Девочка-печаль

Девочка с печальными глазами стояла перед зеркалом и смотрела на своё отражение. Девочке было четырна-дцать. Она вспоминала свои детские фотографии, пыта-ясь понять, когда же печаль поселилась в её глазах. Пе-ред ней в зеркале вспыхивали, как кадры из фильма, её детские снимки — восторженная детская мордашка слегка застенчиво смотрит в камеру, то робко, то беззаботно улыбаясь. Но возникали и другие изображения — на всех фотографиях, где она не смотрела в кадр, у неё задумчи-вое лицо с печатью совсем не детской печали. О чём гру-стила она? Она и сама не знала. Девочка вздохнула, стря-хивая воспоминания, холодом укутавшие плечи, и снова всмотрелась в отражение себя четырнадцатилетней. Де-вически пухлое, её лицо было бледным, делая ещё темнее и пронзительнее глаза, словно всё лицо состояло из одних только глаз, а всё остальное — нос, щёки, губы — терялось на втором плане позади глаз. Но что это? Пухлость щёк едва заметно начала уменьшаться, словно юность стекала с неё. Вот ей уже двадцать, она созрела и стала хорошенькой, но всё ещё осталась немного ребенком. Мгновение — и ей двадцать пять, её лицо будто влеплено наконец из необработанного прежде материала, у неё обозначились скулы и немного утоньшился нос, а на губах стала пробиваться едва заметная улыбка, хотя глаза её по-прежнему оставались грустны. Но вот ей уже тридцать, черты её лица стали ещё более утонченными, достигнув наконец пика своей формы, но главное — она научилась улыбаться какой-то новой улыбкой, от которой словно светилось всё её лицо — улыбались, изящно изгибаясь, губы, но самое главное — улыбались теперь и её глаза, и лишь в самой их глубине по-прежнему таилась грусть, навсегда впечатавшись в её сердце и отражаясь в зрачках. Печаль уже не была заметна посторонним — лишь только заглянув на самое дно её глаз, можно было понять, что она по-прежнему грустна.

Но время шло, лишь ускоряя шаг, и вот уже морщины одна за другой атаковали её лицо, а пряди волос начало подкрашивать серебро. Десятилетия мчались как годы, не жалея ни её тело, ни лицо, ни душу, и вот ей уже ше-стьдесят. Худая, испещренная морщинами рука потяну-лась к зеркалу, будто пытаясь ощупать отраженное в нём лицо. Улыбка пропала, и вновь вернулась его безраз-дельная владелица печаль. Она смотрела на всё то же грустное, словно обиженное, детское лицо под маской морщин, и те же пронзительные юные глаза, с неведо-мым упрёком глядящие в мир, смотрели из зеркала на неё. Её волосы были белы, но под полупрозрачным коко-ном изменений, которые внесла в её облик жизнь, она оставалось всё той же маленькой девочкой с большими печальными глазами. Она закрыла глаза… А когда открыла, ей снова было тридцать. Она улыбнулась своей чуть грустной улыбкой и отошла от зеркала.