Ученик

19

В начале апреля в университете проходила традиционная студенческая научная конференция, на которую приезжали из других университетов, в том числе и заграничных. И в университетском городке звучала иностранная речь. На целую неделю он превращался в улей: кружки молодых людей собирались в аудиториях, коридорах, студенческих комнатах, на лесных полянках, разрастались, сливались, распадались. Спорили обо всем на свете. Встречались старые знакомые, заводились новые знакомства, обретались союзники и оппоненты. Комнаты в общежитиях уплотнялись: заносились кровати, на которых размещались приезжие. Заселялся даже красный уголок. Звенели стаканы, звучали тосты за знакомство, за дружбу. То тут то там раздавался гомерический хохот. Сплошь и рядом травили анекдоты, причем особой популярностью пользовались политические анекдоты, в которых доставалось всем, начиная от стрелочника и заканчивая королем. Филеры сбивались с ног.

Никому даже не приходило в голову, что кто-нибудь из слушающих, гогочущих и выходящих на публику с очередным анекдотом, мог оказаться сексотом и секретные папочки на некоторых студентов пополнятся очередным материалом, хотя о бдительности студентам напоминали неоднократно.

Иоганн по предложению Учителя решил выступить на конференции с докладом по теме своей курсовой работы. Ему даже в голову не могло прийти, какой переполох вызовет выступление первокурсника. В своей работе Иоганн рассматривал философскую сторону проблемы этимологии, то есть происхождения языка. Он почему-то был убежден, что до него этой темой никто всерьез не занимался.

Наш предок древнейший человек был очень похож на тех диких животных, которые его окружали. Да и происхождение свое он вел от какого-нибудь животного. Язык его был подобен языку животных, он состоял из сигналов, которые выражали тревогу, сообщение о том, что он нашел пищу, угрозу, предупреждение, призыв, разного рода эмоции. Эти сигналы со временем запечатлелись в звуках, слогах и словах языка.

После выступления Иоганна раздались жиденькие хлопки. И то аплодировали в основном студенты. Но на отбивающих ладошки так строго посмотрели, что они тут же притихли, чувствуя себя виноватыми. Иоганн некоторое время постоял за кафедрой, потом сошел в зал. Вопросов не последовало.

— Как я вижу, вопросов к выступающему не имеется. Желает кто-нибудь высказаться об услышанном сейчас докладе? — спросил председатель.

Вышел господин Тух, доцент кафедры философии.

