Happy Family (рассказ на русском языке)

Катерина Бандурина

Happy Family

«Меня зовут Ася. Мне 25 лет. В 20 лет, я вышла замуж за американца, по имени Ален и уехала с ним в США. Я живу тут уже 5 лет и могу честно сказать – у меня самая счастливая семья на свете!!!» — так начинается моя книга, под названием «Happy Family».

Вообщем-то, начало почти правдивое. Я забыла только написать, что у меня длинные темно-каштановые волосы и зеленые, чуть раскосые глаза.

Мы с моим мужем стояли в аэропорту, в ожидании моих родителей. Сегодня, они должны прилететь из России. Вокруг нас собрались журналисты, с фотоаппаратами, камерами… С их прилета начнется наше турне по штату Техас, и всем, конечно же, хотелось запечатлеть начало нашего пути.

Ален стоял в толпе встречающих с табличкой, на которой были написаны имена моих родителей «Софья Николаевна и Евгений Алексеевич». Он знает, что у нас в России всех называют по отчеству, поэтому и написал корявой кириллицей эти слова на листке бумаги. Я стояла рядом и думала, зачем он это сделал? Ведь мои родные мама с папой, без всяких табличек узнают меня… Но Алену всегда важно было все делать по правилам.

И вот, люди повалили из стеклянных дверей зала прилета. Взъерошенные, после долгого перелета, сонные, уставшие, с ничего не понимающими глазами. Они тяжело тащили за собой чемоданы и сумки. Кто-то был уже подшофе, после порций коньяка в самолете – явно наши, русские. Кто-то восхищенно озирался, как будто он был уже не в зале аэропорта, а прямо на Таймс Сквер – явно прилетевшие в первый раз туристы. Вот и мама с папой выходят из этих дверей. Мама, замотанная кучей сумок и полиэтиленовых пакетов, возилась в них, ища чего-то. Одновременно, она что-то говорила папе, который тащил в обеих руках по большому чемодану, а на плече у него была еще квадратная коричневая сумка в клеточку.

— Мама! – крикнула я.

Журналисты оживились, включили свои камеры, наставили их на толпу прилетевших.

Папа первый увидел нас с Аленом в толпе встречающих. Он быстрым шагом направился к нам. На лице у него расплылась радостная детская улыбка. Мама перешла на бег трусцой и через минуту, мы уже обнимались и целовались.

— Привет! Ну, как вы?! Как долетели?! Как вы там поживаете!!!

— Хорошо, хорошо, Асенька, загорелая-то какая!

— Hello! Hello! Glad to see you! (здравствуйте, здравствуйте, рад вас видеть!)

— Ничего не понимаю, что он там бормочет… — ворчал папа.

— Пап, он рад тебя видеть!!! А ты поправился!

Я чмокнула папу в щеку, потом во вторую. Он обнял меня за плечи, пожал руку Алену, и мы дружно зашагали к выходу. Ален взял у папы чемодан, я взяла один из маминых пакетов.

Журналисты пошли за нами.

— Слушай, я не ожидала, что нас с самого прилета будут снимать! – мама неловко поправила прическу.

— Да ты шикарно выглядишь, Сонечка – папа взял маму под руку, как это делали в советских черно-белых фильмах.

— Да, мам, все нормально, Эрик сказал, что это работает на имидж. Как же мы давно не виделись! – я не сдержалась и прильнула к ней.

Мама остановилась, на глаза у нее навернулись слезы. Она вдруг обняла меня крепко-крепко. Мы стояли так минуты три, и я не решалась прервать этот ее внезапный порыв.

— Асечка, девочка моя, — повторяла она и ерошила мне волосы.

Ален неловко топтался рядом. Он то открывал рот, как будто что-то хотел сказать, то закрывал, понимая, что сейчас не время. Потом, он нерешительно постучал пальчиком по моему плечу и тихо сказал

— There’s a taxi waiting… (там такси ждет…)

— Yeah, yeah (да, да) – ответила я и отпустила маму.

Журналисты тут же обдали наши заплаканные лица резкими вспышками фотоаппаратов.

Пока мы ехали в такси, я вспомнила, как мы всей семьей в детстве отдыхали на даче… Был уже август, и природа потихоньку начинала желтеть и созревать. В тот вечер разразилась невероятной силы гроза. Вокруг нашего дома были огромные луга, которые никогда не встретишь в расчерченной по линеечке США. Ветер неистово трепал наш деревянный домик, все скрежетало, завывало и клацало. Мне было безумно страшно, и на каждый раскат грома я накрывала голову одеялом. Мне говорили, что если вокруг дома открытая местность, то может образоваться шаровая молния и влететь в дом. Я жутко этого боялась. А папа говорил, что для того, чтобы определить, насколько близко бьет молния, надо сосчитать насколько гром отстает от молнии. Если разница между вспышкой и звуком меньше десяти секунд – то молния бьет совсем рядом.

Вдруг, сверкнуло так ярко, что я даже зажмурилась. И почти тут же раздался не грохот, а какой-то жуткий треск. Порывом ветра, у меня в комнате распахнуло окно, и я вскочила с кровати. К горлу подступил кислый комок страха. Я с визгом выбежала из комнаты, промчалась по коридору и вбежала в комнату к маме с папой.

Я стояла босая, перепуганная, в дверном проеме, не решаясь разбудить их. Но мама уже сама проснулась, строго посмотрела на меня.

— Что случилось?

— Мне страшно… можно я тут полежу? – прошептала я.

— Ась, ты уже не маленькая девочка. В восемь лет, надо понимать, что это просто явление природы. У нас стоит громоотвод.

Раздался еще один раскат грома, и я вздрогнула.

Папа посмотрел на меня, потом на маму.

— Сонь, не ворчи. Иди, Асют, — он откинул одеяло и теплым взглядом пригласил меня.

Я рванула к ним, забралась между мамой и папой. Они накрыли меня мягким одеялом. От их тел мне стало очень тепло. Мама стала поглаживать меня по спине. Я закрыла глаза, подтянула ноги к животу и почувствовала себя такой счастливой… От того, что они рядом. Я точно-преточно знала, что пока я вот так вот лежу с ними, никакая шаровая молния, меня не достанет. Ничего на свете не сможет со мной случиться. Это по определению – невозможно. Потому, что справа – папа, а слева – мама. И все тут!

Я ставила в микроволновку суп из пакетика. Мама с папой суетились, накрывая на стол. Мама подавала тарелки папе, а папа, стоя в двух шагах от стола, ставил их. Зачем был нужен этот глупый конвейер – непонятно. Меня немного раздражала их неловкая суета. Ален сидел за столом, безвольно ожидая ужина и созерцая происходящее вокруг него.

— Асечка, где у тебя ложки? – спросила мама.

— Я думаю, можно не ждать Эрика, он подъедет попозже… — я очень волновалась, когда же он приедет. Мы выделили ему отдельную комнату на первом этаже нашего дома. Потому, что завтра с утра он отправится в путь с нами.

— А Эрик – это твой издатель? – поинтересовался папа.

— А, вот в этом ящике, все, нашла, — мама достала ложки.

— Мы поедем на разных машинах. Мы – в микроавтобусе. А Эрик будет ехать впереди нас, чтобы успеть все подготовить к нашему приезду. Завести книги в магазин, организовать встречу с читателями… — объясняла я родителям.

— Tomato soup? (томатный суп?) – оживился Ален, почувствовав запах ужина.

— В самолете просто невозможно столько высидеть… девять часов… мне казалось, я больше никогда в жизни не сяду! – жаловался папа.

— Да, да, ну рассказывайте, как вы там живете, в России? Как тетя Галка?

— А вы ремонт сделали? – заметила мама.

— Is it a tomato soup? (Это томатный суп?) – допытывался Ален. Ему было явно неловко. Мы, без умолку, болтали на русском, а он не понимал ни слова. Хотя… мы и сами не понимали, что каждый из нас говорил… Вообще, непонятный какой-то разговор… каждый просто говорил что-то свое, не слушая другого, не ожидая ответа… Наверное это происходило потому, что мы так давно не общались, что стало трудно возобновить какую-то утерянную связь… Я, честно говоря, просто не знала, что спросить у мамы с папой…

Когда мы уже уселись за стол, разговор пошел заметно легче.

— Пап, ну, как там у тебя в университете?

— Сонечка дописала диссертацию, ее назначили зав кафедры издательского факультета.

Папа нежно погладил маму по руке. Сколько же лет они уже вместе? А все равно, смотрят друг на друга так, как будто недавно познакомились… Наверное, такая любовь бывает раз на миллион. Они каждый день вместе, работают в одном учреждении… Папа – ректор филологического университета, мама вот теперь, стала деканом. На работу – вдвоем, с работы – вдвоем. Дома – вместе. Не помню, чтобы я когда-нибудь видела их по отдельности… с самого детства…

— Поздравляю, мам! – я приподняла стакан с соком, в знак поздравления. Ален вопросительно поднял брови.

— Mom just finished her doctorate and has been appointed chair of her department (мама закончила писать диссертацию, ее назначили зав. кафедры) – объяснила я Алену.

— Congratulations! Glad for you! (Поздравляю! Рад за вас!) – Ален расплылся в улыбке.

— А мы гордимся, что ты у нас пошла в гору! Целую книгу написать! – порадовалась мама.

— Да, она станет бестселлером этого сезона! Раскупают на раз! Меня уже снимали в паре передач на кабельных каналах! – я и правда очень гордилась собой.

— Да, — скептически затянул папа, — только вот, жаль она не переведена на русский…

— Пап, я думаю, этого и не случиться. Эрик говорит, не целесообразно распространять ее за пределами Америки…

— Ну, нам-то ты можешь пересказать хотя бы, о чем она?

— Да ну… вам все равно будет не интересно… — я опустила глаза.

— Ась, как это нам может быть не интересно? Дочь родная книгу пишет, а нам не интересно? – возмутилась мама.

— Может, подскажем тебе чего… Мы все-таки в литературе разбираемся… по роду деятельности… — докапывался отец.

— Поздно уже. Она уже напечатана. Или ты думаешь, из-за ваших каких-то поправок ее перепечатывать будут? Ты соображаешь, сколько это стоит? – раздражалась я.

— Ты, Ась, не кричи. У тебя отец – мудрый человек. Может на будущее просто что-нибудь подскажет. Это ведь не последняя твоя книга, я надеюсь?

— Мам, а почему вот вы всегда так? Вы даже ее не читали, понятия не имеете, что там, а уже убеждены, что я облажалась?!

— Ладно, Сонь. Она никогда не ценила наш опыт, и уж тем более не слушала советов.

— А вы никогда мне не доверяли! Всегда считали, что все, что я делаю – полное говно! – Я не выдержала, вскочила со стула, отвернулась к раковине.

Ален встал из-за стола, подошел ко мне, мягко обнял за плечи.

— What’s up honey? (Что случилось, дорогая?)

— Да, иди ты!

Я сбросила его руки резким движением. Ален поджал губки, как ребенок, сел обратно за стол и, с извиняющийся улыбкой, посмотрел на маму с папой.

— Не переживай, Ален, это у нее бывает. Заскок называется, — отец жестом попытался объяснить Алену, что со мной происходит, покрутив пальцем у виска, другим – показывая на меня.

— Конечно! Все, чтобы я не делала – заскок или детская придурь! Я у вас вообще идиотка, да Ален?

Ален, ничего не понимая, посмотрел на меня испуганными глазами. Он был смущен от того, что ничего не ожидая, был вовлечен в какую-то непонятную для него разборку.

— What’s going on, Asya? What are you talking about? (Что происходит, Ася? О чем вы говорите?)

— Ладно, Ась, сядь за стол. Суп стынет, – приказным тоном сказала мама.

Я молча села, по привычке, повинуясь маминому строгому голосу. Взяла ложку в руку и стала возить по тарелке.

— И все-таки, могла бы уж вкратце хотябы рассказать, о чем книга. Мы ради тебя с работы сорвались, прилетели, для твоей пиар акции, а ты с нами, как с чужими! – папа строго посмотрел на меня.

Я не выдержала, бросила ложку в тарелку, встала из-за стола и ушла к себе в комнату.

