Брик

…Брик разбудил меня за несколько секунд до катастрофы.

Мы выкатились из палатки и едва успели отскочить, как наше жилище с жутким свистом завалило многометровым тяжелым снегом.

Я не знаю, каким образом Брик предугадал опасность. Он, несомненно, обладал уникальной способностью самосохранения. Сохранения себя и всех, кто находился рядом с ним. Уверен, будь он с нами с самого начала экспедиции — никто из ребят не погиб.

Я стоял живой, сжимая в руках наспех схваченную одежду, сумку с лекарствами и ружье. Но я не сделал главного — я не взял обувь! Я пренебрег самым важным правилом путешественника зимой. Я мог бы оставить в палатке все, что угодно, но только не обувь. Тридцатиградусный мороз не оставлял мне шанса. С таким же успехом, я мог остаться в палатке досматривать сон.

Я инстинктивно бросился расчищать завал, но тут же осознал бесполезность этого. Слишком много снега для нас двоих, да и в любой момент палатку могло вновь засыпать.

От отчаянья у меня едва не потекли слезы. Я взглянул на Брика: он уже успел одеться и обуться — конечно он подумал о своей обуви. Я видел его теплые унты, точно такого размера как у меня. Оставался единственный шанс на спасение из миллиона — отобрать сапоги у Брика. Глупое, эгоистическое, ослепляющее желание от полной безнадежности.

Брик перехватил мой взгляд. Секунду размышлял, а потом подскочил ко мне и быстро натянул на меня мою куртку, шапку, надел рукавицы, повесил мне на плечо аптечку, укутал ступни своим шарфом. Ружье перекинул себе за спину. А затем легко подхватил меня и положил на широкое плечо.

Он зашагал столь стремительно, будто нес меня до ближайшей опушки леса. Хотя мы оба знали, что ближайшая возможная стоянка, где мы сможем согреться, находится не ближе двадцати пяти километров.

Брик нес меня, понимая, что иначе я отморожу ноги и погибну в этом снежном лесу. Он шел, экономя каждую минуту на этом жутком морозе. Он рвался словно спринтер на стометровке, но долго выдержать такой темп было не под силу любому человеку. В зимней одежде я весил не меньше ста килограммов. Но Брик упорно шел, не сбавляя скорости. Пробирался по колено в снегу, порой проваливаясь по пояс. Но выбирался и шел.

Я ощущал, как внутри него гудят от напряжения жилы, слышал, как мощно работают легкие, нагнетая морозный кислород и выдыхая густой пар, чувствовал жар от его сильного тела.

И тогда во мне забрезжила надежда. А вдруг мы сможем добраться до стоянки? Лишь бы Брик не оступился, лишь бы не надорвался, лишь бы не выдохся…

И он шел. Шел не останавливаясь. Лишь дыхание его все учащалось и учащалось, превращаясь в сплошной могучий гул.

Меня же неудержимо клонило в сон. Ритмичное укачивание и мелькание веток перед глазами дурманили разум. Я изо всех сил разлеплял глаза и все равно отключался.

— Поспи, — показалось мне, шепнул Брик.

Но я боялся уснуть.

Я усиленно вглядывался вперед, через плечо Брика и временами видел груженые фуры, несущиеся нам лоб в лоб по встречной полосе шоссе. В ужасе вздрагивал и просыпался, пробовал смотреть назад и вскоре замечал стаю волков, догоняющих нас. И в том момент, когда вожак стремительно кидался на меня, широко распахнув зубастую пасть, я опять вздрагивал и просыпался. А потом вновь глядел вперед на мчащиеся нам навстречу грузовики…

Видимо, мы уже долго шли, ибо солнце светило почти вертикально. Брик ни разу не остановился, чтобы передохнуть. Воистину он был невообразимо силен. Внутри него что-то клокотало, будто в огромном кипящем котле. Я же ощутимо подмерзал. Мне было страшно думать, сколько еще нам предстояло идти и сколько сил осталось у Брика.

Солнечные лучи светили ярко, но не грели.

Вдруг Брик остановился, бережно усадил меня на снег, снял с себя куртку, дополнительно укрыл меня ее и пошел вперед один, ступая осторожно и медленно. Я изо всех сил шевелил замерзшими пальцами и тер онемевшие щеки.

Брик вернулся, взглянул ободряюще, подхватил меня и вновь зашагал. И вот тут мы провалились под лед. Брик ушел почти по грудь, рванулся, взбурлил ледяную воду и вырвался на снег. Удивительно, но я совсем не намок, он и тут спас меня. Его же покрыла толстая ледяная корка льда.

Непостижимо, как можно провалиться под лед в такой мороз. Однако дело как раз в морозе. Последние дни температура стабильно держалась ниже тридцати, и бурный ручей, который мы переходили, перемерз до дна в самом узком, но быстром месте. И тогда мощный поток воды проломил ледяной покров и растекся поверху, покрывшись свежим непрочным слоем льда.

