ДЗНП, или На островах морских

ДЗНП, или На островах морских

ПОВЕСТЬ

Глава первая.

На обитаемом острове

Маму надо слушать. Мама никогда плохого не посоветует. Гуль еще не расстался с соской, а уже не слушал маму, проявлял ненужную самостоятельность, в садике он писался. Поэтому нянечки и воспитатели называли его «наш зассыха». Как будто они гордились тем, что у них растет такой замечательный мальчик, после которого надо было постоянно сушить простыни. В школе он учился на четверки п пятерки, поэтому ни в одну школьную компанию его не принимали. Зачем нормальным пацанам хорошист и зубрила? В университете он не пропускал ни одной лекции, не пропивал стипендию, не носил рваных джинсов и не ломился по ночам в комнату к девчонкам. Даже преподаватели называли его «наш ненормальный». Такие всегда вызывают подозрение и сомнения в их человеческой полноценности.

Женился. И опять не на той, которую ему выбрала мама. Мама его не прокляла. Мамы не имеют такой привычки проклинать своих детей, даже когда они не слушают их советов. Но уже на свадьбе вместо поздравления она прошипела ему в ухо, но так, чтобы никто не слышал:

— Ну, ты еще хлебнешь с ней полной ложкой! Помяни мое слово, сынок! Я ее насквозь вижу.

Он хлебнул в полной мере. В самом прямом смысле. Морской водицы. Правда, жена здесь была ни при чем. Чуть было не отправился к Нептуну. Но не отправился. Всё-таки мама-ангел не могла допустить такой несправедливости, хотя и неблагодарный сын отмахивался от ее советов. Иначе это был бы некролог и пора было бы уже ставить точку. Некролог не может быть многословным. Это же не книга из серии «Жизнь замечательных людей».

Это вполне правдоподобная, полная жизненного оптимизма история, которая еще толком и не началась. И в конце концов герой выйдет сухим из воды. Но обсыхать ему придется очень долго.

Какую же мамину заповедь на этот раз нарушил Гуль, что вовлекло его в круговорот таких событий, которые он не мог представить даже в самых фантастических видениях? Мама, провожая его сначала в школу, потом в университет, потом в большую взрослую жизнь, постоянно ему напоминала: «Сынок! Не верь девкам! Не бойся мышей! И никогда не проси у моря погоды!» Всё-таки материнская сердце — это вещун, оно видит на много лет вперед. А расстояния для него вообще не помеха.

Как он не мог верить таким милым, загадочным созданиям, как девушки? Разве их уста приспособлены для лжи? Он делал им контрольные, мыл за них пола сначала в школе, а потом в общежитии, подносил им сумки, затаскивал для них мебель на пятый этаж. Но целовались они не с ним.

Мышей он не просто боялся. Это был панический первобытный страх. Если он видел мышь, то взлетал на стул и визжал так, что мыши навсегда уходили из этого помещения, кроме тех, которые навсегда оставались там, сраженные мышиным инфарктом.

Вот с морем ему не повезло. А ведь всё начиналось так хорошо. По-праздничному начиналось.

Две семейных пары отдыхали на побережье. И какой его черт дернул угоститься морской рыбкой, которую без всякой суеты можно было купить в ближайшем поселке?

Солнце поднималось над горизонтом. Он прихватил удочки, баночку с червяками и отправился в свое первое морское путешествие. Чувствовал себя настоящим Колумбом. Не клевало. Он отгреб подальше, но и там ни один из обитателей морских глубин не покусился на полудохлых червей. Видно, заелись, буржуи! Отплыл еще пару сотню метров. Уж слишком сильно было желание удивить всех ухой с дымком.

Утро было тихое, солнечное и жизнерадостное. Ничто не предвещало беды. Волны ленивые и небольшие покачивали резиновую лодку. Гуль поклевывал носом. Наблюдать за прилипшими к водной глади поплавками, которые не подавали никаких признаков жизни, было нестерпимо скучно. Особенно для того, кто никогда не увлекался рыбалкой. Что же? Не все наши желания исполняются. Он уже решил возвращаться назад. Скажет, что решил совершить прогулку по морю, а удочки случайно оказались в лодке.

Взялся за весла и застыл, как статуя. На него надвигался темный высокий столб. Водяные потоки по спирали взмывали вверх. Столб выл, как голодный волк, засасывая в себя воду и неотвратимо надвигался на него. Вода возле лодки забурлила. Это смерч. Конечно, с берега он вызывает другие чувства, рука сразу хватает телефон, чтобы запечатлеть это редкое природное явление и поделиться им с другими. Когда ты в море, а берег так далеко, тонкой ниточкой, то у тебя совершенно другие чувства. Как-то не восхищаешься природным феноменом, а испытываешь перед ним самый примитивный страх.

Другой бы заматерился, чтобы выразить свое отношение к этому стихийному явлению, но Гуль не матерился, а потому только бормотал непрестанно: «Мамочка! Мамочка!» Но мамочка была далеко и ничем не могла помочь любимому сыночку. Даже советом. Вот его лодка стала крутиться всё быстрее и быстрее, а потом, как будто могучая рука стала поднимать ее вместе с гребцом, который судорожно ухватился за борта. Гуль пробормотал «Мамочка!» — и всё! Больше его не стало. Был Гуль и нет Гуля. Последний проблеск сознания был именно такой: «Мне конец!» А дальше никакого сознания.

… Всё тело ломило. Такое ощущение, что тебя долго и старательно лупили палками. Может быть, даже арматурными прутьями, не спрашивая его согласия. Это как-то нецивилизованно. Он пошевелился. Но движение доставило ему боль. Даже дышать было больно. Застонал.

— Живой! Хэ! — хохотнул невысокий плотный мужчина.

Один глаз у него косил и жил своей отдельной жизнью, то есть не выражал никаких эмоций.

Фамилия у него была короткая и легкая Пух.

Рядом с ним возвышался грузный мужчина, которого по-простому все называли Толяном. На подбородке его одутловатого лица была ямочка, которая то расширялась, то сжималась. Сапогом он пошевелил лежащее тело. Прикасаться рукой он брезговал. Раздался стон.

— Ага! — согласился Толян. — Живой. Видно море пожалело его и выбросило на берег.

Пух спросил:

— Вызывать »скорую»?

— На фига? — удивился Толян. — Мы его и без всякой «скорой» его вылечим. У меня, знаешь, какой богатый опыт? Погранцов надо вызывать. Чудится мне, что иностранец это. Может быть, даже шпион. Хочет разнюхивать наши секреты, там, про секретные объекты и прочее. Нам награду за него дадут. Сечешь, Пух? Бухнем тогда! Ты давай сторожи, а я погнал за погранцами.

Погранцы, как и положено в рабочее время, пили водку.

— Во! Толян! Падай!

— Это… мужики! Там на берегу какой-то мужик валяется. Не наш и в отключке.

— Может быть, бухой?

— Не! Не пахнет! Море выбросило.

— Ладно! Пойдем глянем!

Глянули.

— Во! Блин! Точняк не наш. Одежка не наша на нем. Наш клиент. Грузим, мужики! А вам за бдительность выпишем награду.

— А может, его тут и чпокнуть? — предложил Толян. — Делов-то! Каменюкой по кумполу и всё! И в море его бросим! Откуда пришел, туда пущай и идет. Зачем нам иностранцы?

— Ты бы только чпокал, Толян! — сказал старшой. — Не начпокался, пока в мусорах ходил? Всё кровь мусорская играет? Не! У нас так не работают. У нас тонкая работа.

— Как скажите!

— Нет! Мы его доставим, допросим, потом особистам сдадим. Пусть те его раскручивают. За это нам благодарность. Может, даже премию дадут. А за трупака фига с маслом. Грузите его, мужики! Только осторожно! Не бросать! Это же вам не дрова какие-нибудь!

Гуля взяли за руки — за ноги и понесли к пограничной колеснице. Затолкали на заднее сидение. Гуль застонал, чуть приоткрыл глаза и снова закрыл их. Его подперли с обеих сторон.

= Это, — нюнил Толян, — корефан! Про меня с Пухом-то не забывай. Это же мы его нашли. Хотя бы на пузырь выдели! Ладно уж, ордена и звезды на погоны пущай уж вам достаются!

— Находчивые вы мои! Разве можно про вас забыть?

Гуля привезли на заставу, выгрузили, занесли и посадили на лавку. Он завалился на бок. Его выпрямили. Только опустили, он опять на бок. Это раздосадовало погранцов.

— Малой! Позови лепилу! — приказал старший.

Пришел фельдшер с непременным белым чемоданчиком с красным крестом. Из грудного кармана выглядывал градусник. Пощупал ребра, посмотрел зрачки, зачем-то постучал по голове. Правда, не сильно. Гуль только стонал. Каждое прикосновение доставляло ему боль.

— Хрен его мама знает! — наконец-то выдал он диагноз. — Вроде всё на месте: руки, ноги, голова. Может, очухается. Хоронить заранее не будем. Это не наш принцип.

— Может, ему в торец врезать? — предложил один из бойцов.

— Бабе своей врезай! — сурово сказал старший. — Тебе бы только врезать. Надо тонко работать. Что это тебе тренировочная груша? Это ценный агент иностранной разведки! Кладезь ценных для государства знаний. И он их нам должен выложить. Всё выложить! Мы его должны беречь, как око зеницы. Уяснили, сявки? Или мне повторить?

Хорошо, что никто не знал ни что такое око, ни что такое зеница. Но начальству положено время от времени произносить непонятные слова. Все поняли, что этого чела надо беречь, а боксовские навыки отрабатывать на ком-нибудь другом, не таком ценном материале.

— Может, ему водяры дать? — предложил отличник пограничной службы. — Она меня всегда в сознание приводит. За редким исключением. Хотя, конечно, жалко переводить добро на этого хлюпика.

— Говоришь, водяры?

Старшой задумался.

— А что? Можно попробовать? Ведь лучшего до сих пор человечество пока еще не придумало.

На заставе водка всегда водилась. Налили полстакана. Запрокинули Гулю голову, разжали зубы ложкой и вылили водку. Она забулькала, проскакивая всё дальше и дальше. Гуль дернулся, как от электрошокера, потом открылись и округлись глаза, потом рот, щеки его порозовели, на лбу выступили капельки пота. Пальцы что-то быстро перебирали.

— Чмошник-то наш очухался! — обрадовались погранцы.

— Водка творит чудеса, — авторитетно произнес старший. — Свершилось очередное чудо. Возрадуйтесь, братья!

Ткнул Гуля пальцем в грудь.

— Говорить можешь?

Гуль удивленно оглядывался. Сознание постепенно возвращалось к нему. Он старался понять, что с ним произошло. Где же он находится? К тому же его организм впервые познакомился с водкой. И внутри происходил какой-то незнакомый ему процесс.

— Ты кто?

— Я? — прохрипел Гуль.

Он удивленно посмотрел на старшего, потом перевел взгляд на его подчиненных.

— Свинья! Дурака не валяй! Отвечай, кто ты!

— Гуль.

Старший покачал головой, посмотрел на подчиненных. Те хохотнули. Ну, и дурень им попался!

— Как?

— Гуль.

— Во! Блин! Гуль-буль-буль. Кто тебя забросил к нам? Не молчать! Отвечать на мои вопросы!

Еще кусок сознания вернулся к Гулю.

— Смерч.

— «Смерч» — так спецслужба называется, которая тебя забросила к нам? Отвечать, сволочь! Четко и быстро!

— Это природное явление. Оно порой возникает на морской поверхности.

— Будешь говорить правду, еще налью водки. Будешь молчать, клизму вставлю, тупая скотина. Коровью клизму. Знаешь, какая она здоровая? И через нее зальем тебе водку.

— Нет! Только не это! Пожалуйста!

Все удивились. Было понятно, что перед ними иностранный агент. Свои от водки никогда не отказываются. А если и отказываются, то с явным намерением, что их отказ не примут во внимание. Есть такие застенчивые люди.

— Какое у тебя задание, Буль-буль? Отвечать!

— Я Гуль. Разве трудно запомнить мою фамилию?

— Да мне хоть хрен собачачий! Отвечай на вопросы! Придурок!

— Водку не будете заставлять? Я не пью совершенно.

— Не будем! Нам больше достанется. Ну!

— Понимаете, мы отдыхали две семьи у моря. И я решил побаловать их рыбкой, утречком, пока все спали, я сел в лодку и отправился в море. Но возле самого берега не клевало…Я отплыл дальше.

Он рассказал, что с ним произошло до того момента, как он потерял сознание. Подробно описал смерч.

— Складно поешь, Буль-буль. Хорошую тебе легенду сочинили в центре. Чувствуется рука профессионала. Не желаешь признаваться? Ладно! Сейчас тебя заберут особисты. Помотаешь кровавые сопли на кулак. Там работают настоящие профи. Они камень заставят говорить.

