Лягушка в банке

Блуждающие огоньки земляники приводили Лялю в восторг, паутина, натянутая меж ветвей, смешила, а мелкая живность очаровывала.

Непролазный кустарник назвала она «экзотическим», жалящую крапиву — «бодрящей», а грязное вонючее болотце — «миленьким» и «атмосферным».

Я почти насильно оттащил ее от трясины.

Лоснящееся зеленое нечто выпрыгнуло прямо перед нами.

— Лешка, глянь какой красавчик! Сколько энергии! Какой умный взгляд…

— Ляль, это просто жаба.

— Он — великолепен!

— Да почему «он»? Может — «она»…

— От него исходит мужество! И сила, и…

Жаба надулась от гордости, впившись в Лялю мутным взглядом, будто под гипнозом. Без всяких приготовлений, одним скачком запрыгнула в на треть заполненную банку и, ничтоже сумняшеся, устроилась на землянике.

— Ух ты! Какой… прыгучий!

Еще одна лягушка в банке.

— Выбрось, — кисло предложил я Ляле.

— Такого красавца?! Ни за что!

Она ворковала с лягушкой, сияя своими ямочками, веснушками, и синевой из-под пушистых ресниц. Земноводное, как зомби тянулось из банки навстречу…

— Так, Лялька, пошли уже!

Она весело зашагала впереди, а я то и дело оглядывался. Казалось, из болота сейчас выскочит с десяток лягух и устремится за нами гуськом…

…Ляля торжественно водрузила банку на стол и… забыла о ней через пару минут. Лягушка съежилась от тоски и разочарования.

— Думал, в сказку попал? — я перевернул банку, но жаба вылезать не собиралась. Пришлось вытряхнуть ее на клумбу. Она еще долго сидела там, глазея по сторонам.

Лялька мостилась загорать в саду, обкладываясь кремами, книжками и яблоками. Затренькал ее телефон.

— Леш! Возьми, пожалуйста, а то руки в креме.

На правах лучшего друга я пользовался безграничным Лялькиным доверием.

— Да. Привет, Серега. Не может взять. Руки в креме. Я — почему? По кочану. Ага.

Трубка заныла короткими гудками…

Кроме университетских заданий на Лялину почту в тот день пришли и иные послания. Не читая, я удалял оды и дифирамбы в ее честь.

Я выпускал их. Всех. Зацепившихся за нечаянно выбившийся локон. Идущих ко дну в безбрежной синеве этих глаз. Тех, кому ямочки ее стали капканами. Уползайте, пока можете…

Лялька уснула под деревом, свернувшись клубочком, прикрыв книжкой плечо. Волосы ее растрепались, не видны были ямочки, ресницы надежно прикрывали синеву. Кто есть живой, можете выйти вдохнуть воздуха — сейчас она не опасна…

Прислонившись к дереву, я охранял ее сны, разглядывал свои кеды и думал: а сможет ли кто-нибудь… когда-нибудь… выпустить меня?..