ДЗНП

ПОВЕСТЬ

Глава первая.

На обитаемом острове

Маму надо слушать. Мама никогда плохого не посоветует. Гуль еще не расстался с соской, а уже не слушал маму, проявлял ненужную самостоятельность, в садике он писался. Поэтому нянечки и воспитатели называли его «наш зассыха». Как будто они гордились тем, что у них растет такой замечательный мальчик, после которого надо было постоянно сушить простыни. В школе он учился на четверки п пятерки, поэтому ни в одну школьную компанию его не принимали. Зачем нормальным пацанам хорошист и зубрила? В университете он не пропускал ни одной лекции, не пропивал стипендию, не носил рваных джинсов и не ломился по ночам в комнату к девчонкам. Даже преподаватели называли его «наш ненормальный». Такие всегда вызывают подозрение и сомнения в их человеческой полноценности.

Женился. И опять не на той, которую ему выбрала мама. Мама его не прокляла. Мамы не имеют такой привычки проклинать своих детей, даже когда они не слушают их советов. Но уже на свадьбе вместо поздравления она прошипела ему в ухо, но так, чтобы никто не слышал:

— Ну, ты еще хлебнешь с ней полной ложкой! Помяни мое слово, сынок! Я ее насквозь вижу.

Он хлебнул в полной мере. В самом прямом смысле. Морской водицы. Правда, жена здесь была ни при чем. Чуть было не отправился к Нептуну. Но не отправился. Всё-таки мама-ангел не могла допустить такой несправедливости, хотя и неблагодарный сын отмахивался от ее советов. Иначе это был бы некролог и пора было бы уже ставить точку. Некролог не может быть многословным. Это же не книга из серии «Жизнь замечательных людей».

Это вполне правдоподобная, полная жизненного оптимизма история, которая еще толком и не началась. И в конце концов герой выйдет сухим из воды. Но обсыхать ему придется очень долго.

Какую же мамину заповедь на этот раз нарушил Гуль, что вовлекло его в круговорот таких событий, которые он не мог представить даже в самых фантастических видениях? Мама, провожая его сначала в школу, потом в университет, потом в большую взрослую жизнь, постоянно ему напоминала: «Сынок! Не верь девкам! Не бойся мышей! И никогда не проси у моря погоды!» Всё-таки материнская сердце — это вещун, оно видит на много лет вперед. А расстояния для него вообще не помеха.

Как он не мог верить таким милым, загадочным созданиям, как девушки? Разве их уста приспособлены для лжи? Он делал им контрольные, мыл за них пола сначала в школе, а потом в общежитии, подносил им сумки, затаскивал для них мебель на пятый этаж. Но целовались они не с ним.

Мышей он не просто боялся. Это был панический первобытный страх. Если он видел мышь, то взлетал на стул и визжал так, что мыши навсегда уходили из этого помещения, кроме тех, которые навсегда оставались там, сраженные мышиным инфарктом.

Вот с морем ему не повезло. А ведь всё начиналось так хорошо. По-праздничному начиналось.

Две семейных пары отдыхали на побережье. И какой его черт дернул угоститься морской рыбкой, которую без всякой суеты можно было купить в ближайшем поселке?

Солнце поднималось над горизонтом. Он прихватил удочки, баночку с червяками и отправился в свое первое морское путешествие. Чувствовал себя настоящим Колумбом. Не клевало. Он отгреб подальше, но и там ни один из обитателей морских глубин не покусился на полудохлых червей. Видно, заелись, буржуи! Отплыл еще пару сотню метров. Уж слишком сильно было желание удивить всех ухой с дымком.

Утро было тихое, солнечное и жизнерадостное. Ничто не предвещало беды. Волны ленивые и небольшие покачивали резиновую лодку. Гуль поклевывал носом. Наблюдать за прилипшими к водной глади поплавками, которые не подавали никаких признаков жизни, было нестерпимо скучно. Особенно для того, кто никогда не увлекался рыбалкой. Что же? Не все наши желания исполняются. Он уже решил возвращаться назад. Скажет, что решил совершить прогулку по морю, а удочки случайно оказались в лодке.

Взялся за весла и застыл, как статуя. На него надвигался темный высокий столб. Водяные потоки по спирали взмывали вверх. Столб выл, как голодный волк, засасывая в себя воду и неотвратимо надвигался на него. Вода возле лодки забурлила. Это смерч. Конечно, с берега он вызывает другие чувства, рука сразу хватает телефон, чтобы запечатлеть это редкое природное явление и поделиться им с другими. Когда ты в море, а берег так далеко, тонкой ниточкой, то у тебя совершенно другие чувства. Как-то не восхищаешься природным феноменом, а испытываешь перед ним самый примитивный страх.

