогда, когда неспешно ела из своей алюминиевой миски нехитрую снедь. Иногда работники кухни выносили остатки пищи для Лиры. Тогда их сторожка оживала и оба, молча улыбаясь друг другу, принимались каждый за своё кушанье.

Когда-то, в другой жизни, Егорка любил играть в футбол. Его даже приглашали выступать за детскую команду на городских соревнованиях. Теперь же он безынтересно и безучастно смотрел, как ребята из интернета гоняли мяч на внутреннем футбольном поле. Да, и вся основная жизнь проходила и на внутреннем поле, и во внутренней школе, и во внутреннем актовом зале, и во внутренних кружках по интересам, и …. внутри, внутри, внутри. Вся его жизнь теперь была «ВНУТРИ». Его свободолюбивой натуре было ужасно тесно, душно и одиноко во всей этой «внутрянке».

В поисках большей свободы от опостылевшего одиночества, Егорка стал подходить к воротам Семёныча, чтобы поближе посмотреть на гордых и свободных птиц, пролетающих над этим, часто пустующем заднем дворе интерната. Егорка начал собирать в столовой остатки пищи и хлебные кусочки. Крошками хлеба лакомились птицы, а остатки недоеденных котлет и куриных косточек доставались старой Лире. Так Егорка примелькался у строжки Семёныча и Лиры. Постепенно все они крепко подружились и уже начинали скучать, когда не виделись более одного дня. Дружили молча, все троя, с пониманием, только глядя друг на друга с каким-то особым теплом. Вот так и сидели на скамейке у сторожки, молчали и отогревались душой.

Голуби, воробьи, галки тоже прилетали на их молчаливые беседы. Щебетали, выпрашивая немного зёрнышек или крошек хлеба. Егорка научился понимать птичье щебетание. И, что особенно интересно, птицы тоже стали понимать Егорку.

Как-то раз мимо пробегала мудрая Боня, говорящая собака с узкой лисьей мордочкой. Лира лежала на лужайке, щурясь от ласкового майского солнца и прикрыв глаза, молча принимала участие в общей беседе Егорки с птицами. Издалека увидев такую задушевную беседу, Боня прислушалась и присела на задние лапы, навострив ушки. Боня всё понимала и даже могла говорить. Только слышали её не все, а только добрые люди…

— Вот он, ещё один человек добрый, — подумала Боня и, забывшись, чуть было не приняла участие в этой, странной на первый взгляд, беседе мальчика, птиц и дряхлеющей овчарки.

Боня тут же спохватилась и, как прежде, пожалела о свое болтливости. Она зареклась — никогда не заговаривать без особой нужды, особенно с незнакомыми. Какое-то, только ей присущее чутьё подсказывало, что надо бы почаще сюда заглядывать. Уж очень напомнил ей этот добрый мальчик Антона, когда не так давно началась их дружба и у Бони появилась настоящая добрая семья.

Так Боня зачастила к задним воротам интерната. С всеобщего молчаливого согласия её приняли в эту необычную компанию. Частенько они все вместе сиживали у сторожки на заднем дворе. Егорка и Семёныч — на скамейке, как старые товарищи, а Лира с Боней — у их ног, уютно свернувшись калачиком. Так вот и сидели, дружно молчали и грелись на ласковом майском солнышке.

Однажды, во время такой «молчаливой» беседы Егорка разговорился и поведал новым товарищам свою печальную историю, когда он стал ненужным его любимой семье и когда та от него так жестоко избавились. Слушая Егорку, Лира всё время, не мигая, ни разу не свела с Егорки своих мудрых глаз. Боня, вспомнив свою прежнюю бездомную и голодную жизнь, полную невзгод и лишений, привстала и сочувственно прижалась к его ноге своим рыжим боком, а молчаливый Семёныч выкурил три сигареты подряд, прикуривая одну сигарету от другой. Вечерело, и Егорке надо было уже возвращаться в свою интернатскую комнату. Боня так и не отходя от ноги Егорки, провожала его по заднему двору.

— Я знаю, что надо делать, — вдруг тихо проговорила маленькая собачка, очень похожая на умную лисичку, — меня зовут Боня, и я познакомлю тебя со своей семьёй. Они все очень хорошие и добрые люди.

Егорка даже и не удивился, что умная собачка заговорила с ним. Боня сказала, что её понимают не все люди, а только очень добрые.

— Боня, наверное, я теперь уже никому не нужен. Какой-то я лишний, — грустно проговорил Егорка.

— Жди, — только и бросила на ходу Боня, коснувшись ноги Егорки своей маленькой лисьей мордочкой. Развернулась в обратную сторону и быстро помчалась домой. Дома она подробно рассказала Антону, маме и папе историю, рассказанную Егоркой. Папа хмурился, мама смахивала катившиеся по щеке слёзы, а Антон только и делал, что скрипел зубами.

