Человек и кошка.

Прогрохотали под окнами первые фуры и всё в комнате, мелко

сотрясаясь, пришло в движение. Проснулось общежитие. Такая рань, а

сна нет… Сосед закашлялся, по коридору шаркают, где-то радио

бубнит… Вибрирует, отзывается комната...

Тени по потолку от стены к стене следуют… Смотрит на них

Веня, раздражается. Перекрестится, спасается и снова заводится,

потому как каждый день — шаги, тряска, бубнёж, "общага". А лучшего не

добиться: "общага" — это всё, что удалось. "Бросить всё?..." Перебрал

варианты, вздохнул, обмяк: выходит, вся эта жизнь ему в самый раз. А

"лучшая" жизнь — "морковка"… "Станет-ли сил тянуться?"

"Мяу" — позвала его кошка. "Я здесь..."

Приподнялся Веня, всматривается, а кошка, юркая, прыгнула,

прикусила большой палец Вениной ноги, отпрыгнула, ждёт ответа. "Что

же ты кусаешься?.. Мышь поймала?" "Мау!" — отвечает кошка. "Проснулся

— играй!" Хотел погладить, а она, отпрянув, повела

хвостом, шипит.

"Ва-аська!"

"Мау! Что еще?!" — в три прыжка метнулась кошка к изголовью, и

ткнулась носом Вене в губы." Ма-ау!"

"Думаешь, я — кошка?!… Кушать хочешь? ..."

Не дает себя погладить, отошла. "Играй!" Присела на виду,

спиною к Вене и вылизывает лапы. После головою повернулась, стала

пристально смотреть ему в глаза.

"Обиделась… Скучает..." — вздохнул Веня. Зевнул, принюхался,

и нет покоя… "Что "они" в корм добавляют… Василиса, болеешь, что-ли?"

Кошка зевает в ответ, презирает. "Скучно. Играй!"

В комнате, вдоль стен, шкафов, в местах "известных", Веня

прикрепил газеты, но они не помогали — Василиса неизменно их срывала

не метя… Норовила под них… И, кроме того, приходилось прятать обувь,

сумки, одежду… Ведь только отвернись! А ещё бывали "кошкины" дни,

когда ей удавалось забираться в шкаф. Там, на чистом, лежала,

жмурилась, и… разводила пакость всякую. "Не кошка — диверсант! Вот

что показывает выходками? Днём среди комнаты "устроится", а потом

заберётся повыше и наблюдает, ждет реакции. "Пришел, а-га… Что

скажешь в своё оправдание?""

"Что же теперь — не работать? Васька? Обижается, несогласна..."

Ещё потянулся, встал Веня. Набросил халат, сгреб газеты грязные

в ком, прихватил чайник и поплёлся темным, длинным коридором на

кухню. "Эх, Васька… Сам не согласен..."

Веня кошек не хотел, хотя считал их непростыми существами.

"Кошки — не собаки. Их заботы — о душе! А вот возня, запахи, ворс..." Да и

комнатушка городская — что за условия для кошки? "Проклятие, а не

жизнь. А она ещё никуда не выходит, боится..."

"Сплошные хлопоты! Живое существо! Нельзя же просто взять, да

выгнать. Завел и бросать? Я так не могу..."

Но Василиса — то особый случай. Её Веня у брата отобрал. Брат,

"живностью" себя не утруждал: то пнет её, то хвост прищемит, а то —

гадость скормит ей… "И будто бы нарочно… Нехорошо за глаза, но брат

мой… Ладно..." Веня злился, стыдил брата, и без толку… Может даже в

отместку, за мягкость Венину, пинал брат котёнка. А котёнок

беспомощный шарахается, больной, жалкий… Как мимо пройдешь? Забрал

Веня его к себе. Жалел, выхаживал.

Вот так и получилась кошка Василиса. Строптивая, дерзкая… На

Вене отыгрывалась. За каждое горькое "мяу" своей жизни, за каждое

отвергнутое "мяу". Но словно бы где-то предписано, что вот есть

человек, способный её понять, возился с кошкой Веня, не отступался.

Жил холостяком, не был особо смел, и в свои сорок пять Веня так

и не встретил ни одной девушки, к которой смог бы, захотел бы

приблизиться. "К чему плодить нищету?" — говаривал он на упреки

сестер, и мамины наставления оставляли в нем какую-то вежливую

отстраненность. "Не случилось — и всё. О нищете, это они могут

понять, а что пусто за душой, это только испугает. Так что..."

"Кошку завел! Ты посмотри на себя! Борода седая. Хвост этот на

затылке… Как "ушивый" какой! Кто "воды подаст"?.. Умру скоро, у Машки

свои дела, Танька со своим придурком в Америке… Думаешь сладко так,

одному?"

Родители Венины развелись давно, семья разъехалась и только

младший брат оставался при маме в далеком Урюпинске. А какая от

брата "вода"? Всё на маминой шее столовался, да перерыл весь огород с

миноискателем. "Клад ищет. Ни дня не работал..." Разве опора он? И

мама не жаловалась, шутка-ли, четверых выходила, считай, одна. Но

теперь, вот оно, одиночество… И сын такой… "Все благополучны,

младший — из ничего кашу сварит, только Веня — блаженный...

Незлобивый, покладистый, но всё мимо него проносят… Надеется,

"плошает"… И ещё за благо почитает свою простоту. Оно конечно… Ох,

Веня, ведь "где сел — там и съел"… Молись, не молись..."

Да нет, хватку Веня имел. Если что — с места не сдвинешь, но

как-то всё не там. То не доплатили, "прокатили" с оплатой, а то — не

заплатили. А он ещё перебирает с кем работать… На работу не берут.