Из-за двери я слышала, как Ален сказал “I’m sorry” (извините). Он еще извиняется за меня!!! Ничего не понимает! Вообще не знает в чем конфликт, но извиняется!!! Осел! Лишь бы выглядеть чистеньким, правильненьким, вежливеньким! Я походила кругами по комнате, выпуская пар. Вдруг, в дверь позвонили. Я вылетела из комнаты. Ален успел уже подойти к двери, но я его отогнала и сама открыла гостю. Как я и ожидала, на пороге стоял Эрик. Обаятельный мужчина тридцати лет, с рыжими волосами, веснушчатым лицом и хитрющей улыбкой.

— Hi! (привет!)

-Hello! (здравствуй!)

Мы обменялись поцелуями в щечку, и я проводила его на кухню. Там царила напряженная атмосфера, как всегда бывает после стычки.

— Please take a sit Erik, have dinner with us. (пожалуйста, садись, Эрик, поужинай с нами).

Пока я ставила его тарелку на стол, доставала ему стакан и ложку, я объясняла родителям.

— Это Эрик. Он – мой издатель. Это ему пришло в голову, что для лучшей раскрутки книги, надо вызвать вас из России. Книга называется «Счастливая семья» и по идеи, все думают, что она автобиографична. Американцам больше нравится думать, что автор пишет про себя лично… такой уж народ… Вообщем, на презентациях моей книги во всех магазинах мы и будем представлять из себя ту самую счастливую семью, про которую там написано. Понятно?

— А что нам нужно будет делать? Книги подписывать? – спросила мама.

— Нет, книги подписывать буду я. А вы будете просто стоять рядом, с вами будут фотографироваться и на встречах с читателями, которые организует Эрик, вам будут задавать вопросы.

— Ась, — нахмурился отец, — если нам будут задавать вопросы… логично будет, что нам надо знать, о чем там написано.

— Так. Значит, вам не будут задавать вопросов. Просто будете стоять и улыбаться!

— Ась, ты что-то от нас скрываешь? – заволновалась мама.

— Ничего! Все, сняли тему!!!

Тут не выдержал отец. Он медленно встал из-за стола и вышел.

— Пап, это не вежливо! У нас гости! — крикнула я ему.

— У нас гости!!!

Видимо, он не посчитал нужным мне что-то ответить.

— I’m sorry for my dad. He’s just an old asshole (Извиняюсь за своего отца. Он просто старый придурок.), — сказала я Эрику. Эрик засмеялся каким-то уж больно высоким смехом. А Ален смутился и шепнул мне

— Take it easy Asya! He’s your dad anyway… (полегче, Ася! Он твой папа, как-никак…)

— What the hell do you know? (ты-то что знаешь?) – презрительно фыркнула я.

Ален опять смущенно потупился и продолжил молча жевать свой суп.

Кругом было совершенно темно. Я стояла на коленях, опершись на локти. Эрик стоял сзади меня. Одной рукой, он крепко держал меня за волосы, другой водил по обнаженным бедрам. Ритмичными движениями, он глубоко входил в меня, а я старалась сдержать вырывающийся из груди стон. Мы оба тяжело дышали… В какой-то момент, я почувствовала, что Эрик остановился и тогда я взяла инициативы в свои руки. Я сама стала двигаться взад-вперед, а Эрик откинул голову назад и еле слышно шептал «Oh, God! Yeah! Oh, God! » (О, боже! Да! О, боже!). Его пальцы остро вонзались мне в бок, но я не чувствовала боли. Истома пронизывала все мое тело. Но еще больше меня заводил не сам процесс, а мысль… Мысль о том, что я совершаю что-то ужасное… какое-то низкое, грязное грехопадение, развращаюсь до кончиков волос. Муж спокойно спит в нашей спальне, а я, в его собственном доме, почти у него под носом неистово трахаюсь с человеком, с которым он только что дружелюбно ужинал… Я чувствовала себя падшим ангелом. Падшим, в который раз…

Утром, Эрик уехал первым. Мы переносили чемоданы и сумки в подогнанный им микроавтобус. Эрик решил, что дешевле будет самим ездить на взятом на прокат микроавтобусе, чем каждый раз покупать билеты на самолет или поезд. Мы с Аленом договорились, что вести будем по очереди. Он – днем, я – вечером.

Войдя в гостиную, я увидела, как папа, воровато озираясь, наспех запихивал мою книгу себе в сумку.

— Пап, зачем ты берешь книгу?

— Ее уже и на память взять нельзя? Как сувенир? Или на нее вообще не дышать нельзя, не прикасаться?! – сердито спросил папа.

— Да бери, хрен с тобой… — буркнула я себе под нос и пошла дальше переносить сумки.

Когда мы уселись в автобус, Ален завел мотор и, с радушной улыбкой, крикнул

— Let’s go!!! (поехали!!!)

Но его радость быстро сменилась тяжелым молчанием. Мы все ехали молча, трясясь в автобусе, изнывая от этой чертовой жары. Папа обдувал маму сложенной вдвое газеткой. Я сидела рядом с мужем и заметила, что он странно на меня косится…

— What’s up, Alen? Do you wanna ask me anything? (что такое, Ален? Ты хочешь меня о чем-то спросить?)

Ален обернулся назад, убедился, что мама с папой не смотрят на него, и тихо спросил.

— Where have you been last night? I woke up but you weren’t there… (где ты была сегодня ночью? Когда я проснулся, тебя не было в кровати)

Холодок защекотал мне грудь изнутри. Я посмотрела ему в глаза, стараясь сделать самые невинные глаза.

— I was watching a movie. It was on very late and I went downstairs not to wake up my mom and dad. (Я смотрела фильм. Он шел по телевизору очень поздно, и я спустилась вниз, чтобы не разбудить маму с папой.)

— Yeah? What was it about? (Да? О чем он был?)

— About love, suffering, tears and pain. You wouldn’t like it… (О любви, страданиях, слезах и боли. Тебе бы не понравилось…)

— Hmm… I see. I heared some banging from downstairs… (А. Понятно. Я слышал какой-то стук снизу…)

Он знает? Нет… не может быть… он не мог узнать… что бы такое придумать? Хотя… мне вдруг стало так безразлично, что он там себе думает… Мне стало настолько все равно, что не захотелось ничего придумывать.

— I don’t know. I heard nothing. (Я не знаю. Я ничего не слышала.)

— Maybe a wind… (может быть ветер…) – задумался он.

Ну вот. Он сам придумывает объяснения, которые его устраивают. Конечно, он подозревает что-то… но он просто боится, просто трусит… Ему страшно открыть глаза и осознать то, что происходит. Он будет сам себе выдумывать нелепые сказки, оправдывая меня. Все, что угодно, лишь бы не правда… Таков уж Ален…

Дальше все снова ехали молча. Я жутко не выспалась за эту ночь и прикрыла глаза, пока муж был за рулем. Потому, что вечером мне предстояло сесть за руль, и нужно было отдохнуть… Странно… с приездом родителей, во мне начали просыпаться те самые воспоминания, которые я зарыла на самое дно своей памяти и поклялась не доставать никогда… Я отгоняла их, отгоняла, но они все равно прорастали, как сорная трава сквозь асфальт…

Мне было тогда пятнадцать лет. Я возвращалась из школы домой. Зимой у нас темнело рано, так что я шла по совершенно темной улице. Я перебегала с одного кругляшка света от фонаря, на другой. Под ногами кашей месился грязный снег.

Вдруг, из-за угла дома ко мне вышел Сеня. На нем была желтая стильная шапка и черная куртка. Он посмотрел на меня из-под своих длинных ресниц и вальяжно спросил

— Лежина, ты домой?

Я остановилась. Сеня со мной разговаривает? Сам??? Этого не могло быть!!!

Я замялась.

— Ну, да… а что?

— Да так…

Он пнул большой кусок льдинки.

— Прикольный у тебя шарф.

Я покраснела. Сене понравился мой шарф!!! ААА!!! Да теперь я его всегда-всегда буду носить!!! Даже летом! Даже мыться в нем буду!!! Нет, мыться не буду, чтоб не испортить…

Я стояла молча и не знала чего бы такое ему сказать. Но уходить я не хотела. Да и не могла. Меня примагнтитло к тому месту, на котором я стояла.

— Я тут шатаюсь… Не хочешь со мной?

Тут я просто обалдела! Я даже сказать ничего не смогла. Я хотела крикнуть «Конечно!!! С удовольствием!!!»

Но из меня вырвалось только хриплое сдавленное

— Угу.

Он отвернулся от меня и пошел во двор. Я понеслась за ним. Он шел, широко расставляя ноги, небрежной походкой. Я семенила чуть сзади. Мы дошли до гаража. Вдруг, он развернулся, посмотрел прямо мне в глаза и спросил

— Ну, че, целоваться хочешь?

Я не знала, что сказать… Я никогда еще не целовалась, не знала, как это делается… Сеня – самый крутой парень в школе! Он учился в параллельном классе и раньше даже не смотрел на меня. А тут – целоваться!!! Я была готова взлететь в воздух, куда-нибудь не ниже шестого этажа!

— Ну? – вопросительно протянул он.

— Угу, — повторила я.

Он подошел ко мне, взял меня за плечи, по-хозяйски прислонил к гаражу. Во рту все пересохло…

Он облизал свои губы, закрыл глаза и стал приближаться ко мне. Я тоже закрыла глаза и стала жать. Прошла, наверное, целая вечность, прежде, чем я ощутила на своих губах прикосновение его холодных губ. Таких невероятно холодных… и твердых… таких… Я открыла глаза. И тут же мне в рот набили кучу грязного снега, так, что на зубах захрустели песчинки. Вокруг уже собралась компания парней и девчонок из нашей школы. Все смотрели, как я давлюсь и отплевываюсь. И все ржали!!! Сам Сеня стоял в стороне, скрестив руки на груди, и ехидно посмеивался. А возле меня, со снегом в перчатке стояла Янка. Это она и пихала мне в рот грязный снег.

Я разъяренно толкнула Янку, и она упала лицом в сугроб.

Я бросилась бежать, но злобный рев Янки догнал меня.

— Лови!!! Держи!!!

И следом, меня догнали чьи-то руки, чьи-то ноги. Они все набросились на меня, повалили в сугроб и стали заваливать меня снегом. Везде – за шиворот, в грудь, в штаны мне запихивали мокрый, обжигающе-холодный снег… Я пыталась вырваться, что-то орала, царапалась, билась… но их было так много и под конец чувство бессилия, сразило меня. В конце-концов, я прекратила вырываться, просто лежала и позволяла им издеваться над собой. Они засыпали мне снегом лицо, возили мою голову в сугробе… И рядом с этими искаженными злорадством лицами, было лицо Сени, надменно стоящего чуть поодаль. Я заплакала.

А когда я пришла домой, было уже совсем поздно…

Мама с папой сидели в гостиной.

Я зашла в комнату.

Мама строго посмотрела на меня.

— Где ты была?

— Мам, я задержалась…

— Почему ты вся мокрая?!

Я молча опустила глаза.

Мама подошла, больно схватила меня за руку и потащила в ванну.

— Так, раздевайся немедленно и все суши! Ты же знаешь, у отца встреча со спонсорами! Мы тут сидим, ждем, пока ты придешь! А тебя все нет! Ты представляешь, что мы пережили тут!

— Мам, я не специально…

— Конечно, ты не специально. Ты всегда не специально! Возишься где-то там, а мы уже на пол часа опаздываем из-за тебя!

В ванну вошел папа.

— Так, на выходных никуда не идешь, поняла?!

— Как?! Папочка!!! Но Оля меня приглашала, она ждет!!! – взмолилась я.

— Значит, если мы сказали после школы – сразу домой – так и надо делать! А не шататься бог знает где целый вечер! – сказал отец, развернулся и ушел.

Мама открыла воду в ванне.

— Значит так, прогреешься в ванне, потом вылезешь – выпьешь чай с медом. Поняла?!

— Мам, ну можно я к Оле пойду? – слезы уже накатывали на меня.

— Нет. Как отец сказал, так и будет. Все. Наказана! Нечего болтаться неизвестно где!

Тут я решила сознаться.

— Мам… меня ребята схватили… они мне снег везде напихали… Я не специально, это они, они… — я уже захлебывалась в рыданиях.

Мама остановилась, строго на меня посмотрела.

— Так, значит, тебя схватили и валяли в снегу?

— Да, Яна, Сеня… пихали мне в рот снег и в штаны!!!

Мама посмотрела на часы.

— Значит так. Мы сейчас опаздываем, но так этого не оставим. Значит, надо позвонить Виталику, пусть сходит в школу, расскажет об этом учителям!

