Амстердам

Вот, наконец, и Амстердам. Как давно хотел я в нем побывать! В прошлом году, когда летел из Саны в Питер, провел часа два в амстердамском аэропорту — прекрасном, современном! Но в город не выпускали — промежуточная посадка. Только когда взлетели, посмотрел с тоской на землю в иллюминатор. Пролетали, набирая высоту, над самым центром. Знаменитые каналы, расходящиеся полукольцами от вокзальной площади, величественное здание кафедрального собора, маленькие домики с черепичными крышами. Старый город. Тогда было очень обидно, казалось, что-то проскочило мимо. И ват я у цели. Видимо, судьбе было угодно улыбнуться мне. Правда, до Амстердама километров двадцать — швартуемся мы в небольшом портовом городке Велсен. Но что такое каких-то двадцать километров для человека, мечтавшего побывать в старинной столице Голландии уже много лет? Да я пешком дойду, если надо будет! Хотя, вряд-ли придется стирать ноги. Это все-таки Европа, а не российская глубинка.

Швартовка затягивается. Лоцман что-то долго копается, отдавая какие-то нервные команды буксиру, а тот летает от бака к корме и обратно, хотя, как мне кажется, поджать нас к причалу — дело двух-трех минут. А время дорого. Мне не терпится попасть в Амстердам уже сегодня, пускай даже к вечеру. Николай, наш капитан, тоже, вроде, недоволен: «Ну что он дурака валяет! Говорил же ему подходить левым бортом, а он уперся как баран! Теперь дергается…» Наконец, накидываем швартовы, прижимаемся к береговой стенке, спускаем трап. Все! На часах 16.30.

«Коль, в город пойдем?»

«Пойдем, Серега, только агента с властями дождемся, и двинем.»

Это здорово! Вдвоем всегда веселее. Капитан — мой ровесник. Мы с ним кореша. И в город, и по рюмке пропустить — всегда вместе. Я уже начальник радиостанции небольшого судна маленькой судоходной компании. Родное Балтийское пароходство уже как год благополучно развалилось. Когда улетал из Саны, это был конец моего последнего рейса там. Ну что ж, жизнь продолжается…!

«Серега, готов? Зайди ко мне!,» — Николай весело подмигивает, провожая агента к трапу. Видимо, тоже рад предстоящему посещению знаменитого города. Не каждый день заходят сюда наши суда.

В капитанской каюте накрыт стол. Так принято встречать власти в любом порту. Но они, сделав свое дело, уже ушли. Мы выпиваем по рюмке коньяка, Николай закусывает фигурной конфетой из молочного шоколада, сделанной в форме ракушки. Я же, беру ломтик лимона.

«Коль, возьми с лимончиком! Знаешь как вкусно?»

«Я что тебе, Николай Второй, что ли? Это ты у нас интеллигент. Ладно, давай еще по одной и двинули. Через полчаса поезд, еще до станции идти минут пятнадцать».

Электричка бесшумно скользит по рельсам. Мы, развалившись в мягких креслах, смотрим в окно. Аккуратные, ухоженные поля, небольшие островки населенных пунктов, домов в 30 — 40 с обязательным острым шпилем кастела в центре. Как и везде в Европе. Чем ближе к Амстердаму, тем гуще застройка, здания выше и современнее. Мы уже где-то близко, совсем рядом. Остановка. Из высокого, стекло-бетонного здания напротив выпархивают стайки молодежи. Веселые, жизнерадостные! От них прямо веет молодой, необузданной энергией. Наверное, какой-нибудь местный университет, или что-то в этом роде. Еще минут десять, и поезд останавливается в тени крытого перрона со множеством путей.

Вот он, Амстердам! Довольно большая привокзальная площадь полна народа. В основном — молодняк с рюкзаками: группами, парами, а то и по— одиночке. Кто-то перекусывает хот-догами, сидя на ступеньках, кто-то бренчит на гитаре. Везде смех, веселье. Две молоденькие девчонки, устроившись прямо на тротуаре, спят, подложив под головы рюкзаки. Студенческие каникулы. Все куда-то едут.

Пересекаем площадь. Где-то надо поменять деньги. Долго искать не приходится. Обменный пункт тут же, на углу. За доллар дают 1,7 гульдена. Это неплохо. Молодой, прихиппованный кассир с кисточкой волос, меняет нам наши баксы, не забыв взять чирик комиссионных и положив рядом с деньгами подробную карту города, хотя мы его об этом не просили. Видимо, по нашим лицам понял, что без карты нам не обойтись. Молодец.

«Ну что, Коль, куда двинем?»

«А давай глянем».

Мы находимся в самом центре расходящихся каналов. Все они образуют как бы гигантские подковы, одна больше другой, и сходятся недалеко от вокзальной площади, охватывая ее с двух сторон. Вот и старинная башня с рестораном внутри. Если пройти налево по мосту, то через пару кварталов попадешь в знаменитый район «Красных фонарей». Ну туда-то мы еще успеем.

«Серый, смотри!, — Коля тычет пальцем в карту, — совсем рядом с нами! Музей секса! Идем?»

«Конечно!»

Знаменитый амстердамский музей секса. Единственный в своем роде. Сколько написано про него во всякой периодике, показано репортажей по ящику… И вот он перед нами! Входим, заплатив по десять гульденов за билет. Музей небольшой. Три или четыре маленьких зала на первом этаже, и столько же на втором. При входе механический угрюмый мужик в старом драповом пальто и такой же потертой фетровой шляпе, весь в морщинах на желтом, восковом лице, вдруг, неожиданно распахивает пальто и обнажает тщедушное старческое тело с непомерно большим, изогнутым членом в свете так же внезапно вспыхнувших прожекторов. Старый атракционный трюк, известный еще по Диснейленду. Может, кого-то это и впечатляет, но только не меня. В другом конце комнаты — манекены трех старых прыщавых проституток, стоящих как бы в подворотне и подмигивающих электрическими глазами. И при чем здесь секс? Скорее напоминает декорации к какому-то футуристическому спектаклю. Полки со всевозможными фаллосами, вагинами и садо-мазо атрибутикой, которую можно увидеть в любом сексшопе. Узкая деревянная лесенка ведет на второй этаж. Здесь тоже ничего особенного. Прекрасно выполненная фигура Мерлин Монро, в своей знаменитой позе на вентиляционной решетке с задранной юбкой. Минутные ролики первых порнофильмов еще времен немого кино — пожалуй, самое оригинальное, что здесь есть. Сюжеты разные. Присутствуют даже «наши» персонажи — молодые русские купцы в косоворотках (пока не разделись) и краснощекие упитанные барышни. Чтобы посмотреть эти «шедевры», надо крутить ручку механического проэктора. Вот, пожалуй, и все.

Да… Я ожидал гораздо большего. Молодые туристки (по-моему немки) бродят по залам кисло улыбаясь. Наверное, тоже разочарованные. Ладно.

«Тоже мне, сексуалы!, — Колян, весело улыбаясь, кладет мне руку на плечо, — пойдем, Серый, лучше пивка дернем!» Его разочарование музеем носит какой-то игриво-насмешливый характер, да и вообще, человек он легкий, веселый, ироничный. Редкий тип капитана. Побольше бы таких! Но до пивка дело пока не доходит, хотя его вокруг — хоть залейся! Небольшие открытые кафешки по обе стороны узкой пешеходной улицы предлагают любые сорта кофе и пива, но нам хочется посидеть в каком-нибудь уютном пивном погребке, на деревянных скамьях, за некрашеными дубовыми столами, уставленными массивными кружками и тарелками с закуской. Мы к этому привыкли. Но, видимо, в этом квартале такого не найти. Здесь царит изящество и утонченный изыск. Редкие посетители открытых кафе пьют пиво из высоких расписных бокалов тонкого стекла. Пьют не торопясь, с достоинством, смакуя каждый глоток. Могут с одним бокалом весь вечер просидеть.

«Издевательство над напитком!, — еходно ворчит Колян, — он у них быстрее скиснет, чем будет выпит. Они б его еще подогрели!»

