ЧЕТЫРЕ ОТМЕТИНЫ 2

Полог шатра повис и не колыхался больше. Ветер стих. С Дона потянуло сыростью. Будет туман. В русском лагере тихо, костров не жгут. Молчат и татары. Только иногда завоет где-то собака, да вскрикнет жеребец, зазывая кобылу.

Дмитрий сменил лучину, сел на лавку. Большими крепкими ладонями обхватил голову. Как стемнело, из татарского лагеря пришёл свой человек. Он предупредил, что в ночь одна сотня татар во главе с мурзой уйдёт навстречу литовцам.

Дмитрий отнял руки от лица. Заговорил в полголоса:

— Ягайло — пёс. И тут выжидает. Встал лагерем. Как только узнает, что нас меньше чем думал — ударит. Но не сразу. Будет ждать до последнего, пока татары начнут верх забирать, вот тогда и ударит. Нельзя допустить сего. Иначе всё прахом пойдёт. Всё, что деды по крупицам собирали, в один кулак стягивали. Татарам поганым в ноги кланялись и копили, копили силы. И вот теперь всё рухнет. Нет.

Послышались шаги. Вошёл Боброк. Тихо шепнул:

— Он пришёл, княже.

— Веди.

В шатёр, следом за Боброком скользнула тень. В свете лучины Дмитрий увидел человека, одетого в волчью шкуру. Его голову как шелом покрывала голова волка с оскаленными клыками. Из-под волчьей головы видна была только нижняя часть лица, вымазанная дёгтем. Шкура покрывала широкие плечи и опускалась до бёдер. В поясе её стягивал широкий кожаный ремень. Тёмные свободные штаны заправлены в мягкие сапоги, сшитые мехом наружу и перетянутые кожаными ремнями.

Дмитрий встал:

— Ведаешь, что творю?

— Что и должно князю. — Голос незнакомца был густым и сильным. Тонкие губы чуть растянулись в улыбке.

— Даю вам свободу от гона христова. Отныне и до веку не будет вам суда за веру вашу. — При этом Дмитрий протянул незнакомцу грамоту, скреплённую печатью князя московского. — Живите, как жили. Но по первому княжьему зову придите, как и ране. — Незнакомец молчал. Дмитрий продолжил. — Ночью татары отправят сотню во главе с мурзой к литовцам. Будут уговаривать выступить. Ягайло не должен вступить в битву. И помни о том, что сказано.

— Помни и ты, князь. — Незнакомец поклонился и растворился в ночи.

Дмитрий подошёл к Боброку, посмотрел в глаза. Тот успокоил:

— Не тревожься, княже. Литовцы уйдут.

— Почём знаешь.

— Знаю.

— Ему можно верить?

— Верь как себе. Коли волкодлак дал слово — сдержит, даже если умереть придётся.

— Поглядим. — Дмитрий снова уселся на лавку. Думы. Думы одолевали князя московского.

Белые стены шатра из тончайшего войлока, казались кроваво‑красными в свете пылающего костра. Мамай пил кумыс, развалившись на подушках у входа в шатёр. У костра двое стражников истязали человека. Голый, избитый, со стянутыми за спиной, вывернутыми руками. Рядом с человеком мурза:

— Говори, собака, зачем к урусам ходил?! Что передал князю?!

Свистнула нагайка. Кожа на боку человека лопнула. Брызнула кровь. Мурза зачерпнул пригоршней соль из глиняной чашки, швырнул на рану.

— Говори!!

Человек изогнулся, завизжал. Второй стражник выхватил из костра лошадиное клеймо раскалённое докрасна, прижал к спине человека. Зашипело. Запахло палёным. Мамай презрительно выгнул губы. Человек заорал, забился как баран на привязи.

— Говори, собачий сын!!! — Мурза пнул загнутым носком сапога в залитое кровью лицо.

Человек замолк. Перевернулся на спину. Захрипел:

— Сотня… К литовцам…

— А, шакал! — Мурза снова пнул его сапогом, на этот раз в голый, блестящий от пота, исполосованный нагайкой бок, и повернул голову в сторону хана.