В особом отделе обрадовались. Уже который год они не вылавливали ни одного агента. Даже ветераны службы не могли припомнить ничего такого. И от этого они скучали и хандрили. Они потихоньку спивались и теряли остатки профессиональных навыков, которыми и так-то были несильно наделены. Даже мускулы слабели. И на животе появлялись морщины.

Тут такой настоящий иностранный агент! Проблема только в одном. Начистить бубен сначала, а потом допрашивать? Или наоборот? Или сразу одновременно начищать бубен и допрашивать? Тут мнения разделились. Даже заспорили. Ждали решающего слова начальства. Ибо издревле повелось, как начальство скажет, так и надо. Субординация! Понимать надо!

Начальство, за годы безделья расплылось до двух центнеров и окончательно спилось, высказалось так:

— Действуем методом кнута и пряника. Ты….

Палец уткнулся в одного из подчиненных. Тот подскочил.

— … Будешь добрым следователем. А ты злым и жестоким. Если камень нагревать, а потом охлаждать, он обязательно рассыплется. Чередуйтесь, чтобы сбить его окончательно с толка. Метод дает стопроцентную гарантию.

Начал красноглазый, то есть злой. Он сделал свирепое лицо и взял увесистую дубинку. От долгого уотребления дубинка окончательно потеряла лакированную поверхность.

Грохнул кулаком по столу. Но не рассчитал силы удара. И тут же завыл от боли. Что его еще больше рассердило. К тому же стол подпрыгнул и с него полетел на пол и разбился любимый стакан, из которого столько было перепито, что он мог бы писать романы из жизни доблестной разведки. Если бы, конечно умел писать. Осколки любимца блестели по всему полу. На это нельзя было смотреть без душевной муки.

— Говори, скот, с каким заданием тебя забросили к нам? И не вздумай тут вилять хвостом!

— К нам это к кому? — наивно спросил Гуль. — Я до сих пор не знаю, куда я попал.

Злой следователь понял, что до этого упырка не дошло, с кем он имеет дело и куда он вообще попал. Это было возмутительно.

— Дурака корчишь? — прошипел он.

— Никого я не корчу. Мне просто интересно, куда я попал. Вы бы не могли бы мне это разъяснить? Пожалуйста!

— К нам попал. И ты всё расскажешь, иначе…иначе…

Злой поднял ушибленный кулак и подул на него. Из-за какой-то падлы себя чуть не травмировал. Двинуть бы в бубен этому хлюпику! Но он им нужен живой и с не вывихнутой челюстью, чтобы мог говорить и давать показательные признания. И он заговорит! Кулак к тому же еще не отошел от боли. Но тут его сменил добрый. И злой ушел не без удовольствия. Есть прекрасное средство снять любую боль. И сейчас он им воспользуется. В достаточном количестве.

Трубы горели и требовали, чтобы их залили очередной порцией. Зачем терпеть пожар, когда его можно потушить? Согласны?

— Мы с вами коллеги. Ведь так же? — спросил добрый, улыбаясь. — Ведь мы же делаем одинаковую работу. И можем с полуслова понимать друг друга.

— Это в каком смысле? — оторопел Гуль.

— Хоть мы и враги, но мы работаем в одних органах. Поэтому нам нетрудно понять друг друга. Чекист всегда поймет чекиста. И я мог бы оказаться на вашем месте. Постучу по дереву. Тук! Тук! Не хочу оказаться на вашем месте. Но не застрахован. Не повезло вам. Смысла упорствовать нет никакого. Ну, провалились. Но жизнь-то продолжается. А дороже жизни ничего нет. А с поражением надо смириться. Профессиональные агенты везде и всегда востребованы. Так давайте работать вместе. Ведь смысл не в том, на кого работаешь, а в том, что занимаешься любимой работой. Выдайте явки, выведите нас на резидента и станьте двойным агентом. Это же так увлекательно, когда и вашим, и нашим, балансируешь на бревне, чтобы не упасть. Купоны стригите и там, и здесь. Да любой на вашем месте согласился бы на такое. Перед вами открываются такие перспективы! А какие возможности! Огромадные!

— Вы меня не за того приняли. Я рядовой обыватель.

И Гуль уже в который раз рассказал историю, как две семьи отдыхали у моря, и он решил побаловать их ухой с дымком и отправился на лодочке в открытое море. А тут налетел смерч, закружил его…

— Разговор у нас не клеится, — вздохнул добрый. — Ну, что ж, дружок! Пусть с вами пообщается мой коллега. Он уже, конечно, успел отдохнуть и набраться свежих сил. Я не одобряю его методы. Но, знаете…

Вошел злой. Лицо у него раскраснелось. На лбу блестели капельки пота. И, кажется, прежняя злость уменьшилась. Он уже охладил горящие трубы. И злость улетучилась. Поднес кулак к лицу Гуля — да! Да! Тот самый! — и громко спросил:

— В бубен хочешь? Только не задерживайся с ответом. Считаю до дясяти. Я вообще-то только до десяти и умею считать. Время пошло!

Гуль догадался, что под бубном имеется в виду его лицо. Ему, конечно, не хотелось, чтобы его били по лицу. Это же очень больно. И как любой нормальный человек, он старалася избегнуть боли.

— Не хочу. Совершенно.

— А не хочешь, тогда колись! Быстро!

— Да не в чем мне колоться. Если было бы, в чем колоться, я бы давно раскололся. И не докучал бы вам. Вы уж простите меня!

Он принялся рассказывать историю про семейный отдых у моря. Рассказывал скучно, потому что эта история ему уже самому надоела. Чекист зевнул.

— Падла! Издеваешься надо мной? Ты чего мне горбатого лепишь? Я тебе пацан что ли какой-то? Я уже восемь лет в органах. Таких раскалывал, что тебе и не снилось. Тут передо мной матерые волки сидели. А через полчаса плыли, как говно на палочке. Знаешь, что я из тебя сделаю? Да нет! Отуда тебе знать!

И злой рассказал, что он сделает из Гуля, подробно, с картинками, не упуская самых мелких деталей. «Какая богатая фантазия! — восхитился Гуль. — Ему бы романы ужасов писать! Стивен Кинг отдыхает. А может быть, он не умеет писать, поэтому и пошел в органы? Вон и допрос не записывает».

Допрос продолжался до позднего вечера. Злого менял добрый, а доброго злой. В перерывах они удалялись в красный уголок, где под портретом президента была тумбочка с горячительными напитками.

— Здесь кушать чего-нибудь дают? — не выдержал Гуль. — Я уже сто лет ничего не ел. Даже в тюрьме кормят три раза в день.

На этот раз допрос вел добрый. Он замолчал и удивленно уставился на Гуля. Так смотрят на инопланетянина. Скривил рот.

— Конечно! Конечно! — согласился добрый. — Но только после того, как вы признаетесь и согласитесь на сотрудничество. Так что в ваших интересах сделать это как можно быстрей. До голодного обморока.

Дешевле согласиться со всем, иначе заморят голодом. Еще и бубен начистят умирающему от голода. А ему это надо? Сколько он себя помнит, еще никто ему не чистил бубен. Драчунов он панически избегал.

— Я агент иностранной спецслужбы, — вздохнув, признался Гуль. — И послан со спезаданием.

Он вспомнил прочитанные им шпионские романы и стал в подробностях рассказывать о своей шпионской деятельности. Как его готовили к заброске, какие ему давали инструкции. Добрый был на седьмом небе. Наконец-то за много лет они поймали настоящего шпиона и доказали, что они недаром едят свой хлеб и водку. А то ведь время от времени им доводилось слушать горькие упреки и разные угрозы.

С резидентом вышла заминка. И Гуль признался, что он и есть тот самый резидент, который будет создавать здесь агентурную сеть и вся связь будет осуществляться через него. В центре посчитали, что так будет лучше.

Гуля накормили и дали ему матрас. Не спать же двойному агенту на голых досках. Агент с ревматизмом как-то им не очень кстати. Не будет уже прежней прыти. Агенты должны быть здоровыми людьми.

Гуль без всякого стремления со своей стороны стал самым ценным двойным агентом ДЗНП. Тем более, что других агентов у спецслужбы не было. Как-то иностранные агенты обходили их великую державу стороной. Почему-то она их не интересовала.

Он спросил, что значит ДЗНП, которой он отныне будет беззаветно служить. Чекист глубоко задумался, закатил глаза к потолку, почесал за ухом, наморщил лоб, пожевл губы и глухо произнес:

— А хрен его знает! ДЗНП и есть ДЗНП! Зато звучит красиво и величественно. А это самое главное. Величественность то есть.

— Вы не знаете, что значит аббревиатура вашей страны? — удивился Гуль. — Феноментально!

— Абре… виа… — забормотал чекист. Было понятно, что это слово он слышит впервые. — Это… не надо иностранных слов. У нас этого не любят. У нас народ простой. И он понимает только простые слова или когда ему съездят в бубен. Тогда ему все сразу проясняется. Мудреет на глазах.

На досуге Гуль попытался самостоятельно разгадать это название. Но каждый раз получалась какая-то чушь, полная бессмыслица и нелепица. Даже перед самим собой было неудобно. Но википдии здесь уж точно не было.

«Демократическое заморское независимое пространство… Добрый знаковый национальный проект», — бормотал он и тут же отбрасывал. Всё это было настолько глупо и бездарно..

Глава вторая

Гуль получает задание

Гулю выделили особую комнату, где кроме кровати, тумбочки и умывальника.., ничего не было. Наверно, боялись, что в комфорте он разнежится и потеряет бойцовский азарт. Еда у островитян была непривычная для него. Это была даже не экзотика, а какое-то извращение. Рыбу он ел с удовольствием, не отмахивался от водорослей и овощей, а вот есть кузнечиков, змей и летучих мышей отказался наотрез, чем вызвал немалое удивление. Это же деликатесы, которые подавались самым дорогим гостям. У местных жителей сушенные кузнечики, змеи, пожаренные на собачьем жиру и крылышки летучих мышей считались изысканным блюдом, которые они уминали с поразительным аппетитом. Настаивать не стали. Самим больше достанется. Водки ему больше не предлагали и не столько потому, что он отказывался. Но из соображения, что если кто-то не пьет, значит, ты выпьешь его долю. Вполне разумное соображение.

Водку начинали пользовать с раннего утра, только продрав глаза. Это было что-то вроде утреннего ритуала. Приняв дозу, совершали утренний туалет.

Уже к середине рабочего дня все ходили под бодуном, шумно разговаривали и удачно, как им казалось, шутили. Иногда разыгрывали друг друга. Например, могли сходить по малой нужде в карман куртки коллеги. Или налить в графин воду из унитаза.

Гуль полностью восстановился. Начальник его вызвал к себе. Он восседал за столом, накрытым зеленым плюшем.

— Ну, вот что, Буль-Буль, — торжественно произнес он, как будто собирался вручить ему почётную грамоту. — Слухай сюды!

— Вообще-то я Гуль, гражданин начальник.

— Молчать! Сказал Буль-Буль, значит Буль-Буль. Старшему по званию всегда виднее. Хватит тебе задаром государственный хлеб жрать. Начинай работать! Приносить обществу пользу. Тот, кто не приносит пользу, бесполезный элемент. И от таких мы решительно избавляемся. Дубиной по башке — и Вася косой не ч ешись!

— Что же это за работа? Я готов.

— По специальности. По специальности. Ты кто? Иностранный шпион. Ты должен создавать в стране агентурную сеть. Вот и создавай ее. Выполняй свою непосредственную работу. Тебя же этому учили?

— Как это? Я не совсем понял.

— Ты дурака не включай! Ты же профессионал. Не мне тебя учить. Сам всё знаешь прекрасно. Ходи и вербуй! Создавай агентурную сеть! Даром мы тебя кормить не будем. В нашей конторе бездельникам делать нечего. А ты теперь наш, двойной агент. Доходит?

— А среди кого в ербовать?

— Да среди всех. Никого не пропускай!

— А среди ваших можно? Конторских.

— Нужно! Так мы выявим кротов и продажных шкур. Очистим свои чекистские ряды. Оздоровимся.

Страна, куда Гулю посчастливилось попасть, состояла из нескольких островов, на самом большом острове находилась столица, которую, не мудрствуя лукаво просто и скромно называли Первопрестольной.

Северный остров напоминал крючок, если смотреть на него сверху. Здесь жили сельские обыватели, которые пахали землю, выращивали сады и виноградники, разводили скот. Они кормили всю морскую державу. Еще и платили налоги в государственную казну. Узкий пролив отделял «крючок» от острова, почти круглой формы с небольшой зазубриной с боку. Это была гавань, где стоял флот республики, торговый и военный. Получался такой вопросительный знак, сплошное недоразумение. На круглом острове и была столица. Именно здесь и находился Гуль в офисе спецслужбы, где ему и отвели скромное жилище. В прочем, Гуль и до этого никогда не жил в роскоши.