А из дверей кафешек благоухают ароматы Арабики и Плантейшена. Одинокая элегантная дама, сидящая за столиком с чашечкой кофе, смотрит на нас с загадочно-заинтересованной улыбкой. Я встречаюсь с ней взглядом. Она, улыбаясь, подмигивает мне, явно приглашая присесть. Не проститутка, нет. Это видно сразу. Просто, скучающая мадам. Ей где-то за пятьдесят. Мы проходим мимо. О чем с ней говорить?

Дойдя до конца пешеходной улицы, попадаем на небольшую площадь. У входа в один из старинных домов очередь, человек пятьдесят. Странное явление. Чтобы в Европе, да очередь?! Первый раз такое вижу. Подходим ближе. Оказывается, это музей восковых фигур мадам Тюссо. Билеты «кусаются» — 35 гульденов. Это где-то под двадцать долларов. Очередь почти не двигается.

«Ну что, встанем?»

«Да ну, на фиг! Мы же были в Лондоне, в центральном. Чего здесь время терять?»

Да! Центральный музей восковых фигур в Лондоне нас просто покорил. Самый первый, самый роскошный! Теперь их полно по всему миру, да и у нас начинают баловаться. А что? Мода! Опять же, бизнес… Но так же, как и самый первый калифорнийский Диснейленд остается непревзойденным, и никому его не переплюнуть — ни всяким там парижским, токийским и прочим «филиалам», так же и лондонский музей восковых фигур остается недосягаемым. Первый раз я побывал в нем еще «при Коммунизме», в начале восьмидесятых. Большое четырехэтажное здание в центре встречает гостей широким вестибюлем, у самых дверей которого, четверка легендарных «Битлз», учтиво улыбаясь, приглашает вас пройти в гардероб. Далее, на всех четырех этажах, разворачивается вся человеческая история в лицах великих людей от Марии Медичи до наших дней. Здесь и Мария Антуанетта, с головой, лежащей под ножом гильотины, и Элвис Пресли со своей гитарой, президенты, кинозвезды, очень много духовенства. Фигуры выполнены настолько профессионально, что чтобы понять, что перед тобой не живой человек, надо подойти вплотную. Из «наших», на третьем этаже Ленин, Брежнев и … Мао-Цзе-дун, поставленный рядом с ними (напомню: год на дворе был 1981). Кто стоит там сейчас — не знаю. Ленин, нарочито маленький, щуплый, в своей кепке, надвинутой почти на глаза. Левая рука в кармане брюк, выставленная вперед нога. Какая-то вызывающе-петушиная поза. И почему-то уродливо-косоглазый. Не думаю, что это была случайная неудача мастера. Все-таки холодная война… Брежнев, вроде, нормальный, без явных физических «залипух». Статный, плотный, в своем знаменитом черном плаще. Но… Запечатлен в тот момент, когда снимает шляпу и шляпа зафиксирована в руке дном вниз и параллельно полу… Ну, явно, жест нищего, просящего милостыню! Да… Умеют они обосрать, когда хотят! И, ведь, не подкопаешься! У Мао-Цзе-Дуна я никаких подобных намеков не нашел. Говорят, еще были Сталин и Гагарин, но их убрали в запасники. Был даже Гитлер, но ему то ухо оторвут, то глаз проколят. Тогда его убрали под стекло на площадку в лестничном проходе. Но и это не помогло. Убрали совсем. Сразу за залом с «нашими», большой отдельный зал для королевской семьи. Елизавета Вторая в центре, по правую руку — герцог Эдинбургский, по левую — принц Чарльз. Чуть сзади — дочки со своими мужьями. Все — как живые! Мы сфотографировались украдкой рядом с королевской семьей и, теперь, показывая знакомым фотографии, я вешаю лапшу, что мы на приеме в Букингемском дворце. У всех «шары на лоб лезут», и никто даже не подозревает, что это восковые фигуры! Хотя, какой на хрен прием, если стоит наш судовой врач Леха на фоне Августейшей четы в джинсах и ковбойке с перекинутым через руку кожаным пиджаком? Об этом никто как-то не думает.

Уже выходя из музея, в полуподвале, попадаем на «Викторию» Нельсона. Полумрак пушечной палубы, озаряемый вспышками орудийных залпов, резкие звуки команд, заглушаемые канонадой из динамиков. Разгар Трафальгарского сражения. Восковые манекены — в движении: заряжают пушки, подкатывают ядра. Полная иллюзия реальности происходящего. И тут же, между орудий, на носилках — маленький бледный человек. Умирающий старик Нельсон…

«О чем задумался? О мокром, черном треугольнике?, — возвращает меня к действительности Колян. Он в своем репертуаре, — куда пойдем?». Мы разворачиваем карту. Если идти прямо, как и шли, удаляясь от вокзальной площади, через квартал попадем на центральную площадь кафедрального собора, где по преданию, зарождалось движение хиппи. Говорят, их духовные потомки и по сей день там сидят круглосуточно, сменяя друг друга. Хотя, уже не в таком количестве, как в прежние времена. Надо зайти посмотреть. Слева от площади, кварталах в двух, дом-музей Рембрандта. Предлагаю Коляну данный маршрут.

«Пойдем, посмотрим на хиппи. Да и в доме Рембрандта я тоже не откажусь побывать. Приучил ты меня к живописи! Целых три дня таскал по галереям в Роттердаме! Интеллигент! С тобой забудешь как водка пахнет!» Это все так, шуточный треп. Не такой он дремучий, каким может показаться. Любит человек языком помолоть.

Площадь оказывается небольшой. Примерно в половину нашей площади Искусств. В правой ее части действительно сидит десятка три-четыре колоритных молодых людей обоего пола, но на хиппи совершенно не похожих. Хоть и потертая, но довольно чистая, современная одежда. Опять же, неприменные рюкзачки, сигареты в зубах. И резкий, устойчивый запах марихуаны над всей тусовкой. Сидят тихо, без гитарных аккордов, разговоров. Так, сидят и сидят. Кое-кто спит, подложив рюкзаки под голову.

«Да, переродились… Ну их, пошли к художнику».

Домик Рембрандта оказался довольно далеко. По карте казалось что ближе. Два длинных квартала. Мы еще и заблудились, запутавшись в узких улочках старого города. Наконец, вышли к берегу канала. Старинные двух-трехэтажные дома вырастают прямо из воды. Я всегда удивлялся: как это можно строить под водой? Ну ладно, насыпал грунт, забил сваи — и строй! Тут все понятно. Ничего сложного. Но из воды вылезают уже ровные, геометрически правильные гранитные плиты, а то и вовсе кирпичная кладка — подштукатуренная, побеленная, чуть ли не с окнами! При том что никаких приливов-отливов на каналах нет. Как под водой можно сделать такое? Не понятно. Точно так же в Венеции, да и у нас в Калининграде на Приголе есть такие здания. Ладно. Я, в конце концов, не архитектор, не мое это дело.

Переходим канал по небольшому мосту. Старинный двухэтажный домик, ничем не выделяющийся среди других, стоит не у самой воды, а чуть с в в стороне, дальше по улице. Выражаясь современным языком — вторым или третьим номером. Заходим. На первом этаже два или три небольших зала, совершенно пустые. Я ожидал увидеть обилие картин, стенды, обстановку и все такое… Ничего этого нет. Только на светлых, побеленных стенах две — три картины ( одна из них — копия знаменитого «Ночного дозора») и пара десятков маленьких карандашных набросков, эскизов, незаконченных портретов, весящих на леске в картонных рамках. Мебели— никакой. На втором этаже — та же картина, правда, в самой большой комнате присутствует камин, небольшой круглый стол и одно кресло. И те же эскизы, наброски… Картины не одной. Все. Как жил великий художник, остается загадкой. Спустившись вниз, уже почти на выходе, обнаруживаем полуподвальное помещение, где расположен маленький кинозал. У входа в него стоит старинный печатный станок с массивным колесом. Видимо, для оттиска гравюр. Минут через пять начинают крутить фильм о жизненном пути художника с рассказом на английском языке и демонстрацией некоторых его картин. Посмотрев пятнадцатиминутный фильм, выходим на улицу. Вот и весь Рембрандт. Колян молчит.

