Портрет

Он — известный, востребованный художник, я — актриса театра и кино. Многие десятилетия живём каждый на своей орбите, но забыть его не могу я. Да и не хочу.

Он… Серёжа.

История женщины — это история её отношений с мужчинами. Из моей истории может родиться не одна книга — и любима каждая. Но самая первая, с которой как женщина ты и началась, особенно памятна. Думаю, любая согласится со мной.

Нам было тринадцать с Серёжей, таинственный возраст. Не дети уже, но и не взрослые. Встретились в художественном кружке при доме пионеров, пришли туда одновременно, парой лет ранее.

В рисовании дальше идеи смешения красок мне продвинуться не удалось, а Серёжины работы с первой же выставки нашей группы стали отмечать и педагоги, и зрители.

Я всё более отдалялась от этого кружка, перейдя в театральный и успевая там, как мой друг — в рисунке. Но, как и все месяцы до того, словно бы случайно встречались мы у входа в парк, через который лежал путь к нашему дому творчества. Встречались, сияли глазами навстречу друг другу, вздрагивали от электричества, бившего нас поддых — и молчали о том. О, как мы молчали!

Пока однажды он не попросил, мучительно выдыхая каждый слог:

— Можно… твой портрет?

Сердце забилось во всём теле, кровь вскипела, окатила жаром щёки:

— Да.

И он рисовал меня.

Я приходила после школы к нему домой, он вёл меня в большую светлую комнату, устраивал в кресле возле окна, а сам, прикнопив альбомный лист к самодельному мольберту, погружался в рисунок.

Не получалось.

Он гневался, кулаки сжимал, смотрел на меня отчаянно и виновато.

И в один из дней решился. Подошёл ко мне с палитрой и кистью и попросил:

— Можно?

Ничего не понимая, я всё же кивнула.

Он медленно отложил палитру и кисть, взял ладонями моё лицо, приподнял его и повернул к свету, прохладными и слегка дрожащими пальцами ласково провёл по бровям, бережно коснулся век, предлагая им прикрыться.

Я послушалась.

И ничего нежнее кисти на веках своих и лбу, щеках и крыльях носа, на губах и подбородке никогда прежде — и после — не знала я.

Ничего слаще аромата свежей краски с тех пор не признаю. И всегда стараюсь быть возле сцены, когда монтируют новые декорации — витает возле них тот самый дух. И премьеры мои всегда не проходят — сверкают!

Расстались мы просто — кочевая их семья должна была переехать в другой город, а писем писать не умели ни он, ни я.

Но и теперь на выставках Серёжиных, из которых ни одной не пропускаю, с восторгом, удивлением и капелькой грусти встречаю в его работах один и тот же сюжет — девушка в ожидании поцелуя.