— Что?!!!

Эта мысль просто убила меня наповал.

Во-первых, если все рассказать учителям, а учителя расскажут их родителям – меня просто убьют потом! А во-вторых… рассказывать о таком позоре Виталику… Он то, к тому же, станет выяснять, как все произошло… а вдруг узнает, что я хотела целоваться с Сеней? Нет, нет… ни в коем случае… И вечно они спихивают меня на Виталика… А он… он такой добрый… он всегда меня слушает, не то, что мама! Он переживает за меня! Он даже с работы отпросился, чтобы меня в день рождения в парк сводить!!! И он так на меня смотрит…

— Мам, не надо Виталику рассказывать, пожалуйста!

— Так, Ась. Это нельзя так оставлять. Мне сейчас просто некогда, но я обязательно с этим разберусь!

— Нет, мама, не надо!

Мама потрогала воду. Она была обжигающе-горячей.

— Все, садись в ванну.

— А ты не расскажешь Виталику?

— Все, Ась. Мы побежали.

Она вышла из ванны, закрыла за собой дверь. Ни пожалела, ни поцеловала, ничего… просто вышла – и все. Я забралась в ванну, всхлипывая и утирая слезы. Теплая вода разморила меня, я закрыла глаза и передо мной, всплыло доброе улыбающееся лицо Виталика. Он-то всегда бы меня пожалел… А может быть, даже и поцеловал…

Мы ехали уже очень долго по темной извилистой трассе. Кругом – справа и слева простиралась душная, безлюдная, пыльная пустыня. Жутко было думать о том, что за валунами и корягами таятся змеи и скорпионы. Какая-то молчаливая, мерзкая опасность была в этих ползучих созданиях. Конечно, я их не видела. Мы проносились мимо них со скоростью сорок миль в час… Но осознание того, что они сидят там, смотрят на наш проезжающий фургон своими маленькими колючими глазками и что-то шипят или шепчут этому невероятно сухому ветру, кололо меня куда-то в грудь.

Мама положила голову папе на плечо и тихо посапывала. Папа увлеченно разгадывал сканворд, запасливо привезенный с собой из России. Ален свернулся в клубок и тоже спал себе невинным сном младенца. Радио перебивалось какими-то помехами, и я его выключила. Вдруг, что-то черное метнулось через дорогу. Я резко нажала на тормоз, но машина не остановилась, она продолжала нестись к этой тени, слишком медленно снижая скорость. Заскрипели тормоза, я зажмурилась и услышала глухой удар. Нет, не услышала – ощутила всей кожей… Ален проснулся, замотал головой.

— What’s up? What’s happened? (что такое? Что случилось?)

— I don’t know… I’ve crushed into someone… Good, Lord! (не знаю… я сбила кого-то… о, боже!)

Я быстро отстегнула ремень безопасности и выскочила из машины.

На дороге, возле нашего фургона лежала собака. Она смотрела на меня огромными влажными глазами и молчала… Глупо, конечно она молчала, как может собака говорить?! Но это ее молчание было настолько выразительное, что меня пробила дрожь… Она молчала так безысходно, так смиренно, что я была бы рада, если б она начала скалиться или укусила бы меня… Но она изо всех сил, во всеуслышание молчала… Я провела рукой по ее шерсти и почувствовала на ладони что-то липкое. Кровь. В свете фар было плохо видно, откуда именно течет кровь, да и шерсть была слишком густая. Вокруг носился Ален с какими-то нелепыми словами, суетился. Сонная мама вышла из машины и молча, с ужасом смотрела на собаку.

— Что будем делать? – спросила она.

— Надо срочно ее отвезти в больницу!!! Срочно! – я схватила собаку, понесла ее в фургон.

Откуда во мне взялось столько сил – до сих пор не понимаю. Я действовала на инстинктах… Ален крутился вокруг, пытаясь помочь, но все никак не мог пристроиться к телу животного. Но он хотябы догадался распахнуть мне дверь. Папа с ужасом увидел, что произошло, встал, помог мне положить собаку на кресла.

— Мне кажется, она не доедет… — грустно сказал папа, посмотрев на нее.

— Доедет, доедет, — сказала я скорее не папе, а этим большим собачьим глазам, пытаясь хоть как-то их успокоить.

Мама с Аленом стояли рядом и молча смотрели, как я глажу собаку по уху.

Я обернулась.

— Why are you staying?! Go, go, go! Drive! (Ну, что ты стоишь?! Садись за руль!)

— Where to? (Куда ехать?) – растерянно спросил Ален.

— Anywhere… any village… there has to be a vet! (куда угодно! В любую деревню… Там должен быть ветеринар!)

Ален пошел заводить мотор. Я сидела рядом с этим меховым созданием. При других обстоятельствах я бы жутко ее испугалась. Я вообще, боюсь собак, а эта была просто огромная. Огромная, черная собака с острыми зубами… Но тут, лежа на креслах, она выглядела, как маленький мохнатый человечек, которого я, лично я, лишаю жизни!!!

Мама отвернулась.

Я движениями и поглаживаниями пыталась успокоить собаку. Я пыталась через ладонь передать все свое тепло, все свое сожаление…

Вдруг Ален затормозил.

— Why have you stopped? (Что ты остановился?) – спросила я.

— I dunno the way… (Я не знаю, куда ехать…) — пробормотал он и начал доставать карту. Нелепыми движениями, Ален развернул карту, стал водить пальцем по дороге, как первоклассник, который читает букварь и водит пальцем вдоль строчки. Папа подсел к нему, они оба уткнулись в карту. Собака начала дрожать. То сильнее, то слабее…

— Ну, что вы там возитесь?! Она умирает!!!

— Тут нет городов поблизости… — сказал папа, — только в часах двух-трех езды…

— Может вызвать скорую? – предложила мама.

Ален посмотрел на маму, потому, что по тону голоса почувствовал, что она что-то предлагает. Я перевела.

— She offers to call 911 (Она предлагает вызвать 911).

— Well… do you know how much it costs? (Ну… ты знаешь, сколько нужно платить за вызов?) – замешкался Ален.

Платить!!! Боже, в этой Америке даже за вызов скорой нужно платить!!! Но самое страшное, что сейчас, когда у меня на руках истекает кровью несчастное животное, первая мысль Алена была именно об этом… Мне стало противно. Противно даже отвечать ему что-либо.

Я взяла сотовый и набрала 911.

Вежливый женский голос сказал “Hallo, 911 listening.”(«Алло, 911 слушаю вас»)

— Hello… We’re on the Road 35. Here had happened a crash … (Здравствуйте… Мы на шоссе номер 35. Произошла авария…)

— How many people are injured? (Сколько человек пострадало?)

— None, people are not injured… but we hit the dog! Please, come as soon as you can. This is… What mile is it? (Нет, люди не пострадали… но мы сбили собаку! Приезжайте, пожалуйста. Это… Какой это километр?) – обратилась я к Алену. Он завертел головой, смотря в окна.

Женщина из трубки вежливо сказала

— We don’t deal with animals. We are people rescue service. Do people need help? (Мы не занимаемся животными. У нас служба спасения людей. Людям нужна помощь?)

— No, no. All people are all right. But the dog will die now, it’s all bloody and shivering… (Нет, нет. Все люди целы! Но собака сейчас умрет, она теряет много крови, ее трясет…)

— If the people aren’t hurt, we can do nothing to help you. Thank you for the call, good evening. (Если люди не пострадали, то мы ничем не можем вам помочь. Спасибо за звонок, приятного вечера).

В трубке раздались короткие гудки.

Я была готова выть во весь голос. Ален все еще мотал головой, ища за окном столб с указателем километра, на котором мы остановились.

— Drive!!! (Поехали!!!) – заорала я на Алена.

Ален вздрогнул, и резко тронулся с места, сам не понимая, зачем и куда…

Вдруг, я увидела за окном домик. На нем горела яркая вывеска «Аппетитные пирожки». Я попросила Алена затормозить около этой забегаловки, выскочила из машины.

За стойкой меня встретила седая бабулька в аккуратном белом фартуке.

— Hello. Do you know where can I find a nearby vet? (Здравствуйте. Вы не знаете, где тут можно найти вет. клинику?)

— What?! (Что?!) – удивилась старушка.

— A vet… we’ve hit the dog, it’s in our car… we need to get it to the vet as quickly as possible… (Вет. клинику… мы сбили собаку, она сейчас у нас в машине… нам срочно нужно показать ее врачу…)

— Eh…well… if you’ll drive rightward right after the ad-board, you’ll see a small village. It’s not generally a village at all, cause there’re just four houses… But it’s quite cute. I’ve been living there for fifteen years already… (Э… ну… если вы свернете направо за рекламным щитком, вы увидите маленькую деревню. Вообще-то, это не деревня, потому, что там стоит только четыре домика… Но там довольно мило. Я живу там уже пятнадцать лет…)

— Do you have any docs there? (Там есть врачи?)

— No, you see, we have to go to the city for the medicines. It’s about three hours away… (Нет, вы знаете, мы ездим за лекарствами в город. Это где-то в трех часах езды отсюда…)

— We don’t have three hours! (У нас нет трех часов!)

— Why are you shouting at me?! Will you take cakes? We are having a really good blueberry pie today. (Что вы кричите на меня?! Вы будете заказывать пироги? У нас сегодня черничный особенно удался) — старушка довольно погладила себя по бокам.

— What the hell pie!!! I need someone dealing with pets…or any doctor… we’ll pay! (Какой пирог!!! Мне нужен кто-нибудь, кто разбирается в животных… или любой доктор… Мы заплатим!)

— Well… Monica’s kid was studying medicine… (Ну… У Моники сын учился на врача…)

— How can we find him? (Как его найти?)

— Oh… he moved to LA, he wants to sing in a musical… (О… он уехал в Лос-Анджелес, хочет петь в мюзикле…)

Вдруг, в кафе этой непроходимой идиотки распахнулась дверь, и вошел отец. На руках он держал собаку.

— Куда? Куда ее класть? – спросил он.

— Зачем ты ее притащил? – оторопела я.

— Ну, ты же сюда понеслась… я подумал, это и есть клиника… вы что-то там на английском с мужем лопочете, нам ведь с матерью не переводите…

— Пап, тут же вывеска, «Хреновы пирожки»!!! Как можно быть настолько тупым?!!!

— Так, Ася! Прекращай! У тебя паника и ты срываешься на мне! – он положил собаку на стол, потому, что держать ее на руках ему было явно тяжело.

В глазах старушки появился ужас.

— Get this dog off! (Уберите собаку со стола!)

— Пап, ты понимаешь, что у нее кости могут быть переломаны?! Ее нельзя лишний раз таскать!

— Ты такую панику развела… я подумал…

— Что ты подумал?! Что ты можешь вообще думать?! От тебя требуется просто не мешаться!!!

— Get this dog off the table, or I’ll call the police! (Уберите со стола собаку, иначе я вызову полицию!) – настаивала старушка.

— Вот как ты к отцу относишься, да?!

— А как я к тебе должна относиться?! В маразм уже впадаешь! Притащил ее в кафе!

— Что?! Ася, ты у меня дождешься!!!

— Мне уже не восемь лет, папа!

— И поэтому ты настолько не уважаешь отца?

— Потому, что ты – идиот!!!

— Конечно, идиот! Я бросил работу, примчался к доченьке по первому зову, и кроме упреков, слова от тебя не услышал!

— Ты бросил работу! Спасибо огромное! Это конечно, громадная жертва!

— У нас в университете сейчас конференция идет, важные люди собираются!!! Я все это отложил ради тебя!

— Если теперь ты будешь мне это тыкать в лицо – то, знаешь, не надо было этого делать! Без тебя бы справились!

— I’m calling the police (Я вызываю полицию), — старушка от нашего ора в конец перепугалась.

Папу просто колотило от ярости. Как и меня.

— Без меня?! Справляйся! Ради бога! – орал отец, — если б не твоя книга, ты б о родных отце с матерью и не вспомнила никогда!!! Звонишь раз в пол года! Выросла! Самостоятельная стала!

— Я не звоню?! Пап, а ты сам хоть раз номер мой набрал?! Всегда мама звонит! Я тебе никогда не была нужна!!!

— Если ты так думаешь, мне тебя очень жаль…

Папа увидел, как хозяйка кафе суетится, набирая номер телефона.