На улице уже начинает темнеть. Снова переходим мост и углубляемся обратно, ближе к самому центру. Там зарево огней, туда, влекомые предвкушением ночного веселья движутся потоки молодежи и туристов. Значит, и нам туда.

«Слушай! Мы будем сегодня пиво пить или нет?!», — у Коли давно уже пересохло в горле и он теряет терпение.

«Да я и пожрал бы уже чего-нибудь», — отвечаю я ему.

«Все! До первого бара!»

Но «первого бара» что-то не видно. Наконец, выскакиваем на набережную очередного канала и оказываемся в самом центре водоворота людского веселья.

«Серый! А ведь мы к «фонарикам» попали!

И действительно! По обе стороны канала, в витринах первых, а кое где и вторых этажей старинных домов, сидят полуголые девчонки. Сидят в креслах по одной, а то и по две в окне и ждут клиентов. Девчонки совсем молоденькие и постарше, белые, черные, смуглые, с раскосыми глазами… Вообщем, со всего мира. Тут же ходят толпы туристов, моряков и просто шатающейся публики. Везде яркий свет и праздничная иллюминация. Некоторым девчонкам надоело сидеть в витринах, и они курят на ступеньках у входа в свои апартаменты под неизменным красным фонарем. Хотя, какие там апартаменты? Витрина с креслом или двумя, а за ней небольшая комнатка с кроватью и душем. Да еще умывальник с полкой для косметики. Вот и все. Но таких здесь целый огромный квартал. Компания, человек пять молодых моряков, пытается завязать разговор с девушкой, стоящей у своей двери. Кто-то из наших бывших друзей-демократов. То ли чехи, то ли поляки — хрен их знает. Сладенькие улыбочки, вкрадчивый голос… Эти ребята настолько наивны или тупы, что думают очаровать девчонку своей неотразимой, как они думают, мужской красотой, и она даст им бесплатно. Они вообще, большие любители халявы, наши бывшие друзья. Девчонка вежливо, но непреклонно отшивает их.

«Дебилы!, — не злобно, а как само собой разумеющееся констатирует Колян, — а вообще, надо прицениться.» Подойдя к наиболее симпатичной девчонке, спрашивает ее по-английски о цене.

«Не разумею», — отвечает она ему по-польски. Видимо, недавно работает. Русских девок здесь тоже хватает. Многие приезжают на лето подзаработать. Через минуту узнаем, сто такса — 80 гульденов за 20 минут (это около 50 долларов!).

«Да они что, опухли здесь, что ли?! Борзота!, — праведный гнев Николая бьет через край, — эксплуотация женщин, мать твою! Кто кого эксплуатирует? Может они нас?!»

«Да, Колян, похоже на то. Это тебе не Юго-Восточная Азия, где «мамка» командует выводком девок, а посетитель в борделе — царь и Бог! Здесь они имеют статус частных предпринимателей. И, попробуй возмутись! Нажмет на кнопку — тут же и полиция, и прочая «крыша» к ее услугам. Так что не разгонишься».

«А ну их! Вон, вроде, пиво показалось, идем!»

Наконец-то! Небольшой, уютный барчик на самом углу дома, выходящего одной стороной на набережную канала, другой на улицу с такими же витринами, призывно манит нас мерцающими фонариками у входа. Мы садимся за столик у окна, откуда видна улица с витринами и часть площади, образованная выходом улицы к набережной. Обзор отличный. Кроме нас в баре, молодая пара и два-три старика, потягивающих пиво из небольших бокальчиков, похожих на коньячные рюмки. Но, для таких как мы, всегда наготове большие поллитровые граненые кружки, наподобие наших. Мы заказываем сразу по две пива, а также подогретые сендвичи и чипсы. Первую Коля проглатывает почти залпом. Давно терпел! Дорвался… Впрочем, и я, можно сказать, тоже. Пиво хорошее, качественное. Голландское! Сэндвичи — тоже ничего. Вторая кружка идет уже медленнее, мелкими глотками. Можно осмотреться, спокойно посидеть, побазарить ха жизнь — «за политику, за бабки», как выражается Николай.

«Слушай, Серый! Ты что, был уже здесь?, — спрашивает Коля, хотя прекрасно знает, что я, как и он, впервые в Амстердаме, — откуда тогда ты знаешь все эти тонкости?»

«Да так. Интересовался, читал много, давно хотел сюда попасть».

«Тогда скажи мне, что это за лабуда?»

На противоположной стороне улицы, между двумя витринами с девочками, небольшое заведение с вывеской над входом — «KAFE— SHOP».

«Я понимаю, кафе — есть кафе, а шоп — есть шоп. А тут оба сразу в одном флаконе».

Объясняю другу, что это, как раз, и есть те самые места, где легально продаются и употребляются легкие наркотики. Голландия — единственная в Европе страна, где легкие наркотики разрешены. Покурить травку и, даже, проглотить таблетку «экстази», можешь совершенно свободно, ни от кого не таясь. Но только в этих заведениях. Правда, и с «менее легкой» дурью, тоже никаких проблем нет. Вон, на углу, толкутся трое черных в невзрачных куртках с поднятыми капюшонами, обращаясь ко всем прохожим. Не иначе, как предлагают героин или что-нибудь подобное. Европейское сообщество не очень довольно сложившейся ситуацией. Некоторые, даже, называют Голландию «отстойником всего криминального элемента Европы». Но пока все остается по-прежнему.

Мы заказываем еще по кружке и закусить, и, вдруг видим троих наших, идущих по улице и приближающихся к нам. Мальчишка боцман — студент ЛИВТа и двое таких же молоденьких матросов, деловито шествуют в сторону канала. Не в кафе ли шоп? Экипаж у нас (исключая меня, Колю, старпома и стармеха) очень молодой. Летом народа не хватает, так что приходится брать студентов мореходок и прочую молодежь. Вот троица, не дойдя до Кафе-Шопа, останавливается у витрины с молоденькой белокурой бестией. Нас они не видят. Весело посовещавшись с минуту, расходятся. Боцман исчезает за дверью барделя (девка тут же задернула витрину шторой), матросы же, деловито направляются в наш бар.

«Засекай время!, — говорит, улыбаясь, Коля, — через сколько он вылетит? Плакали боцманские денежки!»

Ребята, зайдя в бар и заметив нас, сидящих у окна, сразу смущаются, как — то тушуются, переминаясь с ноги на ногу. Все-таки начальство!

«Идите сюда, орлы. Не бойтесь, не укусим!»

У матросов зарплата маленькая. Мы заказываем им по кружке пива с сендвичами. Ребята подсаживаются к нам, веселеют.

«Давайте. Иногда полезно и с начальством выпить, что бы там не говорили».

Колян — хороший психолог. Скоро заход в Питер, все-равно матросы спишутся, уйдут на занятия. Работать вместе осталось недели две. Он ничего не теряет. А им — приятно.

«Чего сами-то не пошли? Денег жалко?»

«Ага. Зарплата за неделю! Мы и Вовку отговаривали, а он как завелся — хочу и все!»

Я смотрю на часы. Прошло минут пятнадцать. За занавешенными окнами никаких признаков жизни. Колян тоже посматривает на часы, ехидно улыбаясь. Ровно через пять минут из распахнувшейся двери вылетает колобком Вовка-боцман. Перед тем, как захлопнулась дверь, в проеме появляется голая ляжка девицы. Она что, пинка ему дала, что ли? Все возможно. Боцман так и остался стоять посреди мостовой, застегивая ремень. Рожа — кислая-прекислая! Мы машем ему, но он нас не видит. Наконец, один из матросов приводит его за наш стол. Боцман так расстроен, что, кажется, не замечает ни меня, ни капитана. Мы заказываем ему сразу две кружки пива.

«Сука!», — наконец выдавливает из себя он.

«Что? Неужели не дала?», — мне самому уже становится как-то обидно и неприятно.

«А что? Это называется — дала?! Она сразу же песочные часы на двадцать минут — хлоп! И протягивает руку за деньгами. Ну, даю я ей, как дурак, 80 гульденов. Она раздевается, бултых на кровать и ноги врозь. И на часы показывает. Я так не привык. Пока раздевался, настраивался — минут пять прошло. Хотел ее раком поставить, так она меня чуть не выкинула за дверь. И вообще: это нельзя, так не буду, сейчас полицию позову!»

