Часы

— Извините, не подскажете который час?

Котов повернул голову, посмотрел на задавшего вопрос молодого человека.

Неряшливый, растрепанный, всклокоченный. Цветастый шарф поверх футболки, мятые льняные штаны, стоптанные кеды. Большая сумка-планшет на плече, крупные черные студийные наушники на шее. Серьга, фенечка, кулончик.

Котову не нравился такой тип молодежи. Несусветно самоуверенные, несущие ахинею в суждениях, доказывающие прописные истины, выдуманные задолго до них, ведущие себя шумно и нарочито откровенно. Нигилисты, скрывающие за отрицанием всего и вся отсутствие знаний и неуверенность в собственных поступках. Анархисты, ставящие во главу угла свои легковесные поступки и не желающие понять необходимость порядка и контроля. И абсолютно, совершенно не желающие и не умеющие работать.

Котов осуждающе покачал головой, пальцем отодвинул хрустящий манжет рубашки и взглянул на желтый циферблат дорогих часов.

— Двенадцать сорок две, юноша. И мой вам совет, купите часы.

— Хорошо! — радостно воскликнул молодой человек, натягивая наушники, — Спасибо.

Он повернулся и беспечной походкой пошел по залу аэропорта, покачивая планшетом.

Котов лишь покачал головой.

— Обратите внимание, Катерина, — обратился он к своей спутнице, высокой девушке в строгом брючном костюме, — Насколько иной раз внешний вид отражает внутреннюю организацию человека. Я ему сейчас дал очень важный совет, но он, видимо, пропустил его мимо ушей. Впрочем, есть ли мне нужда беспокоиться о его будущем? У этого молодого человека его, скорее всего, не будет.

Котов поправил запонку, широким шагом направился дальше. Помощница тенью двинулась следом.

Лакированные ботинки уверенно протопали по камню пола, перешагнули невысокий порожек и утонули в ворсе ковра vip-зала.

Кресло, сигара, щелчок зажигалки. Звякнул лед в учтиво принесенном бокале с легким коктейлем.

— Знаешь, Катерина, почему так важно всегда знать время? — Котов посмотрел на выпрямившуюся на краю стула помощницу, — Когда ты знаешь время, то ты ценишь его. Если ты ценишь время, то ты уважаешь себя. Потому что нет иного времени, чем то, что тебе отведено. И лишь тебе по силам подчинить себе это время, заставить работать на себя каждую минуту, секунду. В противном случае время подчинит тебя себе. И тогда придется лишь догонять, подхватывать крошки со стола и всюду упускать возможности.

Помощница сдержанно кивнула, положив руки на ежедневник со множеством закладок.

— Когда-то, Катерина, я познал бренность своего существования. К каждому человеку осознание этого факта приходит в разное время, но я благодарен судьбе, что сей урок мне преподали в достаточно раннем возрасте. Мне тогда было одиннадцать и я отлично помню этот день, потому что это был день моего рождения. Это важно, Катерина. Важно, что был именно мой День Рождения, а не любой другой день.

К помощнице подошла служащая аэропорта и негромко сказала пару фраз, прикрывая рот рукой. Помощница кивнула, обратилась к Котову:

— Игорь Аркадьевич, ваш самолет скоро будет готов к отлету.

— Хорошо. Так вот, так уж повелось в нашей семье, что все праздники мы начинали отмечать вечером, после того, как родители возвращались с работы. Так было и в тот день, в день моего рождения. Поэтому мне оставалось лишь как можно быстрее убить время до положенного часа. Я сейчас уже не припомню чья была идея, но кто-то из товарищей предложил сходить посмотреть на начавшийся ледоход. Так мы оказались на речке. Спустя время нам надоело наблюдать за проплывающими мимо льдинами, мы решили покататься на них. Нашли удобную излучину, в которой льдины сталкивались и замедляли ход, нашли место, где они потом вплотную подходили к берегу. Таким образом можно было спуститься с оврага вниз, на выбранную льдину, и спрыгнуть с нее чуть позже, проехав несколько метров. Затея показалась веселой и безопасной. Так мы и сделали, катаясь несколько часов подряд. Но вдруг случилось следующее — при очередном прыжке я не удержался, соскользнул и провалился в воду, успев уцепиться за вмерзшую в лед ветку. Меня, вместе со льдиной, потащило вниз по течению. Друзья же, растерявшись, убежали за взрослыми.

Меня уносило прочь. Я чувствовал страшный холод, намокшая одежда свинцовой тяжестью тащила меня ко дну. Я судорожно цеплялся за ветку, не имея сил подтянуться и вытащить себя из воды. И знаешь что, Катерина, я в этот момент думал? Я сожалел о том, что могу не дожить до празднования своего Дня Рождения. Я горько сожалел о том, что могу больше никогда не отпраздновать свой День Рождения. Я думал о том, что вот он я, одиннадцатилетний мальчик, который умрет так ничего и не совершив, так ничего и не увидев. И если у меня есть День Рождения, если это праздник, то значит зачем-то я появился на свет? Ведь если праздник, значит это какая-то важная дата. А если дата важная, и я родился, то как я могу умереть вот так, просто?

Все эти мысли, Катерина, мелькали в моей голове очень быстро, перемешиваясь со страхом и отчаянием. Это сейчас я долго рассказываю, а тогда вся жизнь сжалась до толщины той ветки, торчащей изо льда, проносилась мимо высокими берегами.

