Плата

Никто и не говорил мне, что будет легко. С самого детства меня предупреждали, что балет — это труд, это боль, это напряжение, это слёзы, и что красив он только с фасада, который видит зритель. Когда балерина идёт по сцене на пуантах, всем кажется, что это так легко и просто, но когда с артистки за кулисами схлынет адреналин, она почувствует всё сполна. Вот и сейчас, когда я снимала грим после выступления, сидя в своёй гримёрной, сосредоточиться на потёках туши на лице никак не выходило. Боль в ногах никак не желала отступать и накатывала жгучими волнами. Но разве те аплодисменты, что сотрясли зал этим вечером, не стоят этого? Взгляд соскользнул с отражения в зеркале на большой букет белых роз, который сегодня вынесла мне на сцену женщина из партера. И при взгляде на белые, как рисовая бумага, лепестки на меня накатил острый приступ жалости к себе. Обычно я держу себя в узде, но ведь и ежовые рукавицы время от времени нужно ненадолго снимать, иначе они раздерут кожу до кости.

Я хожу по лезвию ножа. Если жалеть себя слишком сильно или излишне часто, тобой завладеет апатия, боязнь даже самого мелкого промаха и лень. Нет уж, не сегодня. И не со мной. Нет-нет. Я и балет за эти годы приросли и притёрлись друг к другу, как старые супруги, готовящиеся справить сапфировую свадьбу.

От размышлений меня оторвали ворвавшиеся в гримёрную друзья. Они все шумели и галдели, как один, и совершенно невозможно было разобрать, что они говорят. Но мне было радостно их видеть, ведь со многими из них я не могла пообщаться вживую месяцами. Из-за постоянных репетиций и моих первых гастролей. Когда моё лицо в первый раз робко взглянуло на улицы города с афишных тумб, вся эта развесёлая и до боли родная компания, толпящаяся сейчас посреди гримёрной, тотчас примчалась в театр. А подробности моего дебюта долго ещё пересказывались всем знакомым. Друзья очень любили рассказывать, что они знакомы с известной балериной.

И вот сейчас они всей гурьбой пришли в гримёрную и принялись поздравлять меня и что-то восклицать восторженными голосами.

— Ты такая молодец!..

— Ты скоро станешь примой!

— Ты настоящая артистка!

— Я всем-всем буду рассказывать, что я знакома с такой талантливой балериной!

— Браво!

В общем, они ещё долго говорили всякие приятные вещи, да в таких количествах и с таким жаром, что покраснеть могла не только я, но и те самые белые розы, подаренные мне зрительницей из партера.

— Давай, собирайся и пошли, посидим в кафе, — Алиса, с которой мы дружим ещё со школы, потянула меня за рукав — Надо же отпраздновать такое удачное выступление! Мы ещё и своих знакомых пригласили, ты ведь не против?

— Так хочется их с тобой познакомить! — поддакнул Лёля.

Улыбнувшись, я сбросила пушистые тапочки, в которые всегда влезала, едва сняв пуанты, и потянулась за кедами, стоявшими у стола. Но не успели мои пальцы нашарить аккуратно сложенные в обуви носки, как сверху послышалось фырканье. Всё так же, сидя на стуле и согнувшись, я подняла голову в надежде выяснить, откуда исходит звук. Гораздо лучше было бы прикинуться, что до моих ушей ничего не долетело.

На лицах друзей, которые буквально минуту назад рассыпались в восторженных комплиментах и пророчили мне будущее известнейшей примы, явственно читались брезгливость и отвращение. И все их взгляды были прикованы к моим ногам. К расширенным венам под кожей, к шишкам, мозолям, болезненным ногтям и пластырю, пластырю, пластырю…

— Фу, — сморщил нос Лёля — Уродка.

А через мгновение комната опустела, и громко хлопнула дверь.

_____