Гуль вышел из здания СБО — службы безопасности островов — и скоро оказался на берегу моря. Перед ним открылась бескрайняя даль. Где-то там очень далеко его семья и друзья. Наверно, уже ищут его, сообщили в полицию. Может быть, тралят прибрежную полосу, думая, что он утонул.

На горизонте ни одного паруса, ни одного дымка. Мысль о том, что он никогда не вернется назад, была невыносима. Никто за ним не следил. Неужели ему так доверяют? Да и куда ему бежать? Только к морским обитателям на закуску. Кинув несколько камешков в набегавшие волны, он поплелся в город. Настала пора познакомиться с этой страной. Чтобы он не вызывал подозрения, ему выдали подходящую одежду. Ничто не должно было выдавать в нем иностранца. Он свой, коренной житель. На нем были полотняные штаны, кожаные мокасины и гимнастерка из плотной ткани. Местные жители одевались просто, но основательно. Главное для них было удобство и надежность одежды. На голове у него был серый берет. Появись он в таком виде в родном городе, его бы приняли за бомжа и пугливо бы шарахались от него. А здесь он сходил за своего.

Глава третья

Гуль начинает вербовку

Начальник посветовал ему говорить попроще, без всяких иностранных слов, вставлять побольше слов-паразитов и слов из ненормативной лексики. Именно на таком языке говорят местные жители. А грамотная речь вызывает у них подозрение. Гуль органически не переносил мата, так же, как и водки, и согласился только на «блин» и «ёкарный бабай». Начальник махнул рукой. Что возьмешь с недотепы?

Недалеко от берега располагался рынок. Здесь всегда было многолюдно и шумно. Большую часть жизни островитяне проводили именно в этом месте, или как покупатели, или как продавцы. В воздухе были разлиты всевозможные ароматы фруктов, овощей и рыбы.

Приезжали сельчане с северного острова целыми семьями и привозили товар для продажи. С вырученных денег они уплачивали налоги, покупали обновки и самое необходимое, что они не могли произвести в своем хозяйстве.

Они торговали хлебом, овощами, фруктами, виноградом, мясом, молоком и маслом. Столичные жители их открыто презирали, но обойтись без них не могли, потому что иначе сдохли бы с голода. В свою очередь сельские обыватели смотрели на столичных жителей, как на трутней. Но они вполне мирно уживались друг с другом.

Жителей северного острова сразу можно было отличить от столичных обывателей. И по внешнему виду, и по речи, и даже по запаху, который исходил от них. Некоторые столичные дамы, отправяясь на рынок, надевали маски, чтобы уберечь свои легкие от всевозможных запахов.

Лица сельчан были темными, кожа толстая и задубелая, поскольку круглый год они были продуваемы всеми ветрами. С утра и до заката они проводили свой день в поле или на море.

Гуль решил, что рынок — это лучшее место для вербовки, поскольку оно самое многолюдное. Что можно ожидать от человека, который знал о разведывательной деятельности только из шпионских романов? Да и те были им читаны еще подростком. Он чувствовал себя настоящим Джеймсом Бондом, суперменом. Это придавало ему наглости. Осуществилась его детская мечта. Сейчас он зайдет в паб. Кажется, так называется это злачное место, где шпионы проводят большую часть своего рабочего времени. Между вторым и третьим глотками виски застрелит пару негодяев, которые пытались его убить. В это время на его коленях будет сидеть ослепительная блондинка с глубоким декольте и восторженно глядеть на него.

Между четвертым и пятым глотками он собласзнит ярко-накрашенную красавицу, а между шестым и седьмым глотками обзаведется очередной парочкой свежеиспеченных агентов, которые будут заглядывать ему в рот и исполнять любые его приказы. Вот такую картинку рождала его фантазия.

Выпив стакан виски, он выполнит важное задание и совместит приятное с полезным. И причем н икто не догадается, что рядом с ними был супер-агент.

Никаких пабов он на рынке не увидел, виски не пил, а все роковые красавицы торговали ширпотребом и снедью, а на него даже не обращали внимания. Видно, что-то с Джеймсом Бондом у него не вытанцовывалось. Ну, что же! Выберет себе попроще образец для подражания.

Он подошел к сапожной мастерской. Сапожник ремонтировал пару изрядно изношенных туфель. Вообще-то таки туфли выбрасывают. Но их хозяин был иного мнения.

В этих туфлях он впервые увидел ее. В этих туфлях он пришел на первое свидание. В этих туфлях он плясал на свадьбе. В этих туфлях он встречал ее на крыльце роддома с первенцем. В этих туфдяъ он совершил первый поход в п убличный дом.

Как же он их выбросит? Он их будет хранить до тех пор, пока они не начнутся рассыпаться от прикосновения. Ведь это не просто туфли. Это жизнь, это прошлое, это его душа. Это всё, что он имел в жизни.

Он их положит в коробку, перевяжет коробку алой ленточкой и уберет коробку на антресоли, забитые ненужными вещами, которые рука не поднимается выбросить на помойку. А вдруг когда-нибудь пригодятся?

Каждый раз перебирая содержимое антресолей, он будет брать трепетно коробку в руки, развязывать бантик, приподнимать крышку и любоваться ветхими туфлями, вспоминая первое свидание, первый поцелуй, как он нес невесту до крыльца дома, плясал с ней на свадьбе, как он со страхом шел впервые к продаждм женщинам и т.д.

Гуль подумал об этом мгновенно, пока сапожник забивал гвоздики в каблук. Он всего себя отдавал этому делу, как будто создавал мироздание. Он взглянул на Гуля строго из-под густых бровей, которые нависали над его невыразительными глазами, смотреть в его глаза было очень скучно. Бывают такие люди со скучными глазами, которые ничего, кроме зевоты, не могут вызвать. Увидишь подобные глаза и всякая охота говорить с таким человеком пропадает.

— Чего тебе? — спросил башмачник. — Чо ты там приволок?

— Во-первых, здравствуйте, милейший! — Гуль широко улыбался.

Он был само дружелюбие. Он был уверен, что первое достоинство агента расположить к себе другого человека, чтобы он почувствовал в тебе друга.

Башмачник пробурчал что-то себе под нос, показывая всем своим видом, что он не любитель всяких условностей. Если что-то надо, то сразу приступай к делу. А не ходи вокруг да около. Не отнимай зря времени.

— Любезный, я иностранный агент. Шпион, так сказать.

Гуль сказал это без всяких эмоций, как будто сообщил, что во дворе чудесная погода. И теперь с нетерпением ожидал реакции башмачника.

На лице башмачника тоже ничего не дрогнуло. Глаза его по-прежнему оставались блеклыми и невыразительными. Такое впечатление, что он не понял того, что ему только что сказали. Может быть, идиот?

«Конечно, он не понял смысл моих слов, — подумал Гуль. — Или принял меня за шутника». Признаков интеллекта на лице башмачника при всем желании нельзя было обнаружить. Он был похож на тупое животное, которое умеет делать свое несложное дело — и всё. Гуль сделал второй заход. Уходить с пустыми руками не хотелось.

— То есть я прибыл в вашу прекрасную страну из другой страны. Я иностранец. Я впервые у вас. У меня задание создать здесь агентурную сеть, которая собирала бы различные сведения и выполняла поручения нашей разведки. То есть разведки иностранного государства. Вы понимаете, о чем я?

Сапожник задумался. Или скорее всего впал в недолгую спячку. Ибо задумываться он, скорее всего, не мог. А от обилия новых для него слов у него сработал механизм торможения. Наконец он вернулся в реальность и спросил:

— Ну? И чо?

— Не согласитесь ли вы стать агентом? Всё-таки ваша профессия располагает к этому. К вам заходят самые различные люди. В том числе и военные.

— Как это? Чего это?

— Будете мне сообщать, о чем говорят ваши посетители. Особенно, если это касается критики властей, выражения недовольства существующими порядками, призывов к сопротивлению. Ли делятся какими-то государственными секретами.

— А пити-мити? Как?

Башмачник сделал жест, понятный людям всех стран во все времена: он энергично потер большим пальцем об указательный и средний пальцы и вопросительно глянул на Гуля. Гуль кивнул.

— Само собой. И вот что, любезный. Вы будете агентом номер один, самым главным. Завербуете еще три агента и за каждого получите по одному пити-мити. А я буду вашим резидентом. Каждый из завербованных вами агентов должен завербовать по три агента и за каждого получит по пити-мити. То есть получится уже девять агентов. А значит, вы получаете дополнительно еще по девять пити-мити. А те девять агентов вербуют по три агента каждый. И уже получается двадцать семь агентов. Значит, вы получаете еще двадцать семь пити-мити. Все растет в геометрической прогрессии. Не успеете оглянуться, как станете богачом.

Башмачник почесал лохматую голову, которую он мыл только под дождем или когда залазил в море искупнуться. Понятия о мыле он, конечно, не имел.

— Блин! Пойдет!

Глава четвертая

Грохот очень доволен

Директора спецслужбы, кстати, звали Грохот. Вот к нему Гуль направил свои шпионские стопы, чтобы отчитаться за первый день своей деятельности, чтобы знали, что он недаром ест государственный хлеб. Рассказал о своей схеме вербовки. Учитывая искреннюю любовь островитян к пити-мити, схема должна была принести неплохой урожай. Гуль даже радовался за себя, что он оказался таким находчивым в совершенно новом для него деле. Вон как ловко у него получилось с вербовкой башмачника!

Грохот одним глотком опорожнил полстакана, вытер губы и рявкнул:

— Ты голова, Буль-Буль. Плохо, что водку не пьешь. Но это дело поправимое. Еще будешь хлестать, как заправских островитянин. Это я тебе говорю.

Грохот хохотнул и хлопнул его по спине.

— Пити-мити на благое дело найдутся. У нас и статья такая имеется: на вербовку агентов. Только мы ее, сколько мне помнится, не использовали. Так пити-мити и пропадали даром. Вот теперь им и нашлось применение.

Через неделю оказалось, что Башмачник завербовал несколько сотен агентов. Когда в бухгалтерии конторы посчитали, сколько ему должны были выплатить пити-мити, то схватились за головы. Грохот прослезился и чуть не налил Гулю водки, но вовремя успел остановиться. И выпил за него и за себя. И крякнул так громко, что спугнул ворон даже на соседнем здании. Они поднялись и покинули это злополучное место навсегда.

— Даром мы хлеб не едим. Буль-Буль! Это же успех. На следующей неделе мне с докладом к президенту. Впервые отправляюсь без всякого страха и трепета, а напротив с радостью. Теперь уж доложу, так доложу. Такую операцию провернули! Хо-хо! Эх, надо дырочку сверлить на мундире. И тебя Буль-Буль не забудем. Хороший ты работник! Ценная находка для нас!

В островной республике уже насчитывалось полторы тысячи предателей родины, готовых за пити-мити продать и мать родную. Складывалось впечатление, что вокруг тебя только одни предатели. Да и ты сам вполне мог быть предателем. Почему бы и нет?

Президент и главные специалисты сели за низенький столик. Грохот разложил перед собой бумаги. Так его доклад будет выглядеть солидней. Сделал паузу. Опять для солидности.

Начальник администрации президента поставил на столик графинчик и наполнил обе стопки. Президенту налил чуть побольше. И встал в сторонке. Мало ли чего еще понадобится.

— Дело нужно начинать со стопки, — изрек президент. — И заканчивать тем же самым.

Они синхронно смахнули стопки. Начальник администрации облизнулся. Но своевольничать он себе не позволял. Скромно стоял возле стены.

Грохот рассказал о Гуле и о том, сколько уже завербовано агентов. Все они, разумеется, под колпаком спецслужбы. На каждого заведено досье.

— Можете работать, когда захотите. А то, что это за страна, в которой нет иностранных шпионов и их агентов. Значит, никому такая страна не нужна. Это так, мелочовка. Не великая держава, а какой-то Мухосранск, который никому не интересен. Обидно получается. И что подумают подданные о правителе такой страны? Плохъо они подумают о нем.

— За слежкой за агентами нужен штат контрагентов. Прошу вашего согласия на то, чтобы увеличить наши штаты. И даю вам слово, эффективность нашей работы увеличится ого-го! Зуб даю!

Президент кивнул. Стряхнул с рукава соринку.

— Ну, и финансами поддержать. Даром шпионить никто не будет. Пити-мити правят миром. Так уж устроена жизнь.

— Дам распоряжение министру финансов. Пусть нарисует новые пити-мити. Он уже руку набил на этом. Осталось только морду набить. А морда у него широкая, лоснится. И захочешь, не промажешь.

