БЕЛОГОРКА. Двенадцатый рассказ.

Дверь со старческим скрипом и молодым размахом открывается, и в уютный тесный коридорчик вместе с холодом и новой энергией быстро втискиваются Валя и папа, оба огромные в своей зимней экипировке, краснощёкие, красноносые, взбудораженные лыжебегом, в снежных, налипших на одежду и ресницы, комочках, которые уже начали плавиться от тепла голландки. Оба такие громкие...

Я их не встречала сегодня: мне нездоровится — голова болит: метеозависимость сказывается.

Я выхожу к ним на слабых ногах, укутанная в шерстяной платок, как бабушка, и тихонько увещеваю их:

— Тише-тише, у меня тут собачка со щенятами…

— Какая соба… — папа не умеет быстро сбавлять громкость, он вообще громкий по манере своей.

— Уш, кто это?

— Раздевайтесь, садитесь кушать, я вам всё расскажу.

Рассказала им только о появлении Рыжика и щенят, а ещё о том, как мы с Андреем Витальевичем посетили дом бабушки Зины. О других событиях недели буду молчать до скончания дней.

…После обеда папа ушёл осматривать ульи и запаривать к вечеру баню.

Я тихонько подхожу к сестре и вкрадчиво спрашиваю, привезла ли она запрошенные мной старые ёлочные игрушки.

— Лап, а зачем они тебе? Новый Год месяц назад был.

— Валь, тебе не всё ли равно. Я найду им применение.

— Быстро колись!

— Нет. Валь, я таблетку от головы выпила, хочу прилечь. Вымоешь посуду? Пожалуйста.

— А ты мне за это расскажешь, зачем я тащила лишний пакет?

— Петь, дай умереть спокойно.

… Проснулась. Судя по сочному сине-фиолетовому цвету за окнами, время, примерно, пять вечера, начало шестого. Папа на диване читает свой пчелиный журнал. Валя сидит рядом со мной и хитро улыбается, увидев, что со мной, наконец, можно установить контакт.

— Что?

— А я тут у тебя кое-что нашла… И уже прочитала… Что за глупость ты написала? Я ничего не поняла.

Вместе с пониманием, что боль в голове утихла, приходит понимание того, о чём говорит со мной моя младшая сестра.

— Правильно. Это не для твоего половинчатого ума)

— И вообще, Валь, сколько можно? Прямо как в детстве. И тогда с Нинтозавром читали втихаря мои дневники, как я их не прятала от вас, и сейчас, — ничего не меняется. Я разрешала тебе брать мои вещи?!

— Да твоя писанина на газете была нацарапана, а газета — вот лежит, на видном месте.

— Ладно, проедем это. Но я зла на тебя. Как в детстве, блинский, ничего не меняется. …Петь, а что, так плохо, да?

— Ага. И, к тому же, ничего не понятно. Что ЭТО хоть такое?

— Это космическая сказка. Сегодня написала.

— Лап, давай мы тебя полечим? В самую лучшую больничку пристроим…

— Да иди ты…

— Девы, я в баню. Вы — после меня.

— Пап, ты опять натопил — не войдёшь?

— Дочь, это же БА-НЯ.

— Ты не забывай про свои сосуды!……….

Пока Валя с папой обсуждают кровеносную систему папы, ты иди-ка сюда, моя сказка, я тебя припрячу…

…Папа уже спит. Валя рядом со мной ворочается, пытаясь отыскать комфорт на полуодноместной кроватке. На самом деле ей хочется поболтать, а, может, выговориться.

— Уш, ты здесь?

— Здесь.

— Ты пра́вду умеешь говорить?

— Стараюсь. Что у тебя, Валь?

— Признайся честно. Ты чего здесь засела, как сыч? Чего здесь высиживаешь? Ждёшь, что ли, кого?

— Просто хорошо мне здесь. Понятно? Здесь именно то место, где возможно сделать передышку, подумать о всякой всячине, подзарядить Душу. Понимаешь?

— Конечно, хорошо здесь отдыхать зимой, когда нет работ. А ты поживи здесь летом, как я, позагибайся на огороде, постой с папой у ульев, когда он смотрит, мёд покачай…

— Да, Валька, ты наш герой. Угораздило же тебя родиться с отсутствием страха перед пчелиными укусами! Ты наш пчеловод. Трудяга наша.

Если мне когда-нибудь дадут отпуск летом, обязательно буду здесь с тобой.

— Да я тоже сейчас пожила бы здесь. Я тоже люблю побыть одна…

— Всё понятно: опять с Ниной поссорилась?