На следующий день Боня, радостно улыбаясь и виляя хвостом, подбежала к сторожке Семёныча и сходу заявила:

— Егорка, моя семья очень хочет тебя видеть и приглашает в это воскресенье на мои любимые пироги с мясом. Я забегу за тобой и провожу домой.

Вильнув хвостом, Боня умчалась обратно.

— Ну, вот и славненько, — пробормотал сам себе Семёныч, улыбаясь в седые прокуренные усы. А Лира только очень радостно посмотрела на Егорку.

Утром в воскресенье Боня уже ждала Егорку. Вместе они вышли через ворота Семёныча и отправились к соседним домам на улице Строителей. В квартире № 12 Боню с Егоркой уже ждали. Антон, мама и папа встретили гостя и, по-доброму улыбаясь, с порога пригласили Егорку к столу. Мама, ласково погладив Егорку по голове, предложила ему выбрать своё место за столом и отрезала огромный кусок горячего, румяного пирога. Кусок достался и мудрой Боне.

Пили чай, ели вкусные пироги, долго и весело говорили. Егорка сказал, что заканчивается учёба в первом классе и скоро начнутся летние каникулы.

— Вот и здорово! — улыбаясь, сказал папа, — мы можем все вместе поехать в деревню и сообща будем достраивать нашу дачу! Как вам такое предложение?

— Это было бы, замечательно, — улыбаясь сказала мама, — я буду готовить вкусные обеды, а к середине лета наварю вкуснейшего варенья из разных ягод, вишни и сливы!

Антон радостно поддержал идею:

— А по утрам мы с Егоркой будем ходить на речку и ловить рыбу! Егорка, я тебя научу ловить много-много рыбы!

Счастливая Боня лежала под столом и нежно тёрлась своей лисьей мордочкой о Егоркину ногу. Он, давно не слышавший так много доброго и ласкового, и раскрасневшись от таких слов и горячего чая, широко улыбаясь, закивал головой:

— Конечно, я и дачу хочу достраивать, и вишню с малиной собирать, и на рыбалку с Антоном ходить! Боню с собой будем брать! — вырвалось у Егорки как-то по-семейному! — Только, ведь не отпустят из интерната….

— Папа завтра сходит в интернат и уладит все вопросы по твоим каникулам, — уверенно заявила мама и все сразу с ней согласилась. Боня предложила папе проводить его в интернат.

К большой радости всей семьи Егорку отпустили из интерната на каникулы и через недельку все дружной семьёй отправились на машине в деревню.

В деревне были и прогулки с Боней на речку, и удачные рыбалки, и спорая работа по достройки дачи, и сбор клубники с малиной, и вечерние посиделки у костра. Впервые за последние месяцы Егорка совсем забыл о своих невзгодах, сердечко его открылось навстречу добрым людям, и дом в деревне наполнился звонким и задорным детским смехом.

Антон учился очень хорошо и должен был пойти в 8-й класс лицея с углублённым изучением английского языка. Лицей находился под патронажем международного университета, где готовили будущих дипломатов. Егорку с Антоном теперь связывали не только дружеские отношения, но и крепкие братские чувства. Теперь вечерами они занимались с Егоркой домашними заданиями за 2-й класс. Успехи в школе не заставили себя ждать. К концу года Егорка стал отличником. Восстановил он и занятия в местной футбольной школе.

Не забывая своих преданных друзей, Егорка с Боней каждую неделю навещали Семёныча с Лирой в их приветливой сторожке. Тогда на стол выкладывались мамины пирожки с мясом и баночка яблочного варенья. Соскучившись друг по другу, все говорили одновременно и наперебой, рассказывая все свои последние новости. В эти минуты сторожка наполнялась дружными разговорами, смехом, радостью и уже не казалась такой угрюмо одинокой, как прежде. Кажется, и Семёныч помолодел. Теперь его глаза всё время излучали добрую улыбку, которую он смущённо прятал в свои густые белые усы.

Мама, папа, Антон и Боня не могли нарадоваться зарождающейся счастливой юной личности. К концу этого счастливого года Егоркина детская память напрочь стёрла грустные воспоминания о прошлой жизни. Впереди его ждала интересная жизнь!

— Эх, так хорошо, что я всех вас люблю! — как всегда, поздним вечером тихо произносила мудрая Боня, улыбаясь своей маленькой лисьей мордочкой и тихо постукивая хвостиком о коврик. И ещё, немного подумав о чём-то своём, блаженно закрывала глаза…

Жизнь начиналась, жизнь продолжалась, жизнь текла своим чередом, как это и должно быть с людьми добрыми в счастливой семье!

Сентябрь 2020 г.

© Copyright: Сергей Алёшин 1, 2020

Свидетельство о публикации №220083100501