Он взял на руки собаку и аккуратно понес ее к выходу.

— Ok, ok, sorry for that. We are leaving (Все, все, извините, пожалуйста. Мы уходим) – сказала я ей.

Она положила трубку и с опаской проводила меня взглядом до двери.

Делать было нечего, и мы поехали в тот городок, который находился в трех часах езды отсюда.

Но уже через пол часа, собака перестала дрожать. Она закрыла глаза. Ее длинные ресницы вздрогнули в последний раз. Она так и не заскулила, так и не прервала своего молчаливого ожидания неизбежного…

Солнце медленно вставало из-за песчаного горизонта. Вся наша семья, уставшая, измотанная, перепачканная в земле и песке сидела в полной тишине. Отец даже не смотрел на меня. Да мне это было и не нужно. Я сидела на голой земле, пождав ноги к животу, и смотрела на солнце. Рядом со мной была куча перекопанной земли, под которой лежала мертвая собака. Собака, так и не спасенная мной. Более того, собака, убитая мной. Хотелось плакать, но слезы не шли… Сухие глаза больно резали острые лучи солнца.

Ален изо всех сил хотел меня утешить. Он сел рядом, взял меня за руку. Как-то так нежно и заботливо… Я посмотрела на него, еле заметно, благодарно улыбнулась.

— Don't sweat it, Asia. (Не переживай так, Ася)

Я молчала.

— Let it well alone… (Ну, не надо…)

Я уткнулась носом в его рубашку. От него пахло потом и собачьей шерстью. На воротнике были капли ее крови…

— By the way (К тому же), — продолжал он, мягким, ласковым голосом, — you didn’t even know that dog… It wasn’t yours… (ты ведь не знала эту собаку… Это ведь была не твоя собака…)

Мне казалось, пока мы с ней ехали, я все про нее узнала, а она узнала все про меня… но ему этого было не объяснить. За эти полтора часа, она стала больше, чем моей…

Ален продолжал меня утешать.

— And it hadn’t any collar… that means that it was homeless… nobody’s… so we don’t need to give compensatory payments to the owners, and nobody will take us to court… nobody wonna even know. As it wasn’t anything… (И ошейника на ней не было… это значит, она была уличной… ничьей… значит, нам не нужно платить компенсацию хозяевам, на нас в суд никто не подаст… никто даже не узнает. Как будто, ничего и не было…)

От этих слов меня просто вывернуло наизнанку! Я тут же вырвала у него свою руку, встала, отошла подальше от этого человека. От этого недочеловека, как мне тогда казалось! Я ненавидела его!!! Вот за это… Он непонимающе смотрел на меня своими козьими глазами. Ему и объяснять-то было бесполезно…

Папа с мамой пошли в фургон, о чем-то там говорили… наверняка папа рассказывал ей о нашей ссоре. И наверняка, она, как всегда, вставала на его сторону и неодобрительно поглядывала на меня. Мне казалось, я одна в этом чертовом мире!!! Раньше, в этом мире, где-то далеко от меня, жила эта собака. И хоть я не знала о ее существовании, она была. И мне было легче. А теперь, и ее нет…

Вспомнился зимний вечер из далекого прошлого… После той стычки с ребятами, когда меня изваляли в снегу, я, конечно же, заболела… Несмотря на то, что просидела в горячей ванне два часа и обпилась обжигающего чая с медом…

Мама с папой уехали на конференцию в Бремен, оставив меня с Виталиком. Кто он такой? Он – мой двоюродный сводный брат. Мамина сестра вышла замуж за Толика. А у Толика к тому времени уже был сын от первого брака – Виталик. Так что, по крови мы с ним родственниками не были. И это меня очень радовало… Ему было 24 года. Это теперь, когда мне самой уже 25, я понимаю, что он был еще совсем мальчишкой. Но в 15 мне казалось, что он настоящий мужчина. Самый мужественный и взрослый из всех на свете! Он ходил вокруг меня весь день, пока я лежала на диване с температурой, парил со мной ноги, давал лекарства, ставил горчичники и утешал, когда я плакала, потому, что горчичник сильно жег кожу. Вообщем, делал все то, что должна была, но никогда не делала мама.

В этот вечер, я пошла на поправку. Виталик деловито посмотрел на градусник, стряхнул его и сказал

— Поздравляю, красавица. Уже 36 и 8. Почти выздоровела!

— Ну, во-о-от… — расстроилась я.

— Что, в школу неохота? – улыбнулся Виталик.

— Ой, совсем неохота!

— Ладно! Поваляйся еще пару деньков дома. Тебе можно!

Он погладил меня по голове.

— А ты уедешь?

— Ну, а как же! У меня тоже учеба, ты поправилась, так что моя миссия выполнена! Стажировка мед брата подходит к концу.

Я надула губки, недовольно посмотрела на Виталика.

— А как я тут буду одна?

— Ну, не маленькая уже…

— Маленькая!

— Ты посмотри на себя, дылда!

— Сам — дылда!

Я швырнула Виталику в живот подушку с дивана. Он ее перехватил, и швырнул в меня.

— Тааак! Бунт на корабле?!

Он ринулся на меня, стал заматывать меня в одеяло. Я задыхалась от смеха и радости, вырывалась, брыкалась, а он скручивал мне руки, щекотал и укутывал голову в одеяло.

В какой-то момент, я вырвалась, яростно прыгнула ему на спину и повалила Виталика на диван. Он вырывался, хихикал… Чтоб было легче его сдержать, я села на него сверху, а руки завела за голову. Я крепко держала Виталика и чувствовала, что он сильно пытается освободиться. Но я тоже изо всех сил держала его в таком положении.

— Да! Бунт! Кто теперь капитан?! А? Говори! «Слушаюсь и повинуюсь, Ася!»

— Ни за что!!! Якорь мне в жопу! Ни за что, я не скажу таких позорных для пирата слов!

Виталик, наконец, вырвался, скинул меня с себя, повалил на пол и начал щекотать, щекотать, щекотать, до поросячьего визга.

— Все, все, хватит! Пожалуйста, хватит! – взмолилась я.

— Кто капитан корабля? – строго спросил он.

— Ты, ты капитан, все, хватит, я не могу больше, — кричала я, давясь от смеха.

— То-то! – гордо сказал он и отпустил меня. Мы оба валялись на полу, лежа на спине и смотрели в потолок. Я взяла его за руку.

— Виталик… не уходи.

— Ась… но мне надо…

— Что мне сделать, чтоб ты остался?

Он посмотрел не меня.

— Расскажи, что с тобой случилось? Почему ты заболела?

Я вздохнула, перевернулась на живот, положила голову ему на грудь, чтоб было удобнее смотреть ему в глаза и сказала.

— Только обещай, что не пойдешь разбираться?

— Если тебе это будет не нужно – я не пойду. Я ни за что не сделаю того, что будет тебе не приятно.

Я улыбнулась и по-кошачьи потерлась головой о грудь Виталика.

Он положил руку мне на талию.

— Ну, рассказывай, — сказал он таким теплым, доверительным тоном, что я была готова рассказать ему все на свете!!!

— Они все смеются надо мной… потому, что я – страшная…

— Дураки они! – возмутился Виталик, — Да ты самая симпатичная девчонка в этом городе!

— Ты думаешь?

— Уверен.

— Спасибо… — я покраснела. Он чуть крепче прижал меня к себе, — Ну вот… я возвращалась из школы, и они меня подловили у гаражей…

— Аська! Хочешь, я всех их там разнесу за тебя?!

Я засмеялась.

Он взял прядь моих волос, приложил к своей верхней губе, так, что получились усы и стал говорит смешным голосом

— Мы их всех порвать как макак газета! Мы их испепелить за наш прекрасный принцесс!

Я заливалась смехом.

Тут он остановился, посмотрел на меня и серьезно сказал

— У тебя такой смех… самый лучший звук на свете…

Я тоже серьезно посмотрела на Виталика. Наши лица были уже совсем близко и вдруг я, неожиданно для себя самой, поцеловала его. По-настоящему поцеловала, в губы… И это было самое прекрасное, что со мной происходило, за всю мою жизнь.

Я просто любила Виталика. Вот так просто-просто… Потом, с другими мужчинами всегда были какие-то сомнения, переживания… Может это не мой человек? Он, конечно хороший, но слишком поверхностный и так далее… А с Виталиком… Я точно знала, что люблю. Со всей ясностью, которая бывает только в самый первый раз… Люблю всего, целиком и полностью, что бы он ни делал, чтобы он ни говорил, как бы не выглядел… Я была готова сделать для него все, что могла… и даже все, чего не могла… И, кажется, это было взаимно…

Он остался на эти два дня, как я и просила…

Поскольку мы довольно долго провозились с собакой и потеряли целую ночь – мы сильно опаздывали. Эрик уже несколько раз звонил мне по мобильному, и мы мчались, как могли.

После бессонной ночи, мне предстояла первая презентация книги. Все это происходило в тихом провинциальном городке, куда мы приехали. Мы сразу отправились в магазин, даже не закинув вещи в гостиницу. Там уже собралась толпа читательниц среднего возраста. Все они мило улыбались, задавали мне какие-то вопросы, просили подписать книгу для себя, для дочери для соседки Бэтти… Все охотно фотографировались с моими родителями, держащими в руках по экземпляру книги. Вообщем, день прошел как в тумане, не было времени ни поговорить, ни поспорить, ни, слава богу, поругаться ни с кем…

Вечером, Ален распаковал вещи в дешевом мотеле, куда нас определил Эрик и пошел работать. Я кажется не говорила, он работает распространителем фирмы Yona. Он всюду таскает с собой чемоданчики с отвертками, шурупами и чудо-дрелью на батарейках и втюхивает их всем желающим. Поэтому и поездка по штату ему была даже выгодна. Он набрал с собой несколько чемоданчиков и отправился в бар, внизу, чтобы продавать свои чудо-дрели подвыпившим мужичкам.

Я осталась в номере. Сказала Алену, что очень устала после переезда и лягу спать. Он слюняво чмокнул меня в щечку и ушел.

Я тут же вскочила с кровати и понеслась в ванну. Надо было выщипать брови, побрить ноги и вымыть голову… Я ждала Эрика. Он остановился в соседнем номере – справа. Слева поселились мама с папой. У них в окне все еще горел свет настольной лампы, и была видна фигура отца, который работал над чем-то, склонившись над письменным столом…

В дверь постучали. Я открыла. На пороге стоял Эрик с бутылкой виски и широкой улыбкой на лице. Не то, чтобы я была без ума от этого парня… Просто он был обаятельным, у нас было свободное время, и у каждого имелись подходящие половые органы. Что мне в нем нравилось – он все время пребывал в веселом расположении духа. Он никогда не грустил, не закидывал меня ворохом своих проблем, просто без перерыва рассказывал анекдоты и неплохо целовался…

— I think that everything goes right (Мне кажется, все идет как надо), — радовался Эрик, — if it goes further the same, your “Happy family” will be bang-up project in my career! (если так дальше пойдет, то твоя «Счастливая семья» станет самым удачным моим проектом!)

— Cool! Were there many buy-ups today? (Здорово! Много раскупили сегодня?)

— One and a half percent over my expects! (На полтора процента больше, чем я ожидал!)

Он никогда не называл точных цифр, что меня немного раздражало. Выбить из него что-то конкретное было почти невозможно…

Эрик открыл бутылку, налил в стаканы виски, сначала мне, потом себе.

— Cheers for our so productive cooperation! (Давай за наше такое приятное сотрудничество!) – он притянул меня к себе и стукнул своим стаканом о мой.

Мы глотнули виски. Я выпила свой стакан до дна. Очень хотелось, наконец, расслабиться и ощутить какой-то праздник…

Эрик посмотрел на меня своими бархатными глазками и провел рукой по талии, бедрам, по ноге…

— You are looking marvelous today! (Ты прекрасно выглядишь сегодня!)

— Thanks. But am I usually awful? (Спасибо. А что, обычно я страшенная?)

— Nope, usually I can’t help watching you! But today — touching! (Нет, обычно от тебя глаз не оторвать! А сегодня – рук!)

Он крепко сжал меня за плечи и поцеловал в губы.

Одной рукой он медленно расстегивал мне молнию на блузке, другой – вел меня ближе к кровати.

Когда мои ноги уперлись в край постели, я остановилась.