Другой бы заматерился, чтобы выразить свое отношение к этому стихийному явлению, но Гуль не матерился, а потому только бормотал непрестанно: «Мамочка! Мамочка!» Но мамочка была далеко и ничем не могла помочь любимому сыночку. Даже советом. Вот его лодка стала крутиться всё быстрее и быстрее, а потом, как будто могучая рука стала поднимать ее вместе с гребцом, который судорожно ухватился за борта. Гуль пробормотал «Мамочка!» — и всё! Больше его не стало. Был Гуль и нет Гуля. Последний проблеск сознания был именно такой: «Мне конец!» А дальше никакого сознания.

… Всё тело ломило. Такое ощущение, что тебя долго и старательно лупили палками. Может быть, даже арматурными прутьями, не спрашивая его согласия. Это как-то нецивилизованно. Он пошевелился. Но движение доставило ему боль. Даже дышать было больно. Застонал.

— Живой! Хэ! — хохотнул невысокий плотный мужчина.

Один глаз у него косил и жил своей отдельной жизнью, то есть не выражал никаких эмоций.

Фамилия у него была короткая и легкая Пух.

Рядом с ним возвышался грузный мужчина, которого по-простому все называли Толяном. На подбородке его одутловатого лица была ямочка, которая то расширялась, то сжималась. Сапогом он пошевелил лежащее тело. Прикасаться рукой он брезговал. Раздался стон.

— Ага! — согласился Толян. — Живой. Видно море пожалело его и выбросило на берег.

Пух спросил:

— Вызывать »скорую»?

— На фига? — удивился Толян. — Мы его и без всякой «скорой» его вылечим. У меня, знаешь, какой богатый опыт? Погранцов надо вызывать. Чудится мне, что иностранец это. Может быть, даже шпион. Хочет разнюхивать наши секреты, там, про секретные объекты и прочее. Нам награду за него дадут. Сечешь, Пух? Бухнем тогда! Ты давай сторожи, а я погнал за погранцами.

Погранцы, как и положено в рабочее время, пили водку.

— Во! Толян! Падай!

— Это… мужики! Там на берегу какой-то мужик валяется. Не наш и в отключке.

— Может быть, бухой?

— Не! Не пахнет! Море выбросило.

— Ладно! Пойдем глянем!

Глянули.

— Во! Блин! Точняк не наш. Одежка не наша на нем. Наш клиент. Грузим, мужики! А вам за бдительность выпишем награду.

— А может, его тут и чпокнуть? — предложил Толян. — Делов-то! Каменюкой по кумполу и всё! И в море его бросим! Откуда пришел, туда пущай и идет. Зачем нам иностранцы?

— Ты бы только чпокал, Толян! — сказал старшой. — Не начпокался, пока в мусорах ходил? Всё кровь мусорская играет? Не! У нас так не работают. У нас тонкая работа.

— Как скажите!

— Нет! Мы его доставим, допросим, потом особистам сдадим. Пусть те его раскручивают. За это нам благодарность. Может, даже премию дадут. А за трупака фига с маслом. Грузите его, мужики! Только осторожно! Не бросать! Это же вам не дрова какие-нибудь!

Гуля взяли за руки — за ноги и понесли к пограничной колеснице. Затолкали на заднее сидение. Гуль застонал, чуть приоткрыл глаза и снова закрыл их. Его подперли с обеих сторон.

= Это, — нюнил Толян, — корефан! Про меня с Пухом-то не забывай. Это же мы его нашли. Хотя бы на пузырь выдели! Ладно уж, ордена и звезды на погоны пущай уж вам достаются!

— Находчивые вы мои! Разве можно про вас забыть?

Гуля привезли на заставу, выгрузили, занесли и посадили на лавку. Он завалился на бок. Его выпрямили. Только опустили, он опять на бок. Это раздосадовало погранцов.

— Малой! Позови лепилу! — приказал старший.

Пришел фельдшер с непременным белым чемоданчиком с красным крестом. Из грудного кармана выглядывал градусник. Пощупал ребра, посмотрел зрачки, зачем-то постучал по голове. Правда, не сильно. Гуль только стонал. Каждое прикосновение доставляло ему боль.

— Хрен его мама знает! — наконец-то выдал он диагноз. — Вроде всё на месте: руки, ноги, голова. Может, очухается. Хоронить заранее не будем. Это не наш принцип.