Посмеялись удачной шутке. А впрочем, президент не может шутить неудачно. Это же известно каждому. Каждая его шутка быстро расходилась в массах и становилась народной пословицей. Готовился уже пятый том шуток и афоризмов президента. Издавались они на глянцевой бумаге со цветыми иллюстрациями.

Грохот радостно потирал руки. И благодарил судьбу, которая послала ему Буль-Буля. Он удвоил суточную норму выдачи водки сотрудникам. Это должно было их хорошо подстегнуть. И возвысить в собственных глазах.

Через пару недель его настроение начало портиться. Нет! Президент свое обещание сдержал. Увеличили штат сотрудников, финансирование, даже выделили два десятка костяных счетов. Но теперь счет агентам уже шел на тысячи. И количество их продолжало увеличиваться. Агентурная сеть росла как снежный ком. Месяц — другой и окажется, что все население островной республики — это иностранные шпионы. Это был уже явный перебор. И за это президент по головке не погладит. Надо исправлять ситуацию.

Даже контрагенты станут агентами во главе с Грохотом. Во будет смеху. Он вызвал Гуля. Посмотрел на него сердито и не предложил даже ему сесть. Пусть знает свое место! Постучал ногой по полу.

— Буль-Буль! Эту фигню прекращай! Слышь!

Гуль не понимал, чего от него хочет начальник. Ведь все складывалось так прекрасно. И до этого Грохот его постоянно нахваливал.

— Что прекращать?

— Вербовку прераащай!

— Но ведь всё так хорошо идет. Вы сами говорили. И президент вон вами остался доволен. И все ваши просьбы выполнил.

— Когда что-то идет очень хорошо, то это уже плохо. Что я буду президенту докладывать в следующий р аз? Что все граждане нашей великой державы иностранные шпионы и агенты? Что у нас полстраны предатели, наймиты, агенты иностранных разведок, готовых мать родную продать с потрохами? Это что же за страна такая? А ты читал, что они пишут? Вот беру наугад. «Довожу до вашего сведения, что на заборостроительном комбинате производится секретная военная продукция. Как-то: остро заточенные штакетины, прожилины для дальнего боя и столбы для того, чтобы разбивать ворота вражеских крепостей. То есть это продукция двойного назначения. Она складируется и распространяется. С работников берется подписка о неразглашении государственной тайны». Грамотно пишет, собака. А по сути бред. Или вот еще. «В приюте для бездомных животных идет подготовка боевых собак для использования их на полях сражений, где они будут выполнять различные функции. Персонал держит собак на голодном пайке. Мясо уносят домой. У собак вызывают голодную агрессию. Поэтому они готовы растерзать любое живое существо. Собак постоянно дразнят, тыкают им в морды палками, чтобы они стали еще злобнее и не знали жалости и пощады ни к кому. Это очень страшное оружие. Выпущенные на врага, такие собаки разорвут его в клочья, не оставят ему никаких шансов. Как известно, это оружие массового поражения, запрещенное международными конвенциями». Что это? Секретная шпионская информация? Это бред сивой кобылы. А вот это! Это просто шедевр! Да это золотыми буквами надо пропечатать! Вот! «В публичном доме «Давалка» дам с пониженной социальной ответственностью обучают различным приемам соблазнения и вербовки мужчин для использования их в последующей шпионской деятельности». И вот таких донесений целые мешки. Мало того, мы еще и оплачиваем этот бред. Мои сотрудники получают меньше, чем некоторые доносчики. Дожили!

= По-моему, рациональное зерно в этих сообщениях есть, — решился возразить Гуль. — Из них мы узнаем о состоянии общественных нравов, о чем говорят в обществе. Какие темы наиболее актуальные.

— Это, Буль-Буль, не надо меня путать своими заграничными словами. Хочешь, как сыр в масле кататься, слушай, что я тебе говорю и мотай на ус, которого у тебя нет. Умничать не надо. В нашей конторе хватит одного умника, то есть меня. А остальным слушать и исполнять. Буль-Буль! Разбери эти мешки и отправь своему начальству самые толковые, чтобы там не подумали, что у нас одни дураки живут. Из дураков какие агенты? Остальные сжечь! И сеть сократить. Пару сотен агентов нам хватит по самую макушку. Нечего на дармоедов государственные деньги тратить. И пару-другую десятков надо арестовать. И допросить с пристрастием.

— Как арестовать? — смутился Гуль. — Мы же сами их втянули в агентурную сеть. И получается, что теперь мы должны их предать. Я им пообещал полную неприкосновенность. Получается, что я их обманул.

— А мне по барабану, что ты им наобещал. Тут обещать только я могу. Заруби это себе на носу. Иначе я сам тебе топором зарублю.

— Как нам отправлять сообщения? Сотовой связи здесь нет, телефонов нет, про дроны вы понятия не имеете. Конечно, можно семафорной азбукой. Только кто ее увидит? Кругом же океан.

— Эти иностранные словечки отставь! А не то! У меня сильно не поумничаешь!

Он поднял кулак и помахал им перед глазами Гуля. Кулак был чуть меньше его головы. Солидный кулак.

— Виноват, — кивнул Гуль. — Больше не повторится. Исправлюсь.

— Знаешь про бутылочную почту? Еще наши предки использовали ее. Дешево и сердито. И стопроцентная надежность.

— Как у Жюля Верна? В «Детях капитана Гранта».

— Как у нас. Заталкиваешь донесение в пустую бутылку, запечатываешь ее сургучом и бросаешь в море. Делов-то! Вот тебе и вся связь. Посылай свои донесения! Сколько хочешь!

— Течение может вынести бутылки куда угодно. И ветер на море постоянно меняется.

— — И чо с того? — Грохот пожал плечами. — Пущай течение несет их хоть к черту на кулички. Лишь бы куда-нибудь несло.

— Мои кураторы, пардон, мои руководители не получат этих сообщений. Выходит, что вся наша работа зря. Что толку с донесений, если они не дойдут до тех, кому предназначены? Вся работа насмарку.

— Ты, Буль-Буль, вроде не дурак, а рассуждаешь, как дурак. Ведь куда-то они всё равно приплывут. На то оно и море, чтобы по нему всё куда-нибудь приплывало. А для чего оно тогда, море, нужно? Сам рассуди!

— Возможно. Куда-нибудь, конечно, принесет.

— Не возможно, а приплывет. Всегда приплывало, а сейчас не приплывёт? Так, Буль-Буль, не бывает. Ее выловят, прочитают донесение. Ведь ясно же кому донесение. Вот и доставят донесение кому нужно. Это же просто, как два пальца об асфальт. Доносчики еще и вознаграждение получат. Так что донесут донесения, будь спок! А когда другие узнают, что за бутылки вознаграждение положено, так наперегонки понесут бутылки. А те, кому не достанется бутылок, сами напишут какое-нибудь донесение. Вот как надо рассуждать, Буль-Буль! А не как ты, недотымка. Мыслить надо глобально!

— Ведь это…если сами начнут писать…

— — Какая разница? Главное, чтобы донесение было. А кто его написал, не имеет значения. Донесение — оно и есть донесение.

— А что ожидает тех агентов, которых вы арестуете? Всё-таки они доверились вам, мне. А теперь вот как. Нехорошо получается, товарищ начальник. Как-то не по-людски. Непорядочно.

Грохот указательным пальцем оттянул нижнюю губу и отпустил ее. Так он проделал несколько раз. И каждый раз получалось громкое чпоканье, как будто захлопнули с силой дверь. Этому его научил давным-давно, когда он еще был мальчишкой, дядя по материнской линии, который потом героически погиб, когда пытался выпить на брудершафт с акулой. До той поры выпивание на брудершафт у него происходило без всяких инцидентов. Безмозглое животное неправильно приняло его намерение. А может быть, ему было недоступно чувство дружбы и взаимопонимания. Водку пить акула не стала. А вот закуску в лице дяди использовала в полной мере. Так что дядя остался даже без могилки, потому что хоронить было нечего. Акула же, наверно, до сих пор плавает.

— Будь спок! — заверил Грохот. — Ничего с ними не случится. Ну, немного мои ребята поотрабатывают боксерские навыки на живых грушах. Им же нужны тренировки, приближенные к реальным условиям. Отпустим их с миром. Зачем их держать и кормить за государственный счет? А кто будет землю пахать, сапоги тачать? Кто детишков будет заделывать, будущих солдат и заботливых матерей? Папа Карло? Вот то-то, Буль-Буль! Думать надо стратегически, чтобы о всей державе сразу. А не так себе, прыг-скок — в уголок.

— Решение разумное, — согласился Гуль. — Мудрое.

— А то! Мы тоже не пальцем деланные! Кумекаем, что к чему, как, куда и сколько раз! Сечешь масть?

Глава пятая

Неожиданный звонок с самого верха

Раздался тихий шелест телефонного звонка. Грохот скукожился, уменьшился в два раза и стал похожим на пушистого домашнего котенка, которого хочется взять на руки и тетешкать, и чмокать в мокрый носик..

Двумя пальцами, как пирожное, он снял трубку и медленно поднес ее к уху. Лицо его стало умильным и сладким, как будто у него во рту была необыкновенной сладости конфетка. Толстая шея покраснела.

— Господин президент! Я весь внимание. Впитаю, как губка, все ваши слова.

С Грохота ручьями лился пот, брови его подрагивали, а нос нервно дёргался и жил своей самостоятельной жизнью. Гулю даже на миг показалось, что сейчас нос отправится самостоятельно г улять, как у Гоголя.

— Господин президент, будет сделано. Непременейшим образом! В самом лучшем виде, так сказать. Как вы сказали, так и будет сделано. И никак иначе.

Медленно опустил трубку, шумно выдохнул, выпрямился, вырос и первым делом налил себе полный стакан и выдул его в два глотка. После чего счастливо заулыбался. Щеки его порозовели.

= Das ist fantastisch! — произнес он громогласно.

Гуль удивился. Он ожидал чего угодно, но чтобы услышать немецкий язык в устах Грохота! Ничего себе!

— Вы и по-немецки шпрехаете? Шикарно!

— Кого? Чо ты сказал?

Грохот поднес кулак к носу Гуля. Гуль отодвинулся. Со страхом посмотрел на кулак, потом на лицо начальника. Оно было суровым.

— Я должен повторять, чтобы ты свои непонятные слова забыл. Тут тебе не там! Заруби это! А то…

Тут же руку он спрятал за спиной. Посчитал, что может не сдержаться?

— Не сердись, Буль-Буль! Случайно вырвалось. Работа нервная, сам понимаешь. Постоянно в напряжении, как струна. Президент хочет с тобой побеседовать. Вот такие пирожки!

— Со мной? Президент?

Неужели он ослышался. Как его скромная особа могла заинтересовать президента? Это было так неожиданно.

— На завтра назначена встреча. Ты это, Буль-Буль, если я тебе что когда сказал со зла, ты уж не держи на меня обиду. Ведь я тоже человек, не из железа. Срываюсь. Это бывает. Ты уж прости меня, дурака. Это всё равно, когда газы скапливаются, скапливаются, а потом, как бабахнет. Так и со мной бывает. Ругаю себя за это. Понимаю, что так нельзя. Но срываюсь.

— Что вы? Кроме добра, я ничего от вас не видел. Вы столько сделали для меня.

— Хороший ты человек, Буль-Буль. Ты мне сразу понравился. Как увидел тебя, так ты мне и понравился. Плохо, что водку не пьешь. Но это дело поправимое и исправимое. А что мы болтаем? Времени-то у нас в обрез. Надо готовиться к встрече. Это же вам не пыхти-мыхти. Распоряжусь, чтобы тебя экипировали, как надо. Церемониймейстер разучит с тобой ритуал. Там все надо точь-в-точь. Это же тебе не девку щупать в кустах. Первым делом в баню. Там тебя отпарят, отмоют, умаслят всякими благовониями, чтобы от тебя исходил приятный свежий запах, как от цветочной оранжереи. Девок в бане не будет. Девки потом. А сейчас тебе нельзя ни на что тратить силы. Ту должен быть сосредоточенным и сжатым, как пружина. В тебе должна чувствоваться сила. Энергия!

Всё закружилось вокруг Гуля. Сначала его, действительно, парили, мыли, обливали ароматной водой. Для этого вызвали лучших банщиков, которые обслуживали только вип-персон. Явился портной, долго снимал мерку, потом шили в авральном режиме, подгоняли, подшивали, добавляли, подтягивали, расширяли, украшали. К позднему вечеру Гуль выглядел как загнанная лошадь.

Гуль стоял в новом одеянии перед большим в человеческий рост зеркалом и не узнавал себя. Красная бархатная курточка с позолоченными пуговицами, в нагрудном треугольном разрезе пузырилось волнами накрахмаленное жабо, в котором вспыхивали разноцветные блестки. На рукавах кружевнее оборки. Кошмар! Но еще больший кошмар начинался ниже. Это уже было выходящее за всякие границы фантазии. Даже шут выглядит приличней.