Мы оторвались друг от друга. Я заглянула в его глаза. В них было столько желания, он так хотел меня!!! Он почти дрожал! Вот чего мне не хватало в Алене. Он всегда был ласковым, нежным, чутким… но такого всепоглощающего желания, такой страсти в нем было не найти… Я повернулась к Эрику спиной и стала разбирать кровать. Снимала покрывало, откидывала одеяла… Эрик в это время расстегивал мой лифчик, потому, что открытая молния на спине давала к этому полный доступ.

Я легла на кровать, Эрик на четвереньках пополз ко мне…

Вдруг, мы услышали поворачивающийся в двери ключ. Мы с Эриком соскочили с постели, метнулись в стороны, и тут вошел Ален.

Эрик тут же расплылся в добродушной улыбке, подошел к Алену, пожал ему руку.

— Ohhh! Hi! I’ve just come to congratulate you and Asia with a good start! (Ооо! Привет! Я как раз пришел поздравить вас с Асей с успешным началом продаж!)

— Hi (Привет), — добродушно улыбнулся ему Ален, — but I have just opposite… there isn’t any damn person downstairs… (а у меня что-то дела не клеятся… внизу совсем нет народа…)

— They are all scattered homes to read Asja's book! (Они все разбежались по домам, читать Асину книгу!) – подмигнул ему Эрик.

Ален прошел в комнату, скользнул взглядом по столу с бутылкой виски.

— Oh! Have you decided to celebrate it by whiskey? (О! Вы решили отметить это виски?)

— Yeap…(Да…) — кивнула я, — wanna? (хочешь?)

— No, I’m the driver from the very morning… (Нет, мне же завтра за руль с утра…)

— One glass won’t do any harm, Alan (От одного бокала ничего не будет, Ален) — настаивала я.

— No, no, thanks… (Нет, нет, спасибо…)

Ален посмотрел на кровать. Потом на меня. Потом на Эрика. Снова на кровать.

— And why is a bed taken apart? (А почему у вас кровать разобрана?)

— I was going to go to bed, remember? (Я же собиралась спать, помнишь?) – я подошла к мужу, — you’ve gone, I wanted to turn in earlier… and as soon as I got under the blanket Erik had come. I haven’t time to make it… (ты уходил, я решила пораньше лечь… и только я нырнула под одеяло – пришел Эрик. Не успела заправить…)

— I got it… (А…) — протянул Ален, сел на кровать, принялся снимать ботинки. При этом, он пристально смотрел на Эрика.

— So you haven’t time… (Значит, не успела…)

— Hey! (Эй!) – весело разулыбался Эрик, — well, I’ve congratulated, so it’s high time do the honors! I’ve hooked up a knockout, hope she’s still waiting about in my room. (Ну, я поздравил – пора и честь знать! Я там снял одну девочку, она меня в номере уже заждалась, наверное) – он подмигнул Алену.

— Well, so long, Erik (Ну, до встречи, Эрик), — тихо сказал Ален.

— Cheerio! (Пока!) – я махнула ему рукой.

Эрик развернулся, пошел к двери. Когда его рука уже открывала дверь, Ален вдруг спросил

— Erik. Why do you have my wife’s lipstick all over your mouth? (Эрик. А почему у тебя весь рот в помаде моей жены?)

Эрик остановился. Пока он стоял спиной, быстро вытер рот рукавом и развернулся к Алену лицом.

— Do I? You are nuts, pal! (У меня?! Да ты что, старик!)

— You wiped it. But I’d seen. (Ты вытер. Но я видел.)

— Oh… that’s not hers, that’s mine! We use the same shade! (А… это не ее помада, это моя! Мы пользуемся одним оттенком!) – Эрик пытался все свести на шутку, но Ален сидел мрачный, как туча.

— Alan (Ален), — обиженно сказала я, — what a suspicion? Erik has told me that we have sold jne and a half percent over all expects… I was so glad and gave him a smack! (ну что за подозрения? Эрик мне сказал, что книг продано на полтора процента больше, чем он ожидал… Я так обрадовалась, что от счастья чмокнула его!)

— To the lips? (В губы?)

— Well…it’s all right when you are happy… You wonna understand, nothing can touch you! (Ну да… это нормально, когда радуешься… Тебе не понять, тебя ничто не радует!)

Ален пропустил мимо ушей мой упрек. Он грустно посмотрел на Эрика.

— So, great, Erik, it’s really a bit late. See you. (Что ж, ладно, Эрик, уже и правда поздно. До завтра.)

— See you (До завтра), — Эрик тут же быстро сбежал из номера.

Мы с Аленом остались одни. Ноги у меня были ватные. Я боялась посмотреть на него. Я тихонько решила пойти в ванну, чтобы там успокоиться.

Я сделала шаг к ванне, повернулась к Алену спиной, но тут он меня окликнул.

— Asia! Why are you doing that? (Ася! Зачем ты это делаешь?)

— Me? What the hell am I doing, Alan?! (Я? Ален, что я делаю?!)

— You are unzipped and your bra. (У тебя молния расстегнула и лифчик.)

Я впала в ступор… Совершенно про это забыла… Придумывать по поводу этого было уже нечего.

Я подошла к Алену.

— Alan, sorry, forgive me, please… (Ален, прости, прости меня, ну, пожалуйста…)

— I’ve heard this already. You remember, with Mike. And with your Russian friend… What's gotten into you? Why? No, can you just explain? (Ты так уже говорила. Тогда, с Майком. И с тем твоим русским другом… Что с тобой? Почему? Нет, ты просто объясни?)

— What should I explain? Alan, that won’t happen again, I promise! (Что тебе объяснить? Ален, этого больше не повторится, правда!) – я бросилась ему на шею, стала целовать в щеки, целовать, целовать… Ален убрал мои руки со своей шеи.

— Stop it, Asia! (Хватит, Ася!)

Я остановилась. Тут меня, как током ударило. Я же знала, что он сделает! Он, как всегда, будет ходить молчаливый и серый, как туча, всю неделю. Может даже две. Сегодня вечером он напьется. И ничего не случится! Он не разорвет на куски Эрика, он не выгонит из дома меня! Он даже не ударит меня! Он будет грустно сидеть и плакать сегодня в баре, заливая себе в глотку пиво.

И от этого стало тошно.

— You wanna know why? That’s all cause you always do nothing!!! A-l-w-a-y-s!!! You can’t feel anything as do I! (Хочешь знать, почему? Да потому, что ты никогда ничего не делаешь!!! Ни-ко-гда!!! Ты ничего не чувствуешь, так как я!) – заорала я.

— Asja, don’t shout, there’re people around, and thin walls. (Ася, не ори, кругом люди, стенки тут тонкие.)

— What!!??? Can you listen to yourself?! Your wife was close to fuck with dude, and all you are bothered of is that people can hear!!! (Что!!??? Ты себя-то слышишь?! Твоя женя чуть не трахнулась с другим, а тебя волнует, что люди услышат!!!)

— And you are bothered of nothing! You drift through life! Do all you want! You don’t think about others, about your own future! (А тебя вообще ничего не волнует! Живешь бездумно! Делаешь, что хочешь! Не думаешь о других, не думаешь о своем будущем!) – вдруг он начал кипятиться.

— I just can’t think as you do! You’ve counted everything for years ahead! I couldn’t even become a bummer tomorrow, as there are water-purifying filters are already bought to my share for another five years!!! (Я просто не могу столько думать, сколько ты! У тебя все просчитано на годы вперед! Мне даже сдохнуть завтра нельзя, потому, что на мою долю уже закуплено фильтров для воды на пять лет!!!)

— You are a selfish bitch! (Ты эгоистичная сука!)

— And you are an asshead quitter! For the first time in your life you are shouting at me and all that I can see in your eyes is, you see, it’s a fear! (А ты бесчувственный трус! Впервые в жизни орешь на меня и то в глазах, вон, посмотри, страх!)

— I don’t create hell not because of a fear. I just don’t like to take this shit. That wonna settle nevertheless… (Я не ору не потому, что боюсь. А потому, что не люблю кричать. Это все равно ничего не решает…) — снова поник Ален.

— It do settles, Alan! That’s the matter that settles!!! Ohhhhhh!!!!(Решает, Ален! В том то и дело, что решает!!! ААААА!!!) – заорала я.

Я хлопнула дверью и выбежала из номера. Я спустилась вниз по лестнице и побежала подальше от мотеля. Спрятавшись за каким-то кустом, я села на землю и зарыдала. Конечно, я была виновата. Я знала, что он этого не заслуживает. Я знала, что он любит меня и что я только и делаю, что причиняю ему боль. Но по-другому я не могла… просто без этого, я бы наверное сошла с ума. От этого спокойствия. Давящего, тихого такого безмятежного… как в могиле… Да, с Аленом было именно, как в могиле. Мягко, спокойно, тихо и темно. И хотелось временами взорвать это все к чертовой матери!!! Хотелось разбить все стекла! От его правильности я просто сходила с ума… Такая же правильность была всегда у моей мамы. Я вспомнила, как однажды, пришла к ней за советом…

В эти два чудесных дня, которые мы провели тогда с Виталиком, мы целовались, обнимались и были счастливы! Но… он ведь был уже взрослым… и ему хотелось большего… Я не знала, что делать. Он не настаивал, не давил. Но я знала, что ему этого хочется…

Однажды вечером, я пришла к маме. Я пришла, сквозь стеснение, спросить, поговорить… Потому, что я просто не знала, что делать.

Я постучала.

— Да, да, — сказала мама, отрываясь от чтения.

Я вошла в кабинет, где мама сидела за большим письменным столом и читала кучу бумаг.

— Маам… — неуверенно начала я, — я хотела с тобой поговорить…

— Поговори с папой, Ась. Ты же видишь, я работаю. Зачетная сессия началась, мне столько рефератов проверять…

Мама уткнулась в листы, и ее глаза забегали вдоль строчек.

— Мам, а когда ты влюбилась в первый раз?

Мама отложила листочки в сторону, сняла очки, строго смерила меня взглядом.

— В институте я познакомилась с Женей, твоим папой, тогда и влюбилась.

— Это было в первый раз?

— Ну… раньше мне было не до того… Я сдавала экзамены, поступала в институт.

Я прошла вглубь комнаты, присела на край дивана.

— А как это было?

— Он долго за мной ухаживал, задаривал букетами, — мама ударилась в воспоминания и на ее лице всплыло выражение мечтательности, — провожал до дома… Я, конечно, гордая была, но он просто взял меня осадой… Столько комплиментов, письма даже слал…

Я решилась ее прервать.

— А вы целовались?

— Что? Ася… Ну, конечно, мы целовались… — смутилась мама.

— А как понять…

— Что? – мама увидела мое смущение.

— Ну… как понять, надо ли… ну… нужно ли идти дальше?

— Дальше чего?

— Ну… дальше поцелуев? – у меня пересохло во рту.

— Так, Ась, в чем дело? Тебя кто-то пытается совратить? – напряглась мама.

— Нет, нет, мамуль, никто не пытается. Я просто хотела узнать…

— Ты уже взрослая девочка. Ты же понимаешь, что происходит, когда люди заходят дальше поцелуев?

— Знаю, — я опустила глаза.

— Значит, ты спрашиваешь именно про это?

— Да…

— Значит так, Ась. Дальше поцелуев заходить нельзя. Ни в коем случае. Ты меня поняла?

— Но почему? Допустим, люди действительно очень любят друг друга, им хорошо вдвоем, они уважают и ценят и все такое… почему нельзя?

— Потому. Потому, что это нехорошо!

— А что в этом нехорошего? Это же приятно? Ну… так говорят…

Мама начала кипятиться.

— Потому, что тебе еще рано! Потому, что ты еще ребенок! Поэтому и нехорошо!

— Но я уже девушка… физически… — тихо пискнула я.

— Физически она девушка! Посмотри на себя! Ты мозгами еще не доросла, вот почему! Для этого нужно быть ответственным человеком! А ты – ребенок!

— А если я буду… была бы ответственной?

— Ты понимаешь, что от этого можно забеременеть? Ты хочешь, не закончив школу, с ребенком нянчиться?!

— Нет… но можно же… предохраняться… или вроде того?

Мама вскочила со стула и начала шагать вдоль комнаты. Она всегда так делала, когда злилась.

— Нельзя! Нельзя тебе предохраняться! Вернее, предохраняться надо, но такими вещами заниматься – нет! Посмотри на себя!