— Да. Знаешь, что она сделала позавчера?.. Скинула с полок все мои журналы, сказала, что их пора выбросить. Ну, я за это спрятала все её диски с Дженис Джоплин.

— Валь, да это же атомная война! А если серьёзно, то пора бы уже перестать так себя вести.

— Ир, а ты к нему вернёшься?

— Валя, я не буду об этом говорить.

(Долго дышит мне в ухо)

— Нет, не вернусь! Отстанешь?

— Почему?

— Потому что нет ЛЮБВИ. Мы украли друг друга у наших настоящих вторых половинок. Понимаешь? Произошёл сбой, ошибка. Но мы вовремя её исправили.

— А если ты не встретишь свою вторую половинку, так и проживёшь одна свою жизнь?

— Да.

— Я тоже.

— Не примазывайся. У тебя же есть Саня… И вообще, Валь, не мучь меня, давай уже уснём!

— Девчонки, хватит болтать. Спите.

К утру с Северного полюса подоспел поезд с молодыми, полными сил морозами. Папа предупредил, что, судя по метеопрогнозу, морозной будет почти вся следующая неделя.

Позавтракали и, утеплившись кто как мог, отправились в соседнюю деревню, где дожидалась машина.

Вновь мороз и вновь трое лыжников плывут по белым волнам.

На горе, как всегда, ветрено. Ветер ледяной, жёсткий, нервный, раздаёт пощёчины и особенно не скупится на прямые удары. По-над-волнами мчатся, виляя, змееподобные снежные вихри, — они охотятся за покоем, находят и накрывают покой собою.

В рюкзаке моём легко подзынькивают восемь ёлочных игрушек. Недалеко от Храма, в сторону речных перекатов, я давно приметила несколько кустов шиповника. Раз ёлочки здесь, на высоте, не растут, обращусь к шиповнику.

… Папа с Валей уехали.

Я подошла к шиповнику, который понравился мне своими изящными размахами, поставила палки, сняла рюкзак и положила его в чистый снег, рядом с собой. Сняв варежки, приступаю к развешиванию игрушек. На третьей игрушке пальцы ломит и сводит, на пятой — они уже, как чужие, восьмую повесила застывшими сухими алыми коряжками вместо рук. Скорее одеть варежки не получается: пальцы почти ничего не чувствуют. Стуча ладонью об ладонь, любуюсь украшенным кустом. Яркое солнце лучше всяких гирлянд. Старые игрушки, покачиваясь на ветру, горят светом и играют вновь ожившими красками, потускневшие блёстки превратились в бриллианты. Даже в молодости у этих игрушек не было такой яркой, нервной и сияющей жизни.

С Новым Годом, Белогорка.

Жил-был Давид. Он летал на космическом корабле Земля по Солнечной системе, вокруг одной и той же звезды. На корабле было много людей. У каждого было своё местечко.

Однажды Давид пришёл к себе, а у него какой-то злой человек всё поразбивал и попортил, многое было украдено. Давид, конечно, сильно расстроился и решил покинуть этот корабль. Он попросил у Вселенной такую возможность, и Вселенная привела его к специальной капсуле, в которой было всё, чтобы путешествовать в Космосе. Сел Давид в капсулу и, в одно мгновение научившись ею управлять, покинул корабль и отправился в Космос.

Долго ли, коротко ли летал Давид по дорогам Космоса, а повстречалась ему Чёрная дыра. Она любовалась своими разноцветными юбками и не сразу заметила капсулу Давида. Увидела его только тогда, когда капсула на всей скорости нечаянно задела юбку, и от этого неконтролируемо ускорилась, а через секунду и вовсе упала на дорогу, рядом с Чёрной дырой.

— Ты чего здесь растянулся? Ты кто? — спросила Дыра, помогая Давиду подняться...

— Чего хочешь, Давид, попасть в прошлое, будущее, в другую галактику, Вселенную, а, может, в другой Космос? Или — в другую реальность? У меня их много, этих детишек, целый детский садик. А я их воспитательница.

— А кто их родители?

— Правильнее сказать — наши родители. Зовут их Она и Он, они очень рассеянны, они абсолютно везде, в каждом и во всём, во мне, в тебе, в каждом месте каждого пространства, — вот какие они рассеянные...

О! Пока рассказывала тебе о родителях, они рассказали мне, куда тебя отправить.

— Да? И куда же?

— Сюрприиииз, — последнее, что услышал Давид. Потом произошла вспышка, немного потрясло, успокоилось, и Давид открыл глаза. Он посмотрел через капсулу — вроде бы ничего не изменилось, разве что цвет Космоса стал чуточку светлее. Оттенок напоминал Давиду шоколад, поэтому он спонтанно назвал это место шоколадной реальностью.