Широкий зеленый пояс держал атласные штанишки, которые доходили ему до колен и были украшены алыми бантами. Верх был прошит золотой нитью. Нить эта извивалась змейкой. Еще и с пышными оборками. А на ногах немыслимо блестевшие алые башмаки с помпончиками, которые подрагивали при малейшем движении. К тому же башмаки скрипели как несмазанная телега.

Глава шестая

На приеме у президента

Президент Байда, сколько помнил себя, всегда был президентом. У него даже было такое ощущение, что уже в материнской утробе он уже был предназначен для президентства. Он просто не мог быть никем, кроме как президентом. Некоторые рождаются обычными детьми, а он с разу родился президентом. Когда его спрашивали: «Будет ли он баллотироваться на следующий срок?», он улыбался и скромно отвечал:

— Пора уже и честь знать. Надо давать дорогу молодым и энергичным. А я уже устал. Я такой же человек из крови и плоти. Я старею и слабею. И нужна молодая кровь и плоть. Я разорву цепь и сбегу с галеры. Буду лежать на берегу моря и ни о чем не думать. Вот о чем я мечтаю. И поверьте, это самая моя заветная мечта. Самая большая мечта. Больше мне ничего не надо.

Снова на выборах за него отдавали 99,99 % голосов. Остальные 0,01% голосов — это голоса прочих кандидатов. Кроме самих кандидатов, за них больше никто не голосовал. Депутаты нижней и верхней полок парламента время от времени вносили предложение сделать пост президента пожизненным и передавать его по наследству. И доказывали, что это было бы очень суверенно и демократично. Байда не соглашался. «Конституция — это святое, — говорил он. — Не надо на нее покушаться».

— У нас народовластие. Народ — верховный суверен и господин. А все мы лишь слуги его. Когда народ верит в своего президента, он будет голосовать за него и без всяких поправок в конституцию. И вообще ложил он на эти поправки вот такущий с пробором. Не будем давать повода нашим партнерам обвинять нас в зажиме народовластия. Мы всегда были, есть и будем сторонниками самой демократичной демократии. На этом стояли, стоим и будем стоять.

Депутаты верхней и нижней полок парламента находили эти слова президента очень разумными и на какое-то время споры о введении пожизненного президентского правления и наследственной передачи власти утихали. Но только на время. Чтобы потом разгореться с еще большей силой.

С женой Байда развелся. Почему? Он никогда не говорил на эту тему. На вопрос: собирается ли он снова жениться, Байда, улыбнувшись, отвечал:

— Зачем? У меня уже есть жена, которой я никогда не изменю. И больше мне никого не надо. Никого!

Страна замирала и жаждала узнать, кто же эта счастливица. И каждый раз Байда отвечал одно и то же:

— Моя жена — это моя великая держава. я однолюб. и никогда ей не изменю. Кроме нее, мне никого больше не надо. Так было, есть и будет всегда, пока я буду президентом. И ндеюсь, что это любовь взаимная.

Каждый раз после этих слов народ приходил в такой экстаз, что на несколько дней опустошал прилавки вино-водочных магазинов и пивных маркетов. Резко вверх шла кривая самогоноварения. Потому что такое счастье, что тебе так повезло с президентом, нельзя было не отметить широким загулом. Везде звучали здравицы в честь президента. Поэты сочиняли гимны.

Церемониймейстер встретил Гуля приветливой улыбкой. Это был мужчина с бесцветными глазами и усами песочного цвета. Его светлые волосы стояли ежиком. Иную форму им придать было невозможно. Он остался доволен одеянием Гуля и повел его через залы и коридоры президентского дворца. Двери им открывали рослые гвардейцы. Казалось, что все они единоутробные братья.

Они каждый раз щелкали каблуками вскидывали бердыши и медленно приоткрывали очередную дверь. Глаза их оставались неподвижны и ничего не выражали. Когда Гуль дошел до президентского кабинета, он уже был раздавлен роскошью президентского дворца. Любой султан бы от зависти слюной подавился. А Байда даже в этой роскоши оставался скромным человеком.

Президент Байда очаровал его с первой минуты. Стоило Гулю войти в президентский кабинет, как его хозяин вскочил с позолоченного президентского трона и поспешно бросился ему навстречу. Взял его ладони в свои и потряс их. При этом ласково улыбался, как улыбаются старому хорошему другу, с которым связано много воспоминаний о невинных шалостях.

— Счастлив видеть вас! Искренне счастлив!

И потянул его к низенькому столику, за которым он обычно принимал посетителей. С одной стороны стояло кресло для президента с гербом республики, напротив для посетителя без герба. И чуть пониже.

Они сели. Президент дружелюбно улыбался. На столике стоял графинчик. Президент наполнил стопки. Кивнул, приглашая выпить за знакомство, которое должно быть приятным и полезным.

— За знакомство, друг!

— Извините, я не пью. Не могу!

Президентская стопка замерла на полпути до места назначения. Щека президента нервно дернулась. Так было с ним каждый раз, когда ему доводилось сталкиваться с чем-то необъяснимым. Поверить, что взрослый челоек не пьет, было очень трудно.

— Не пьешь? Разве это возможно? Не ожидал!

— А что обязательно, господин президент, надо пить? Для меня лучше всё-таки не пить. Не нахожу в этом ничего хорошего.

— Как ты живешь, Буль-Буль? Тебя не обижают?

— Нормально живу. Хорошо живу. Никто не обижает.

— Это хорошо, что хорошо. А я, знаешь, выпью. За наше здоровье. Будь здрав!

Президент опрокинул стопку и крякнул. Вытер тыльной стороной ладони мокрые губы.

— Только, когда пьешь, чувствуешь полноту жизни. И еще больше хочется жить и пить.

— Я готов пофилософствовать с вами на эту тему, но мне думается, что вы пригласили меня совсем не для того, чтобы обсуждать достоинства водки. Хотя соглашусь с вами, что это очень интересный вопрос. И не такой простой.

— Само собой. Ну, любопытно было посмотреть на иностранного агента, который организовал такую широкую агентурную сеть под самым носом у спецслужб. Это какой же нужно иметь талант! Какие способности!

— Господин президент! Я очень вам благодарен за столь высокую оценку..

— Но не это главное, Буль-Буль! Не это. Вы все, иностранные черти, очень хитрые и умные. И всяких таких финтифлюшек наизобретали, о которых у нас даже не слышали. Сейчас моей стране нужен именно такой человек, как ты, хитрый и умный. Человек, который принесет новые идеи.

— Это большая честь для меня, господин президент.

— Ладно! Ладно! К делу! Рядом с нами находится островное государство ВОР, враждебное нашей державе. С древних пор они старались захватить наши острова и поработить наш народ. Уже было несколько войн.

— Вор? Странное название!

— Да, ВОР — Великая Океанская Республика. Хотя великого там ничего нет, кроме дури. Вот этого там с избытком. Иначе, как бы они осмелились на войну с нами? Они постоянно вредят и пакостят. Терпеть это уже невозможно. Они подрывают не только престиж нашей великой державы, но и мой собственный. А это уже совершенно недопустимо. Ибо я символ, сакральная фигура. Это все равно, что измазать дерьмом идола, которому поклоняются верующие.

— Господин президент, у вас же есть армия. Хотя я сторонник мирного решения проблем. По крайней мере считаю, что нужно делать всё, чтобы решить проблему полюбовно. При помощи дипломатии.

— Ты настолько наивный? Да, армия есть, но вот только мозгов у наших генералов нет. Они уже давным-давно разучились воевать. Да, наверно, никогда и не умели. Уже три раза воевали с ВОРОом и каждый раз терпели поражение. А вот у вас, у чужеземцев, всякие там штучки, хитрости, которые помогают вам побеждать врага. Буль-Буль! Ты должен помочь! На этот раз мы должны победить и разгромить этих проклятых воров. Раз и навсегда!

Гуль заерзал на кресле. Поглядел за окно, которое занимало полстены и увидел внутренний дворик, выложенный мраморными плитками, ажурные высокие ворота, возле которых стояли два статных гвардейца с бердышами. Байда перехватил его взгляд и тоже посмотрел за окно. Может быть, он видел там что-то другое. Или настолько привык к виду из окна, что ничего не увидел.

— Это ты, Гуль, видишь впервые. А я уже полвека. Полвека я уже президентствую. И что я сделал великого? Всё чаще я себе задаю этот вопрос. И всё горше мне становится. Даже эту мразь ВОРа не смог прижать к ногтю. И что обо мне напишут в учебниках истории?

— И что же вы хотите от меня, господин президент. Наша встреча не случайна же: или я не прав? Я весь внимание!

— Это враждебное государство должно войти в наш состав, как это было в древние времена. Мы должны восстановить историческую справедливость.

— А какие же войска имеются у вас?

— Все. И сухопутные, и морские, и воздушные.

— Воздушные?

— А как же? Это воздушные шары, с которых бросают камни на голову противника. Ну, и само собой разведка. Ведь сверху видно всё, ты так и знай. Хе-хе-хе! Короче, назначаю тебя военным министром. Мой личный портной сошьет тебе мундир. А ты готовься в великой войне. Эту войну нам никак нельзя проиграть. Это смерти подобно. Иначе нашей великой державе придет конец.

Глава седьмая

Гуль инспектирует войска

Осмотр войск разочаровал Гуля. Солдаты жили в деревянных бараках, которые зимой отапливались буржуйками, поэтому по углам была наледь, а с потолка свешивались стеклянные гирлянды сосулек, которые солдаты время от времени сбивали. Кормили их скудно, потому что продукты, которые приобретались по госценам, уходили на рынок, где их уже перепродавали втридорога, имея с этого дела солидный навар. Генералы жирели, рядовые голодали.

Деньги складывались в карманы интендантов и генералов, у которых распухали карманы и морды. Они строили себе виллы, замки, дворцы, закупали золотые унитазы.

Весной солдаты рвали крапиву и щавель, из них варили щи и готовили салаты. А еще пили травяные чаи. Это спасало от анемии и цинги. Летом еще можно было жить.

Оружие, которое они держали в руках, — это были ломы, лопаты и мастерки. Некоторые за годы службы ловко научились владеть ими. Но для борьбы с противником их мастерство вряд ли бы пригодилось. Для стройки они подходили, а для войны — нет.

Генералы соревновались друг с другом: у кого круче дворец. Каждый старался перещеголять другого. Дворец стал символом успеха.

Во флоте было два десятка лодок. Лодки рассохлись, зияли щелями, весла были сломаны. Поэтому их не спускали на воду, чтобы не потерять последнее, что есть в державе. Так что и флота как такового не было.

Воздушные шары в последний раз надували при царе Горохе. Оказывается, и такой был в истории ДЗНП. И прославился он лютым тиранством и изощренными казнями. Поэтому он пользовался большой любовью народа.

Шары лежали в холодном сыром помещении и лопнули по месту сгибов. Восстановлению они уже не подлежали. Гуль распорядился выбросить их на с валку.

Не приходилось удивляться, что это воинство уже трижды получало по зубам от островных соседей. Непонятно было: почему они уже давно не захватили эту великую державу.

Глава восьмая

Гуль докладывает президенту

Президент был удручен.

— Сволочи! — прошипел он. — Ну, что мне делать с этими генералами? Расстрелять их что ли всех? Только жируют да дворцы себе отгрохивают. А может быть, их пустить в первую линию на врага. Это же прекрасная мишень. И проблема сама собой решится. Это же какая поьза будет для державы, если их всех перебьют!

— Разумное предложение, — согласился Гуль. — После того, что я увидел, я бы их сам расстрелял. Совсем без генералов, однако, нельзя. Кому-то надо планировать военные операции, отдавать приказы, принимать решения и ледить за их исполнением.

— Других наберем.

— Я думаю, что подойдет сельская молодежь. Сейчас это самый здоровый элемент общества. Они умеют трудиться. Заботятся о своей скотине. Значит, убюут заботиться и о солдатиках. Хотя солдатики — это и не с котина. Но думаю, что они научатся и гуманному отношению к людям. К тому же! Какой сельский парень не мечтает стать Наполеоном, вырваться из рутинной среды, где круглый год одно и то же.

— Наполеон? Это кто еще такой?

— Это великий полководец.

— Может, принять его к нам на службу. Дам хороший оклад, форму сошьем, что надо.

— Он уже давным-давно отошел в мир иной.

Когда генералы узнали, что их дворцы забирают под школы и больницы, а самих их переводят в солдатские казармы, они хотели устроить военный переворот. Хотя никакого опыта в этом деле у них не было. Но недаром же Гуль создавал агентурную сеть. Президенту доносили о каждом слове каждого генерала. Даже о том, чем заняты их жены, любовницы и дети.