«Вообщем, руками не трогать!», — ввернул я.

«Да, примерно так. Ну, вроде успокоилась, да и я настроился, все чин-чинарем. Только вошел в ритм— Бах! Время закончилось — выходи! Я так и не кончил. И никаких разговоров. Сука!, — подытожил Вова, допивая залпом кружку, — А денег сколько выкинул!, — Вован чуть не плачет!, — да я в Питере за эти бабки такой бордель бы устроил!»

Девка в окне, откинув штору, снова уселась в кресло, поджидать очередного лоха. Один из матросов показывает ей кулак, но она и не смотрит в его строну. Нужны мы ей!

«Хоть не русская?», — с надеждой спрашиваю я у боцмана.

«Нет. Ни слова по-русски не понимает». И то — хорошо.

«На, лучше, пей!, — Коля подвигает Вовке еще кружку, — Я тебя предупреждал, что сюда соваться не следует! Чего не послушал?»

Боцман только молча сопит.

«Ладно, не плачь! Я тебе премию выпишу, останешся при своих. Работаешь ты хорошо. Я сейчас — брысь все на судно! Завтра рабочий день, вставать рано. Да, и еще! Старпому передайте, что мы с начальником задержимся. Возможно, до завтра, до вечера. Пусть не паникует. Все, пошли!»

Молодняк уходит. Я удивленно смотрю на Колю. Что он еще удумал? Колян, при всей своей кажущейся простоте, мужик хитрый. Не был бы таким, не стал бы капитаном. Сам он с юга, севастопольский. Закончил какую-то местную рыбную бурсу, и бороздить бы ему до пенсии Черное море на рыболовных сейнерах, если бы не перестройка, начало рынка и появление кучи мелких и средних судоходных компаний, где специалисты с его дипломом сейчас нарасхват. И не видеть бы ему никогда ни Амстердама, ни Гамбурга, ни Лондона… Судьба улыбнулась ему. Хотя, через океан его никогда не пустят — диплом, все-таки, не тот. Он обречен ходить, хоть и не только по Черному морю, но не далее Гибралтара, ну, в крайнем случае, до Канарских островов на судах определенного класса, и не более того. Так-то вот!

«Колян, ты что, ночевать здесь собрался?»

«А ты что, так рвешся на коробку? Или у тебя там дети по лавкам? Мне так здесь нравится. Грузовые операции все-равно начнутся только послезавтра, старпом грамотный, по городам ходить не любит, не то что мы! Вот пусть и сидит там, а мы пока отдохнем как в Сэн-Мало. Или ты против?»

Я был обеими руками «ЗА».

«Это пусть молодняк по 50 баксов выкидывает за двадцать минут стеба над ним. А мы с тобой и так расслабимся!»

«Да, Колян! По-моему ты здесь уже бывал, а не я».

«Да нет, Сережа! Не бывал я здесь. Просто жизнь чуть лучше знаю, хотя ты может где-то и пообразованнее меня. Ты, уж, не обижайся!»

«Да брось! Какие тут обиды?!»

«Вот и хорошо. Ну, давай по пиву!»

«Это Колино «ну давай по пиву» всегда предвещает начало какого-нибудь интересного приключения. Он никогда не скажет этой фразы, если собирается допить кружу и, тихо, мирно вернуться на судно — лечь спать или заняться повседневными капитанскими делами. Если он говорит: «Ну, давай по пиву», значит, что-то задумал. Что-то обещающее массу ярких и приятных впечатлений. Он такой — наш авантюрист Коля. Я не спрашиваю, что у него на уме. Зачем? Неизвестность интереснее…

Месяц назад, когда мы зашли во французский порт Сен-Мало и вышли прогуляться по городу, эта фраза стала началом трехдневной эпопеи, апогеем которой было наше бегство в Париж на целый день, посещение уникального замка Сен-Мишель, стоящего посреди воды и, только на несколько часов в сутки, во время отлива, дающего подобраться к себе по открывающейся узкой дороге. Да и сам Сэн-Мало, средневековая город-крепость, музей под открытым небом, оставила впечатление на всю жизнь. Заходили мы в Сэн-Мало ночью. Небольшая гавань, узенький шлюз, довольно быстрая и несложная швартовка. Но, прямо по правому борту, через водную акваторию, метрах в ста — высокая крепостная стена. Старинная, с башнями, подсвечиваемыми прожекторами. Прямо по корме — подъемный мост, ведущий к тяжелым дубовым воротам. Казалось, вот-вот появятся всадники с пиками и длинными мечами и, подскакав к нам, вручат предписание от самого короля…

«Появятся, появятся. Не сомневайся, — отреагировал на мои романтические бредни Коля, стоящий у лобового иллюминатора в опустевшей ходовой рубке с дымящейся сигаретой в руке, — и вручат… Только не всадники, а чинуши из «Парижского меморандума». Здесь их штаб-квартира, самое осиное гнездо. «Анну» месяц назад всю стоянку трясли! А стояли они всего полтора суток».

Парижский меморандум… Организация, которой должны подчиняться все водоплавающие. Они на море — как ГИБДД на дорогах. Суда на водных путях, правда, не останавливают, но в любом порту (и не только Европейском) может прийти представитель с проверкой и начинается…

Проверяется все: состояния шлюпок, знания штурманов, работа навигационных приборов, документация и прочее, прочее, прочее… Придраться можно ко всему, как при любой проверке. Ну а санкции — многотысячные штрафы в долларах или евро, и вплоть до ареста судна, со всеми вытекающими для экипажа последствиями… «Анне» еще повезло! Проверяющий поднялся на борт сразу по-приходу, вместе с агентом. Прицепился к шлюпбалкам, дал времени два часа на исправление и ушел. Палубная команда, как заведенная, кинулась исправлять огрехи. Ровно через два часа вышеупомянутый мюсью был снова на борту. Ребята еле-еле успели привести все в порядок. На этот раз, он придрался к корректуре карт. Теперь он был более грозен. Дав полтора часа на устранение недостатков, пообещал в противном случае арестовать судно. Появившись с феноменальной точностью в обещанное время, посмотрел на потные лица, вконец измотавшихся штурманов, потом на свежеоткорректированные карты, нашел еще какой-то изъян (уже, вроде бы, в аппаратуре) и снова отбыл, пообещав вернуться. В этом никто и не сомневался. И это еще Агниц Божий! Другой бы сразу вкатил многотысячный штраф, и все! И ничего не сделаешь! Власть — есть власть. Так ребята и проишачили всю стоянку не отдохнув после трудного перехода и не выйдя ни на минуту в красивейший город… Хотя, еще легко отделались!

«Сами виноваты. Надо все сразу делать, а не ждать, пока петух клюнет, как у наших принято, — сказал Коля, — у нас, вроде, все в порядке, да хрен знает, к чему они прицепятся? А что придут — это точно. По всей Европе ходят, а здесь их штаб-квартира…»

Груз у нас был — нитрат аммония — удобрения в больших трехсоткилограммовых мешках. Работы — часов на восемь. Вопрос выхода в город не стоял. Стоял вопрос — как отбиться от грозной проверки. Но здесь оставалось только ждать.

В восемь утра, как водится, появилась бригада работяг и началась выгрузка. Работали быстро: каждый подъем — по восемь мешков. Уже к трем часам по-полудни судно было пустое. За весь рабочий день, так никто из проверяющих и не появился. Странно, но приятно. Вторая приятная новость появилась на борту в виде помощника капитана порта сообщившего, что с Атлантики идет довольно сильный шторм, часов через шесть будет здесь, так что судам нашего класса категорически не рекомендуется покидать закрытую гавань. По законам порта бесплатно занимать причал можно в течение пяти суток, тем более в сложившейся обстановке. Переждать непогоду можно было безболезненно, тем более, что торопиться нам было некуда. Следующий груз готовился для нас в Бевер-Вейке только через десять дней. Была пятница, конец рабочего дня. Проверяющие уже не придут, они тоже не дураки. Ну а в выходные — тем более.

«Ну, Серый, живем! Пошл-ка по пиву!»