Мы отползли от опасного места. Тяжело дыша, Брик будто бы с удивлением некоторое время разглядывал свое обледенелое тело, а затем вновь потащил меня на руках. Это было больше, чем невозможно, но он шел, не обращая внимания ни на что.

Я уже плохо соображал, что происходит. Пронизывало одно лишь острое желание дойти. Дойти! Дойти! Дойти! И еще щемящая жалость к этому сильному человеку — собственно чужому мне человеку, какого я знал всего два дня, — который нес меня, словно отец любимого беззащитного ребенка. Я забыл, когда плакал последний раз, но тут слезы из моих глаз лились не переставая, замерзая на одеревеневших щеках.

Убежденному атеисту, мне было совестно молиться первый раз в жизни именно в тот момент, когда нужда приперла меня к краю. Но я шептал наивные просьбы всевышнему, чтобы он спас нас, обещаю взамен все, что он только попросит потом. Все что угодно! Но не сейчас. Потом...

Я повторял, невесть откуда взявшиеся слова: «Осилит идущий, осилит идущий, осилит идущий…» Забывался, но шептал не переставая. «Осилит идущий…»

Сложно сказать через сколько я увидел дом. Казалось совсем рядом, рукой подать, но оставшаяся дорога к нему заняло жутко много времени. Брик шел на издыхании. Холодно… «Осилит идущий…» Он почти падал, но нес меня. Холодно… Если бы я мог, то попробовал дойти сам, но окоченел настолько, что не получалось даже пошевелиться. «Осилит идущий…» Дом качался передо мной, то приближаясь, то, казалось, убегая… Холодно… Все вдруг потемнело разом, но вряд ли это пришла ночь…

У меня страшно болели руки, ноги, особенно пальцы. Жгло лицо, словно мне сдирали кожу. При этом палило меня и изнутри, словно туда напихали зажженных спичек. Почему-то сильно пахло хвоей.

— Болит? — громко спросил Брик. — Это хорошо! Значит, ты цел!

Я лежал в комнате возле печки, с разгорающимися в ней дровами. Брик растирал меня вонючей жидкостью, а потом влил мне ее в рот. Горло обожгло. Я закашлял.

— Джин, — пояснил он. — Туристы оставили, бутылку джина. В записке сказано, что они вернутся сюда к концу недели.

Он продолжал растирать меня, и мне становилось все больней. Я покосился на свои ноги, ожидая увидеть черные головешки вместо ступней, но кожа везде была ровная, чуть розовая.

— Не волнуйся — руки-ноги у тебя целы, — говорил Брик. — Отлежишься здесь несколько дней. Еды хватит. Дров тоже много. А потом придет группа. Они заберут тебя.

Только тогда я заметил, как плохо он выглядит: цвет лица у него был багровый, а щеки покрыты словно расплавленным гудроном. Дышал он тяжело и со свистом. Вдобавок у него, несомненно, был жар.

— Брик! — воскликнул я. — Возьми аптечку! Там мази, бинты, антибиотики.

Он покачал головой:

— Не надо. Мне не поможет.

— Почему?

Он отошел к окну и облокотился о стол. Внутри у него что-то начало пощелкивать, а потом заискрило на висках и затылке. С ним явно было что-то не так.

Я вскочил и подбежал к нему. Он поглядел на меня по-прежнему спокойно и сказал:

— Я сейчас выйду покурить, а ты подбрось дровишек в печку — что-то зябко.

От него ощутимо шел запах гари. Я был в полной растерянности и не знал, что делать.

— И еще, — добавил он. — Я оставлю просушить свои унты. Ты потом пользуйся ими. А сейчас принеси мне воды.

С трудом наклоняясь, он стащил с себя сапоги точно такого размера как мои и, пошатываясь, босиком зашагал к входной двери.

— Брик! — закричал я. — Остановись!

— Мне сразу надо было отдать тебе свою обувь, но я не хотел, чтобы ты узнал про меня, — признался он, взявшись за дверную ручку. — Забудь!

— Брик! — завопил я.

— Я попросил тебя принести мне попить! — рявкнул он вдруг и с такой силой ударил кулаком в стену, что домик дрогнул, и с потолка посыпалась труха.

От неожиданности я действительно бросился на кухню искать бутылку с водой, а когда вернулся, то его не было.

Я ощутил себя собакой, которой хозяин нарочно бросил палку, чтобы отвлечь, а сам сбежал, ибо не мог объяснить глупому животному, зачем он уходит.

Я распахнул дверь. Следы Брика вели к лесу. Я бросился искать унты, но в этот момент жутко грохнуло где-то рядом и пронзительно засвистело в воздухе…

Унты высохли через два дня.

Я не стал дожидаться туристов. Допил джин и ушел один. Оставшуюся дорогу я хорошо знал, да и мороз ослабел. И, как видите, благополучно добрался.

А вместо бутылки выпитого джина я туристам оставил пузырь спирта из аптечки, которая так нам и не пригодилась.