— Может, ему в торец врезать? — предложил один из бойцов.

— Бабе своей врезай! — сурово сказал старший. — Тебе бы только врезать. Надо тонко работать. Что это тебе тренировочная груша? Это ценный агент иностранной разведки! Кладезь ценных для государства знаний. И он их нам должен выложить. Всё выложить! Мы его должны беречь, как око зеницы. Уяснили, сявки? Или мне повторить?

Хорошо, что никто не знал ни что такое око, ни что такое зеница. Но начальству положено время от времени произносить непонятные слова. Все поняли, что этого чела надо беречь, а боксовские навыки отрабатывать на ком-нибудь другом, не таком ценном материале.

— Может, ему водяры дать? — предложил отличник пограничной службы. — Она меня всегда в сознание приводит. За редким исключением. Хотя, конечно, жалко переводить добро на этого хлюпика.

— Говоришь, водяры?

Старшой задумался.

— А что? Можно попробовать? Ведь лучшего до сих пор человечество пока еще не придумало.

На заставе водка всегда водилась. Налили полстакана. Запрокинули Гулю голову, разжали зубы ложкой и вылили водку. Она забулькала, проскакивая всё дальше и дальше. Гуль дернулся, как от электрошокера, потом открылись и округлись глаза, потом рот, щеки его порозовели, на лбу выступили капельки пота. Пальцы что-то быстро перебирали.

— Чмошник-то наш очухался! — обрадовались погранцы.

— Водка творит чудеса, — авторитетно произнес старший. — Свершилось очередное чудо. Возрадуйтесь, братья!

Ткнул Гуля пальцем в грудь.

— Говорить можешь?

Гуль удивленно оглядывался. Сознание постепенно возвращалось к нему. Он старался понять, что с ним произошло. Где же он находится? К тому же его организм впервые познакомился с водкой. И внутри происходил какой-то незнакомый ему процесс.

— Ты кто?

— Я? — прохрипел Гуль.

Он удивленно посмотрел на старшего, потом перевел взгляд на его подчиненных.

— Свинья! Дурака не валяй! Отвечай, кто ты!

— Гуль.

Старший покачал головой, посмотрел на подчиненных. Те хохотнули. Ну, и дурень им попался!

— Как?

— Гуль.

— Во! Блин! Гуль-буль-буль. Кто тебя забросил к нам? Не молчать! Отвечать на мои вопросы!

Еще кусок сознания вернулся к Гулю.

— Смерч.

— «Смерч» — так спецслужба называется, которая тебя забросила к нам? Отвечать, сволочь! Четко и быстро!

— Это природное явление. Оно порой возникает на морской поверхности.

— Будешь говорить правду, еще налью водки. Будешь молчать, клизму вставлю, тупая скотина. Коровью клизму. Знаешь, какая она здоровая? И через нее зальем тебе водку.

— Нет! Только не это! Пожалуйста!

Все удивились. Было понятно, что перед ними иностранный агент. Свои от водки никогда не отказываются. А если и отказываются, то с явным намерением, что их отказ не примут во внимание. Есть такие застенчивые люди.

— Какое у тебя задание, Буль-буль? Отвечать!

— Я Гуль. Разве трудно запомнить мою фамилию?

— Да мне хоть хрен собачачий! Отвечай на вопросы! Придурок!

— Водку не будете заставлять? Я не пью совершенно.

— Не будем! Нам больше достанется. Ну!

— Понимаете, мы отдыхали две семьи у моря. И я решил побаловать их рыбкой, утречком, пока все спали, я сел в лодку и отправился в море. Но возле самого берега не клевало…Я отплыл дальше.

Он рассказал, что с ним произошло до того момента, как он потерял сознание. Подробно описал смерч.

— Складно поешь, Буль-буль. Хорошую тебе легенду сочинили в центре. Чувствуется рука профессионала. Не желаешь признаваться? Ладно! Сейчас тебя заберут особисты. Помотаешь кровавые сопли на кулак. Там работают настоящие профи. Они камень заставят говорить.

В особом отделе обрадовались. Уже который год они не вылавливали ни одного агента. Даже ветераны службы не могли припомнить ничего такого. И от этого они скучали и хандрили. Они потихоньку спивались и теряли остатки профессиональных навыков, которыми и так-то были несильно наделены. Даже мускулы слабели. И на животе появлялись морщины.