Перейдя мост, миновав массивные средневековые ворота, мы очутились внутри настоящей крепости. Узкие, мощеные камнем, улицы, старинные дома, пивные таверны и кафешки, магазины, лавки сувениров. И кругом — идеальная чистота. Туристическая Мекка! Группа почтенных пожилых бюргеров чинно шествует по мостовой. Вот они остановились у маленького чугунного люка, надраенного до блеска. Даже этот лючок похож на произведение искусства. В середине — вылитый вензель в виде льва, держащего щит с гербом, по бокам какие-то надписи на французском. Вокруг — идеальная брусчатка мостовой. Но главный из компании бюргеров чем-то недоволен. Вежливо, но твердо выговаривает одному из спутников, показывая тростью на люк. Тот стоит, виновато понурив голову, и, изредка, согласно кивает. Я смотрю на Колю. Он знает французский гораздо лучше меня.

« Ну, зажрались, лягушатники! Я просто тащусь!»

«В чем дело, Колян?»

Оказывается, комиссия муниципалитета поверяет «дорожное хозяйство». Зазор между лючком и бронзовым кольцом, вделанным в брусчатку не должен превышать 0,3 см, а здесь, на глаз, целых 0,5! Страшное нарушение! Старший очень недоволен! Какие кары грозят, убеленному сединами, «главному по лючкам» мне не известно, но я просто в шоке! Это ж надо до такого дойти! В Россию бы вас, ребята!

Мы заваливаем в понравившейся нам погребок и заказываем пиво с креветками. Молодой гарсон в национальной одежде быстро приносит нам поднос с высокими кружками и тарелками с закуской. Обстановка в погребке самая средневековая. Стены из грубого кирпича, массивные лавки и столы. У огромного окна арочного типа — два зажженных факела, испускающих характерный, довольно приятный запах. Кажется, вот-вот ввалятся мушкетеры и потребуют «Эфес-Пильснер», как в той рекламе. Вместо мушкетеров в погребок заваливает компания совсем зеленой молодежи, скорее всего, студентов-первокурсников. Погребок сразу наполняется веселой французской речью. Мы с Коляном сидим еще какое-то время, допиваем пиво, доедаем креветки и выходим из заведения. Долго засиживаться здесь мы и не собирались. Скоро вечер, а посмотреть надо еще много чего.

По крепостной стене можно обойти по периметру весь город, что мы и собираемся сделать. Забравшись по каменной лестнице на самый верх, оказываемся на довольно широкой площадке у очередной башни. Справа перед нами расстилается панорама старого города внутри крепости, с мощеными улицами, черепичными крышами старинных домов и небольшой площадью в центре с возвышающимся над ней шпилем центрального собора. Слева — гавань. Мы даже видим наше судно, стоящее на противоположном берегу. Прямо под нами, у пассажирского причала, пришвартовался современный военный фрегат. «RobertSurkouf» — читаю я на борту корабля. Кто такой? Какой-нибудь местный флотоводец? И фамилия странная. Очень похожа на Сурков. Может, у него русские корни? По широкому, расцвеченному флагами трапу, на фрегат входят и выходят обратно толпы туристов. Значит, он открыт для посещения, как, обычно, и бывает.

«Колян! Пойдем на вояку?»

«Потом, Серый! Давай, сначала, крепость обойдем».

«Лады».

Обходить крепость приходится долго, но мы не торопимся. Отсюда, сверху, за каждой башенкой, за каждым поворотом крепостной стены открываются такие красивые виды, что торопиться — грех.

«Что, художественная натура?, — подкалывает Колян, видя мое восхищение, — мольберт дома забыл?»

«Я только в душе художник, Коля. А рисовать почти не умею».

«Я в душе, может, министр морского флота, а толку что? Созерцатель ты — вот кто!»

Я не спорю с ним. Может, оно и так. За очередным поворотом крепостной стены открывается живописная бухта с тянущемся подковой песчаным пляжем и стоящими на приколе яхтами. За ней, на противоположном берегу, крутое возвышение с четко видными оборонительными креплениями, но уже более современными. Хоть и далеко, но я ясно различаю доты, стальные круглые капониры с амбразурами. Это уже, наверное, от второй мировой войны. Надо будет туда сходить.

Завернув за круглую башню, оказываемся на отрезке крепостной стены, выходящему к открытому морю. Перед нами Ла-Манш. Вот и фарватер, по которому мы подходили, чуть слева — шлюз, из которого сейчас выходит пассажирский паром. Невдалеке виднеется несколько фортов с остатками крепостных сооружений видимо, когда-то защищавших вход в гавань, как у нас в Финском заливе. На один из них, ближайший к крепости, можно пройти по довольно узкой дорожке, лежащей посреди воды.

Вот и широкая площадка с памятником. Молодой, с горящими глазами и решительным выражением лица моряк, собирается сделать выпад, поразив невидимого врага, занесенной для удара саблей. Сабля, правда, уже кем-то обломана до середины. «RobertSurkouf» — читаю я на постаменте. Кто же все-таки этот отважный Сурков? Скоро становится ясным и это. У края площадки — небольшая лавка с открытками и сувенирами. Подойдя купить на память пару штук, находим несколько с изображением памятника. На обратной стороне — краткая биография знаменитого моряка. Оказывается, он был пиратом! Мальчишкой, уйдя в море, уже к девятнадцати годам стал капитаном. Возил рабов из Африки и Южной Америки. К двадцати одному году работорговля ему надоела, а может, стала опасным или невыгодным промыслом. Так или иначе, но он уходит в Карибское море и, долгое годы грабит, груженые золотом, испанские галионы. Вот так! А Сэн-Мало — его родина.

«Сэр…рьезный мальчик!, — прищелкивает языком Коля, разглядывая открытку, — интересные ребята, эти французы! Именем пирата называют современный боевой корабль! Ставят памятники, почитают как национального героя! Назвали бы у нас какой-нибудь авианесущий крейсер, хотя бы, Стенькой Разиным!»

«Подожди, Колян, может еще и назовут. Кстати, не поря ли туда наведаться?»

На фрегате не протолкнуться от туристов. Видимо, зашел он в порт недавно, всем хочется посмотреть. Такие вещи всегда вызывают живой интерес праздной публики. При выходе с берегового трапа, на палубе, стоят одетые в белоснежную форму офицеры и вручают нам по сувенирной шариковой ручке с эмблемой корабля и памятной надписью. Вот это сервис! Просторная ходовая рубка забита народом. Молодняк, в том числе и девчонки, очень любопытны. Неужели их действительно интересуют современные навигационные приборы? Наши бы просто прошли мимо. Выйдя из рубки, спустившись с левого крыла, попадаем на зенитную палубу. Спаренные стволы одной из пушек смотрят прямо в борт нашей «Софии», стоящей у противоположного причала.

«Ну что, пальнем, Коля?»

«Давай, сначала, зарплату за рейс получим».

« И то, верно».

Пушечки, довольно, старые. Так, для заградительного огня. Их, со спокойной совестью, можно было бы и снять. Здесь полно других, современных средств ПВО. Но, видимо, кому-то то ли лень, то ли не охота… Да и пес с ними! Основное вооружение спрятано в огромном, занимающем полкорабля закрытом кубическом отсеке. Там, наверное, крылатые ракеты, или что-нибудь подобное. Туда, естественно, никого не пускают. Дальше идет вертолетная площадка и закрытый отсек для вертолетов. Мы обходим корабль по главной палубе и, отсалютовав французскому флагу, покидаем его. Ноги сами несут нас на крепостную стену. Хочется еще раз пройтись по верху, полюбоваться прелестью морского заката. Перед нами — Ла-Манш! Дойдя до внешней крепостной стены, смотрящей в море, делаем попытку добраться до ближайшего форта, соединенного с берегом дорожкой. Правда, дело это довольно рискованное — скоро начнется прилив. Но и на развалинах форта тоже хочется побывать. Уж очень они привлекательны с берега. Искуственные островки не пологие, как у нас, у Кронштадта, а высокие, в виде холмов, на вершинах которых стоят, некогда грозные, укрепления. Вот мы уже и на острове. Наверх, к разбитому форту ведет вьющаяся между камнями дорожка. Поднявшись уже примерно до половины, мы с Колей, вдруг, останавливаемся. Вернее, останавливается он и, обернувшись, пристально смотрит назад. Мне ничего не остается, как сделать то же самое.