Мамай чуть качнул головой.

— Убить собаку! — крикнул мурза.

Стражники перевернули человека лицом вниз. Навалившись на ноги, прижали сожжённые пятки к затылку. Раздался хрип. Спина хрустнула. Взор бедняги потух. Обмякшее тело уволокли прочь от ханского шатра.

Хан встал. Выплеснул остатки кумыса в траву. Сказал, не глядя на мурзу.

— Ночи не жди. Выезжай немедля! Возьми ещё сотню. Обмани. Обещай всё, что хочешь. Пусть литовцы выступают.

— Да, мой хан. — Мурза попятился, склонившись до земли.

Мамай скривил рот. Зашипел сквозь зубы:

— Пёс литовский! Будет ждать до последнего.

Не спал в эту ночь и великий князь литовский и король польский. Завершив с тридцатью тысячами войска многодневный поход, он встал лагерем на расстоянии одного перехода от места битвы. Пусть два войска одинаково ненавистные ему сцепятся как две бешеные собаки. А он посмотрит, кто останется. Если Дмитрий — то литовцы нападут на остатки измотанного войска русских. Если же победит Мамай — литовцы присоединятся к нему. Но не сразу. Пусть этот темник, возомнивший себя ханом, вымотается, вот тогда литовцы и ударят русским в спину. А потом на Москву. В любом случае он, Владислав Ягайло будет с победой. Ему нужна победа. Ему нужен ханский ярлык на русские земли.

В ночи завыл волк. К нему присоединился ещё один. Вой оборвался. Перекликались часовые. Ягайлу начал одолевать сон. Откинувшись на подушках, он закрыл глаза.

Разбудил его шум. Отовсюду слышались голоса, конский топот. Шум приближался к шатру.

Ягайло поспешил наружу. У шатра, размахивая факелами, толпились воины. Они роптали. На лицах страх. Стража ощетинилась копьями.

Вперёд вышел старик, полковник витебской хоругви:

— Уходить надо, великий князь. — С этими словами он бросил к ногам Ягайлы отрубленную окровавленную голову в литовском шеломе. Окаменевшее от страха лицо, пересекали четыре глубоких кровоточащих разреза. — Нечисто тут.

Ягайло рассвирепел:

— Что это?! Как смеешь?! На кол захотел?!

— Да уж лучше на кол, чем вот так. — Старик посмотрел на голову.

— Что это?! — Ягайло справился с приступом бешенства и заговорил спокойно. — Говори всё мне.

— Это отметины волкодлака.

— Кто это?!

— Волкодлаки — дети Чёрного Перуна. Князь Дмитрий сговорился с нечистью. Уходить надо. Не будет победы.

— Ты, что говоришь?! — Лицо Ягайлы начало бледнеть. — Вы, что, увидели срубленную голову, наслушались сказок и … — Ягайло двигал из стороны в сторону налившимися кровью глазами. — Нас тридцать тысяч!

— Возьми коня, великий князь, да посмотри сам, что творится в войске. — Полковник взмахнул факелом. Подвели коня. Ягайло впрыгнул в седло. Бросил полковнику:

— Иди со мной.

В лагере никто не спал. Воины глядят исподлобья, в глазах страх. Такого великий князь ещё не видел. Всюду шум, ропот. Полыхают костры. Испуганные глаза всматриваются в ночь. Ещё вчера эти глаза светились мужеством и решимостью, в едином порыве бить свиней московских. Теперь в них страх.

— Сразу после смены, они без шума сняли всех часовых и вырезали четырнадцать палаток. — С каждым словом полковника, взгляд Ягайлы делался всё мрачнее. — Могли вырезать больше, но не стали. Никто ничего не видел. — Полковник шёл рядом, остремь и указывал рукой на сгоревшие палатки, трупы воинов сложенные рядами. — Лошадей не тронули. Только перебили всех пастухов. Хотя могли увести или разогнать по степи весь табун. Им нужно, что бы мы ушли.