И он увидел ЭТО. ЧТО-ТО плыло ему навстречу. Трудно описать. Это занимало собою округлое, с волнующимися краями, место. Внутри Этого пространство вибрировало и рисовало диковинные узоры само по себе. Давид вдруг понял, что с Этим Чем-то что-то не так. Ибо в нескольких местах Оно словно разрывалось. Разделённые части пытались соединиться, но у них ничего не получалось, и они искрили красно-розовым сиянием.

Давид, толком не понимая, что делает, быстро одел защитный костюм и выбежал в открытый Космос, и поплыл к потерпевшему крушение кораблю, тот был совсем рядом. Достигнув его, Давид, подчиняясь ДВУМ голосам, звучащим внутри Души, сделал прыжок внутрь вибрирующего узорами пространства… И очутился в ярко-розовом, давящем на глаза, сиянии. Через секунду Давид увидел предмет, похожий на сгусток застывшей земной стали. Давид, слушая всё те же ДВА голоса, взял в руки этот предмет и вышел с ним из розовости в Космос. Вернулся с ним в свою капсулу.

Давид успел пообедать и даже поспать, когда с найденным предметом начали происходить изменения. Он ожил. Стал шевелиться. И превратился в то, что сильно напоминало свободную земную ртуть, только это То постоянно двигалось. Давид за свою жизнь обучился ничему не удивляться. Он назвал новое существо Блестяшкой. Несколько раз произнёс это слово, мысленно прикрепляя его к "ртути", пока "ртуть" не поняла и не стала движениями отзываться на новое имя. С этого началась дружба Давида и Блестяшки.

Пусть они не могли разговаривать словами, но мысленному общению не было предела. Они обсуждали всё, что считали нужным, и с готовностью рассказывали о своих мирах. Блестяшка очень впечатлилось рассказами Давида о Земле. А Давид с интересом слушал Блестяшкины мысли о Й — родине Блестяшки.

Однажды к ним постучалась Чёрная дыра...

.............

— Отец, ты ОПЯТЬ всё перепутал. Надо было отправить его в ту реальность, где бы...

— (перебивает) Да понял я уже, Матушка, понял. Ошибочка в вычислениях, извиняй. Ну ничего, в следующих воплощениях...

— (перебивает) Я вот тебе сейчас покажу: "следующие воплощения"! Давай-ка сейчас всё исправим. Вызывай воспитательницу!

Так вот, однажды к ним постучалась Чёрная дыра:

— Простите, Давид и ээээ… мммм… Не хотели бы вы попасть на Землю?

— Нет, — выпалил Давид.

— Да, — примыслило Блестяшка.

Это было первым существенным расхождением между ними, что вполне нормально, ибо не можно созданиям быть абсолютно схожими при таких РАЗНЫХ ПО ХАРАКТЕРУ РОДИТЕЛЯХ.

— Пока длится ваш спор, я всё-таки попробую отправить вас на Землю, у меня такое задание. Но, хи-хи-хи, — эта Чёрная дыра была молодой и немножко нервной, — мне ещё ни разу не удавалось вернуть что-то именно на его место. Может, в этот разик...

— Что? — в один голос промыслили Давид и Блестяшка.

— А? Нет, ничего, хи-хи-хи. Всё нормально. Вперёд, ребяткииии, — было крайним, что услышали Давид с Блестяшкой. Снова сияние, немного потрясло, успокоилось, и они увидели вокруг Космос… Как будто ничего не изменилось, только Он стал ещё светлее и приобрёл синий оттенок.

— Ну вот, — где-то вздохнула молоденькая Чёрная Дыра, — Я опять всё перепутала. Видимо, я в папу по части перепутывания… Хи-хи-хи.

… Давид посмотрел на синий Космос и улыбнулся. Он понял, что возвращение домой будет, но именно того дома, который он покинул, здесь нет, его заменит другой дом. Каким он будет? Давид не знал, но надеялся, что он будет истинным ДОМОМ для них с Блестяшкой. Блестяшка. Давид оглянулся.

На столике, где раньше жила Блестяшка, сидела девушка и с паническим удивлением рассматривала свои руки, иногда снимала с кожи случайно оставшиеся капельки ртути и катала их в пальцах, рассматривая. Сейчас она посмотрела на Давида. Лицо её дрогнуло, преодолевая неумение мимики; губы задрожали:

— П-при-вет, — вымолвила она через силу неумения владеть голосом.

— Привет, — снова улыбнулся Давид.

… Жили-были Блестяшка и Давид… В некой Солнечной системе...