Жажда

Жажда.

Мы шли целый день и у меня сильно устали ноги. Мама взяла меня за руку и подтолкнула, чтобы я не отставал. Мы и так плелись последними. Моя старшая сестра Гульзира бегала в самое начало толпы, а потом возвращалась, рассказывая, что там происходит. Мы шли, уже целую неделю.

Тогда на нашу деревню напали злые люди. Они подожгли все дома, и мы убежали в лес. Некоторых наших соседей поймали. Ночью все стали кричать и куда-то торопиться. Мама успела прихватить немного еды и воды. Мы бежали вслед за всеми, среди деревьев мелькали лучи прожекторов. Пули свистели прямо около нас. Гульзира кричала, а мама крепко держала нас за руки. Все кричали, началась паника. Кто падал, уже не подымался. Меня душил страх, я хотел вопить и зажмурить глаза, но не мог. Мы шли всю ночь и следующий день, а потом выбрались из леса.

Старик Феодосий очень хорошо знал эти места и поэтому вел всех деревенских. Среди нас были только старики, женщины да дети. Моего папу и брата Ильнура забрали на войну. Мама говорила, что у них все хорошо, хотя она не получила ни одного письма с начала войны. Гульзира говорит, что мама просто верит в это, а если она верит, то так оно и есть. У нас кончалась еда, и мама решила приберечь ее.

Скоро на тропе мы повстречали жителей соседней деревни и теперь не знали, куда идти дальше. Ведь Феодосий вел нас именно туда. Все плакали. Их дома тоже сожгли. Среди тех людей были солдаты. Они сказали, что рядом находятся Наши. Если мы доберемся до них, то будем в безопасности. Я спрашивал у военных, знакомы ли они с Ильнуром и папой. Те поделились со мной коркой хлеба и сказали, что нет, но если их встретят, то передадут привет.

В воздухе всегда держался запах гари, а среди сухих полей летал пепел. Теперь нам стали встречаться тела погибших солдат и брошенные орудия. Мы с мальчишками подбегали к ним и хотели поиграть, но мамы начинали кричать и отгонять нас подальше. По ночам на горизонте переливалась алая полоса надвигающейся войны, и был слышен рокот танков и самолетов. Были слышны взрывы. Мы шли в противоположную сторону. Дождя давно не было, и у нас кончилась вода.

Вскоре вода кончилась у всех. Народу теперь было много, и все дышали как паровоз. Рядом не было не речушки, ни малюсенького ручейка. Я никогда не был таким чумазым, голодным и никогда не хотел так пить. Я очень хотел пить и есть. Язык стал шершавым, и я провел по нему пальцем. Солнце неумолимо пекло, мы все шли и шли. Теперь мы чаще останавливались. Мы больше не искали убежища, мы искали воды. Мы шли по большой равнине, трава иссохла и была покрыта пылью. От удушающего сухого воздуха горло горело. Гульзира больше не бегала. Она шла и хныкала. Мама ее ругала, она была сильной, но тоже очень уставшей.

Над нами все чаще стали пролетать самолеты. Мы не знали враги это или Наши. Солдаты говорили, что Наши. Нас они не трогали, место, по которому мы шли, и так было полностью разгромлено. Кругом была разрыта земля от взрывов гранат и мин, мертвые солдаты стали попадаться через каждые десять шагов. Когда мы проходили мимо одного, мама закрыла мне глаза. Люди искали в их вещах фляги с водой, но ничего не находили. Я так хотел пить, я хрипло сказал об этом маме. Она просила меня терпеть, ведь скоро мы доберемся до безопасного места.

Солнце почти зашло, и сгустились сумерки. Все равно нам было очень жарко. Вдруг впереди все засуетились. Люди стали сбегаться в одну кучку. Многие еще ничего не поняли, но моя мама уже быстро тащила меня и Гульзиру поближе и толпе. От разорвавшегося снаряда самолета образовался котлован и наружу вышли грунтовые воды. Вся яма была заполнена водой. Когда мы добежали вокруг уже толкался народ, а яма была наполовину пуста. Вода была грязной, мутной, в ней плавали букашки и травинки. Но это была вода. Некоторые благодарили Бога, но большинство хотели напиться на все жизни вперед. Кто-то осмелился умыть лицо и его сразу выгнали подальше. Тот, кто рискнул встать в воду сапогами, вообще получил по ушам. Мама протолкала нас вперед, и мы что есть силы стали набирать воду в ладони. Я никогда в жизни так не глотал воду. Гульзира говорила, что первый глоток воды выплевывают, но я не сделал этого. Так хотелось пить. Вода была невыносима грязная, но всем было плевать.

Последние капли воды люди зачерпывали вперемешку с грязью. Один оборванный старик, хватал руками кучки мокрой глины, как вытащил из нее какую-то корягу. Когда он увидел, что это вовсе не бревно он выронил это из рук и с диким криком бегом выполз из ямы. В котловане, только что наполненном водой лежало холодное тело солдата. Мясо торчало наружу, а кожа расползалась. Его челюсть была сломана, рот открывался в разные стороны и был, широко распахнут. Стеклянные глаза солдата глазели на всех нас. Я смотрел на него в ответ. Тело было наполовину разложено и раскурочено от взрыва, одежда была разорвана. У меня мурашки побежали по коже.

Мне стало плохо. Сзади меня кто-то заверещал. Гульзиру около меня вырвало, а потом она упала в обморок. Это было ужасно, до и после я не видел ничего более мерзкого. Люди вокруг меня кричали и отшатывались в страхе.

Наступила звездная ночь, стало немного прохладней. Я думал о том, что Ильнур тоже мог лежать в этой яме. Что, мы выпили часть души этого солдата. Я смотрел на далекие звезды, сегодня не было слышно войны. Мы спали на траве. Гульзира до сих пор дрожала, она плакала и не могла остановиться. Я тоже плакал.

Ночью пошел ливень. Утром мы наткнулись на наши войска. Мне тогда было шесть лет. Отец и брат вернулись. У нас никто не погиб. Мы остались жить, хотя я на всю жизнь запомнил того солдата и яму с водой.