— А что посмотри? Ты думаешь, меня никто полюбить не может?

— В таком плане – нет!

— Почему?

— Да потому, что я запрещаю!!!

Мама топнула ногой. Я тоже вскочила с дивана.

— Ты запрещаешь меня любить?! Ты хочешь, чтобы я вечно была одна?!

Мама подошла ко мне, взяла меня за руку и тихо сказала

— Асечка, я прошу тебя, девочка моя, не торопись. Все у тебя еще будет, поверь мне! Только подожди немного…

Но я уже была на взводе и не могла остановиться, меня понесло.

— Нет, ты объясни нормально – почему? Причину назови! Я, правда, не понимаю, почему это меня нельзя любить?!

— Так, значит, ты хочешь разврата?! Ты хочешь стать малолетней шалавой, да?! Конечно, куча парней носятся с пиписькой наперевес, давай сейчас первому встречному отдадимся! Надо ценить себя!!!

— Если я малолетняя шалава… тогда ты – ты фригидный сухарь!!!

Я развернулась, хотела уйти, но в последний момент мама схватила меня за руку, развернула к себе.

— Я запрещаю тебе, слышишь? Запрещаю! Если ты пойдешь против меня, если только попробуешь…

— Что?! Что ты сделаешь? Вышвырнешь меня на улицу?

— Если ты это сделаешь – ты не моя дочь!!!

Я вырвала у нее свою руку и выбежала из комнаты.

Я заперлась в своей комнате. Ну почему так?! Почему я никогда не могу ей объяснить?! Всем могу – подругам, Виталику… А мама никогда меня не понимает. Я же говорила не о разврате, не о чем-то таком!!! Я говорила о любви!!! Я специально спросила про ее первую любовь! Значит так, да? Значит просто нехорошо. И все. Просто запрещает. Никаких причин, никаких объяснений. Это ее, видите ли, прихоть. Ее просто прет от того, что она имеет надо мной власть, пока я еще девочка. Ничего… это легко исправить! Запрещать она мне может, но это, в конце концов, мое тело, моя жизнь! Что хочу – то и сделаю! И никогда больше, никогда в жизни, не буду спрашивать у нее ничего! Не буду рассказывать, не буду делиться! А смысл?! Она все равно не захочет понять! Она умеет только раздавать команды!!!

На следующий день, я сказала маме, что Виталик ведет меня на концерт любимой группы. Она спокойно отпустила нас, и мы с Виталиком поехали к нему. В ту ночь я решилась. Во-первых, потому, что любила его больше всех на свете. А во-вторых, чтоб доказать себе, что она не может мне запретить! Ничего! Никогда!

После, я лежала, водила пальчиком по низу живота Виталика и думала: интересно, чтобы сказала мама, если бы узнала, что Виталик, этот ее святой, надежный, правильный Виталик только что лишил меня девственности?! Она всегда скидывала меня на него! Что бы не случилось! Нужно купить учебники, нужно забрать из кружка, нужно сводить в бассейн или встретить вечером от подруги… Доскидывалась! Поздравляю! Он давно уже стал мне гораздо ближе, чем она.

Виталик нежно обнимал меня и смотрел глазами счастливейшего человека на свете. Все говорили, что это бывает больно… А мне больно не было… Не знаю почему. Мне было так хорошо, он делал все так нежно, так чутко, что я просто растаяла. Растворилась в его объятиях. До сих пор я не жалею о том, что сделала это тогда. Ведь именно тогда я впервые побывала на седьмом небе. С тех пор, я такого не испытывала…

Мы встречались с Виталиком уже три месяца, и решили отметить эту дату прогулкой в парке. Была невероятно солнечная весна. Теплое бабье лето… Я шла по парку, держа Виталика за руку. В другой руке у меня было мороженое, которое неумолимо таяло. Виталик был в тот день какой-то… сам не свой. Дергался, оборачивался…

— Что с тобой, солнце?

— Со мной? Ничего… Вкусно?

— Очень! Пасибо! – я чмокнула Виталика в щечку холодными от мороженого губами, — хочешь попробовать?

— Нет.

— Ну, на!

Я ткнула Виталика мороженым в нос и немного испачкала его. Он взбесился.

— Да что с тобой такое! – раздраженно крикнул он и стал вытираться.

— Извини… я нечаянно…

— Да, конечно… — скептически произнес он, — Слушай, не буду ходить вокруг да около… Вообщем, нам надо расстаться.

Я остановилась. Рука с мороженым зависла на пол пути ко рту.

— Что случилось? Почему?

— Понимаешь… это все… неправильно… Пока об этом никто не знает. А если узнают? Мы с тобой во-первых родственники…

— Юридически! Но мы же не кровные!!! Ты вообще в нашу семью влился только года два назад!

— Все равно… как представлю, что отец закатит… к тому же… ты еще совсем ребенок…

— Раньше тебя это не останавливало…

— Раньше – было раньше.

— Что случилось? У тебя другая? Нашел себе кого-то, да? – я толкнула Виталика руками, и, случайно, мороженое попало на его куртку. Виталик тут же начал стирать пятно с рукава.

— Ой, прости, Виталь, я случайно… Прости, — я кинулась помогать, тоже стала тереть рукав. Но тут же обняла его, крепко-крепко, попыталась физически передать ему всю нежность, которая во мне была.

— Ты ведь пошутил, да?

Он замолчал.

— Ты не серьезно?

— Серьезно, Ась… не дело это все… это надо прекращать… Я сначала как голову потерял… А теперь… Да, блин! – он снял эту куртку, раздраженным движением перекинул через плечо.

— Объясни, что случилось? Я что-то не так сделала? Ты обиделся что ли? Это из-за того, что я смеюсь над твоей машиной? Ну, она ж ломается постоянно, она больше в ремонте стоит, чем по дорогам ездит! Ну, я не буду, ладно, слово от меня про нее не услышишь! Честно!

— Нет, нет… какая к черту машина. Нет, не поэтому…

— Почему тогда? Я не понимаю?

— Ну не могу я… не могу…

— Что не можешь? Раньше мог, а теперь что? Почему сейчас? Сегодня?

— Просто… Ась, не сердись на меня. Ты – потрясающая девчонка! Просто потрясающая! – он попытался меня обнять, но я вырвалась. У меня встал ком в горле. Я не могла поверить! Я не ощущала ни боли, ни злости, ни обиды… просто какой-то шок. Онемение сердца. Я швырнула мороженое на землю и накинулась на него.

— Это из-за Ирки? Да? С твоей работы? Или из-за еще кого-то? Ты завел себе какую-то девку, скажи правду! Скажи!!!

Виталик отбивался от меня и отрывисто повторял.

— Нет, никого у меня нет. Нет. Никого. Нету. Нет, Ася! Прекрати!

Он оттолкнул меня чуть сильнее, и я упала. Он не хотел, просто не рассчитал силы. Я сидела на земле и ошарашено смотрела на него.

— Прости, прости, солнце. Я случайно, я не хотел, — он кинулся меня поднимать. К попе прилипли листья и ветки, Виталик отряхивал мои джинсы. Я смотрела на него, пытаясь поймать его взгляд. Но он не смотрел мне в глаза. Я резко дернула его голову, хотела поцеловать так страстно, так горячо, чтоб он никогда не захотел уйти от меня. Но я была на нервах и нечаянно стукнула его лбом о свои зуды. Он вскрикнул. Ничего не получалось.

— Что случилось? Скажи, почему? Зачем тебе это надо?

— Потому, что просто… я не люблю тебя.

— Ну, что ты врешь?

— Я не вру.

— Я не верю! Вчера ты пожелал мне по смс спокойной ночи и написал «Лю тя». У меня в телефоне сохранилось! Хочешь, покажу! Хочешь? Вчера любил, а сегодня уже нет?!

— Ну, а как это должно все продолжаться? Ты что думала, мы поженимся? Мне еще рано, тебе – тем более! Мы встречаемся тайно! Я устал! Скрывать, дергаться… это давит! Я хочу свободно. А все это душит. И ты душишь!

— Я душу? Да ты сам названивал мне каждый вечер!

— Можешь ты понять, я не люблю тебя!

— У тебя другая, я знаю, я знаю! Я знаю!!! – я орала на весь парк и люди оборачивались на нас.

— Да, да, у меня другая! Хорошо! Если тебе так будет легче!

— Кто она? Скажи мне!

— Не знаю! Кто угодно! Ира с работы!

— Я так и знала! Ты врал мне! Ты все время врал!!!

— Ась, прекращай… не надо истерик! Я прошу тебя! Давай расстанемся красиво.

— Иди ты в жопу со своим красиво!!! Понял?!

Я развернулась и побежала. Прочь от него! От этого гада! Только когда я добежала до своего подъезда, я осознала, что всю дорогу видимо плакала. Лицо было все мокрое. Тушь размазана.

Я ветром ворвалась в квартиру, тут же проскочила в свою комнату и стала реветь. За ужином мама с папой даже не заметили, что перед ними сидела не Ася. Перед ними сидело тело с вырванным сердцем. Вернее, папа спросил «Что ты хмуришься?», но простой ответ «Голова болит» его совершенно устроил. Совершенно. Хотя… в этот вечер мне очень было нужно высказаться. И я написала стихи…

Я сидела где-то во дворе, прямо на земле и теребила молнию накинутой наспех куртки. Эта ночь, как и все тут в Техасе, была невероятно душная. Я так устала от этой иностранной духоты… Неожиданно, я почувствовала на своем плече теплое прикосновение. Обернулась. Мама. Она стояла рядом и смотрела на меня с какой-то невероятной жалостью.

— Ася, Ася, — вздохнула она и села рядом, прямо на землю.

Я положила маме голову на плечо.

— Что ты делаешь, Асенька?

— Не знаю, мам… просто не знаю…

— Ален ведь тебя так любит… Он ведь заботится о тебе…

— Мам, ты с чего взяла, что у нас что-то не так?

Она взяла меня за руку.

— Это сразу видно. К тому же, стены тонкие. Всю ссору с папой слышали…

— Мам, вы ж не знаете английского.

— Чтобы понимать такие вещи, знать язык не обязательно…

Мы сидели, молчали. Мама гладила мою руку. Понимала ли она меня? Вряд ли… у нее в жизни все всегда было, как надо. Это я была какая-то не такая…

— Мам, понимаешь… я ведь это делаю не потому, что я какая-то… распущенная, или еще что… ну, просто… как тебе объяснить…

— Я понимаю, хочется новых ощущений, остроты.

— Нет. Не хочется, на самом деле.

— Тогда зачем? Ты делаешь больно ему, делаешь больно себе…Он ведь… такого сложно найти… У нас все говорят, что вы идеально подходите друг другу. Просто идеально.

— Я, наверное, с ним разведусь.

— Как?

Для мамы это был настоящий шок. Она даже сжала на секунду мою руку. Потом отпустила.

— Как разведешься? Ась? А о будущем ты подумала? И как ты будешь? Где? В Россию обратно поедешь?

— А что, вы меня не примете?

— Ну, о чем ты, ну конечно примем, боже мой! Я не об этом!

— Я все равно не поеду. Я тут устроюсь. Вон, вторую книгу напишу. «Охрененно счастливая семья!!!»

И я театрально улыбнулась во весь рот.

— К тому же, Эрик предложил открыть тренинг по программе «10 шагов к успеху вашей семейной жизни».

— Ась. Ты что. Ну, о чем ты! Зачем?! Вы поссорились, понимаю… но он ведь тебя простит, ты же знаешь.

— В том то и дело, что простит…

— Тебе не нравится, что тебя любят?

— Мне он не нравится, вот и все…

— Ты меня, конечно, извини, но ты ведь сама виновата. Ты живешь, совершенно не думая о том, что будет завтра. Все эти твои порывы… я конечно понимаю…

— Я думаю, мам! Если б я не думала! Я уже всю голову себе сломала!!! Но нельзя только думать! Надо же еще и чувствовать!

— Чувствовать! Это ты называешь чувствами? Этого Эрика? Ты его, что ли любишь?

— Нет.

— Тогда это не чувства, дорогая моя. Это просто чешется у тебя в одном месте.

— Мам, не начинай!

— Что не начинать? Я за тебя волнуюсь! Мне наплевать на этих твоих Аленов, Эриков! Ведь ты сама себе жизнь ломаешь, понимаешь?

— Я не люблю его!