Началась чистка. Всех участников заговора сослали в деревни и на каменоломни для перевоспитания. С древних времен известно, что кирка и тачка — лучшие воспитатели. Заменили их худые деревенские парни, которые ретиво взялись за дело. Они и мечтать не могли, что когда-нибудь станут во главе армии. Счастье свалилось, как июльский снег на их головы. Пахали, как и в своей деревне на пашне, с рассвета до заката. Могли среди ночи приехать в часть и устроить выволочку. Казармы поднимали по ночам и проверяли даже постельное белье. Завсклады теперь боялись унести даже мышиный помет.

Скоро лица солдат посвежели, спину их выпрямились и на плацу они стройно печатали шаг. Вместо рванины они переоделись в хорошую форму. Пряжки на ремнях блестели, как у кота то место, которое он так любит лизать. Их перевели на бывшие генеральские дачи, благо таких хватило бы еще на две армии. Многие впервые увидели ванную и унитаз. Кормили четыре раза в день. Обязательно выдавали мясное и кусок сливочного масла. Хлеб пах хлебом, а не лопухами и овсюгом. Половину бывших интендантов пришлось отправить на каменоломни и рудники. А те, что остались на местах и не помышляли даже, что можно что-то унести домой.

— Всё какая-то польза! Пусть работают!

Президент радостно потирал руки. Гулю он присвоил звание маршала. И торжественно вручил ему маршальский жезл. И даже чмокнул в макушку.

Гуль долго отказывался и отнекивался. Но переубедить президента было невозможно. Он был уверен, что Гуль заслужил всё это и необходимо поднять его статус. От него теперь зависит будущее республики.

Теперь на Гуле был синий мундир, с широкими алыми лампасами, шикарными аксельбантами и позолоченной портупеей. Жезл крепился к ремню с левой стороны, грудь его украшал орден «Заслуженный гражданин республики».

Еще золоченные пуговицы. На голове фуражка с высоко загнутым передним краем. И серебряной эмблемой МВС — маршал вооруженных сил. Так не служивший никогда Гуль сразу удостоился высшего воинского звания. Феноменальный взлет!

Ему казалось, что он похож на попугая. И его внешний вид вызовет не почтение, а смех. На него будут оглядваться и тыкать пальцами.

Но когда он появился на людях, они, увидев его, замирали и смотрели на него с обожанием и восторгом. Многие вытягивались в струнку.

Изготовили новые копья, боевые дубины и топоры. Лодки просмолили и сделали новые весла. На флагманскую лодку, где находился адмирал, поставили мачту и парус. Канаты заменили на новые.

Прошили воздушные шары. Сделали новые корзины. И установили мягкие лавки.

Теперь каждый день солдаты занимались боевой подготовкой. Учились владеть оружием, приемам рукопашного боя.

Президент решил лично проинспектировать армию. И посмотреть, чего добился новый военный министр. Этому он решил посвятить весь день.

Он проходил мимо строя бойцов, которые вытянулись в струнку. У президента было счастливое лицо. Вот это была настоящая армия, которую не стыдно бросить на войну. И она победит!

На следующий день Байда принял Гуля в своем треугольном кабинете.

— Буль-Буль! Ты настоящий маршал! Ты полководец!

Он приобнял Гуля и похлопал его по спине. Глаза у президента были ласковые. В уголках глаз блестела влага. Он был растроган.

— Победишь ВОРа, присвою тебя звание героя республики. И памятник поставлю.

— Господин президент! Я вот что подумал. Вы могли бы выслушать меня. Мне кажется это очень важным. Это обеспечит нам победу.

— Товарищ маршал! Я слушаю тебя! Победа нам очень нужна.

— Нам надо изменить тактику боя. Старая никуда не годится и обрекает нас на поражение. Мы должны воевать иначе.

— Делай так, как считаешь нужным. Я тебе во всем доверяю.

— Господин президент! Ведь как воевали ваши, то есть наши, славные воины. Воевали они по старинке. Ничего не менялось. А время-то идет. В военной тактике появляются новинки. А как мы воюем? На боевых кораблях приближаемся к вражеской территории и начинаем бросать в противника камни, которые, кстати, занимают очень много места. Камни тяжелые, поэтому корабли малоподвижны и не могут маневрировать. Камни порой только вдвоем могут поднять. И бросают, конечно, недалеко. Никакого вреда противнику они не приносят, поскольку просто не долетают до берега. А если и долетят, то от них всегда успешно увернутся.

Президент беспокойно оглянулся, как будто высматривал врага, который мог притаиться за кустами. И поглядел на Гуля.

— Что же теперь? У тебя есть предложения?

— А вот что! Надо вот что сделать.

Гель вытащил из брюк кожаный ремень. Байда с удивлением взирал на то, что он делал. Руки он сложил на груди.

— Ремень, господин президент, уникальное изобретение человечества. Казалось бы, чего проще — полоска кожи. Ан нет! Не простая это полоска.

— Что же в нем уникального? Ремень — он и есть ремень. Куда он еще годится, кроме как для поддержки штанов? Ну, еще отлупить кого-нибудь по задице.

— Это предмет двойного назначения. Гражданского. Как вы верно заметили, для поддержки штанов. Представьте себе ситуацию, если бы нам постоянно приходилось держать штаны руками! Конечно, без ремня никак. Но его можно использовать и в военных целях.Военные называют его пращой.

— Это еще что такое?

— К сожалению, это я не могу продемонстрировать в вашем кабинете. Не могли бы мы пройти во дворик. Тогда вы увидите, что это за оружие, какова его эффективность. И оцените по достоинству.

— Во дворик, так во дворик. Посмотрим, что у тебя там.

Вышли. Гуль сложил ремень пополам, на месте сгиба уложил камешек. Байда наблюдал за его действиями с усмешкой. Разве ремень может быть оружием?

— Господин президент! Подальше отойдите! А то мало ли что…Во избежание, так сказать.

Президент отошел. И стоял в углу дворика, сложив руки на груди. Он смотрел на Гуля так, как смотрят на сумасшедшего. Гуль раскручивал ремень над головой. Всё быстрее и быстрее. Ремень со свистом рассекал воздух. Президент опять ухмыльнулся. Гуль отпустил конец ремня. Камень полетел к стенке, перед которой стоял высокий вазон со цветами. От вазона откололся кусок керамики и с громким стуком упал на гранитную плитку. Ваза какое-то время качалась.

— Что это? — воскликнул Байда. — Как это?

— Это боевое оружие. Довольно грозное.

Гуль рассказал ему библейскую легенду о Давиде и Голиафе. Президент был поражен. Рот его был приоткрыт, он хлопал глазами. Протянул руку и пощупал ремень. Причмокнул языком.

— Тяжеловеса пацан ремнем и камешком замочил! Чудеса! Фантастика!

— Ну, вообще-то это называется пращей. Очень эффективное оружие в руках умелого воина. Опытные пращники в любом войске ценились на вес золота. Часто именно они обеспечивали победу. Господин президент, нам нужно приготовить отряд пращников. И тогда не надо даже будет приближаться к берегу. Для врага мы будем недоступны. А враг станет легкой мишенью для пращников. Представляете, какая это ударная сила? И затрат особых не требуется.

— Буль-Буль! Ты башка! Ого-го! Готовь мне этих самых пращников! Бери кого угодно.

— Это еще не все, господин президент. Позвольте мне злоупотребить вашим драгоценным временем? Если у нас будет греческий огонь, мы сожжём весь флот противника, тоже не приближаясь к нему, на расстоянии, будучи недоступными для врага. Мы уничтожим его флотЮ даже не начиная сражения.

— Что еще за хрень такая? Поясни!

— Это оружие еще эффективней, чем праща. Но для него нужна нефть, это такое полезное ископаемое. Оно находится под землей. Нефть очень хорошо горит. И при сгорании дает высокую температуру. Затушить огонь невозможно.

— У нас ее называют жидкими дровами. Эту самую нефть.

— Нужны еще некоторые компоненты, чтобы получить греческий огонь. Думаю, что они тоже имеются в вашей, в нашей, великой державе. Я набросаю чертеж пушки. Пусть ваши мастера сделают десятка три пушек. Думаю, этого будет достаточно. Мы сожжем вражеский флот за считанные минуты. Они даже не успеют ничего понять. Экипаж погибнет, если не успеет выброситься в море. И враг останется без флота.

— Великолепно! Давай твои пушки! Давай твой греческий огонь! И тогда мы всем покажем! Я сразу поверил в тебя и не ошибся. Я сейчас же подпишу указ о назначении тебя военным министром. Нынешний старый пердун ни на что не годен. Я тебе присваиваю звание генерала. А после победы над врагом ты станешь генералиссимусом. Генералиссимус Буль-Буль! Это звучит… Нет! Фамилию придется поменять. Нет! Генералиссимусом я сделаю себя. А ты будешь маршалом. Это тоже очень хорошо. Почитай, второе место после генералиссимуса. Во так! Зацени!

Гуль не служил в армии. И о войне знал только из книг и фильмов. Поэтому он дал простор фантазии. Порой фантазии помогает больше, чем опыт.

С дерзостью неофита приступил к преобразованиям. Так Петр Великий после разгрома под Нарвой создавал новую армию. Ему пошили генеральский мундир. Сначала он его стеснялся. Ему казалось, что он выглядит в нем индюком и павлином одновременно. Было такое ощущение, что как только он покажется в этом мундире с широкими красными лампасами на штанах, золочёнными аксельбантами и пуговицами, как все начнут смеяться, тыкать в него пальцами и дерзко кричать:

— А король-то, то бишь генерал, голый! Какой он генерал, если он никогда в жизни не держал оружия в руках! Смехота одна!

Никто не смеялся и не тыкал пальцами. А напротив все вытягивались в струнку и глаза у всех становились стеленными и пустыми. Настоящие болванчики или идолы с острова Пасхи. Это мгновенное преобразование, которое он производил в окружающих, понравилось ему. Он уже свыкся с мыслью, что он генерал, что он военный министр. К хорошему быстро привыкаешь.

Он начинал чувствовать себя Наполеоном, который способен вершить судьбы народов и держав. А что с того, что он до этого никогда не был военным: может быть, у него природный дар? И просто до сих пор он не знал об этом.

Теперь даже Грохот, этот брутальный мужлан, замирал при его появлении и превращался в статую и оживал только тогда, когда Гуль исчезал из поля зрения. Такой трепет внушала генеральская форма. Что еще лишний раз подтверждает ее необходимость. Что бы там ни говорили злые языки.

Глава девятая

Первая неделя на высоком посту

Первая неделя у военного министра ушла на инспекцию хозяйства, которое ему досталось. Должен же он знать, что имеет и от чего ему отталкиваться. К тому же приобретет военные знания. Ему выделили колесницу с двумя гвардейками.

Он объездил десятки гарнизонов, побывал на флоте, заходил в казармы и каптерки, сидел в столовых, совал нос даже — пардон! — в отхожие места, побеседовал с сотней рядовых и офицерами. И настал момент, когда ему показалось, что он знает об армии республики всё. Везде он находил недоставки, воровство, халатность, пренебрежение долгом. Порой у него было такое ощущение, что офицерский состав существует лишь для того, чтобы выжимать из рядовых все соки для собственного благополучия. За всё время инспеции среди офицеров он не встретил ни одного трезвого офицера, да и от многих рядовых явно попахивало не одеколона. «Как в таком состоянии они смогут пойти в атаку? — с ужасом думал Гуль. — Их же в первые минуты всех положат».

Но обратимся к документу, поскольку у нас ни вольное сочинение, ни какой-нибудь там вымышленный романчик, а серьезное историческое исследование, основанное на фактах. И любой приведённый факт мы можем подтвердить документально. Гуль после инспекции врученного ему хозяйства подал отчет президенту. Главнокомандующий должен знать в первую очередь, чем он командует. Приводим этот документ:

«Осмотр столовой произвел не менее удручающее впечатление. Такое зрелище можно выдержать только, имея крепкие нервы. Это то самое место, где надолго можно потерять всякий аппетит.

На вопрос: «Собираются ли они готовить обед?» шеф-повар ответил «Перебьются!» и предложил мне присоединиться к их компании. От этого предложения я, разумеется, отказался. Как можно держать таких людей в армии?

