Красный. Зелёный.

"Когда-нибудь я желаю уехать в такое место, где, куда ни глянь, будет один лишь
только зеленый цвет. Вечное лето, вечное тепло, бесконечный, безоглядный зеленый."

"Каждый миг своей жизни я тону в цвете твоей любимой губной помады и того самого
легкого летнего платья. Такой безбрежный волнительный океан ярко — красного."

***

Мы прохлаждаемся в ее скромной маленькой квартирке, наполненной каким-то нереальным
количество чепухи, которую она милостиво окрестила «предметами интерьера». Во всех
аспектах ее жизни присутствует хоть толика самообмана.

Она — тонкое, очаровательное, изящно — угловатое существо. Существо просто-напросто
недочеловеческое, с трудноопределимой половой принадлежностью и, что называется, «без
царя в голове». Голова, кстати, непропорционально большая из-за вечно шуршащего
стога сена на ней, который некоторые благозвучно именуют «стильной стрижкой».
На бледных, полупрозрачных веках она ежедневно изображает колючие угольные стрелки.
Под вечер косметика постепенно блекнет, рассыпается черной крошкой вокруг глаз. Я знаю,
когда-то она была счастливой обладательницей трогательных светло-русых кудряшек,
заканчивающихся где-то на уровне лопаток. Я знаю, потому что я видела ее старое детское
фото. Каждый раз, когда я прихожу, она старается запрятать его куда подальше, прикрывая
сверху кипой типичных женских журналов, эталону которых она не будет соответствовать
никогда. Глупое женско-юношеское желание раскритиковать себя в пух и прах, лишь бы
нарваться на комплимент...

Впрочем, я и сама так делаю, ведь мы с ней чертовски похожи.
Просто один и тот же человек, с той лишь разницей, что я значительно умнее...

— Ну-ка, ну-ка, новый кардиган? Мило. За сколько купила? — спрашивает она, с
неоправданным интересом, лишь мельком оглядывая мою фигуру и снова отворачиваясь к
экрану компьютера.

— Дешево. Не буду говорить сколько, но дешево, — гордо, и все же немного смущаясь
отвечаю я.

— М-м-м… Тебе бы больше пошел такой… знаешь, темно-темно синий. Благородный синий.

— А мне больше такой понравился, — пожимаю плечами я, неуклюже поправляя рукава.
Вру, конечно. Сиреневый и правда мне совсем не к лицу. Бледнит излишне. Просто,
как всегда, было лень выбирать что-то более-менее подходящее.

— Ха, — коротко выдает она, — Ну ладно.

Терпеть не могу, когда она уделяет мне внимание лишь для того, чтобы бросить какой-нибудь
ехидный комментарий по поводу моего внешнего вида. Так и хочется выдернуть разом все шнуры
от компьютера, вцепиться в эти костлявые плечи и заявить "зато сиськи у меня больше"!

— Зато сиськи у меня больше, — пожалуй это все, на что хватило моей энергии.

Ее взгляд мгновенно отрывается от монитора, губы искривляются в блаженной улыбке. Уж
она-то знает, когда пришло время перестать быть сукой и натянуть на свое лицо непроницаемую
маску светло-доброго существа. А что самое главное — ей это удается. Удается грамотно
меня успокоить своей нежной лестью.

У меня так не получалось никогда. Я не знаю меры, я не умею успокаиваться, я — просто
один сплошной взрыв. И это тоже ей известно, поэтому она научилась так нежно, немного
лукаво улыбаться. Чует, должно быть, что если меня вовремя не успокоить, то в этой
комнатке разверзнется самый настоящий ад. Неужто, боится за сохранность своего жилища?
Ведь я, ко всему прочему, умею не хило развалить всю обстановку вокруг себя. До мельчайших
деталей. Клянусь, если меня разозлить, то и эти изящные кукольные фигурки, и фотографии,
заботливо помещенные в рамочки, и аккуратно расставленные флакончики с дорогими духами — все пойдет в ход. Я представила себе хаос с разбросанными по полу фарфоровыми и стеклянными
осколками, кипами смятой бумаги, с отвратительной приторной смесью самых разных цитрусово-цветочных запахов, доводящей до нервного тика, и широко улыбнулась. Должно быть, верно говорят, что если только в мыслях дать себе разрядку, то она, скорее всего, наступит на самом деле. Психология, наверное, интересная наука. Надо будет, как-нибудь на досуге почитать
пару-тройку учебников. Может тогда мне удастся поставить соответствующие диагнозы и
себе, и Грин.

— Ты чего такая довольная, пупс? — мягко спрашивает она, выдергивая меня из моих скромных
мыслей о прекрасном.

И правда? Чему это я так радуюсь? Присутствию этого омерзительного, лицемерного недочеловека? Тебе радуюсь, Грин?

— Я рада тебе, Грин, — снова широко улыбаюсь я. Почему-то, получается очень даже искренне,
возможно, от чистого сердца.

— Рэд, малыш, дай-ка я тебя обниму, — поднимается, протягивает ко мне свои руки с тонкими
хрупкими запястьями. До чего же она бывает трогательна. До чего...

Я подхожу и мягко сцепляю свои пальцы на ее шее. Тепло. Иногда нам с ней тоже бывает тепло.
Как и другим людям. Жаль это длится всего пару мгновений, лишь на сотую долю секунды застилая  собой нашу общую беспросветную тоску.

Так жалко, так жалко нас — хоть волком вой.