— Но как такое может быть? — Глаза великого князя метались по сторонам. Отовсюду стаскивали убитых. У кого разорвано лицо, у кого горло, многие без голов. За какие-то мгновения он потерял больше двух сотен. Это целая хоругвь. Мог лишиться всех лошадей. Ягайло привстал на стременах:

— Кто-то, хоть что ни будь видел?!

— Нет. Никто и ничего. — Полковник поднял факел выше. — Волки выли. Да из тьмы прилетело вот это, великий князь. — Ягайле поднесли стрелу. Странная стрела, короткая. В длину намного меньше обычной. Тяжёлый кованый наконечник из воронёной стали. Такая пробьёт даже панцирь. Чёрное оперение. Древко, тоже чёрное, было толще, чем у обычных стрел. К древку прикручен кусок кожи. Ягайло сорвал кожу, развернул. Написано по-литовски одно слово: «Уходите». Ягайло вскинул голову. — Войско в круг! Князья и полковники, ко мне! Немедля!!! На совет!!

— Совет!!! — понеслось по лагерю.

— Великий князь собирает совет!!

— Все на совет!!

Мурза мерно покачивался в седле, бросив поводья. Глаза закрыты. Его лошадь шла в середине второй сотни. Первую сотню разбили на два дозора по пятьдесят воинов. Рыская в ночи на расстоянии полёта стрелы, они с легкостью обнаружат любую засаду.

Мурза думал о предстоящем разговоре с великим князем Литовским. Нужно сказать так, что бы князь немедля выступил в расположение лагеря татар. Ягайло — хитрый лис. Он всё понимает. Потому и не спешит приблизиться к месту битвы. Если победят урусы — он нападёт на остатки войска Дмитрия. Если победим мы — он всегда успеет вмешаться в битву в самый последний момент и разделит победу с Мамаем, сохранив войско. Я поступил бы так же. Мамай не из рода чингизидов, и потому не может быть ханом, хотя и именует себя таковым. Но это не законно, и рано или поздно ему напомнят об этом. И тогда ему будет нужен надёжный союзник. А кто как не Ягайло станет им? Потому Мамай стерпит всё, лишь бы сегодня разбить урусов.

А, что обещать князю? Золота у него своего хватает. Его земля, пока чингизиды делят власть в Орде, в безопасности, и потому набегом его не испугать. Единственное, против чего Ягайло не устоит — это ярлык на урусские земли. Во снах, небось, видит себя королём польским, князем литовским и урусским. Так и нужно сказать, мол, не придёшь немедля — не видать тебе ярлыка на русские земли. А после битвы посмотрим. Может и ярлык вручать будет некому.

Далеко впереди тонко завыл волк. За ним второй, третий. Мурза открыл глаза. Ночь. Звёзды усыпали чёрное небо. Потянуло ветром. Впереди мерно покачиваются, прикрытые кольчугой, спины воинов. Глухо ударяя, копыта лошадей взрыхляют степь. Снова завыли волки, только на этот раз правее. Брови мурзы тревожно сдвинулись. Он вслушивался в степь, в ночь и в себя, туда, откуда как из чёрной ямы поднималась тревога и липкими нитями опутывала сердце.

И вдруг, будто в ответ на его тревоги, где‑то недалеко слева раздался звериный рёв. Жуткий протяжный рёв. Лошадь дернула головой. Пришлось натянуть поводья. И тут же, до слуха мурзы долетели крики дозорных первой сотни. Они призывали на помощь.

Сотник Мэргэн оглянулся. Мурза быстро кивнул ему. Последовала короткая команда. Сотня как единый организм понеслась, набирая скорость. Воины слились с конскими шеями.

Сквозь лошадиный топот, из темноты до ушей мурзы уже долетали звуки боя. Звенела сталь, вскрикивали люди, визжали лошади. Кто там? Урусы? Может это литовский разъезд, спутал нас с урусами.

— Мэргэн, скорее!

Засвистели нагайки.

По мере приближения, сотня начала растягиваться по фронту. Её фланги выдвинулись вперёд, образуя полумесяц. Впереди уже видны фигуры сражающихся, блеск сабель. Охватив по флангам поле боя, воины второй сотни развернули лошадей к центру, и готовые броситься в атаку, оцепенели. У многих от удивления открылись рты. Сабли, готовые рубить врага, замерли над головами, и начали медленно опускаться.