— Мне, конечно, заранее пришлось ознакомиться с тезисами. И то, что меня насторожило ранее, сейчас я услышал в полном формате. И мнение мое однозначно. Судя по реакции коллег, я убедился, что я не одинок. Но буду конкретен, чтобы меня не обвинили в голословности. Так сказать, возьмем быка за рога. Мы видим, что автор выбрал тему на грани философии, лингвистики и антропологии. Нынче стало модой работать в междисциплинарных областях. Появились даже смежные дисциплины. Некоторые толкуют, что именно здесь будут сделаны величайшие открытия, что это первый шаг к синтезу научных знаний. Я же являюсь противником такого синтеза. Это похоже на ситуация, когда одновременно пытаются править экипажем, обедать и курить сигару. Вряд ли тогда получится все три дела сделать хорошо. Скорее всего вы заедите не туда, куда нужно, заработаете язву желудка, а незамеченным упавшим огоньком сигары сожжете этот самый экипаж. И нечего тут ссылаться на Юлия Цезаря. И все же я не буду отрицать, что в пограничных областях могут порой происходить интересные открытия. Мы неоднократно являлись свидетелями этого. Что же интересного постарался открыть нам уважаемый автор? Обратимся к докладу! Господин Клюгер исходит из тезиса о том, что наша речь, любой язык восходят к определенному набору сигналов, при помощи которых общались наши далекие предки. Вполне допускаю, что это именно так. С этим можно согласиться, если не исходить из концепции божественного происхождения языка, дарованного людям свыше. Какие же выводы делает автор, исходя из этого тезиса. Эти сигналы несли определенную информацию: тревогу, боль, радость, похоть и прочая и прочая. Согласимся! Кто бы спорил? Но к каким же выводам приходит автор? Вот здесь и начинается самое интересное. Он безапелляционно утверждает, что на следующем этапе, когда начинают формироваться слоги и слова, в основу их ложатся именно эти звуковые сигналы и поэтому эти слова вызывают соответствующую реакцию, подобную той, которую они вызывали у нашего предка. Ну, допустим возглас У, который означал то, что я заблудился, что я Удалился достаточно далеко, что не могу сам найти обратной дороги, трансформировался в дифтонг АУ, который мы можем и сейчас услышать в лесу. В этом завывающем звуке звучит отчаяние потерявшегося человека. Этот же сигнал содержится и в приставке У: Уехать, Уединиться, Уйти, Убыть и так далее. А мне все эти доказательства кажутся притянутыми за уши и в противовес им можно привести десятки контрдоказательств, которые будут свидетельствовать совершенно о противном…Но потопали дальше! А дальше начинается самый настоящий бред. Если не сказать сильнее! Но я пощажу ваши уши. Господин Клюгер утверждает, что и современные слова, наша речь несут эту сигнальную информацию праязыка. Сознательно, разумеется, мы этого не воспринимаем. Так вот, существует некое протосознание, в котором хранится эта информация, передаваемая от поколения к поколению на уровне инстинктов, и в которой, так сказать, хранится память о нашем древнейшем прошлом. Еще раз повторяю, на уровне рацио мы этого не осознаем. И когда мы говорим, слова воздействуют не только на наше рацио, но и на это протосознание, вызывая самые непредсказуемые реакции, которые мы потом никак не можем объяснить. Для примера автор берет сочетание трех звуков МРТ. Ну, и что? Для нас это ничто, а для него символ смерти. Потяните М — это боль, страдание, когда уже человек не может говорить. Теперь рокочущее РРР — это человек захлебывается кровью. И наконец Т — короткое и резкое, как бросок копья, который ставит точку в уходящей из тела жизни. Всё! Существование человека закончилось. Как поэтично! Но ведь мы же собрались не на поэтический семинар, а на научно-практическую конференцию, на которой каждый пытается отыскать истину. И дальше… А дальше глобальный вселенский бред. Впрочем, этого и следовало ожидать. Коли так, утверждает автор, то можно выработать лингвистические методы воздействия на психику человека, изменения этой психики в нужном нам направлении. Да и вообще очень многое объяснить в нашей психике. Тогда станет возможным программирование и зомбирование человека, получение нужных нам качеств. Молитвы, заговоры, шаманские камлания, всякие припевки, по мнению автора, как раз и являются подтверждением его теории. Это всё способы лингвистического воздействия на психику. Что я могу на это сказать? А на это можно сказать только одно.

Доцент наклонил голову к плечу, выпучил глаза, плотно сжал зубы и издал звук рвущейся ткани. Зал захохотал. Настолько это было неожиданно. Затем яростно зааплодировали. Доцент спустился в зал и сел очень довольный собой. Он чувствовал себя героем дня, размазавшим по стенке этого выскочку.

Иоганн возвращался домой по темноте в полном расстройстве чувств. Это был провал, катастрофа, крушение надежд. Несомненно, он бездарь, тупица! Бросить к черту университет и уехать домой к родителям, где никто не знает о его позоре. Нет же! К родителям нельзя! Пойти наемником в армию. Там всегда есть вакансии. Но глупо, конечно, подставлять свой лоб под пули ради амбиций политических интриганов, для которых солдат всего лишь пушечное мясо. Но он совершенно ничего не умеет делать, не владеет ни одним ремеслом. Можно сменить учебное заведение. Например, выбрать такое, где учат, как правильно разрубить кусок мяса или сшить башмаки.

Как же он был удивлен, когда Учитель встретил его в самом веселом расположении духа. На ужине была и Мари. Сегодня почему-то она была особенно красива. Она спросила, как прошло его выступление. Иоганн наклонил голову и буркнул нечто нечленораздельное. И тут же покраснел.

— Да что ты, Мари! Великолепно! — воскликнул Учитель. — Если сам господин Тух закатил пятнадцатиминутную речь, а председатель ни разу не остановил его, хотя он явно нарушал регламент. Это говорит о многом.

Иоганн поглядел на Учителя.

— Вы шутите?

— Ну, а почему бы сегодня и не пошутить? — рассмеялся Учитель. — Сегодня твой праздник. Я говорю об этом серьезно. Не воспринимай мои слова как шутку.

— Как же?

— А вот так! Вся эта шушера, хотя есть там и достойные люди и настоящие ученые, запуганы и научены горьким моментом, что лучше промолчать, чем идти против решения руководства. А по твоей работе как раз и было решение руководства… Так вот! Вся эта шушера, конечно же, почувствовала неординарность твоей работы. На это их мозгов вполне достаточно.

— Да какая неординарность? Вы о чем, Учитель?