— А кого ты любишь!? Ты никого кроме себя любимой не любишь!!!

Я набрала в грудь воздух, но слова не шли. Я любила одного человека! Очень давно! Виталика! Обожала! Любила всем сердцем!!! Но просто сломалось что-то… после этого…

— Мам, ты думаешь, я не знаю того, что ты сделала?

— Чего? – она не понимающе смотрела на меня.

— Помнишь, мне было 16 лет… и тогда я встречалась с Виталиком.

— Ты встречалась с Виталиком? – мама сделала вид, как будто ошарашена этим известием. Актриса из нее никудышная…

— Помнишь, я пришла из парка и ревела всю ночь. Я хотела подруге позвонить, рассказать, что он бросил меня, что я не знаю что делать, что я повеситься готова! И что?

— И что?

— Я взяла трубку, но там уже шел разговор.

— Все правильно, — был слышен строгий голос мамы.

— Я, наверное, уеду на стажировку в Прагу, на два года… — отвечал Виталик.

— Да, я думаю, это правильное решение. Так будет лучше. Для тебя и для нее.

— Передайте ей…

— Я ничего от тебя передавать не буду, — отрезала мама.

— Ладно…

— Надо было раньше думать! Все, не хочу с тобой разговаривать. Молодец, что хотя бы сейчас одумался. Езжай куда хочешь, но чтоб больше к ней не приближался.

— До свидания, Софья Николаевна.

Короткие гудки.

Удар в поддых.

И от кого? От родной матери… Да что она знала о нас? Со стороны ей казалось, что она делает правильно… мне было 16… но что она, черт возьми, понимала!!!

Мама сразу поняла, какой разговор я вспомнила. Взгляд ее стал строгим. Я снова почувствовала себя шестнадцатилетней девочкой под этим строгим взглядом.

— Ты была слишком маленькая, чтоб играть во взрослые игры.

— В том то и дело! Это были не игры. Это была любовь.

— Ась, перестань! Это было давно! Мы сейчас не об этом!

— Мам… ты может и не об этом. А я об этом до сих пор! И все из-за тебя!!! Все!!!

Я вскочила.

— Перестань беситься! Ведешь себя как ребенок! Ни в чем себе не отказываешь! Гуляешь направо и налево и хочешь, чтоб тебя за это по головке гладили?! Знаешь, как это называется? Блядство, дорогая моя!!!

— А ты зато всегда знаешь, как для меня лучше! Знаешь, что лучше растоптать любовь! Знаешь, что лучше жить с тем, к кому я ничего уже не чувствую! Даже жалость! Что ты еще знаешь? Прекрати управлять моей жизнью! Я и так на другой континент от тебя спряталась! Поэтому и вышла замуж за него! Чтоб сбежать! От этого контроля! Тотального!!!

— Так ты от меня бежала?!

— А от кого?! Ты все всегда просчитывала! Что и когда можно, чего нельзя… А я хотела жить, мам, просто жить! Не оправдываясь перед тобой ни в чем, не спрашивая разрешения! Мне 25 лет, я уже выросла давно!

— А мозгов как в 16, не больше! Ален не гуляет от тебя, не пьет, работает, чего тебе еще надо?! С жиру бесишься?! Зажралась совсем?!

— Во-первых, мне надо, чтоб ты мне ничего не советовала! И так уже помогла однажды! На всю жизнь тебе благодарна!

Я стукнула рукой по кусту, под которым мы сидели, и пошла в мотель. Алена уже не было в номере. Я точно знала, где он – сидит в баре и напивается пивом. Он так делал каждый раз.

А у меня осталась бутылка виски, которую принес Эрик.

Я стала напиваться из горла.

В это время, отец сидел в баре вместе с Аленом. Ален и правда пил пиво. Папа тоже взял себе банку.

В это время, отец сидел в баре вместе с Аленом. Ален и правда пил пиво. Папа тоже взял себе банку.

— Я не знаю, что с ней делать… как ей объяснить….

— She doesn’t understand me… (она не понимает меня) I don’t even know if she loves me or not… I don’t know how to go on living with her… (я не знаю, любит ли она меня или нет… я не знаю, как дальше жить с ней…)

— Так дальше продолжаться не может, — папа крутил в руках банку пива, — знаешь, ты очень хороший парень. Нет, правда, ты мне очень нравишься! — папа похлопал Алена по спине.

— I like you too. (вы мне тоже нравитесь) – улыбнулся ему Ален.

— И знаешь, парень, я понимаю тебя… с ней не легко… она вечно держит все в себе. А потом, как прорвет что-то… только она не понимает, как мы ее любим. Как мы хотим, чтоб все у нее было хорошо…

— Yeah, always so quiet. Scarily quiet… And always a storm afterwards… (да, всегда такая тихая… пугающе тихая… и всегда потом буря…)

— Знаешь, я не думал никогда, что это может быть так сложно… Мы жили все вместе и это было так… естественно… Мы правда редко хохотали весело за общим ужином, не так уж и много куда ходили всей семьей… Понимаешь, оба с женой работаем… Ну, мало внимания может ей уделяли… Но вот, когда она с тобой уехала. Все стало как-то пусто… и все разваливается…

— Everything was different there in Moscow (все было по-другому там, в Москве).

— Да, ин Москоу. Наверное, я сам в чем-то виноват… может, упустил что когда… все думал, потом поговорю. Вот сейчас, доделаю работу, вот сейчас, допишу отчет, вот сейчас… а так как-то и не поговорили… Взяла да уехала. А теперь вон, дуется, злится… не доверяет… родному папке не доверяет… Как же так вышло то все?!

— I don’t know… sometimes I feel that she wants something from me… something different. From time to time I understand that she wants me to be another person. And not just any other person, but a certain person! And, you see, I wish I could be him. But I don’t know how… (Я не знаю… Я иногда чувствую, что она чего-то хочет от меня… чего-то другого. Иногда, я даже чувствую, что она хочет видеть во мне другого человека. И не просто любого, а какого-то конкретного человека. И, знаете, если б я только мог им стать! Но я не знаю, как…)

— Давай, Ален! Давай, за семейное счастье! – папа поднял свою банку пива.

— For the family. Real happy family. (за семью. По-настоящему счастливую семью.)

Они чокнулись, отпили.

Я в это время уже тоже прилично выпила. Я все думала о Виталике. Знаете, говорят, настоящая любовь дается человеку один раз. Кто-то ждет ее всю жизнь… Ну, кто виноват, что Бог дал мне эту любовь так рано? Когда ее так легко было спугнуть. Вот уже сколько времени прошло… а она все еще горит где-то там, внутри. Не оконченная, недоцелованная, недолюбленная до конца… Я и правда потом встречала в жизни много мужчин. Влюблялась, да… но такого, как тогда не было. Не переворачивался больше подо мной мир. А так хотелось любить! Невероятно хотелось!!! И хотелось, чтоб меня любили… Мама с папой, конечно, любят меня. Я это всегда знала. Но иногда мало знать, что тебя любят. Иногда, надо это еще и чувствовать…

А вот когда я встречаюсь с новым человеком… он меня не знает… Но он видит меня и в его глазах загорается страсть, желание, интерес… Он хочет меня. Если он мне тоже нравится, то на секунду, может на долю секунды, такое притяжение имитирует эту самую перевернутую землю. Потом понимаешь, что это был всего лишь импульс, никакой любви, конечно… Но в тот момент, когда он смотрит на тебя, когда он старается понравиться… иногда говорит какие-то избитые льстивые комплименты – ты конечно понимаешь, что все вранье… но так хочется чтоб это было правдой! И вот ради этого мига, ради этой доли секунды, которая отдаленно напоминает мне о том, как было с Виталиком, я это и делаю, наверное. Просто очень хочется ощущать себя любимой. И по сути, любимой или желанной – не такая уж и большая разница…

Мама сидит где-то, сердится на меня. Считает меня избалованной неврастеничкой. Папе, наверняка, как всегда пофиг. Лишь бы не болела, и есть на что было. Больше его ничего не волновало никогда! Ален… Ален распевает грустную песню Пьеро где-то внизу… А я сижу тут пьяная… Вечер сорвался…все перессорились. Выпивка не помогает. Хочется, блин, унестись от проблем!!!

И тогда мне пришла в голову идея. Я была слишком пьяной, чтобы понимать, что я творю… просто хотелось забыться. И я знала неплохой способ.

Я вышла в коридор и шаткой походкой стала прогуливаться взад-вперед. Мимо проходила какая-то бабушка. Она отшатнулась от меня, как только почувствовала запах алкоголя. Косясь и озираясь, она быстренько засеменила в номер.

А вот и цель. На этаж поднялись двое американских дружков. Тоже чуть подвыпившие, явно авантюрно настроенные. Они тут же заулыбались мне и замахали руками. Я помахала им в ответ. Они подошли, стали делать мне комплименты. Я быстро выбрала того, кто из них мне нравился больше. Это был невысокий парень в полосатой рубашке. Больше про него ничего сказать не могу… не помню…

Мы быстро оказались в номере, и его полосатая рубашка куда-то улетучилась. Мы сразу начали целоваться – было абсолютно понятно, чего он хотел. Благо, я хотела того же. С Эриком не получилось, не пропадать же ночи!!! Гуляем!!!

Все закончилось неожиданно быстро. На его лице сияла блаженная улыбка. Он посмотрел на меня, потом смутился и стал суетно одеваться. Он озирался и шарил по комнате в поисках носков, брюк… Надев брюки, он засунул руки в карман, нащупал там что-то, подозрительно посмотрел на меня, отвернулся, посмотрел в карман, видимо что-то пересчитал, успокоился и улыбнулся мне.

— Thanks, miss… (спасибо, мисс…)

— Asia. My name is Asia. (Ася. Меня зовут Ася.)

— I’m Bob. (Я Боб.)

Он растерянно постаял еще несколько секунд, потом нерешительно спросил

— Well, I’ll better gotta go now… (Ну, я пожалуй пойду к себе…)

— Yeap… (Да…)

Он нерешительно шагнул к двери, потом развернулся, достал что-то из кармана и протянул мне.

— Really, thanks… (Правда, спасибо)

Это были деньги. Не помню сколько, долларов пятьдесят.

Я даже отскочила в сторону.

— What? Money? What the…?! (Что? Деньги? Что?!)

— Oh, you see, I thought… (Ну, понимаете, я подумал…)

— Get out! (Вон!)

— I’m sorry miss… I’m so sorry, I mast be misunderstood. I shouldn’t… (Извините, мисс, извините, я не понял наверное. Я не должен был…)

— I said – go away! Now! (Я сказала убирайся! Живо!)

Он неловко убрал деньги обратно в карман и быстро ушел прочь. Я села на кровати, обхватив ноги руками. Докатилась! Боже, я только в этот момент поняла, насколько я докатилась!!! Кепка этого придурка осталась лежать на полу. Грязная, засаленная кепка. Я не могла отвести от нее глаз… Нога болела. Я подняла одеяло. На ноге красовался большой синяк. Я сама себя разрушала. Намеренно, целенаправленно, упрямо… Я только сейчас поняла, насколько я сама себя теряю. Мне казалось, это просто способ забыться. Просто приятно провести время… Но вот сейчас я поняла – меня не остается. Я выветриваю себя из своего тела. Свою душу. Я действительно забывалась в эти моменты… только каждый раз после этого, что-то умирало в душе. К этому все и шло… остается только брать с них за это деньги!

Я заревела. Стало стыдно, противно и больно. Впервые, стало стыдно. И не перед Аленом, не перед мамой… а перед самой собой…

В дверь настойчиво постучали. Я подумала, что это Ален, быстро швырнула кепку под кровать, накинула халат и пошла открывать. Но на пороге стоял не он. Это был дружок того парня, в полосатой рубашке. Дружок видимо за это время выпил еще. Он плохо стоял на ногах, взгляд был мутным.

— Bob said, you give a free fuck. (Боб сказал, ты даешь бесплатно)

— No. No! Get out. (Нет. Уходи.)

Я попыталась захлопнуть дверь, но парень поставил ногу в дверной проем.

— Bug off, I said! (Убирайся, я сказала!)

Парень с легкостью отшвырнул меня от двери и вошел в номер.

— Why not? Bob shacked you up, why can’t I! (Почему? Боб тебя трахал, я тоже хочу!)

— I’m calling the police! (Я вызываю полицию!)