«Ты чего, Колян?», — недоуменно спрашиваю я друга.

«Серый, пошли обратно. Не успеем».

Я смотрю и вижу, что дорожка к форту стала в два раза уже. Темные волны накатывают на нее все сильнее и сильнее. Начался прилив. Пройдет какое-то время, и она вообще скроется под водой, и форт превратится в остров на полсуток, до следующего прилива.

«Да ладно, Коль! Успеем быстренько, туда и обратно: полпути уже прошли, жалко возвращаться!»

«Нет, Серый, не успеем. Через минут пятнадцать будем на острове, посреди воды. Видишь, как накатывает? И загорать нам тогда здесь часов двенадцать. Всю ночь и все утро. И по воде не пройдешь — снесет течением».

Мы быстро возвращаемся назад, уже по почти скрывшейся дорожке, едва не замочив ноги. И только уже стоя у крепостной стены, я понимаю, как Коля был прав. Прошло всего минут десять с того момента, как мы начали спуск, а дорожки уже нет. На ее месте перекатывают здоровые, с белой пеной валы, и вода все прибывает. Все ближе и ближе она подходит сюда, к крепостной стене. Прилив, однако! Ну что ж, Колян — штурман, он опытнее меня в этих делах. Нюхом чувствует такие вещи. Спасибо ему! Мы берем бутылку красного вина и долго сидим на берегу, слушая шум прибоя и крики чаек.

«Вот и обещанный штормишко, похоже, начинается», — с улыбкой говорит друг. Да, действительно похоже. Серые тучи заволокли небо, на недавно еще тихой глади воды — волны с белыми барашками. Вышедший из шлюза очередной пассажирский паром, уже немного покачивает. Не сладко придется ему там, в открытом проливе, если шторм усилится. А усилиться он должен — по прогнозу… И ничего не поделаешь! У них четкое расписание. Ходят почти в любую погоду. Но нам это не страшно. Наша «София» стоит в закрытой узкой гавани, накрепко привязанная швартовами к кнехтам. Там такой же штиль, как и десять часов назад. Возвращаемся на судно уже затемно. Мне совершенно не хочется покидать красивый старинный город. Коле, кажется, тоже. Хотя, завтра с утра, можно снова устроить культпоход, уже на целый день. Выходные, никто не придет, работ тоже никаких нет. Стоим просто так, пережидаем шторм.

Уже выйдя за пределы крепости, пройдя мост, замечаем чуть в стороне слева небольшой автовокзал. Из чистого любопытства подходим, узнаем, что и как. Оказывается, через полчаса, на Париж отправляется последний автобус. Шикарный «Неоплан» стоит тут же, гостеприимно распахнув переднюю дверь.

«А что, Серый, рванем в Париж, а?»

Ну, Колян! Я с него просто балдею!

«Ты что это, серьезно?»

«А почему бы и нет? До Парижа 450 км, рано утром будем там. Весь день наш, вечером — обратно. Ты был хоть раз в Париже? Вот и я не был. Надо ловить такую возможность. Судно — вон, рядом. Три минуты ходьбы. Сейчас заскочим, предупредим старпома чтобы бдил, и вперед! Ну как?»

Ну, Коля! Ну, авантюрист! Весь в меня. По местным законам, членам экипажей иностранных судов запрещено покидать административные пределы города. Но, кто не рискует, как известно, не пьет шампанское!

«Поехали, Колян! Ты же меня знаешь!»

Так мы оказались в столице Франции. Но это уже другая история.

* * *

А сейчас, сидя за столиком уютного амстердамского бара, попивая пиво из высоких кружек, мы смотрим в окно на ночную улицу города, на которой, несмотря на позднее время, светло, почти как днем. Ночная жизнь, а следовательно и веселье, только начинается. Слева, на площадке у самого канала, разыгрывается любопытная сценка. Два косматых байкера на тяжелом «Харлее» остановлены совсем молоденьким рыжим мальчишкой в полицейской форме, догнавшим их на своем легком спортивном мотоцикле. Глядя на огромных верзил и хрупкого, почти-что подростка полицейского, непривычно видеть, как безропотно, смиренно отдают они ему документы, даже не пытаясь спорить. С полицией здесь пререкаться не принято. Правда, мальчишка тоже ведет себя корректно, почти приветливо. Со стороны может показаться, что встретились старые знакомые. Что они нарушили, я не знаю. Скорее всего — ничего. Так, проверка документов, а может быть и нет… Наконец, инцидент исчерпан, все разъезжаются в разные стороны. Коля толкает меня вбок, показывая на окно напротив. Наша знакомая проститутка заводит к себе довольно пожилого турка в светлых летних брюках и сандалиях на босу ногу. Я машинально смотрю на часы. Мы заказываем еще по кружке и по чизбургеру. Уходить не охота. Как-то прикипели мы здесь. Посетителей уже гораздо больше. Народ слетается, как мошкара на огонек. Здесь и молодежь, и туристы, и местные полуночники. Бармен наполняет кружки не выключая крана — как пулеметную ленту. Колян, улыбаясь, показывает на часы. Двадцать мину. Сейчас турок должен покинуть сей храм любви. Но этого, почему-то, не происходит. Двадцать пять минут. Странно! Может, заплатил еще за сеанс? Двадцать восемь минут! Резко визжа тормозами, перед окном напротив, встает полицейский «Форд». Двое копов, выскочив из машины, пробуют ручку двери. Она, конечно, заперта. Не долго думая, один из них бьет ногой в дверь. Слабая задвижка отскакивает, дверь распахивается, впуская полицейских внутрь. Через минуту они выводят закованного в наручники турка в одной майке и трусах. Брюки, сандалии и рубашка летят вслед за ним. В проем вылетает совершенно голая девка, что-то орет в истерике, размазывая кровь по лицу из разбитого носа. Турка увозят. Девка продолжает истерику посреди улицы, смахивая кровь и слезы на мостовую.

«Допрыгалась…, — каким-то задумчиво-философским тоном констатирует Коля, — с турками не повыпендриваешься! Надо рассказать Вовке, он будет доволен». Бесплатный цирк, вперемежку с пип-шоу, продолжается. Девица никак не может успокоиться, прыгая посреди улицы. Теперь я окончательно понимаю, что она здесь недавно, совсем неопытная, хотя и научилась уже динемить мужиков. Видимо, этому здесь учат в первую очередь. Наконец, подруги из второго окна уводят ее к себе и закрывают дверь. Все. Представление окончено. И вдруг, весь наш бар разражается громкими аплодисментами! Оказывается, все наблюдали эту сцену. Но, что они так радуются? Или это просто реакция на бесплатный спектакль? Мне немного жаль девку, хоть она и курва. Попробуй получать так более-менее регулярно! Что останется от твоего личика? Не все же такие сладкие фраера как наш Вова.

«Ну и что грозит этому турку?», — спрашивает Коля, допивая пиво.

«Да ничего особенного. Вкатят штраф. Для него это — ерунда. Ну, в крайнем случае, посидит сутки-двое. Вот и все».

«Ладно, Серый, допивай и пойдем. Нас ждут великие дела. У нас все будет гораздо интеллигентнее».

Теперь, кажется, до меня начинает доходить, что он задумал. Вот уж, действительно, гений съема! Выйдя на улицу, подходим к освещенной яркими фонарями набережной. Из под моста медленно выплывает широкий прогулочный катер, полный туристов. Обитатели судна явно навеселе. Встав со своих кресел, размахивая руками, нестройным хором приветствуют стоящих на набережной. Те отвечают им в том же духе. Да сядьте вы, дурики! Катер перевернете! Слава Богу, все обходится хорошо. Наши «отдыхающие» уплывают дальше по каналу, где народу и огней меньше, так что вставать и размахивать руками, смысла нет.