Я отправился в оружейное помещение. Начальника оружейки не оказалось на месте. Оружейка была открыта и совершенно пуста. Оружие разных мастей было свалено в несколько куч. Никакой охраны выставлено не было. Сопровождавший меня майор Б отмычкой отпер сейф. Там стояло несколько бутылок. Значительная часть бутылок были наполовину опорожнены. Открывшаяся мне картина не внушала никакого оптимизма. И очень ярко характеризовала общее состояние наших вооруженных сил. Копья, дубины, боевые топоры были разбросаны повсюду. Как будто специально. У многих копий древки от древности потрескались, наконечники же вовсе отсутствовали. Такое оружие годилось только на то, чтобы растапливать им печь. Несколько боевых дубин представляли собой труху, которая рассыпалась бы в пыль даже при легком ударе. С таким оружием даже самые опытные воины обречены на поражение. Не в лучшем состоянии оказались и боевые топоры. А ведь это самое главное оружие в сухопутных сражениях. Они, то есть боевые топоры, даже решают исход боя. Если бы этой воинской части пришлось участвовать в боевых действиях, то в основном они сражались бы голыми руками. Но военное сражение — это не поединок двух борцов на ринге. Здесь без оружия никак. Вооруженный воин всегда победит

Ограждение воинской части сохранилось лишь в нескольких местах. Сопровождавший меня майор Б объяснил это тем, что жители близлежащих сельских населенных пунктов снимают ограждение для собственных нужд, при этом утверждают, что оно им нужнее. На вопрос, почему не пресекаются эти преступные деяния, офицер с удивлением ответил, что они рассчитываются самогоном и прежде чем снять очередное ограждение ставят в известность об этом начальника части. Получив согласие, они приносят самогон и уносят то, что им нужно.

Мы отправились в ангары для осмотра боевой техники. Как и следовало ожидать, они никак не охранялись. Заходи и бери всё, что захочешь.

Из боевых самокатов только три оказались в исправном состоянии, из боевых колесниц ни одна не была исправна. Или были сняты колеса, или погнулась ось, или отсутствовало ограждение. Это уже меня не удивляло. Напротив, я больше бы удивился, увидев исправную технику. Майор сообщил, что у них нет мастров для ремонта.

На вопрос: проводились ли учения, смотры, занятия по строевой и боевой подготовке сопровождавший меня майор Б отвечал отрицательно. Причем смотрел на меня удивленными глазами. Будто я спрашивал что-то экзотическое.

Глава десятая

Вор полностью разгромлен и присоединен

Реформы шли полным ходом. Гуль уже забыл, когда он в последний раз нормально выспался. Хорошо, если удаввалось вздремнуть пару-тройку часов.

Мотался по гарнизонам, писал приказы, уставы, проводил совещания, совал свой нос в каждую дыру. Тут еще торопил постоянно президент:

— Ну, когда же? Пора уже! Почему это так долго! Мне кажется, что наша армия уже стала непобедимой. Чего мы тянем кота за яйца?

Настал день, когда Гуль сообщил, что армия боеспособна и может начинать боевые действия. И при этом президент может надеяться на успех и победу его армии. Прошли учения. На них был президент. Пехота ходила в атаку, колола копьями соломенные чучела, крушила их боевыми дубинами, раскалывала чурки боевыми топорами. Пращники метали камни в цель.

Флотилия приблизилась к берегу, бросала камни и высаживала десант, который с криками «За родину! За президента!» наваливался на условного противника. Воздушные шары поднимались в небо и на условного противника обрушивали град каамней. Оставались только мокрые пятна. Президент радовался, как ребенок. Хлопал в ладоши.

— Ну, Буль-Буль! Ну, сукин сын! Да мы теперь хоть кого отымеем! Во все дыры! Охо-хо!

В войсках разучивали только что созданную песню «Несокрушимая и легендарная». Авторам, поэту и композитору, дали президентскую премию, которую за день-два и не пропьешь. Даже если пригласить всех друзей.

Песня гремела в гарнизонах, на площадях, рынках. Любое мероприятие начиналось с исполнения новоиспеченного хита. В школах и детских садах дети заучивали и распевали песню. При этом они сильно топали ногами.

«Песня — важнейший вид искусства, — говорил Байда. — Она поднимает дух бойцов, мотивирует из на подвиг ради родины и президента. Поэтому нам нужно много хороших песен. Это социальный заказ».

Вот флотилия из двадцати семи лодок двинулась к берегам противника. На самой большой флагманской лодке находился адмирал, молодой парень из приморской деревни, который до этого был рыбаком, а поэтому хорошо умел обращаться с лодками. Разумеется, и Гуль был на флагманском корабле. Они вместе стояли на капитанском мостике.

Дул легкий ветерок. Был солнечный день. Лениво перекатывались волны. Гортанно кричали чайки. Моряки гребли, распевая военно-патриотические песни, которые должны были укрепить их моральный дух и подвигнуть на подвиги ради отечества и президента. Противник заметил приближение вражеской флотилии и стал готовиться к сражению. Двинул свой флот из пятидесяти лодок. Превосходство почти двойное было на его стороне. И воровцы не сомневались в победе. Даже были уверены, что как только дзнповцы увидят их, то сразу же, как трусливые зайцы, бросятся наутек. А они будут их преследовать, топить и забирать в плен. Как говорится, делов-то!

Но дзнповцы почему-то не бросились наутек, а уверенно шли на сближение, дистанция неуклонно сокращалась.

— Дурак, он и на море дурак, — изрек очередной афоризм Кальсон, который командовал воровским флотом. — Сейчас мы им устроим трепку.

За красноречие его называли Златоустом. И если нужно было выступить перед иностранной публикой, обязательно это дело поручали ему. И он всегда оправдывал доверие.

— Это хорошо. Эти жалкие ублюдки навсегда запомнят этот день, если, конечно, останутся те, кому вспоминать. В чем я совершенно не уверен. Ну, что ж покажем им кузькину мать. Они этого заслужили.

Приказал готовить боевые камни и абордажные трапы, по которым его воины будут перебегать на вражеские лодки. Матросы весело работали.

Расстояние между флотами сокращалось. Но оно было еще недостаточным, чтобы бросать камни, но вполне достаточным, чтобы начать атаку «адским огнем». Гуль приказал приготовить пушки и зажигательные снаряды. Противник не понимал поднявшейся на их лодках суеты. Адмирал почесал затылок.

Лодки стали бортами. Пушки были направлены на флотилию противника.

— Что что там у них? — спросил Кальсон у офицеров, которые окружали его на флагманской лодке. — Кто-нибудь мне может объяснить, что они делают?

— Трубы, товарищ адмирал. На их бортах какие-то трубы.

— Идиоты! Что с них взять? В плен никого не брать. Нам лишние рты не нужны. А рыбок надо накормить их жирными и тупыми телами. И рыбка будет жирней и вкуснее. Сегодня у обитателей подвого царства бьудет настоящий пир.

В трубах пушек уже были заложены снаряды. Это глиняные горшки с зажигательной смесью. Верхнее отверстие было замазано. И из него торчал фитиль, который следовало поджечь. Матросы держзали факелы.

Каждая пушка была разделена на две части железной заслонкой.

В первой части был сжатый мехами воздух. А во второй горшок с горючей смесью.

И вот фитили подожжены. Ждали команды.

Матросы подняли заслонки, и сжатый воздух вытолкнул снаряды, которые полетели на вражеские корабли. Там с недоумение на глядели летевшие в их стороны огненные горшки. Никто не мог понять, что это такое.

Горшки падали на лодки врага, и те вспыхивали как порох. Далеко не все успевали выброситься за борт. И тогда сгорали заживо в адском огне. Живые факелы с нечеловеческим воем метались по лодкам. Зрелище было не для слабонервных.

Горела вся передняя линия вражеских лодок. Жар ощущали даже дзнповские моряки. Сам адмирал Кальсон превратился в яркий факел, прежде чем рассыпаться в пепел. Температура пламени настолько была высока, что даже оловянные пуговицы на его кителе расплавились. Гуль приказал отойти назад на несколько десятков метров, постольку жар был нестерпим и могли загореться и их боевые лодки. Те вражеские корабли, которые не достал огонь, бросились к берегу. Матросы гребли изо всех сил, чтобы уйти подальше от вражеской флотилии.

Со скалы главнокомандующий, а им был президент ВОРа, наблюдал за сражением. Его оптимизм быстро улетучился как утренняя роса от жаркого летнего солнца. Он спросил у свиты, что это всё значит. Что это за новое оружие у врага?

— Не знаем, господин президент. Какой-то неизвестный нам вид оружия. Кажется, мы потеряли свой флот. И моряков.

Но тут же его поспешили успокоить. Битва, мол, еще не проиграна.

Воровские бойцы выстроились вдоль берега. Они были полны решимости. В их глазах горел воинский азарт. Возле каждого лежало по несколько крупных камней. У силачей чуть ли не валуны. Если такой камень попадет в лодку, то гарантировано пробьет днище. Корабли противника медленно приближались к берегу. Воровцы подняли камни. И покачивая, держали их на уровне плеч. У каждого было свое расстояние для броска. Сильный бросит подальше, послабее — ближе.

Уже представляли камнепад, который обрушится на врага, убьет и покалечит многих моряков, сломает борта и пробьет днища. Они еще ответят за свой адский огонь! Очень ответят!

Корабли вдруг все остановились. Расстояние было довольно далекое. Камни туда не добросишь. Бойцы стали переглядываться между собой, глядели на командиров. Почему вражеская флотилия не идет к берегу? Может быть, они отказались от атаки и сейчас уйдут в море? А жаль! Так хотелось им показать, кто в доме хозяин. Струсили?

Победа остается за ВОРом, пусть он даже и потерял весь свой флот. Но враг позорно отстпил. Лодки можно налепить и новые. Подумаешь, потеря! Жалко, конечно, что людей потеряли. Опытных моряков.

Чем дальше затягивалась пауза, тем больше воровцы верили в то, что они выиграли войну, даже толком не начав ее. И сейчас эти презренные трусишки бросятся наутек. Вот и вся война!

Тут воздух наполнился свистом. На воровцев обрушилась туча камней. Каждый размером чуть больше грецкого ореха пущенные с близкого расстояния слабой рукой они не представляли бы собой никакой опасности. Но скорость этих камней была настолько велика, что они чуть ли не на вылет пробивали грудь или голову. Уклониться от них было невозможно. Они были везде. Плотность обстрела была очень велика, и ряды воровцев на глазах редели. Берег наполнился стонами раненых и умирающих. Президент ВОРа почувствовал, как похолодело внутри.

Раненые ползали по песку, обагряя его кровью, стонали. Но никто им не мог оказать помощи. Вскоре оставшиеся в строю в ужасе побежали, позабыв про своих раненых товарищей. Командиры даже и не пытались остановить их и бежали вместе со всеми. На черных скалах за сражением наблюдали большеклювые чайки.

Флот подошел к берегу, стремительно высадились десантники и бросились за убегающим противником. Вопили они так громко, что над морем не остаось ни одной чайки. Скалы опустели.

Воровцев убивали дубинами, копьями. И вот уже весь берег был усыпан трупами и ранеными. Пена возле берега стала красной от крови. Гуль ужаснулся увиденному. Впервые он почувстовал, что война — эир безнравственное дело.

Президент ВОРа с генералитетом и со своей свитой успел убежать и укрыться в президентском дворце. Настроение у всех было хуже некуда. Все были подавлены и грустны. Решали, что делать дальше. Оставался президентский полк, национальная гвардия. Но первый годился только для церемониала, а гвардия, чтобы гонять мирное население. С реальным противником они никогда не сталкивались.

И сколько времени они могут удерживать противника? С унынием признали, что самое лучшее вступить с противником в переговоры, признав свое поражение. Конечно, держаться с достоинством, не показывать страха и выторговать для себя наилучшие условия мира. А там, как получится.

Глава одиннадцатая

Правительство Вора капитулирует

Сошлись на том, что придется отдать часть территории, выплатить репарации. Над президентским дворцом подняли белый флаг. Президентский полк сдал оружие в оружейку. И отправился в казарму.

Отдали приказ всем войскам сложить оружие и не оказывать захватчикам никакого сопротивления. И еще: выполнять беспрекословно все требования их командования. Быть вежливыми и крайне осмотрительными в высказываниях.

Генералы расстались с мундирами. Достали из шкафов гражданские костюмы. Стали ждать. Изредка перебрасывались малозначительными фразами. Настроение у всех было паршивое. Как будто их окунули в яму с дерьмом.

Ждали. Наконец появилось вражеское войско. Впереди шел Гуль в маршальском мундире и с маршальским жезлом. На боку у него висела сабля в посеребренных ножнах. Пуговицы блестели в лучах солнца.

Перед дворцом поспешно расстелили ковровую дорожку. Гуля встретили по островной традиции. На подносе была соленая рыба. На боках ее чернели шарики перца. Гуль пожевал кусочек рыбы. Он уважал чужие традиции. Прошел в зал для заседаний, где собрался весь генералитет, правительство и руководители фракций парламента. На столах, покрытых белыми скатертями, стояло множество закусок и бутылок с напитками. Разумеется, спиртными. На любой вкус, от легких вин до крепких водок. Гуля проводили на почетное место. Он сел. Выдержал паузу.