Посреди заваленной трупами поляны, татары рубились с … татарами. С пеной у рта, с широко открытыми, полными страха глазами, с криками «Шайтан», воины первой сотни бились друг с другом. Они метались по поляне как одержимые на взмыленных лошадях, и рубили всех, кто попадался на пути, не замечая окруживших их товарищей.

Все замерли в ужасе.

— Остановите их! — Мурза хлестнул нагайкой ночной воздух.

Воины Мергена бросили вперёд. Но, к тому моменту в живых оставались только три воина первой сотни. Двое уже дёргались в агонии, третий, весь израненный, ещё продолжил взмахивать саблей. Его скрутили. Подтащили к мурзе.

— Что произошло? — Мурза пытался в свете луны разглядеть его лицо.

Глаза пусты и широко открыты. В них страх и безумие. На губах пена.

— Шайтан… Шайтан… — шептал воин.

Через некоторое время он ослабел, лёг на траву и умер.

Все молчали, поражённые увиденным.

Тишину нарушил голос Мэргэна:

— Вкруг!!

Сотня ожила, и через несколько секунд образовала вокруг мурзы кольцо, сверкая щитами и ощетинившись копьями.

Сотня уже была готова двинуться дальше, но тишину ночи вновь разорвал звериный рёв.

Со всех сторон из темноты нёсся вой, исторгаемый десятками волчьих глоток. Лошади пятились. Били копытами. Они плясали под седоками, озирались по сторонам широко открытыми глазами, не слушались поводьев, зажав зубами удила.

Где-то впереди щёлкнула тетива. Послышался короткий свист и шлепок. Один из воинов со стоном сполз на землю. Ещё шлепок, ещё. Воздух наполнился свистом стрел и криками умирающих. Воины валились из сёдел. Уже около десятка лежали в траве, обливаясь кровью. Вой и рёв не прекращались ни на мгновение.

— Кхуррагх!!! — завизжал Мэргэн, и сотня сорвалась с места.

Ягайло восседал на походном троне и презрительно осматривал собравшихся. Они стояли перед ним, образуя полукруг.

— Что это?! Что происходит?! Я должен знать!

Потупив глаза, полковники переминались с ноги на ногу и молчали. Многие слыхали рассказы о волкодлаках, но считали их сказками и никак не ожидали встретиться с детьми Чёрного Перуна воочию. Молчание нарушил всё тот же полковник витебской хоругви:

— Великий князь! Много веков назад, когда печенеги пришли в первый раз, один из моих предков служил Аскольду великому и был тогда послом в печенежском стане. Ему довелось увидеть волкодлака. Эта история передаётся в нашем роду как сказка, от отца к сыну.

— Не тяни! — Ягайло глянул на полковника исподлобья.

— Тогда нападения на лагерь печенегов не прекращались ни днём, ни ночью. Однажды волкодлак добрался до ханского шатра и перебил всю охрану. Но хана в шатре не оказалось. Шатёр окружили. И пока пытались его взять живым, он успел убить ещё около тридцати воинов, а потом убил себя сам.

Толком в темноте ничего нельзя было разлядеть. Ночь. На нём была волчья шкура. Он метался в кругу, и только воины падали от его ударов. Бил когтями и кистенём. Ловил стрелы и бросал их в воинов. Несколько стрел попали в него, но он продолжал убивать. Печенеги набросили на него сеть. Он завыл волком и разорвал себе горло. В ответ из степи донёсся протяжный вой. Будто стая отзывается на его призыв.

Когда место осветлили, то в свете факелов удалось рассмотреть волкодлака получше. Это был человек в волчьей шкуре, надетой на голое тело. К каждой руке, кожаными ремнями прикручены железные когти. Чёрные мягкие штаны. Сапоги мехом наружу. В каждом по ножу. Лицо и тело измазаны дёгтем. Короткий лук. Кистень.

