Огонь для души...

Эх, Женя, Женя…

А ведь я так ни разу не назвал его по имени — обязательно уважительно — дядя Женя. Мужик заслужил. Лучшего каминщика, печника и каменщика я не знал. Неуемная физическая сила чувствовалась даже под одеждой, просматривалась в походке. А еще он был добрый, хоть и своенравный.

В одно жаркое утро довелось видеть, как этот могучий мужик поднимал веревочной петлей ракушечные «штуки» на второй этаж строящегося особняка. Потом все же из интереса взвесили эти мокрые кирпичи — каждый около двадцати килограмм. Я вкладывал вначале по два в петлю, затягивал и, отбежав, кричал: «Вира!» А тут сверху: «А ну давай третий…» Ну, это понятно — и время экономим, и хочется себя испытать, да и заработать… А через несколько подъемов: «Давай четыре». Все, кто это видели, застыли с открытыми ртами. Десяти миллиметровым плетеным фалом дядя Женя без лишних звуков поднял в проем люка четыре «штуки» общим весом около восьмидесяти кило… И ведь нашелся тогда спорщик. Сам заказчик взобрался по лестнице и потянул таких же четыре. Но не хватило каких-то десяти сантиметров и груз рухнул вниз. Когда пыль рассеялась, вновь голос дяди Жени: «Кинь пятый. Так, для баловства». На возражения заказчика коротко ответил: «Так — для себя». Когда пять «штук» исчезли в люке, все кто видел это, не сговариваясь зааплодировали. Заказчик тогда принес новую широченную рубашку и отдал силачу со словами: «Держите, дядя Женя! Заслужили…» И только когда он повернулся к нам спиной мы поняли зачем ему рубашку подарили. Старая рубаха не выдержала рельефа мышц спины и расползлась по «живой ткани»…

Он никогда не курил и даже не пробовал. Выпить мог, но меру знал — «для легкого помутнения рассудка с целью затуманить окружающую действительность».

Он мог молча работать, внимательно прислушиваясь к разговорам, а после выдавал фразу, которая прекращала спор или сводила тему разговора к нулю. Растянули как-то тему обещания Горбачевым «каждому по отдельной квартире». Трепались где-то с час — благо, что работе не мешает. Заняты только руки. Когда у всех собеседников во рту пересохло, заварили свежего чаю. За чаепитием дядя Женя обрисовал свою точку зрения на этот вопрос, да так, что запомнилось навсегда.

«Каждому отдельной квартиры не будет. Если к этому пойдет, то прирост населения резко увеличится. Молодежь в надежде отхватить жилплощадь законным способом будет детишек «строгать». Когда же поймут невозможность выполнения этой инициативы — прирост резко пойдет на убыль. Еще с пяток лет и за квартиру убивать начнут. У молодых уже сейчас один выход — убить своих стариков. Обыграть все грамотно, как несчастный случай. И убить — тогда и будет у них жилье».

Помнится, тогда еще кто-то посмеялся. А через некоторое время все чаще в прессе и по ТВ проскакивали сообщения именно о таких способах решения жилищной проблемы. Спустя несколько лет я узнал, как дядя Женя помог решить этот вопрос для своего единственного сына — ушел из дому, мыкался по углам и друзьям. Позже уехал к какой-то женщине, но там прописаться не смог. Вернулся, осел в пригороде и работал на шабашках. Время от времени я подкидывал ему работу. К тому времени он уже строил камины. Дважды я наблюдал за его работой — было на что посмотреть, когда сильными руками он разминал в тазу глину или нес сразу по десятку кирпичей. Как-то зашел ко мне знакомый — мужик неплохой, но задиристый. Придирчиво посмотрел на строящийся камин и стал рассуждать, что камин мол прожористый и не выгоден — низкий КПД. Дядя Женя как раз примерялся из которого кирпича отколоть четверть. Помолчал, подумал, взял кирпичину. Зажал в руках, как в тисках и «хрясь» об колено — четверть отошла, как по линейке.

— Таким, как ты — не понять, — голос дяди Жени был как всегда тихий, без ноток раздражения, — ОГОНЬ — ЭТО ДЛЯ ДУШИ!!!

Они и сейчас исправно горят, всегда с отличной тягой, все сложены по одной схеме. Двумя каминами его работы мне пришлось долго пользоваться и каждый раз, разжигая подготовленную щепу, я вспоминал силача со скромной улыбкой.

Вспоминал и не знал, что почти два года, как его уже нет в живых.

Какая досада…

Помним тебя, долгая тебе добрая память.