Паровоз нашего времени

По берегу, опираясь на костыль и неся в руке пустое ведро, шла старуха. На голове повязан красный платок, поверх старого изношенного зелено-желтого платья одет фартук, настолько старый, что цвет его стал неопределимым. Ничего удивительного с первого взгляда, напротив типичная сельская картина.

За старухой след в след следовали маленькие, загорелые от постоянного пребывания на солнце, дети. Только что искупавшиеся в реке, еще мокрые. Мальчик самый крупный и рослый, шел позади всех, ведя велосипед и замыкая процессию. Детишки морщились, ослепляемые лучами, идущего в зенит, солнца. Разговаривали между собой. Искренне улыбались.

День только разгорался, только набирал обороты, обещал быть по — июльски жарким. Над верхушками деревьев кружила пара коршунов, ища добычу и делая всю картину дня еще более живописной.

Повернув в огород Кочетовых, старуха неожиданно оборвала прибрежную тишину. Запела:

Шел отряд по берегу, шел издалека,

Шел под красным знаменем командир полка.

Голова обвязана, кровь на рукаве,

След кровавый стелется по сырой траве.

Эх, по сырой траве!

Пела она хорошо. Дети уже не улыбались, шли сосредоточенно. По огороду вся колонна двигалась аккуратно, не задевая разросшиеся лозы арбузов и дынь. Старуха по-прежнему пела:

«Хлопцы, чьи вы будете, кто вас в бой ведет?

Кто под красным знаменем раненый идет?»

«Мы сыны батрацкие, мы — за новый мир,

Щорс идет под знаменем, красный командир.

Эх, красный командир!

Дети не понимая нелепости происходящего, хлопали ресницами и с серьезными, настороженными лицами смотрели по сторонам, боясь неожиданного появления хозяйской собаки.

Голос старухи был громким и красивым. Подчиняя себе все прочие звуки, он разносился во все стороны, в каждый уголок улицы.

Услышав поющую старуху, смотрящие телевизор Кочетовы, некоторое время были растеряны. Не песня, а сам факт пения на их территории заставил маму и сына на время оторваться от просмотра телевизора. Занятия бесполезного, но полюбившегося. Они с нескрываемым удивлением выглянули в окно. Из форточки, сквозь москитную сетку неслось гражданское, красное…

В голоде и в холоде жизнь его прошла,

Но недаром пролита кровь его была.

За кордон отбросили лютого врага,

Закалились смолоду, честь нам дорога.

Эх, честь нам дорога!»

Анна Кочеткова, хозяйка дома, оставив удивленного происходящим сына, пошла на улицу.

— Бабушка, как вы сюда попали? — стоя на крыльце, с удивлением в глазах и без единой нотки злобы в голосе, спросила Анна.

— Да ты не волнуйся, милая, ничего мы тебе в огороде не сломали. — на ходу, не смотря на Анну, прекратив петь, ответила старуха.

Хозяйка дома была растеряна. В голосе старухи не чувствовалось раскаяния.

— У нас же забор? Как вы прошли? — сойдя с крыльца, смотря на огород, спросила Анна.

— По берегу прошли! Он общий, а не только твой! — выходя из ограды, заявила старуха.

Анна не нашла что ответить старухе. Найти объяснения дерзости старой женщины ей тоже не удавалось. Списав все на ее возраст и уверовав в одну лишь эту, самую главную, причину, хозяйка дома лишь крикнула в ответ:

— Калитку хоть закройте!

Мальчик с велосипедом очень расторопно, исполнительно накинул петлю на ворота и поехал догонять остальных.

В воздухе снова зазвучал голос старой женщины. Слова песни, разбавленные тишиной, доносились и до юноши стоящего у окна.

Тишина у берега, смолкли голоса,

Солнце книзу клонится, падает роса.

Лихо мчится конница, слышен стук копыт.

Знамя Щорса красное на ветру шумит.

Эх, на ветру шумит!

Каждое слово, спетое этой женщиной, заставляло юношу окунуться с головой в то время, о котором она пела. В его воображении представал тот самый красный, как кровь, флаг. Гордые, смелые, настоящие герой шагали за командиром след в след, как эти дети за старухой. Небо было над ними темно — синее, сгустками черное, дождливое, плачущее время. Но где то, на лезвии горизонта прорезалось солнце, они шли к нему, к яркому, лучистому. Шли только вперед, только к солнцу…

— О, бабка, совсем с ума сошла — заходя в дом с удивлением, заявила хозяйка дома.

— Да!.. Мам, а куда они пошли? — поинтересовался Егор.

Особенность этого юноши было безграничное уважение к старшему поколению. Их он любил, хотя самому себе объяснить эту странную любовь не мог. Но один лишь вид старого человека, его морщинистого лица, и изможденных работой рук пробуждал в Егоре самые светлые и чистые мысли. Он очень часто представлял, как бы он выглядел старым, в очках и с костылем, обязательно с бородой. Ему нравилось фантазировать. Хотя еще одной его особенностью было то, что фантазировал он в не самое подходящее время: сидя на полке в бане, помогая матери на огороде. Он находил время пофантазировать, пофантазировать обстоятельно.