— Талант развивает и толкает вперед то, что было открыто до него. Гений же открывает совершенно новое, то, чего до него не было. Он приходит на пустое место. Талант — это человек, который изобретает тепловоз вместо старого паровоза. Конечно, техника другая. Но принцип тот же. А гений изобретает космическую ракету, которую отправляет к другой планете. Из-за этого гений кажется сумасшедшим в глазах обывателя. И они в этом правы…У тебя совершенно новая идея. Конечно, пока это лишь идея, гипотеза. Допускаю, что может быть и неверная, и профессор Тух прав. Но это сумасшедшая идея. И если ты прав, и если ей будет найдено прикладное применение, тогда мир изменится, он станет другим. Ну, а теперь скажи, как убеленные сединами мастодонты, увешанные наградами, должны воспринимать гениального мальчишку? Прийти в восторг? Побежать к нему, заключить в объятия, наглаживать по головке и нахваливать на все голоса? Выращивать себе на голову опасного конкурента? Нет! Дураков нет! Они же прагматики. Я еще удивляюсь, что господин Тух мягко обошелся с тобой. Не застрелил тебя тут же! А ведь он так тебя мог выпороть и за понятийный аппарат, и за нарушение логики научной работы, и безграмотное оформление. Но не стал этого делать.

— Но что же мне теперь делать? — спросил Иоганн.

— Как что? — удивился Учитель. — Жить, как живешь. Учиться. А вот что касается научной работы, возьми другую тему. Не нужно дразнить гусей.

— Но как же так, профессор? — Иоганн чуть не расплакался. — Вы только что говорили, что это гениальная идея. Почему же я должен отказываться от нее?

— Да-да! Я тоже это слышала! — подтвердила Мари.

— Вот потому и следует отказаться от этой темы. Отказаться для других. И, знаешь, что мне кажется? Это довольно опасная тема. Как бы у тебя не появились неприятности.

— Опасная? Я не понимаю, Учитель.

— Но это так…Только мои фантазии. Но, как говорится, береженого Бог бережет. Вот давай предположим. Ты стоишь на правильном пути. Наступает момент, когда ты выходишь на прикладное исследование. Теперь, представь, какое оружие оказывается в твоих руках.

— О чем это вы? — спросила Мари. — Я не понимаю: философия и оружие. Философ всегда мне представлялся самым мирным человеком. Какую опасность могут представлять философские идеи?

— Тебе приходилось слышать про зомби?

— Да доводилось слышать эти бредни.

— А вот Иоганн доказывает, что это никакие не бредни, что всё это осуществимо. Он подводит под это научную основу. Но зомби — это семечки. Хотя тоже довольно серьезно. Тут возможно вести речь и о массовом программировании сознания людей. Понимаешь, что это значит? Группа специалистов может вызвать массовую панику или истерику, или бросить массы людей на добровольное самоубийство, или сделать всех солдат безумно храбрыми…Ведь это же власть над обществом, над миром.

— Ты серьезно, Карл? Или шутишь?

— Не волнуйся, Мари! Я просто фантазирую. Может быть, Тух и прав, что все это бредни, полнейшая ерунда. И мне кажется, что это даже было бы лучше. Нет же! Несомненно лучше! Иоганн! Я тебе настоятельно советую взять другую тему. Если хочешь, приказываю!

— Ладно! — буркнул Иоганн.

— Не обижайся, Иоганн! Нужно быть хитрее своих оппонентов. Прежде всего, для дела. Если ты возьмешь другую тему, то это еще не значит, что тебе нужно прекратить работу над прежней. Да ради Бога! Но занимайся ею тайно, неофициально. А бухнуть дубиной по голове всегда успеешь. Рано или поздно такой момент наступает. Но дубину надо еще приготовить.

— Я всё понял, — улыбнулся Иоганн. — Вы совершенно правы.

Иоганн ушел в свою комнату, пожелав спокойной ночи Учителю и Мари. По всему было видно, что в ближайшее время Мари не собиралась уходить. И потому он уже нисколько не сомневался, что она любовница Учителя и останется на ночь. Мари появлялась в их доме раз в неделю, реже — два. Грэта непременно на эти дни брала выходные, как будто она знала график посещения Мари. Поэтому две женщины никогда не встречались. «Интересно, замужем ли Мари? — подумал Иоганн. И почувствовал, что ему этого очень не хочется. — Но такая эффектная женщина вряд ли может быть одинокой. А может быть, она вдова?» Тут Иоганн поймал себя на том, что в последнее время он всё чаще думает о Мари. И порой мысли о ней приходили в не самое подходящее время. Это открытие смутило и рассердило его. Какое дело ему до ее отношений с Учителем. Они взрослые люди. И вновь перед его внутренним взором мелькнуло лицо Мари, ее гибкий стан, тонкие руки. И Иоганн не мог отогнать от себя эту картину…

Подходил к концу учебный год. Первый его год в университете. Началась зачетная неделя. Как-то, когда Иоганн шел от гардероба к выходу, от стены отделились два молодых человека в строгих черных костюмах и остановили его. Один стоял впереди, другой за его спиной. Как будто прикрывал ему пути к возможному отступлению. Но Иоганн и не помышлял никуда убегать.