Я схватилась за мобильник, но парень выбил его у меня из рук. Он схватил меня и швырнул на кровать. Одной рукой он держал меня, вжимая в матрас, другой быстро растеривал ремень.

— Let me go!!! No! I don’t wanna! (Отпусти! Нет! Я не хочу!)

— You’ll like it! I’m better than Bob, trust me! (Тебе понравится! Я лучше, чем Боб, поверь!)

— HELP! (AAAAA!!!)

Мне оставалось только кричать. Я царапалась, кусалась, но этот урод был настолько пьян, что даже не чувствовал этого. Он задрал мой халат и стал руками раздвигать мне ноги. Я чувствовала полное бессилие. Как тогда, когда мне заталкивали снег за шиворот. Такое же отчаянное бессилие… Я брыкалась изо всех сил, но казалось, это было бесполезно.

Вдруг, в комнату ворвался Ален. Наверное, услышал мои вопли.

— What the hell is going on? (Что происходит?)

Он посмотрел на нас. Парень кинул быстрый взгляд на него.

— Get in line fella! (В очередь, парень!)

— What the fuck?! (Что?!)

Ален вдруг покраснел, на лбу выступил пот. Он ринулся к этому парню и отшвырнул его от меня. Ален был намного меньше его, но, казалось, в нем проснулась какая-то невероятная сила. Он накинулся на парня, стал стучать его головой о стену. Парень увернулся, вскочил на ноги и пнул Алена ногой в живот. Потом он пошел ко мне.

Я уже вскочила с кровати и орала как резанная. Казалось, меня никто не слышит.

Ален встал, подбежал к парню и бросился ему на спину. Парень стряхнул Алена с себя и развернулся к нему.

— That’s all, man, you are a drag. (Ну, все, парень, ты меня достал.)

Он вытащил из кармана складной нож. Ален поднялся, глядя ему в глаза.

— Asia, run! (Ася, беги!) – скомандовал он.

Я как прилипла к тому месту, где я стояла. От шока, ноги не двигались.

— Ruuuun!!! (Бегиии!!!) – крикнул Ален и ломанулся на парня.

Я выбежала из номера. Уже в коридоре, я встретила бегущих ко мне навстречу папу, маму, хозяина мотеля и Боба.

— Сюда! Скорее! Вызывайте полицию! Там Ален! И у парня нож! — я сама не замечала, что ору на русском и ни служитель отеля, ни Боб меня не понимают. Зато папа все понял сразу. Он тут же метнулся в номер. На входе, его толкнул тот парень с ножом и быстрым шагом вышел.

Отец остался на пороге, глядя куда-то на пол.

Мы с мамой подбежали и увидели на полу Алена, истекающего кровью.

Отец развернулся и побежал за парнем.

— Ты куда?! – крикнула мама, — стой!

Она побежала за ним, схватила за руки и вцепилась в отца.

— Пусти! Сволочь! Я догоню его!

— Стой, не надо! Он пьяный! Он и тебя может ранить!

— Пусть попробует! Пусти, я сказал! – папа в ярости вырывался. Но мама, как бульдог держала его мертвой хваткой.

— Не надо, Жень, этим уже не решишь. Надо скорую Алену! Надо в полицию звонить!

— Блядь, пусти!

Парень уже давно скрылся из вида. Папа вырвался, побежал куда-то. Он метался из стороны в сторону в коридоре, в холле… но этого парня нигде уже не было.

Хозяин мотеля что-то взволнованно лепетал, куда-то звонил…

Я сидела над Аленом, гладя его по волосам. Он мутно смотрел на меня и улыбался. Вдруг, в его глазах промелькнуло что-то собачье. Именно, как у той собаки, которую мы сбили. Это меня испугало.

— Alan, honey, stick in there. Acute is coming! Stick in there, can you hear me! (Ален, миленький, держись. Скорая уже едет! Держись, слышишь!)

Ален слабо сжал мою руку, которой я его держала.

В комнату вошла мама.

— Скорая едет.

— See? (Вот видишь?) – я продолжала его утешать, — everything will be fine. Remember that TV show on BBC, when the guy was cut into pieces, but he survived… (все будет хорошо. Помнишь, мы передачу смотрели по BBC, там одного вообще разрезали на кусочки, а он выжил…)

Ален молчал. Смотрел на меня и молчал. И что самое страшное, в его глазах не было мне упрека. Была просто любовь. Такая простая и естественная…

Я поцеловала Алена. Он почти не ответил. Крови становилось все больше…

А потом сирены, мигалки, врачи, носилки… Мы куда-то поехали в машине скорой помощи… А потом еще мы сидели в коридоре. Я, мама и папа. Мы сидели в чистеньком беленьком коридорчике перед дверью, за которой врачи пытались спасти моего мужа.

Мама нервно ходила по коридору взад-вперед.

Отец сидел молча, глядя в одну точку.

Мы сидели как-то очень долго. И тишина звенела у меня в ушах.

— Пап. Ты думаешь, все будет хорошо?

— Не знаю.

Опять молчание.

— Пап, он поправится?

— Не знаю, Ась, не знаю… Рана глубокая…

— Ну почему ты так? Зачем?

Я закрыла лицо руками. Не хотела, чтоб он видел, что я плачу.

— Как?

— Ты же знаешь, что мне не нужно сейчас правды. Мне нужно, чтоб ты сказал, что все будет хорошо!!!

Отец меня обнял.

— Все будет хорошо. Он поправится. Обязательно.

В это время мимо проходила мама.

— А зачем тебе это? Ты же все равно разводиться с ним собиралась! Сама напросилась!

— Сонь, прекрати! – злобно гаркнул папа.

Мама сделала обиженное лицо и удалилась в дальний конец коридора. Она тоже переживала. Переживала невероятно. Но ей, как всегда, нужно было кого-то винить…

— Вот тебе и счастливая семья, — задумчиво произнес папа.

— Все из-за этой дуратской книги! Лучше б я ее не писала!

— Не в книге дело, Ась. Не в книге…

— Хочешь, я тебе расскажу, о чем она?

Я подняла лицо и посмотрела на папу. Он добро улыбнулся.

— Не надо, Ась. Я знаю.

— Как? Она же на английском?

— Я перевел.

— Не зная языка?

— У меня был словарь…

Я представила, какой кропотливый труд, не зная языка переводить каждое слово, пытаться составлять их в предложения, чтоб они обрели какой-то смысл… И всем этим он занимался в тайне от меня…

Папа открыл свою клетчатую сумку. В ней лежала моя книга, несколько словарей и толстая тетрадь с написанным его рукой текстом. На тетрадке было название «Счастливая Семья. Ася Мэлсен-Лежина.»

— Пап! Ну, зачем ты! Как тебе удалось! Это же…

— Как зачем? Дочка, родная, единственная, пишет книгу. Ну, как я мог не прочитать о чем она. А почему ты мне не рассказывала?

— Потому, что я боялась… Твое мнение для меня всегда было слишком важным… Я боялась, что ты скажешь, что все это – чушь собачья…

— Я бы так не сказал.

— А что ты думаешь? Ты прочитал, какое впечатление?

— Чушь собачья, на самом деле.

Мы с папой оба засмеялись. Он прижал меня к себе.

— В этой твоей «Счастливой семье» все настолько параноидально счастливы… улыбающиеся мамы, феерически восторгающиеся папы… ненормально радостные дочки… Иногда казалось, что они все под ЛСД или другим каким-то наркотиком…

Я улыбалась. Он говорил все это как-то мягко, по-доброму…

— Но вот, что я понял, Ась. Ты так старательно писала всю эту чушь, целых 230 страниц… А ведь там все, до мелочей, именно так, как у нас никогда не было… Я прочитал и понял, насколько же тебе всего этого не хватало…

Он поцеловал меня в макушку, и я прижалась к нему еще крепче.

— Помнишь, как я написала стихи?

— Да. Это был единственный раз, когда ты мне дала что-то свое почитать…

— Да…

Я вспомнила, как в ту ночь, когда Виталик ушел из моей жизни, когда я узнала о предательстве мамы, единственным родным человеком для меня остался папа. Мне так хотелось с ним поделиться, высказаться. Чтоб он поддержал меня, как в детстве, когда я разбивала коленку. Он добро улыбался и шутил, что накажет дверной косяк, о который я стукнулась. А тут разбита была не коленка… а что-то гораздо большее…

Я написала стихи. Я написала про все – про то, как было хорошо с ним. Как он был единственным, кто понимал и любил меня. Про растерянность, как я не знала, что делать и как вообще жить дальше. Жить – без него…

Я выглянула из-за двери. Папа мыл посуду. Мама сидела рядом и проверяла «свои» работы… Я незаметно цыкнула, так, что увидел только папа, и пальчиком поманила его к себе.

Он закрыл воду, вытер руки и пошел ко мне. Мама ничего не заметила.

Я сунула ему листок со стихами.

— Вот.

— Что это? – спросил папа.

— Да я тут… написала… что думаешь?

Папа прошел со стихами в мою комнату, сел на диван, внимательно прочитал мои строчки. Я стояла и жутко волновалась. Пыталась понять по его лицу, какую строчку он сейчас читает и что думает.

Папа отложил стихи в сторону.

— Ну? – спросила я.

— Чтож, довольно неплохо написано. Но тебе нужно следить за размером. Иногда он немного сбивается. Вот тут, смотри

«Мы с тобой сидели когда-то

Под шумящими кронами ив

И манил аромат нас куда-то»

Я бы сделал так «Аромат нас манил куда-то…», потому, что тут лишний слог появляется, по сравнению с верхней строчкой. И вообще, что за рифма «куда-то – когда-то»…

Он посмотрел на меня. У меня слезы стояли в глазах.

— Нет, в целом стихотворение очень романтичное, трагическое, я бы сказал… но если уж ты берешься за поэзию…

Он еще что-то говорил, говорил… я его не слушала. Он был тогда преподавателем филологии! Конечно! Кому, как не ему рассуждать о поэзии! Только он не понимал одной штуки – если девушка в шестнадцать лет пишет стихи – это не поэзия. Это боль.

Сегодня все было по-другому. Сегодня, он все понял… Мы сидели, ждали, пока выйдет врач и я чувствовала, физически, как ему жаль. Как он пытается меня утешить – как только может… Он ничего не говорил. Он просто гладил по голове, по руке… И что-то даже тихонько напевал. Еле слышно… Что-то вроде колыбельной.

Вышла врач. По ее глазам я сразу все поняла. В них было сожаление, жалость… Еще до того, как она подошла, я все поняла… Мама подбежала, начала требовать, чтобы я перевела, о чем она говорит… Хотя и сама уже все прекрасно поняла.

По дороге обратно в мотель, мы с мамой сидели на заднем сиденье. Я смотрела в окно, не веря, что все могло так случиться.

— Что же делать-то теперь? Что делать?

Так не хотелось думать… любая мысль, которая приходила в голову, любая – начинала жечь изнутри.

— Давай потом, мама…

Вдруг мама обняла меня. Так же, как тогда, в аэропорту. Она вкусно пахла печеньем… Мама наклонилась над самым ухом и прошептала.

— Прости меня. Я просто тебя очень люблю… Я думала, я делаю тебе как лучше…

— Я знаю, мам…

Из глаз потекли слезы. Меня прорвало. Сквозь всхлипы, я бормотала:

— Я никогда не слушала тебя… Старалась сбежать, отдалиться… Знаешь почему?

— Почему?

— Потому, что мне тебя безумно не хватало. Мне казалось, если я физически уеду, мне станет легче…

— Прости меня, Ась, прости! И за Виталика прости! Я не знала…

— Я знаю, мам. Мамочка!!!

Я вцепилась в нее крепко-крепко и разрыдалась…

Наступила ночь. Мама с папой лежали в кровати, в своем номере. Я постучала.

Мама встала с постели, открыла мне дверь.

На пороге стояла я. Босая и в ночнушке, с подушкой в руках. Как тогда, когда мне было 8 лет…

— Можно, я к вам сегодня? Грозы нет… но мне все равно страшно.

Папа, щурясь на свет из двери, посмотрел на меня.

— Конечно, — сказала мама.

— Давай, ложись, — папа подвинулся.

Я легла между ними. Взрослая, двадцатипятилетняя дылда… Я лежала, и становилось не страшно. Не страшно жить… не страшно от того, что будет дальше. Просто потому, что справа – была мама, а слева – папа. И все тут!