Метрах в двадцати от нас, у самого моста, замечаем скопление народа. Что-то случилось. Подходим. Совсем молодая девчонка лежит без сознания на мостовой, свернувшись калачиком, подтянув ноги под себя. Кто-то пробует ее пульс. Здесь все ясно — передозировка. Теперь я вспоминаю, что, кажется, эта же девка подходила к нам, когда мы только шли к домику Рембрандта, и что-то просила по-голландски. Наверное, добавить на дозу. Тогда я не придал этому значения, а вот теперь вспомнил… Через пару минут появляется карета скорой помощи и увозит девчонку. Дай, Бог, откачают…

«Да! Вертеп еще тот!», — Колян чешет затылок.

«А что ты хотел? Это же «Фанарики»!»

«Пойдем в более культурное место. Помнишь, как на площадь с башней выйти?»

Эту площадь я найду и без карты. До нее недалеко — пару кварталов назад, к центральной станции. Вот и она, залитая огнями гирлянд из разноцветных лампочек и желтых фонариков над столиками. Стоящими прямо на мостовой. В башне народу не много. Кому охота сидеть в теплую летнюю ночь в прокуренном помещении? Все — за столиками на площади, на свежем воздухе. Веселый, улыбающийся народ расслабляется пивом, кофе и кое-чем покрепче. Между столиками снуют официантки с подносами — длинноногие, юркие как газели. Захожу внутрь башни, подхожу к барной стойке, сам не знаю, зачем. Что меня туда понесло? Наверное, чистое любопытство. Что теперь там, внутри многовековой, старинной, видавшей виды башни? Кабак! Ассортимент напитков стандартный, как и везде: три сорта пива, ром, скотч, Смирновка, коньяк, бренди — есть все, на любой вкус. Напитки отличные, но ничего нового, оригинального. Выхожу на улицу, и только се час замечаю отсутствие друга. Колян куда-то пропал. Может, пошел отлить? Ну, в любом случае, не потеряется. К башне, ведь, подходили вместе. Стою у входа, жду. Три минуты, пять минут… Резкий, короткий свист слева, из-за дальнего столика. Ну, это, конечно, он. Его фирменный свист, так больше никто не умеет. Поворачиваюсь. Эта нахальная рожа уже сидит за столиком в компании двух симпатичных девчонок и ехидно улыбается, показывая на меня пальцем! Вот, гад! Пока я был в башне, он уже успел к ним подклеиться! Ну, это-то он умеет. Увидев, что я их заметил, машет мне рукой: «Иди сюда!» Подхожу, присаживаюсь на легкий плетеный стул. Девчонки оценивающе разглядывают меня. Я, в свою очередь, их. Молоденькие, лет не больше двадцати. Блондинка и шатенка. Знакомлюсь. Блондинку зовут Луиза, шатенку — Кери. Очень неплохо говорят по-английски. Луиза — в нарядном белом брючном костюме и золотистых босоножках. Светлые волосы спадают на плечи аккуратного белого пиджачка. Синие глазки смотрят приветливо, немного как бы, смеясь. Кэри — также в брюках и белой блузке, с накинутым на нее ярким красно-бело-зеленым панчо. Принарядились девки. Не шляются в рваной джинсе и заношенных куртках, как многие их сверстницы. Кери тоже смотрит дружелюбно, но как-то чуть более оценивающе и вдумчиво. Может это просто напускное? Среди двух подруг, обычно, одна как бы ведущая, а другая — ведомая. Не всегда, конечно, но в большинстве случаев, это так. Ведущая как бы наставляет свою подругу, как старшая сестра младшую, а та прислушивается к ее советам, наставлениям, проявлениям воли. Это не значит, что одна командует другой, нет. У них все на равных. И все же… Мне кажется, что роль лидера здесь у Кери. Уж как-то более независимо она держится. Или пускает пыль в глаза?

«Ты чего меня пять минут у башни мариновал, змей?!»

«Ну, Серый, ну надо же поприкалываться! И девок разогреть, заодно».

«Скоморох!»

Хотя, мне грех обижаться. Когда я подошел, меня уже ждали. Так что я попал на готовенькое. Не знаю, что Колян наплел им в мое отсутствие, но мне уже не пришлось заговаривать, заинтересовывать, клеить, пытаться познакомиться и ждать — отошьют или нет? Может, я так бы и не смог, как он. Девчонки учатся в Роттердаме, в университете. Сюда приехали на пару дней отдохнуть и развеяться. Сессия была довольно тяжелой.

«А почему всего на пару? Сейчас же каникулы».

«Ну, самое большое, дней на пять. Поработать надо в каникулы», — говорит Кери.

Ясно. Девки, видимо, обычные студентки, из простых, небогатых семей. Хотя, кто их знает? Может здесь как в Штатах — дети миллионеров работают в каникулы официантками в кафе или горничными в отеле. Вряд ли. Здесь, все-таки Европа, со своими порядками и традициями. Ладно, не мне об этом судить. Что-то уж сильно я зарассуждался мысленно и статусе наших компаньенок. Колян, между прочим, даром времени не теряет. Кери ухохатывается над его шуточками, едва не расплескивая виски из поднятой рюмки. Луиза смотрит на меня выжидающе, чуть улыбаясь. Предлагаю ей выпить. Опрокидываем по рюмке «Черного Джонни», закусываем крабовым салатом.

«Где ты так пить научилась, подруга, — спрашиваю я, — совсем как русская!»

«А я и не пью почти. Это, что-то сегодня, настроение подходящее».

Да, настроение у нас у всех сегодня «подходящее». Главное, не свалитесь девки под стол. Что тогда с вами делать? За себя-то, мы с Коляном ручаемся.

Вечер, действительно, проходит прекрасно. Давно так не расслаблялись. Последние два месяца мотались по Европе как ужаленные. Быстрые переходы, короткие стоянки. И работа, работа, работа… Вот, наконец, выдалось время отдохнуть. Красивые девчонки, непринужденный треп не о чем… Виски под мясо, теплая августовская ночь в центре старинного Амстердама. Что еще надо моряку?

«Кобели вы, все! Вам бы только бл… дей найти!», — выговаривала мне одна питерская подруга. Ну а что ты хотела, девочка? Работа у нас такая. Мы месяцами болтаемся в море, где женщин нет. А ведь мы — живые люди, здоровые мужчины! Природа берет свое, с ней не поспоришь! И, когда заходим на пару дней в порт, то знакомиться, долго ухаживать, дарить цветочки и т.п. просто некогда! Издержки профессии, как говорится. Так что нечего на нас бочку катить! Каждому — свое. И сидим мы сейчас не с проститутками из района «Красных фонарей», а с порядочными студентками из Роттердама, будущими дизайнерами! И платить по восемьдесят гульденов нам не придется. Вот так!

Да! Какой же я все-таки гусь! Или это по пьянке такие шкодные мысли лезут? Хотя, вроде, не совсем еще пьян. Луиза, поблескивая глазками и улыбаясь, что-то говорит мне почти в самое ухо, положив свою ладонь на мое плечо. Я и не слышу ее почти. Коля с Кери так заняты друг другом, что и не смотрят на нас. Заливистый хохот девчонки и низкий голос моего друга не дают сосредоточиться. А, впрочем, надо ли? Луиза рассказывает мне про свой университет, друзей, подруг, своего парня, с которым рассталась месяц назад. Я заливаю ей про моря-океаны, далекие тропические страны. Она слушает, развесив уши, с неподдельным интересом в слегка осоловелых глазах…

Наконец, все выпито, съедено. Да и вообще, пора пройтись, размяться от долгого сидения за столом, проветрить мозги от винных паров. Уже глубокая ночь, но народа в центре меньше не стало. Они будут гулять до утра, все эти студенты, туристы и прочие праздношатающиеся. Только боковые улочки уже совсем пусты. Не видно в них уже ни мелких наркодиллеров, ни дешевой уличной блядвы. Мы идем вдоль канала обнявшись. Колян со своей Кери — немного впереди. Девки чуть-чуть пошатываются. Ну, ничего. Это скоро пройдет. Тем более, что прохладный ветерок, как нельзя кстати подувший и едва возмутивший воды канала мелкой рябью, действует весьма отрезвляюще. Слева, над старинным зданием, распускаются разноцветные огни феерверка. Там, видимо, одна из многочисленных площадей центра. Крики, визги, звуки музыки. Народ продолжает гулять.