— Извините! Можно с вами поговорить, господин Клюгер?

Меньше всего они были похожи на хулиганов. Это и насторожило Иоганна.

— Да пожалуйста! Но с кем имею честь?

— Давайте пройдем к выходу!

Дорога вперед была освобождена.

— Давайте!

Они вышли на парадное крыльцо. И незнакомец, кивнув в сторону кареты, сказал:

— Прошу в карету! Не торчать же нам на улице!

— Нет уж, господа! — усмехнулся Иоганн. — Слышал я про такие фокусы. Говорим здесь на крыльце. И, пожалуйста, скажите своему товарищу, чтобы не дышал мне в затылок. Если не желаете здесь разговаривать, тогда «до свидания». Мне некогда.

— Хорошо! — согласился незнакомец. — Поговорим здесь!

Он быстро сунул под нос Иоганну удостоверение. Но Иоганну этого вполне хватило, чтобы удостовериться, что он имеет дело с господами из КГБ. Тот, что разговаривал с ним, был полковником.

— Мы вас не будем вызывать в свою контору. Давайте закурим и поболтаем, вроде как старые знакомые.

Полковник широко улыбнулся.

— Что ж давайте поболтаем! — согласился Иоганн. — Только я не курю. Есть у меня такая вредная привычка.

— Дело в том, господин Клюгер, что нас весьма заинтересовало ваше выступление на конференции. Как вы догадываетесь, наши товарищи присутствуют на всех массовых мероприятиях. То, что вы говорили, неужели это возможно?

— Что возможно? Поясните!

— Ну… управлять людьми, влиять на их психику, сознание?

— Людьми управляют уже тысячи лет и влияют на их психику.

— Конечно. Но я имел в виду…

— Я понимаю, что вы имеете в виду. Должен вас разочаровать. Это лишь умозрительное предположение. Если хотите, научная фантастика. К тому же ваш товарищ должен был рассказать и о выступлении господина Туха, который назвал мою работу полным бредом и абсурдом.

— Да мне плевать, что говорил этот старый пердун. Я бы его на пушечный выстрел не подпускал к студентам. Господин Клюгер! Вы не могли бы прийти к нам и для некоторых наших товарищей поподробней рассказать о вашей работе. Поверьте, что ваш визит останется в полной тайне.

— Это что? Приглашение?

— Конечно, — ответил особист.

— Тогда я не воспользуюсь им. Хотя благодарю вам за столь высокую честь, которую вы мне оказали.

— А вот этого я вам не рекомендую! — прошипел полковник.

— Ребята! Ловите лучше шпионов! Наш городок кишит ими. Не занимайтесь ерундой! Предоставьте это делать мне.

— Ну, ты, сопляк, сильно-то не расслабляйся! — прошипел он ему вдогонку.

Никто хватать за руки его не стал.

— Да идите вы! — огрызнулся Иоганн.

И на этот раз Учитель оказался прав. Действительно, темка-то опасная. Несомненно, он ступил на скользкую тропинку, на которой легко было сломать шею. До этой встречи Иоганну и в голову не могло прийти, что философия и государственная безопасность могут как-то пересекаться. Оказывается, могут.

И вскоре ему еще раз напомнили, что пересекаются. И еще как! Из университета он шел через парк домой. Это даже был не парк, а кусочек соснового леса, оставленного в городе. Здесь даже прыгали белки. Здесь на тропинке и встретила его троица крепких парнишек. Такие спортсменчики с накаченными бицепсами. Запаха спиртного ни от кого из них не исходило. Да и блатная одежонка выглядела на них как-то неестественно. Всё пошло по простому банальному сюжету.

— Дай закурить, зёма! Ах, ты не куришь? Нна! По зубам!

Но били не очень сильно. В жизненно важные органы старались не попадать. А когда он упал, пинать ногами не стали. Никаких следов побоев на нем не осталось. Так аккуратненько помяли. «Как-то вяло они меня били!» — усмехнулся Иоганн, когда троица отправилась прочь. Уходили они не спеша. Но перед тем, как уйти, один из них прошипел ему в ухо:

— Ты нас не задирай! Понял? Делай то, что тебе говорят, и всё будет хоккей! А иначе можешь жестоко пожалеть.