— Не знаю, в проулок завернули, может опять на реку. Нет, ну это надо — продолжала Анна— отгородились же, так нет все равно пролезли. Надо еще одну ограду, что ли ставить, что за люди!?

— Ну ладно, мам пойду я на улицу — сказал Егор. Ему очень хотелось дослушать песню, пофантазировать под нее.

— Обед же час. Я иду на стол собирать. Подожди — останавливала сына, Анна.

— Я скоро приду — распахивая рукой занавеску, весящую вместо двери, ответил Егор.

— Как всегда. Опять ничего не поел… что за люди. Вот жизнь. — присев на стул, отрывками, в слух, думала Анна. Солнце светило ярко в окно. Анна задернула шторы и открыла хозяйские хлопоты по дому.

Егор, стоя на заросшем берегу, искал внизу, у воды, странную кампанию. Коршуны по — прежнему кружили высоко в небе, пахло речкой и травами, очень сильно пекло голову. Егор встал под тень куста. Вдалеке, на повороте русла бродили в воде люди, их маленькие фигурки были яркими пятнами: красные, голубые, желтые купальники акцентировали внимание на себе, отвлекая от красивейшего сочетания бурно текущей реки и зеленых, сочных деревьев.

Оглядевшись и найдя старуху, Егор спрыгнул с берега, спустился к воде и сел на камень. Старуха была теперь с маленькой девочкой. Все мальчишки разбежались по домам.

Мысли сидящих на берегу оборвал крик коршуна, пролетевшего над головами. Птица скрылась в ближайших кустах, ища добычу. Огромная сила и мощь, чувствовавшиеся в каждом взмахе огромных серых крыльев, заворожили Егора, очаровали.

— Вот, стервец! — сказала старуха

Вдали послышался лай собаки и из-за кустов, вновь разрезая воздух, вылетел коршун, неся в своих когтях маленького цыпленка. Пролетев над берегом и вновь вызвав восхищение сидящих на нем, он скрылся за тополями и ивами, растущими непроходимой стеной.

« Уж не моего ли цыпленка понес!?» — подумал Егор.

— Пойду, полью своих домочадцев. Милая, принеси мне ведерко — попросила девочку старуха. Та немедленно выскочила из воды и сбегала за ведром, стоящим неподалеку.

— Спасибо, дочка — вставая с камня, поблагодарила девочку старуха. Взяла ведро и набрала его до половины водой.

Увидев это и решив, что половина ведра для такой старой женщины непомерная тяжесть, Егор подскочил к ней с желанием помочь.

— Здравствуйте! Давайте я отнесу — протягивая руку к ведру, предложил юноша.

— Нет, сынок, я сама — ответила старуха.

— Тяжело же.

— А как же, тяжело. Легко будет, когда помру. А я еще, сынок, пожить хочу, так что я сама, помаленьку — старуха осторожно стала выходить на берег. За кленами у нее были посажены подсолнухи, их она регулярно поливала, ухаживала за ними. Называла ласково — домочадцами.

Еще раз, окинув взглядом широкую реку, вдохнув чистого воздуха и постаравшись запомнить это чувство, Егор решил уходить.

Вдруг из-за высоких кленов вновь ровной гладью полился голос старухи. Отчего и почему она начинала петь, не понятно.

Мы дети тех, кто выступал

На белые отряды.

Кто паровоз свой оставлял,

Идя на баррикады.

Снова, какая — то острейшая игла уколола юношу прямо в сердце. Представил Егор гудящий паровоз, закопченного, черного машиниста, рельсы бесконечной лентой, уходящие в глубину тайги. Толпы людей с винтовками на плечах. Опять в воображении всплыл красный флаг и река. Юное сердце Егора переполнилось эмоциями, чувствами.

Наш паровоз, вперед лети.

В Коммуне остановка.

Другого нет у нас пути-

В руках у нас винтовка.

Средь нас есть дети, сыновья,

Что шли с отцами вместе,

Врагам пошлём мы свой снаряд

Горя единой местью.

Мы в недрах наших мастерских

Куем, строгаем, рубим,

Не покладая рук своих,

Мы труд фабричный любим.

Наш паровоз мы пустим в ход,

Такой, какой нам нужно.

И пусть создастся только фронт-

Пойдем врагов бить дружно.

Наш паровоз, вперед лети!

В Коммуне остановка.

Другого нет у нас пути-

В руках у нас винтовка.

Дослушав всю песню, убедившись, что бабушка больше не собирается петь, Егор запрыгнул на берег и задумчиво отправился в дом. Поднимаясь на крылечко его мысли прервал рев мотора. Рядом с его домом пронеслась машина. Черная иномарка, оставляя за собой облака пыли оставила еще и пару строк песни, донесшихся из динамиков.

Улыбнись, и я тебя замечу,

Улыбнись и я тебе отвечу…

Продолжение Егор не услышал, о чем он ни секунды не сожалел. Машина быстро скрылась за поворотом, оставив юношу наедине со своими мыслями, главными персонажами которых были паровоз, красный флаг и толпы людей. Фоном всем этим мыслям было чистое, голубое небо и солнце, сияющее необыкновенно ярко.

— Мам, кажется, я не в то время родился — заходя на кухню, заявил Егор.

Ага?!.. Садись обедать, мученик ты мой — ничуть не удивившись словам сына, предложила Анна.