Сладкая парочка, идущая впереди, останавливается у двери двухэтажного старинного дома, через дорогу от канала, и машет нам руками.

«Куда это они?»

«Это наш отель. Идем к нам».

Вот так. Запросто и без лишних разговоров. Отельчик небольшой, частный, но очень уютный. Примерно в таком мы останавливались в Роттердаме, когда ждали, меняющий нас экипаж. Он задерживался на три дня по «независящим от компании обстоятельствам».

Проходим мимо дремлющего старичка-портье (а может, и хозяина), поднимаемся наверх по изящной деревянной лестнице с резными перилами. Маленький, уютный номер с двумя кроватями, столиком, парой кресел, телевизором, и главное — душем! Луиза, прямо с порога, плюхается на кровать животом вниз, картинно раскинув руки. Кери, скинув небрежным движением туфли, стаскивает брюки вместе с трусами, а затем и блузку. Ну и ну! Даже Колян, вроде, на секунду, обалдел! Я, конечно, знал, что они раскованные и чем все должно закончиться, но чтобы вот так, сразу! А, впрочем, чего там тянуть?

«Мальчики! Возьмите пиво в холодильнике, пока мы моемся. Лу! Хватит валяться! Пошли в душ».

Какое тут, на хрен, пиво. Уже ничего не лезет.

«Коль! А мы что, тоже вместе в душ пойдем?»

«Ну и что? Какого фига по очереди? Показывать свою совдеповскую серость?»

Ладно. Покажем им нашу европейскую продвинутость.

Когда мы выходим из душа, девчонки уже лежат, каждая в своей кровати с наполовину откинутыми одеялами. Ждут.

Не буду описывать все, последовавшее далее. Думаю, читателю итак все ясно. Все было просто потрясающе! Скажу только, что свою Луизу я умотал так, что под утро она буквально запросила о пощаде. Сколько раз она кончила, я не считал. Колян же с Кери зверствовали так, что казалось, их кровать вот-вот рассыплется. Жуткий скрип, вперемежку с женскими визгами, должно быть разносился по всему отелю. Возможно, с нашей стороны было то же самое, но мы этого не слышали. Казалось, вот-вот ворвутся разбуженные соседи и пожалует сонный портье. Но никто не пришел, не ворвался с праведными претензиями, даже не постучал в дверь. Уже под утро, вся компания, закончив тяжелую, но приятную работу, пропустив по бутылке холодного пива и обсохнув от скатывавшегося ручьями пота, завалилась спать.

Мы сидим за столиком уютного открытого кафе на берегу канала и потягиваем наше любимое пиво из высоких фигурных бакалов. Девчонки цедят коктейли через соломинку. Молчим. Только изредка перебрасываемся легкими шуточками. А чего трендеть-то? Нам итак всем хорошо! Полная расслабуха и ощущение тихой идиллии и блаженства. Мы уже нагулялись по городу, покатались на катере, пообедали в небольшом ресторанчике. Вот и вечер скоро. А вместе с ним и неизбежное расставание. Жалко. Но что делать? Завтра утром начало грузовых операций. Коляну нужно обязательно присутствовать. Набегут всякие стивидоры, сюрвееры, представители компании грузополучателя и всякая прочая тварь. Второй помощник молодой, неопытный. Может не справиться. Правда, есть еще старпом, но он итак полтора суток за нас бдит. Надо, ведь, и совесть иметь. Да и я, из чистой солидарности, не могу отпустить друга, а сам остаться. Завтра выгрузка, затем погрузка (это еще день), и домой! Можно, конечно, пригласить девчонок на судно, но будет ли им интересно на железной грузовой коробке в тесной каюте после так хорошо проведенного времени с старинном европейском городе? Не будем портить впечатления о встрече не им, не себе.

Мы с Луизой молча смотрим друг на друга. На лице у девчонки еле заметная грустная улыбка. Ей тоже не хочется расставаться, так же как и мне. Хотя, чувствуется, что она ни о чем не жалеет, как и я. Колян с Кери тоже молчат. Ну, вот и все! Пора прощаться. Мы, все четверо, обмениваемся адресами и телефонами, хотя знаем почти наверняка, что вряд ли когда-нибудь снова увидимся.

«Мы проводим вас до вокзала», — говорит Кери.

Колян пару секунд молчит, что-то прикидывает.

«Серый! Ну его на фиг, этот поезд! Возьмем тачку. Лучше пару часов еще посидим и погуляем».

Я — только «за». Да. Трудно дается расставание. Девчонки тоже рады нашему решению. Сразу, как-то, повеселели даже. Снова идем гулять по набережной вдоль канала, заходим в кафешку попить кофе с пирожными…

Прощаемся, когда уже темнеет. Ловим такси, целуемся последний раз…

В заднее стекло, набирающего скорость «Ситроена», еще долго видны две стройные фигурки, машущие руками нам вслед. Колян молчит. Я — тоже. На душе как-то муторно. До порта по шоссе — минут сорок. Что сейчас чувствует мой друг? То же, что и я?

«Уж лучше бы сходили за 80 гульденов», — неудачно пытаюсь пошутить я.

Колян поворачивается ко мне. На его лице кислое-прекислое выражение, напоминающее грустную, вымученную улыбку…

Подъезжаем к борту уже поздно вечером. Нас встречают старпом со вторым. Оба не спят. Старпом докладывает, что на судне все нормально, экипаж на борту, никаких ЧП, начало грузовых операций, по информации агента, завтра в 06.00. Ну, и ладушки.

«Пойдем ко мне», — бросает Коля, открывая дверь с палубы в надстройку.

В капитанской каюте прохладно: работает кондиционер. Два фигурных светильника на переборке создают атмосферу очень уютного освещения. Друг достает из бара непочатую бутылку коньяка и две большие рюмки. Банка крабов, хлеб, дольки лимона.

«Колян! А не хватит ли? Тебе завтра с утра пахать!»

«Ничего, Серый! Все нормально. Последняя гастроль… Чувствую, что надо. Посиди со мной, прошу тебя!»

Ну, надо, так надо. Коньяк действует на нас обоих успокаивающе. Коля откидывается в кресле, затягивается сигаретой. Видно, что напряг, потихоньку, спадает.

«Ты что, втрескался, что ли?»

«Серый, блин! Она мне в дочки годится! Когда у машины целовались, она заплакала!»

Вот те на! С моей Луизой такого, вроде, не было. Хотя…

«Ладно, Коль, не парься! Кому кто плохо сделал? По-моему, все довольны. И, потом, у тебя же остался ее телефон и т.п… Уже завтра они про нас забудут».

«Да, конечно. Все это так. Давай еще по рюмке!»

Вот так, почти до утра, мы сидели и говорили за жизнь. Через двое суток, благополучно загрузившись на Питер, мы отдали швартовы и, отвалив от причала, сдав еще через пару часов лоцмана и врубив машину на «полный», двинули домой. Ни я, ни Колян, тогда еще не знали, что это было наша действительно ПОСЛЕДНЯЯ гастроль. Больше работать вместе нам не пришлось. Придя в Питер, Коля разругался с руководством компании из-за каких-то финансовых вопросов, плюнул на все и уехал в свой родной Севастополь. Там устроился в судоходную компанию, и сейчас бороздит Средиземку, командуя небольшим сухогрузом. У вновь пришедшего капитана были свои соображения на предмет дальнейшей работы судна. Он добился постановки «Софии» на полугодовой ремонт на нашей родной «Канонерке». Хотя, на мой взгляд, в этом не было никакой необходимости. Ну, да у них там, свои закидоны. Прозябать на ремонте мне совсем не хотелось, и я, по примеру друга, почел за благо ретироваться в другую фирму.

Колян звонит мне иногда. Собираемся как-нибудь встретиться, когда позволят время и обстоятельства. С Кери он пару раз перезванивался. Она вышла замуж, впрочем, как и моя Луиза, тоже. Молодцы девчонки! Я рад за них. Только иногда вспоминается теплая звездная ночь, запах жареного кофе на залитой светом амстердамской площади и две смеющиеся мордашки рядом, за столиком… Эх, жизнь!

* * *