Тут такой настоящий иностранный агент! Проблема только в одном. Начистить бубен сначала, а потом допрашивать? Или наоборот? Или сразу одновременно начищать бубен и допрашивать? Тут мнения разделились. Даже заспорили. Ждали решающего слова начальства. Ибо издревле повелось, как начальство скажет, так и надо. Субординация! Понимать надо!

Начальство, за годы безделья расплылось до двух центнеров и окончательно спилось, высказалось так:

— Действуем методом кнута и пряника. Ты….

Палец уткнулся в одного из подчиненных. Тот подскочил.

— … Будешь добрым следователем. А ты злым и жестоким. Если камень нагревать, а потом охлаждать, он обязательно рассыплется. Чередуйтесь, чтобы сбить его окончательно с толка. Метод дает стопроцентную гарантию.

Начал красноглазый, то есть злой. Он сделал свирепое лицо и взял увесистую дубинку. От долгого уотребления дубинка окончательно потеряла лакированную поверхность.

Грохнул кулаком по столу. Но не рассчитал силы удара. И тут же завыл от боли. Что его еще больше рассердило. К тому же стол подпрыгнул и с него полетел на пол и разбился любимый стакан, из которого столько было перепито, что он мог бы писать романы из жизни доблестной разведки. Если бы, конечно умел писать. Осколки любимца блестели по всему полу. На это нельзя было смотреть без душевной муки.

— Говори, скот, с каким заданием тебя забросили к нам? И не вздумай тут вилять хвостом!

— К нам это к кому? — наивно спросил Гуль. — Я до сих пор не знаю, куда я попал.

Злой следователь понял, что до этого упырка не дошло, с кем он имеет дело и куда он вообще попал. Это было возмутительно.

— Дурака корчишь? — прошипел он.

— Никого я не корчу. Мне просто интересно, куда я попал. Вы бы не могли бы мне это разъяснить? Пожалуйста!

— К нам попал. И ты всё расскажешь, иначе…иначе…

Злой поднял ушибленный кулак и подул на него. Из-за какой-то падлы себя чуть не травмировал. Двинуть бы в бубен этому хлюпику! Но он им нужен живой и с не вывихнутой челюстью, чтобы мог говорить и давать показательные признания. И он заговорит! Кулак к тому же еще не отошел от боли. Но тут его сменил добрый. И злой ушел не без удовольствия. Есть прекрасное средство снять любую боль. И сейчас он им воспользуется. В достаточном количестве.

Трубы горели и требовали, чтобы их залили очередной порцией. Зачем терпеть пожар, когда его можно потушить? Согласны?

— Мы с вами коллеги. Ведь так же? — спросил добрый, улыбаясь. — Ведь мы же делаем одинаковую работу. И можем с полуслова понимать друг друга.

— Это в каком смысле? — оторопел Гуль.

— Хоть мы и враги, но мы работаем в одних органах. Поэтому нам нетрудно понять друг друга. Чекист всегда поймет чекиста. И я мог бы оказаться на вашем месте. Постучу по дереву. Тук! Тук! Не хочу оказаться на вашем месте. Но не застрахован. Не повезло вам. Смысла упорствовать нет никакого. Ну, провалились. Но жизнь-то продолжается. А дороже жизни ничего нет. А с поражением надо смириться. Профессиональные агенты везде и всегда востребованы. Так давайте работать вместе. Ведь смысл не в том, на кого работаешь, а в том, что занимаешься любимой работой. Выдайте явки, выведите нас на резидента и станьте двойным агентом. Это же так увлекательно, когда и вашим, и нашим, балансируешь на бревне, чтобы не упасть. Купоны стригите и там, и здесь. Да любой на вашем месте согласился бы на такое. Перед вами открываются такие перспективы! А какие возможности! Огромадные!

— Вы меня не за того приняли. Я рядовой обыватель.

И Гуль уже в который раз рассказал историю, как две семьи отдыхали у моря, и он решил побаловать их ухой с дымком и отправился на лодочке в открытое море. А тут налетел смерч, закружил его…

— Разговор у нас не клеится, — вздохнул добрый. — Ну, что ж, дружок! Пусть с вами пообщается мой коллега. Он уже, конечно, успел отдохнуть и набраться свежих сил. Я не одобряю его методы. Но, знаете…

Вошел злой. Лицо у него раскраснелось. На лбу блестели капельки пота. И, кажется, прежняя злость уменьшилась. Он уже охладил горящие трубы. И злость улетучилась. Поднес кулак к лицу Гуля — да! Да! Тот самый! — и громко спросил:

— В бубен хочешь? Только не задерживайся с ответом. Считаю до дясяти. Я вообще-то только до десяти и умею считать. Время пошло!