Нудит и нудит — хоть бы по сторонам глядел что говорит… Взять за

ручку, провести кругом, а то ведь "вляпается" снова… Вот, как на лбу

написано: "Отработаю не глядя. Изведу по мелочи!"

Выживать-то он способен: выстоял в своей "общаге" в "пэтэушные"

80-е, затем — в "веселые", бандитские 90-е и, наконец, окруженный сперва

кавказцами, затем азиатами, теперь, в 10-е врос. Вот пришлые в

общежитии по две, по три комнаты "подминали", занимали, а Веня… Его

даже потеснить с подселением пытались. Отбился, однако "крутиться"

не умел, не дано, да и противился.

В чём-то мудрее родных, он всё равно представлялся им бедным и

голодным недотёпой, постаревшим мальчиком, за которым нужно

присматривать. А его влекла тишина, размышления, Евангелие, и

пристально оглядывая окружающий мир он все меньше находил причин

почему ему стоило хотя бы на время с кем-то сойтись, или как-то

приобщаться к этому миру суеты. А кошка — это другое. "Что им моя

кошка?! С ней, без неё — чем она мешает? Было бы с кем сходиться..."

"На вот тебе ряжку… Василиса, ря-яжка..." Кошка быстренько

пробует, но, спохватившись, с достоинством отстраняется. "Нечего

тут ряженкой откупаться!" А смешная-то: пятнистая, трехцветная,

глазастая...

"Ну пока!" — прощается Веня с кошкой. А она, посреди комнаты,

смотрит вслед, молчит. И Веня уже не оборачивается… "Пока, кошка! Не

могу остаться..."

"Такой запах..." — сказала, поежилась знакомая, проездом

остановившаяся в Вениной комнате. "Иные ничем не пахнут, а лучше бы

пахли..." — думает Веня, но оправдывается: "Кошка у меня..." И после

терпит, терпит многословие знакомой. К вечеру так устал от болтовни,

от постороннего присутствия, от приборки, от деловитости гостьи,

что, неудобно, но мечтал её спровадить. Но она — непростая гостья.

Мамина соседка! Не хотелось беспокойств для мамы, потому сдержался.

Потом, вечером, постелил ей на кровати, а сам лег на полу. Она же

прошмыгнула в пеньюаре, утром вкусно наготовила, как-то по-особому

вглядывалась, и через день съехала, едва он стал собираться. Обиделась.

На что? "Не знаю, как ты так можешь… Кошка эта… Я позвоню." Куда

ушла — не вернулась. И кошка ещё дулась, отворачивалась. "Тоже мне...

Завел-играй!"

"Мама, было бы с кем, разве я против?"

Была женщина на примете. Приятель обрадовался, подбадривал:

"Давай, не теряйся!"

"А чего "давай"? Всё зазывала. Придёшь — поговорить не о чем. Она

с подругой выпьет и песни горланит. Такая барышня… А то упросит чего

сделать, а потом ещё и денег спросит… Странная. Не работает — в её

года не очень жалуют. С "институтом" своим, на рынке стояла, ушла.

"Тошнит" её. Вот нигде и не работает. А как жить?" Такая барышня...

"Да и сам я ей зачем? Возись с ней, а зачем — не понятно… Что же мне

теперь жить за неё?"

А на работу Веня опоздал: то в автобус не влезть, то в метро не

пройти. А ещё за сушками забежал по пути, и салаки мороженой прикупил

для Васьки. На две минуты опоздал — начальство у ворот встречает.

"Унизительно прямо… Зарплату второй месяц не выплачивают, а так на

часы поглядывает… Противно..."

Не заладился день. Застали кормящим голубей. "Дел на минуту...

Сыпануть на подоконник..." Потом Веня пил чай. "Ну я же не курю. По пол

часа вон в курилке стоят..."

Работает Веня, "кипит" — а что кому скажешь. Оплату срежут!

"Так ведь не платят!" — удивляется приятель выслушав.

"А так — и не заплатят..." — поясняет Веня. И видимо где-то

работается иначе, так реагирует знакомый.

"Не бери ты в голову… Ладно уже..." — успокаивает.

А Веня о другом: "Кошка вот… Болеет что-ли… Гадит кругом..."

"Она бы у меня поправилась! Я бы ей всыпал, что бы обделалась, да

ею же и вытер! Она бы у меня поскучала! Вот где поскучала!" — разошелся,

кулаками машет приятель. И такая неожиданная злость у него.

"Ладно, спасибо! Разберусь..." — отстраняется Веня. "Мой автобус...

Пока!" Наушники надел и повис на поручне, мотается под хоралы. Пусть

крюк выходит на маршруте, но хватит на сегодня, хватит… разговоров.

"Надо бы рыбки сварить… И врача бы надо… Где-то у меня был

телефон..." — планирует Веня. "Да, врача… И игрушку какую нибудь...

Мячик что-ли..? Да, наверное, мячик..."

Вернулся с работы, сел, и сидит. События дня в голове путаются,

наседают. Не раздеться. Так сидит.

Василиса встречала, там где оставил, будто с места не сходила.

В глаза смотрит, молчит. Не ела. "Лучше бы пакость какая, чем так..."

Нет сил пошевелиться, сидит, оцепенел от усталости Веня. "Пока

доберешься… Надо что-то решать… И работа эта..."

Шагнула, и вдруг стремительно, царапаясь, вскочила на руки кошка

Мордочкой трётся, урчит, мнёт поочередно лапами грудь Венину. "Ну

что ты, что ты… Взялся — играй..."

А Веня гладит её, рассказывает: "Я тебе рыбки купил… И мячик...

Специальный… Хочешь?"

"Неужели у тебя никогда "никого" не было?"

"Ну так получилось… Дом-работа… Не было..."

"И как это, "без никого"?"

"Откуда мне знать? Не с чем сравнивать..."