Говорят, что волкодлаки — это души павших воинов. Чёрный Перун возвращает их из тьмы и вселяет в тела волков. Волкодлака невозможно убить, пока он сам этого не захочет. Потому, что он уже мёртв.

— Что за сказки ты тут рассказываешь, старик?! — Ягайлу снова охватил приступ гнева. — Ты думаешь, кто-то поверит тебе? Я, великий князь литовский и король польский, поверну войско, испугавшись бабкиных сказок?!

Полковник посмотрел в глаза князю:

— Ты сам всё видел только что.

У входа в шатёр снова раздались крики и топот.

— Кто там?!!! — Ягайло ударил посохом оземь. — Пропустить!!

В шатёр ворвался человек. Упал на колени:

— Великий князь!!! Беда! Они перебили дозорных и подожгли повозки с провиантом!!

Сотня летела как ветер, сверкая в ночи щитами и ощетинившись копьями. Расчёт сотника был прост — сблизиться и вступить в бой с, пока ещё неизвестным противником. Да не всё ли равно кто там: урусы, литовцы. Мерген, воин великой Орды, жаждал боя и славы. Мурза хочет уговорить этих собак. А он, Мерген, будь ханом, убил бы всех мужчин, как когда-то делал великий хан Чингиз. Женщин воинам. Детей продать в рабство. Сжечь, разрушить города. Пусть будет только степь, а в степи пасутся его, Мергена, стада и стада его воинов. Только татары. Везде и на века.

Кони пронеслись уже больше двух сотен шагов, так и не встретив врага. Со всех сторон выли волки, свистели стрелы да валились из сёдел воины. Небо стало серым. Близился рассвет. До литовского лагеря оставалось совсем немного. Уже мерцали впереди отблески костров.

Кони понеслись под уклон, в небольшую ложбину, по краям которой росли редкие деревья. В конце ложбины Мерген заметил движение.

— Вот они!!! Кхуррагх!!

В следующее мгновение, впереди что-то блеснуло. Раздался звон металла, и путь косматым блестящим потными спинами татарским лошадям преградила натянувшаяся тонкая стальная цепь.

— Влево!!! — взвизгнул Мерген, брызгая слюной. Резко осадив, сотня избежала столкновения, но потеряла скорость.

Взвыли волки. Их вой перешёл в рёв, и к сбившейся, потерявшей строй сотне со всех сторон бросились серые тени. Они влетали под лошадей, вспрыгивали на них за спинами воинов. Утро наполнилась визгом лошадей и криками умирающих.

Мерген, несколько мгновений смотрел на всё как околдованный. Он не верил своим глазам. Его сотня, одна из лучших в войске, таяла, как весенний снег. Он закричал, стряхивая оцепенение, вздыбил коня и взмахнул саблей:

— Кхурра‑агх!!

Короткий как молния удар сабли со свистом рассёк воздух. Тень метнулась под коня. Конь завизжал и осел на задние ноги. Из распоротого конского брюха вывалились внутренности. Мерген успел покинуть седло. Пружинисто приземлившись на крепкие ноги, он развернулся. Взлохмаченная шкура. Оскаленная волчья пасть. Большие синие глаза. Потом всё окутал туман. Только эти страшные синие глаза. Мергену между глаз будто вогнали раскалённый прут. Блеснули когти, и голова сотника скатилась со склона.

— Что-о?!!! — Ягайло вскочил с трона. — На кол!.. Всю стражу на кол!!

— Некого сажать на кол, великий князь. Охранявшие обозы мертвы все до единого.

В бессильной злобе, Ягайло развернулся, выхватил меч и изрубил трон в щепки. Потом, тяжело дыша, долго стоял спиной к полковникам. Его плечи опустились. Его голос стал тихим и злобным:

— Трубите общий сбор. Седлать лошадей. Всё, что осталось от обоза в центр. Мёртвых стащить в кучи и сжечь. Выступаем с восходом.

Мурза почувствовал, как кто-то ухватил его за шиворот и рывком поставил на ноги. Исподлобья украдкой он огляделся по сторонам. Кругом, кое-где ещё шевелящимися кучами высились трупы лошадей и воинов вперемежку. Отовсюду шёл густой запах свежей крови и внутренностей. Мурза согнулся пополам, упал на колени и ановь осмотрелся.