Меня спасли. Вытащили, высушили, напоили крепким и горячим чаем. Но я навсегда запомнил то чувство, которое испытал в ледяной воде. Я навсегда уяснил, что жизнь может кончиться внезапно. Что время, которое я до этого так бездумно тратил, конечно. А раз я родился и время мое конечно, то и жизнь нужно прожить так, чтобы меня узнали, обо мне говорили и меня запомнили. Потому что единственное, что действительно останется от всех нас, это память, запечатленная в наших поступках и делах.

Именно в тот день я попросил родителей купить мне мои первые часы.

Котов промочил горло из бокала, поднял глаза на смирно сидевшую помощницу.

— Тебе интересно, Катерина?

— Да, Игорь Аркадьевич, конечно интересно.

— Хорошо. Запоминай мои слова, Катерина, запоминай. Есть люди, которые полагаются на удачу. Я не они, я свою удачу кую своими руками. Я сделал себя, свое имя сам. И я уверен, что счастливое стечение обстоятельств в моей жизни не имело место. Все обстоятельства я планировал лично. Залог будущих побед мы закладываем сегодня и чем ты старше, тем меньше у тебя вариантов. Генетически не способен к точным наукам? Грызи гранит сам, зубри и не спи ночами, ломай неудачную предрасположенность. Друзья зовут гулять и веселится? А что ты уже достиг, чтобы позволить себе бесцельно потратить два часа своей жизни? Мир никогда не прогнется под тебя, запомни это, Катенька. Удачи не существует, есть лишь стечение имеющихся обстоятельств.

Из стеклянных дверей вновь появилась служащая аэропорта. Быстрым шагом, дробно стуча каблуками, приблизилась, сказала:

— Господин Котов, мы вынуждены отложить ваш рейс на час. Произошла авария на взлетной полосе, небольшой пожар в самолете. Возможно, мы сможем предложить вам обед и прохладительные напитки?

Котов неторопливо отставил бокал, неудовлетворенно покачал головой. Поднял руку и посмотрел на часы.

Нахмурился, постучал пальцем по циферблату. Обратился к помощнице:

— Катерина, который сейчас час?

— Тринадцать двадцать, Игорь Аркадьевич.

Звякнул дорогой браслет. Котов снял часы и бросил их на журнальный столик. С досадой произнес:

— Они стоят. На них все так же двенадцать сорок две. Дрянной механизм.

Повернул голову к служащей аэропорта:

— Я хочу, чтобы проблема была решена как можно быстрее. Я не могу себе позволить потерять еще час.

— Да-да, мы постараемся.

Служащая исчезла. Котов недовольно откинулся в кресле, массируя пальцами лоб.

Тридцать лет спустя.

Пожилой врач раскрыл газету, тряхнул разворот, преломляя посередине.

— Так, что у нас тут.

Блеснули очки, выцветшие глаза пробежали по строчкам.

— Вот, Игорь Аркадьевич, снова о вас. «Известный предприниматель и меценат в больнице». Так, «Всю жизнь смеющийся над судьбой, Котов стал жертвой врожденной болезни сердца». Ну, это мы и без них знаем. Вот, «Совет директоров переименовал фонд Котова в фонд «Инвест»». Прямо подметки вам режут на ходу, Игорь Аркадьевич.

Врач бросил взгляд поверх газеты на неподвижно лежащее в кровати тело. Мерно вздымалась помпа прибора искусственного дыхания, тихо попискивал прибор снятия сердцебиения.

Врач вернулся к чтению.

— Тэкс, что на другой странице. О, целый разворот интервью. Это с кем же? Так, «Мы в гостях у всемирно известного художника Ильи Кораблева». Слышал-слышал о таком. Что он говорит, ну ка. Так, репортер спрашивает: «Илья, какой момент вы можете назвать переломным в своей жизни? Какой случай изменил вашу судьбу навсегда?». И что отвечает художник? Так, ага: «В моей жизни мне постоянно везло на подобные моменты, я вообще счастливчик в этом плане. Но вот был один случай, который оказался именно судьбоносным. Если бы не он, то не сидеть бы мне сейчас с вами». О, интересно. «Я был еще очень молод и никому неизвестен. Так вышло, что, мои работы отметил Жан Матье, владелец престижной картинной галереи в Париже. Он назначил мне встречу, и я должен был лететь во Францию, вести с собой эскизы. Я не очень люблю носить часы, поэтому чтобы не опоздать на рейс спросил время у прохожего в аэропорту. Он ответил мне. Оказалось, что до вылета еще сорок минут. Я сходил пообедать в кафе и уже там услышал, что посадка на мой рейс завершена! Оказывается, у прохожего часы не то сломались, не то он забыл их подвести, но они стояли на момент, когда я обратился к нему. И я был уже готов рвать и метать, как вдруг объявляют, что мой самолет врезался в ограждения на взлетной полосе и загорелся. Пожар был как раз в том месте, где должен был сидеть я. Представляете? Случай, удача, чудо. Я вылетел во Францию следующим рейсом и, как вам известно, именно с той выставки началась моя история как известного художника.

Что же до меня, то с тех пор я никогда не носил и не собираюсь носить часы. Если нужно, то я спрашиваю время у друзей, у знакомых, у прохожих. Считайте это таким вот суеверием. Но я просто напросто верю в судьбу. Верю, что иной раз именно от слепого случая, от удачи зависит все».

Доктор сложил газету, вновь обратился к лежащему.

— Ну что, нам бы удача тоже не помешала, верно Игорь Аркадьевич? Так что давайте готовиться к операции. Авось все получится.