Гуль догадался, что под бубном имеется в виду его лицо. Ему, конечно, не хотелось, чтобы его били по лицу. Это же очень больно. И как любой нормальный человек, он старалася избегнуть боли.

— Не хочу. Совершенно.

— А не хочешь, тогда колись! Быстро!

— Да не в чем мне колоться. Если было бы, в чем колоться, я бы давно раскололся. И не докучал бы вам. Вы уж простите меня!

Он принялся рассказывать историю про семейный отдых у моря. Рассказывал скучно, потому что эта история ему уже самому надоела. Чекист зевнул.

— Падла! Издеваешься надо мной? Ты чего мне горбатого лепишь? Я тебе пацан что ли какой-то? Я уже восемь лет в органах. Таких раскалывал, что тебе и не снилось. Тут передо мной матерые волки сидели. А через полчаса плыли, как говно на палочке. Знаешь, что я из тебя сделаю? Да нет! Отуда тебе знать!

И злой рассказал, что он сделает из Гуля, подробно, с картинками, не упуская самых мелких деталей. «Какая богатая фантазия! — восхитился Гуль. — Ему бы романы ужасов писать! Стивен Кинг отдыхает. А может быть, он не умеет писать, поэтому и пошел в органы? Вон и допрос не записывает».

Допрос продолжался до позднего вечера. Злого менял добрый, а доброго злой. В перерывах они удалялись в красный уголок, где под портретом президента была тумбочка с горячительными напитками.

— Здесь кушать чего-нибудь дают? — не выдержал Гуль. — Я уже сто лет ничего не ел. Даже в тюрьме кормят три раза в день.

На этот раз допрос вел добрый. Он замолчал и удивленно уставился на Гуля. Так смотрят на инопланетянина. Скривил рот.

— Конечно! Конечно! — согласился добрый. — Но только после того, как вы признаетесь и согласитесь на сотрудничество. Так что в ваших интересах сделать это как можно быстрей. До голодного обморока.

Дешевле согласиться со всем, иначе заморят голодом. Еще и бубен начистят умирающему от голода. А ему это надо? Сколько он себя помнит, еще никто ему не чистил бубен. Драчунов он панически избегал.

— Я агент иностранной спецслужбы, — вздохнув, признался Гуль. — И послан со спезаданием.

Он вспомнил прочитанные им шпионские романы и стал в подробностях рассказывать о своей шпионской деятельности. Как его готовили к заброске, какие ему давали инструкции. Добрый был на седьмом небе. Наконец-то за много лет они поймали настоящего шпиона и доказали, что они недаром едят свой хлеб и водку. А то ведь время от времени им доводилось слушать горькие упреки и разные угрозы.

С резидентом вышла заминка. И Гуль признался, что он и есть тот самый резидент, который будет создавать здесь агентурную сеть и вся связь будет осуществляться через него. В центре посчитали, что так будет лучше.

Гуля накормили и дали ему матрас. Не спать же двойному агенту на голых досках. Агент с ревматизмом как-то им не очень кстати. Не будет уже прежней прыти. Агенты должны быть здоровыми людьми.

Гуль без всякого стремления со своей стороны стал самым ценным двойным агентом ДЗНП. Тем более, что других агентов у спецслужбы не было. Как-то иностранные агенты обходили их великую державу стороной. Почему-то она их не интересовала.

Он спросил, что значит ДЗНП, которой он отныне будет беззаветно служить. Чекист глубоко задумался, закатил глаза к потолку, почесал за ухом, наморщил лоб, пожевл губы и глухо произнес:

— А хрен его знает! ДЗНП и есть ДЗНП! Зато звучит красиво и величественно. А это самое главное. Величественность то есть.

— Вы не знаете, что значит аббревиатура вашей страны? — удивился Гуль. — Феноментально!

— Абре… виа… — забормотал чекист. Было понятно, что это слово он слышит впервые. — Это… не надо иностранных слов. У нас этого не любят. У нас народ простой. И он понимает только простые слова или когда ему съездят в бубен. Тогда ему все сразу проясняется. Мудреет на глазах.

На досуге Гуль попытался самостоятельно разгадать это название. Но каждый раз получалась какая-то чушь, полная бессмыслица и нелепица. Даже перед самим собой было неудобно. Но википдии здесь уж точно не было.

«Демократическое заморское независимое пространство… Добрый знаковый национальный проект», — бормотал он и тут же отбрасывал. Всё это было настолько глупо и бездарно..