Его окружали около двух десятков, похожих на человеческие, фигур.

Волчьи шкуры и пасти. Шерсть слиплась от крови. Широкие чёрные штаны. Сапоги мехом наружу. Между оскаленных волчьих зубов, черные лица — только глаза сверкают. На крепких узловатых руках, чёрные железные когти. Из-за голенища сапог торчат рукояти ножей. У каждого за кожаным поясом кистень с гладким железным шаром. За спинами короткие луки.

— Шайтан… — Мурза повалился лицом в землю, зашептал молитву. Но крепкая рука вновь ухватила его за шиворот и поставила на ноги.

— Мы его не убьём, отец? — юношеский голос серебром прозвенел в утренней тишине. Из-за горизонта показался огненный край солнца.

— Нет.

— Почему?

— Он знает теперь, что такое страх. Пусть отнесёт его остальным. Пусть все дрожат при одном только упоминании о нас. Так было давно. Так будет ныне.

Одна из фигур приблизилась к мурзе. Сильный низкий голос произнёс:

— Возвращайся к хану. Скажи — литовцы не придут. И покажи ему вот это!

Большие синие глаза заполнили всё. Голову мурзы пронзило раскалённой стрелой. Блеснули когти. Лицо обожгло нестерпимой болью. Мурза завизжал и упал на колени, заливая траву кровью, струящейся меж пальцев рук, прижатых к лицу.

Солнце уже стояло высоко. Поднявшийся ветер начал разгонять туман. Мамай, сидя у шатра, пил кумыс и бросал тревожные взгляды в ту сторону, откуда должны были появиться войска Ягайлы.

Урусы встали стеной. Краснели щиты. Сверкали на солнце наконечники копий. Уже сшибались передовые отряды. Татары, едва сдерживая разгорячённых коней, нависли чёрной тучей, готовые с воем броситься на урусских собак.

Слева от шатра послышались крики:

— Кху! Кху! О, великий хан! Беда! Беда!

К шатру неслись три всадника. Двое, находившиеся по бокам придерживали того, кто был посредине.

Когда всадники приблизились, хан узнал в том, что находился в середине, мурзу. Одежда в крови. Лицо замотано тканью чалмы, которая густо пропиталась кровью. Скрюченные пальцы вцепились в лошадиную гриву. Воины бережно сняли мурзу с седла, опустили на колени перед ханом и удалились.

— Говори! — Мамай отшвырнул пиалу. — Говори всё, как есть!

— Ягайло ушёл, мой хан.

— Пёс! — Мамай пнул мурзу сапогом. — Шакал неверный! Где две сотни моих воинов?

— Убиты, мой хан. Мы не добрались до лагеря литовцев. А тебе передали вот это. — Мурза со стоном размотал ткань, прикрывающую лицо.

Взору хана открылась страшная картина. Четыре глубоких вертикальных разреза, рассекали лицо мурзы ото лба, до подбородка. Из них сочилась кровь. Глаз не было. Из‑под разорванных век на хана обрушилась страшная, чёрная от крови пустота и пахнуло холодом приближающейся смерти.

Боброк отыскал Дмитрия среди воинов большого полка. Князь был в доспехах дружинника и прилаживал меч на пояс.

— Княже!

— Ну?!

— Прискакал гонец. Литовцы уходят.

Дмитрий обхватил Боброка за плечи:

— Повтори! — Тряхнул воеводу, что есть силы. — Повтори!

— Полно, княже. — Боброк улыбнулся. — Ягайло уходит. Можно начинать.

Дмитрий опустил голову, выдохнул:

— Скачи в засадный полк. Когда ударить — решишь сам.

Дмитрий обнял Боброка и, подхватив щит и копьё, шагнул в строй.

И в тот же миг взревели рога. Взметнулись ввысь чермные русские стяги с золотым ликом Христа. Со всех сторон Куликова поля, оглушая и сотрясая утреннюю тишину, из десятков тысяч глоток грянуло:

— ЗА РУСЬ!!