Диалог с самим собой

Владимир Хомичук

Сегодня опубликовал в Фейсбуке свой рассказ «Mon amour» и тут же получил отзыв: «Ух, как же здорово!»

Я спросил у девушки по имени Наташа, написавшей столь лестный отзыв:

— Спасибо, но что именно?

Прелестная поклонница моих потуг в литературе ответила:

— Стиль. Его легкость и искристость. Словно пузырьки холодного шампанского в тени цветущей жимолости. Такая вот ассоциация.

— Прекрасная ассоциация. Ещё раз благодарю.

— Это вам спасибо, Владимир, так хорошо!

Настроение несколько улучшилось. Приятно, чёрт возьми. Но и заставило призадуматься. Опостылевший в хлам человек, с которым я каждый день встречаюсь в зеркале сказал:

— Вчера ты отпраздновал день рождения. Напился вдрызг. Тебе уже пятьдесят один. Свой первый рассказ ты написал год назад. Ну, и что? Будешь продолжать?

— Не знаю, если честно. Писать хочется. Завораживает.

— Девушка вот стиль твой хвалила.

— И не одна она, между прочим...

— А другая твоя подруга, прекрасная художница, тоже между прочим, написала тебе совсем обратное.

— Да.

— А что именно она там пишет?

— Щас посмотрю.

— Давай, я тоже гляну.

— Говорит, пишу я простовато, и мне ещё искать и искать свой слог.

— А вот здесь, видишь? Цитирую: «Ты словно отчёт очевидца пишешь, но очень бы хотелось, чтобы был и момент литературы».

— Н-да. И добавляет: «… момент умения слагать слова в предложения, что ты, конечно же, делаешь, но как-то тривиально, что ли».

— И ещё. Вот, смотри: «Ищи свою мелодию повествования, пока не слышно её, а жаль».

— Да задолбал ты уже этими цитатами. У меня вон сколько положительных отзывов от читателей. И рецензий людей пишущих.

— Людям свойственно ошибаться, как говорит твой друг Сярога.

— Он ещё и не то может сказать, лишь бы позлить меня.

— Он ведь прав.

— Просто подстегнуть меня хочет. Из добрых побуждений, я уверен.

— Ты слишком уверен в себе. Тебя почитать и создаётся впечатление, что ты кричишь: «Вот я знаю, что надо писать. А вы читайте, это круто, я это пережил».

— Мне и Миша из Питера твердит постоянно, чтобы я не зацикливался на себе, а абстрагировался.

— И правильно.

— Может быть, но я не только о себе пишу, меня окружают другие люди, их помыслы и действия.

— Ты даже сейчас лепишь сплошные штампы в своей речи. Помыслы и действия. Ошизеть!

— Здесь ты прав. Их состояние жизни и поступки.

— Немного лучше, но не то.

— Ну, так можно бесконечно варьировать.

— Вот и найди своё, чтобы тебя сразу узнавали.

— Я пытаюсь.

— Пока не очень получается.

— Чья б корова мычала… Ты ведь — это я.

— Но мне проще тебя бодать, ты уязвим. И выставляешься везде этаким плейбоем. Хотя и умным, и симпатичным.

— Наверное, хотя это быстро проходит. Стоит только голову опустить, увидеть колёса своей инвалидной коляски, и я опять возвращаюсь в модус «всё по барабану».

— И на жалость слишком часто давишь. Поэтому тебе и пишут хорошие отзывы. Из вежливости. Да кому ты нужен со своими соплями?

— Да не распускал я их никогда, во всяком случае, не часто и не прилюдно. Даётся это нелегко, ковш бульдозера иногда нужен, чтобы их выкорчевать. Но куда же мне деться от своей неподвижности?

— Засунь её подальше. Не выпячивай. Дешевизной отдаёт.

— Я так не считаю. Люди и относятся к нам, как к отверженным, потому что мы молчим.