— Господа! — недовольно сказал Гуль и сердито оглядел богатый стол, за которым можно было накормить не одну роту. — Застолье следует за переговорами, а не наоборот. Не могли бы мы пройти в другое помещение, где могли бы обсудить условия мира. Я пришел сюда именно для этого, а не для того, чтобы выслушивать тосты. Для этого не место и не время.

Придворным это предложение не очень понравилось. Они насторожились. Кажется, дело принимает плохой оборот. Но кто же будет спорить с победителем? Президент согласно закивал и предложил перейти в его кабинет, где проводились деловые совещания и принимали послов иностранных государств.

Теперь в главном углу усадили Гуля. Президент сел от него по правую руку, военный министр — по левую. Остальные, где довелось.

— Позвольте, многоуважаемый маршал? Я хочу высказаться.

Президент поднял руку, как школьник на уроке. И просительно заглядывал в глаза Гулю.

— Мы признаем свое поражение. Это очевидный факт. И думаю, никто его отрицать не будет. Я отдал приказ армии сложить оружие и не оказывать сопротивление. В чем, надеюсь, вы уже успели убедиться. Ведь не было же никаких случаев? Мы подпишем мирный договор, передадим вам часть нашей территории и выплатим репарации. Разумеется, в разумных пределах. То есть видите, мы во всем идем навстречу. Мы готовы к переговорам.

Президент был готов говорить и дальше, но Гуль остановил его решительным жестом. Президент замолчал и виновато оглядел своих соратников. Они сидели, опустив головы. Такого унижения они еще не испытывали в с воей жизни.

— Победитель диктует условия, а не побежденный. Разве это вам не известно? Слушайте наши условия! Полная и безоговорочная капитуляция. Разоружение всех воинских частей и роспуск солдат и офицеров по домам. В казармах не должно никого оставаться. Наши войска оккупируют все острова ВОРа. В стране будет установлен оккупационный режим. Подробный регламент будет разработан в ближайшее время. Наше командование и высшее политическое руководство решит: присоединить ли территорию ВОРа к нашей великой державе или оставить независимую республику. Я же не имею компетенции решать подобные вопросы. Через некоторое время всё будет известно.

— Уважаемый маршал! Это же чересчур! Вы перегибаете палку.

— Чересчур? — Гуль приподнялся и постарался придать себе самый грозный вид, как и подобает победителю. — Господа! Вы не понимаете своего положения. А положения ваше таково, что я объявляю вас арестованными. Всех до одного. С этой минуты! Дальнейшую вашу судьбу определит военный трибунал. Не сомневайтесь, всё будет в рамках законности. Сожалею, но шикарного застолья не будет. Я все сказал.

Воровцы удивленно переглядывались. Ведь они были готовы пойти на любые уступки. Но чтобы такое? Это же произвол!

В кабинет уже заходили воины с боевыми топорами, вывели присутствующих и отправили их в ближайшую тюрьму, из которой пришлось выпустить часть преступников, чтобы освободить места для членов правительства и депутатов. Байда вечером получил сообщение о победе и аресте правительства ВОРа. Вестника послали на самой быстроходной лодке, которая только имелась во флоте. Он приплясывал, как ребенок, хлопал в ладоши ии пританцовывал. Первого министра даже обнял и поцеловал в губы. Тот удивленно вытаращился на президента.

Вечернее небо столицы озарилось праздничными фейерверками. Весь

Но не все праздновали. Нашлись и такие, для кого это был не праздник, а настоящее бедствие. Для них этот праздник был как кость в горле. Это были генералы, которых отправили в отставку, придворные, которым не нравился стремительный взлет иноземца, министры, которые дрожали за свои кресла, боясь их лишиться. Среди них уже давно шел глухой ропот. Вслух они говорить боялись. Но победа над ВОРом заставили их действовать решительно. Медлить больше уже было нельзя. Им было ясно, что с завоевания ВОРа пробил их смертный час. Зачем они такие нужны президенту? Один Гуль всех их заменит.

Глава двенадцатая

Заговор против Гуля

Они всей душой желали поражения своей армии. Тогда никакого труда не составило бы сковырнуть Гуля и отправить в небытие. Но Гуль победил. Еще и как! Это была блистательная победа. Не потеряна ни одна лодка, нет ни одного убитого, даже раненого. Это просто невероятно!

Вековечный враг повержен. Острова ВОРа оккупированы. Гуль — национальный герой. Президент чуть не молится на него и награждает его всяческими наградами. По любому вопросу он бежит советоваться с ним.

Отставной генерал Ворон сохранил свою генеральскую дачу, хотя многие генералы их лишились. Может быть, президент учел его заслуги перед Отечеством. Как-никак участник трех войн. К тому же человек умный, хитрый и волевой.

Но такую поблажку сделал ему не за боевые заслуги, ибо таковых не имелось. Во всех трех войнах войска под командованием Ворона потерпели поражение. А сам генерал позорно бежал с поля боя. Все военные операции, которыми руководил Ворон, были позорно провалены. В армии его открыто презирали. Некоторые плевали вслед ему. Но было много и таких, которые боготворили его.

Дело было не в Вороне, а в президенте Байде, который не был так прост, как это могло показаться неискушенному в высокой политике человеку. У него всегда имелся запасной вариант. Байда ухватился за Гуля, вознес его на заоблачную высоту. Но это совсем не значило, что он во всем доверял Гулю. Вообще он никому не доверял. Как бы он ни был расположен к тому или иному человеку, но всегда был готов к предательству. Гуль не стал исключением. А что, если что-то пойдет не так, если он обманулся в своих ожиданиях и слишком передоверил человеку? Если Гуль завернет какую-нибудь загогулину? А у него, президента, ни одного союзника, ни одного соратника, ему просто не на кого опереться. Таково не должно быть. Всегда должен быть запасной, так сказать, аварийный вариант на непредвиденный случай. Ничто не должно было застать его врасплох. Он должен быть готов ко всему. Старый генералитет был изгнан с насиженных кресел. Но это не значило, что Байда поставил на нем крест. Некоторые генералы были изгнаны, если можно так выразиться, этак мягко. Ну, лишились должности. И этим всё ограничилось. Кресло освободили, но всё, что положено сидящему в кресле, осталось за ними. Привилегии их не пострадали.

И эта была довольно большая группа генералов, которых лишили должностей, но не лишили привилегий, положенных генералам. Особо ущемленными они себя не чувствовали. Ни один из генералов не оказался на тюремных нарах. Начавшаяся было в газетах компания по разоблачению генералов как-то подозрительно быстро затихла. Само собой, замолкли и разговоры по поводу дела генералов. Они продолжали жить в свое удовольствие.

Всё-таки генералы затаили обиду и среди них даже пошли разговоры о том, а не совершить ли военный переворот и не поставить ли во главе республики кого-нибудь их них. Первым делом, чтобы он расправился с ненавистным Гулем, а президента можно было убрать втихушку. На роль лидера — и с этим все согласились — лучше всего подходит генерал Ворон. Во-первых, фамилия звучит. Ну, что это за военный лидер, если он какой-нибудь Попиков или Засранцев? Зачем смешить народ? Имя лидера — это его флаг.

А во-вторых, среди генералов он был самый хитрый. Хотя хитрецов среди них водилось немало. И что это за генерал, если он не умеет хитрить? Если бы состоялся конкурс «Мистер-хитрец года», генерал Ворон, несомненно, занял бы первое место и приз зрительских симпатий. Это был виртуоз, гений хитрости, настоящий маг по хитросплетениям. Здесь он был само совершенство.

Время перейти от слов к делу. Собрались на даче. Дача — это условное название настоящего средневекового замка, который принадлежал генералу Шрулю. Построен он был, конечно, за счет бюджета. Ему бы за всю жизнь не заработать даже на одну башенку. А так вполне королевский замок.

Немножко перекусили и немножко выпили. А как же иначе. Любое дело должно начинаться с этого. Некоторые даже предложили замутить баньку с элитными шлюхами. Но серьезные генералы заявили, что банька, конечно, будет, но только поле того, как они примут план действия. А сейчас расслабляться не следует. Не тот момент.

Прислугу отправили. Все глядели на Ворона. Ворон грозно оглядел собравшихся. Некоторые поежились под его взглядом. Вот это настоящий генерал, если другим генералам он умеет внушить страх и трепет..

— Мать вашу! Сколько я вам раз говорил: не борзейте? Ну, берешь, но будь скромным. Понемножечку, потихонечку, незаметно, не афишируя этого дела. Так нет же! Хапают полным ртом! До чего довели армию! Уничтожили армию! Обобрали до нитки! Солдаты голодные, оборванные, оборванцы лучше выглядят. Оружия в руках не держали. Вот пришел Гуль и из нищего сброда создал армию. Да мы ему должны в ножки поклониться за это. То, что вся ваша орава не могла сделать, он сделал один.

— Товарищ генерал! Как же так? — удивились участники встречи. — Мы что собрались для того, чтобы восхищаться достижениями этого иноземца, который в любой момент всех нас может к ногтю прижать? Мы же вроде того-самого…А ведь скоро он до всех— нас доберется. И бошки нам поотрывает.

— И правильно сделает! — сурово нахмурив брови, отвечал Ворон. — Давно пора это сделать! Разжирели, сукины дети! Всякий страх потеряли! А вместо мозгов у вас мякина. Я понял, что ничего дельного ожидать не стоит. Что с дуб-деревом иметь дело, что с вами. Это не военные склады обворовывать. Поэтому слухай сюда и не отвлекаться. О выпивке и о бабах не думать! Всё внимание к тому, что я буду говорить. Не отвлекаться!

Понизил голос. Но всё равно его слышали даже в самом дальнем краю стола. Все сидели, не шелохнувшись, и боялись пропустить хотя бы одно слово. Некоторые даже не решались моргнуть. Ворон стал излагать план. Все были потрясены. Вот это башка! Не голова, а дом советов. Не просто варит, а самый настоящий кипяток. Любой из них ему и в подметки не годился. Вон как всё тонко и ловко. И откуда что берется? Простому уму это недостижимо. Гений — он во всем гений! Так что за Вороном они как за каменной стеной.

— Поеду я. На вас надеяться нельзя. Обязаательно дров наломаете и любое дело испортите. Сделаете только хуже. А тут нужен тонкий подход, дипломатия и знание психологии. А этими качествами среди собравшихся здесь обладаю только я. Причем в высшей мере. Так что эту миссию я беру на себя.

Будько, пузо которого упиралось в край стола, хотел спросить, что такое психология. Слово ему понравилось и он решил, что нужно ввести его в свой активный словарный запас. Тут же мудро передумал и мысленно похвалил себя за это. А то чуть-чуть не сорвалось с языка. Реакция же Ворона была непредсказуемо. Мог бы так его обмазать дерьмом. Кичиться своим невежеством не надо. Скромность даже генерала украшает, особенно в присутствии самого генералистого генерала, который был представлен здесь в единственном лице — в лице Ворона. И Будько похвалил самого себя за сдержанность.

Заговорщики обсудили план. Удар должен быть стремительным и такой, чтобы от Гуля только кучка пепла осталась. Дунули на нее — и всё! — ничего нет.

Покушение — дело опасное и непредсказуемое. А что, если не удастся? Здесь много случайностей. Если ниточки протянутся к ним, тогда уж точно головы не сить. Это же государственный терроризм, за который положена смертная казнь. Нет! Нет! Это очень опасно. Действовать только со стопроцентной гарантией, быть уверенными, что рыбка не сорвется с крючка. Такую гарантию может дать только клевета. Здесь попробуй разберись, где правда, где ложь, а человек уже измазан грязью с головы до ног. И отмыться ему очень сложно.

Сборы были недолги. Генерал Ворон был не только блестящим стратегом, который предвидел игру на несколько ходов вперед, но и практик. Это довольно редкое сочетание для генералов. У нас ведь как? Либо сплошная маниловщина: а что если перегородить пролив плотиной, и тогда холодные воды Ледовитого океана не будут проходить на юг, и на Камчатке будут выращивать апельсины и авокадо и полгода нежиться на пляжах, наблюдая за брачной игрой касаток среди океанской глади. А что если Луну пришпилить на супертрос? Трос накрутится на земной шар, и Луна упадет чуть ли не у нас на огороде всесте со всеми своими несметными богатствами?.. А что если поставить электростанцию, которая бы вырабатывал элекстричество от Гольфстрима…

А другие суетятся, мельтешат, ручонками сучат, ножками перебирают, а толку никакого. Хочется плюнуть и сказать: «Вы своими башками дурными сначала покумекайте, а потом за дело беритесь, рукосуи, мастурбаторы. Тьфу на вас триста раз!» Башкой надо думать, говнюки, а потом браться за дело! А не наоборот, как у вас обычно. Умел генерал Ворон любого опустить ниже плинтуса.