— Наверное, ты прав. Но и здесь ты не сможешь так просто отвертеться. За последние полтора года ты в этом деле ничегошеньки не преуспел. Сдался внутренне. Перестал верить в то, что сможешь встать и пойти.

— Эй, поосторожней на поворотах, я продолжаю бороться, каждый день пашу как вол.

— Но делаешь всегда одно и то же. И хуже, чем раньше. Не ставишь каждодневных задач, и цель твоя затуманилась.

— В чём-то ты определённо… прав. Надломился я несколько в своей решимости. Раньше всё твердил себе, что добьюсь, потому что упрямый как баран.

— Ты и есть, как баран. Только не упрямый, а тупой.

— Это неправда, ты же сам себя сейчас уничижаешь.

— Значит, мы оба тупые.

— Нет, брат. Ты просто разъярить меня хочешь.

— Да, хватит уже ныть. У тебя не так уж много времени осталось. С десяток лет, от силы. Тело стареет, мышцы атрофируются, психика твоя на пределе. Мать стареет. Глядишь, и помрёт скоро. Кто тебе будет помогать?

— У меня есть mon amour, она меня не оставит...

— Три точки вот поставил: сам и сомневаешься в том, что говоришь.

— Не может она подвести меня! Столько лет рядом.

— Не смеши и не обманывай меня, то есть себя. Одно дело — быть рядом, другое — утку из под тебя вытаскивать через день.

— Блин, не зря тебя обзывают достачей!

— Посуди сам, что ты можешь предложить этой красивой женщине? Ни-че-го. Даже секса нормального.

— Она утверждает, что это не первостепенная вещь в жизни.

— И ты веришь в эту чушь?

— И верю, и не верю.

— Хочешь верить, но не веришь.

— С годами я и сам начал думать иначе.

— Это ты о чём сейчас?

— О любви, брат, о ней поганой.

— Ну-ну, поведай. А я послушаю.

— Она существует. Но с возрастом меняется. Не стареет — преображается. Начинаешь ценить то, чему раньше не предавал особого значения. Или соизмерял неправильно. В молодости на первом месте стояли утехи и наслаждение. Сейчас иначе.

— Продолжай.

— Постепенно главным становится взаимопонимание и уверенность в поддержке, даже если кто-то из двоих поступает плохо. Сначала помочь необходимо, а потом уж корить и поучать. Благодарность может творить многое, если не превращается в обузу и долженствование.

— Ух-ты как запел. А куда же шарм и чисто химическое притяжение засунешь?

— Они первоначальны, но не первостепенны. И никуда не денутся, если их поберечь немного.

— Что-то ты заумно заливаешь.

— Для умственно одарённых поясняю: обоюдное влечение доверием и взаимовыручкой не испортишь. Наоборот. Ну, и следить за своим физическим обликом надо. Блюсти себя в ППП.

— ППП?

— Пределах приемлемой пригодности. Только что придумал.

— Даешь ты иногда.

— Ты заставляешь.

— Не увиливай. ППП говоришь? Сам-то вон как разжирел!

— У меня сидячий образ жизни.

— Вечно ты отговорками отделываешься. Жрать и пива пить надо меньше.

— Да я и не ем почти ничего, а вот с пивом ты в точку.

— Не в точку, а в бочку.

— Юморить пытаешься?

— Юмор — великое дело, он не раз нас с тобой спасал.

— Согласен. Иначе — совсем плохо.

— Что-то я уже запутался, где ты, а где я.

— Я тоже. Одно несомненно — нас двое.

— Пойду-ка я велосипед свой с механическим приводом крутить, а потом шагов двадцать попытаюсь сделать, держась за параллельные брусья. И новое что-нибудь попробую, чтоб ты не говорил ничего насчёт соплей, мудозвон. Хандра иногда мучает, это правда. Но не сдамся я. Никогда!

— Во-во, давай. А я пока подумаю, что и каким слогом в следующем рассказе написать.