Ты да я, да мы

— Спасибо, упряжка! — мне повезло: удалось заловить многозвучную. Всю дорогу со сном на пару мурашились от звуковых переливов да ласк. Только-только, чуть назад, сон телепортировался, одев наушники с Музыкой его земель: той, где его Родина, и тех, в которых он любит бывать. А ко мне подплыло ощущение, что повозку следует отпускать, а самому — выходить, именно здесь.

Местечко было, как и другие: не наполняющим меня: слишком суетным, аттракционным до скрежета. Толпились свободные мо́нки (мо́ны однозвучные) и упряжки звуков, их перемежали такие же, как я, и счастливчики, уже нашедшие свою Музыку, принявшие ребёнка-Движение или нескольких детей и готовящихся к Основному Путешествию, набираясь сил перед ним. Куда не повернись, шумели, бликовали, заманивали бесконечно разные аттракционы-возможности. Вот случайная, невиданная мною до этого, Чёрная Дыра вибрирует невидимым круговоротом, ход которого иногда обозначают резко появляющиеся и исчезающие восторженные лица посетителей. Один из них мазанул по мне взглядом и успел махнуть рукой, мол, залетай, чего сомневаешься. А я, вспоминая Музыку, на которой сюда прибыл, вспоминая лицо попутчика-сна, осторожно, чтобы никого не задеть, пошёл искать «Космородное Мороженое» — заведение, обязательно присутствующее в любых общественных местах Космовсе.

Войдя вне, увидел дли-и-инный тонкий ряд тех, кому я подобен. Цепочка смакующих Космородное Мороженое располагала к выбору сомороженщика. Я вам открою наш обычай: у нас здесь почти всё создано или смонтировано так, чтобы первым в череде появлялся ВЫБОР. А у вас? Я, когда замечаю указание сделать предложенный выбор, схожу с ума от отсутствия возможности самому выбирать — что́ выбирать. Я взмучиваюсь также от отсутствия выбора — делать, вообще, выбор или не делать. А вы, тоже возмущаетесь безвыборностью ВЫБОРА?.. Может, потом узнаю, расскажете… Ладно. В общем, от вас уже не укрылась отшельническая основа моего теперешнего состояния.

Придётся вклиниться в «нить бус», в ряд лакомок… Ой! А попробую-ка я взять мороженое с собой! Выбор же… Т, нет, не дали: объяснили, что вне заведения лакомство обретёт случайные новые свойства, не указанные в меню.

Я сел в тесном ряду и стал любовался Чёрной Дырой. Эта не являлась аттракционом. Она была из семейства Диких Лекарей. Когда в Космосе образовывалась рана и целостность Его истории нарушалась, к примеру, образовывалась петля времени, один из Диких Лекарей, который в тот момент был поблизости, обволакивал рану и залатывал её здоровьем. Дикого Лекаря вызывали или он приходил сам, распознав рану.

Сейчас, на половине мороженого, меня заняли два любопытства:

— кого лечит Чёрная Дыра,

— какие случайные новые свойства приобретёт всекосмическая, волнующая наслаждением сладость.

Отхватив кусок океана радости, я быстрее быстрого выбрался из заведения во вне, тут же выплюнул мороженое и стал смотреть. Аморфные кусочки соединились в картину, на которой пейзаж какого-то мира во всей своей глубине жил и двигался. Мир никуда не уходил, так и парил, пока к нам не вышел один из мороженщиков и не собрал картину в нежного цвета креманку.

Всё это буйство мгновений рядом со мной стояло третье любопытство — один из тех, с кем я такой же, один из посетителей Космородного Мороженого. Он выбежал из заведения вслед за мной.

Такушки, пусть он сам решает, что ему делать, а я пойду смотреть за работой Дикого Лекаря.

Правда Чёрной Дыры

«…Беги потом, рану лечи, обволакивай.

На шраме шрам в Космосе — ваши старания!

Кидаете в Космос, как в мусорку, всякий рай,

И даже плодовое время, заранее!

Вот плачет девица земная о доле,

Слезинки-горчинки жгут Космос чрез дно.

Ты плачешь, Любви не найдя в ближнем поле.

А скинуть диван и, ну, вдаль, не дано?

Да, вдаль. Мир лучится, искрит по реальности.

Реальность — ядро, чрез которое пульсами

Звучит Путешественник-Космос в тональностях

По цвету — рассветных, по чувствам — перкуссии.

…Сижу рядом с Небом, измученным кем-то в прах,

Качаю болеющий Сон на своих руках.

Когда долечу, то отправлюсь к мгновениям,

Пустым чьей-то дурью, когда-то беременным.

Мне Дикою Лекаркой спел Космос двигаться.

Но я иногда подчиняюсь желаниям

Любви и Мелодий созданий, извивностям

Мечтаний, и русла готовлю молчанью и чаяньям».

На входе во Вне Чёрной Дыры стояло несколько одинакишей, с кем я, как одно. У них был испуганный взгляд, один на всех. Мой спутник из Космородного спросил кого-то, почему они не заходят смотреть лечение и чем все напуганы. «Страшный и сложный пациент», — ответили, — «Но кое-кто из наших там и наблюдают. Если есть запал, идите и вы».

Я не дослушал, уже был возле входа и открывал занавеску кружения, когда спутник подбежал. Он первым зашёл. Получилось, что это я ему отдернул занавеску, мол, «Прошу. После Вас». Странный. И почему он не разговаривает со мной?

Сразу на нас вылилась Музыка, в самом ужасном, крайнем, конечном своём дисгармоничном воплощении, Музыкальный слив — вот, что нас встретило за шторами кружения. Будто все-все звуки падали одним потоком.

Оторопев, почувствовав, что взъерошен в противоположную от себя сторону, я хотел было сразу же выйти. Но мой спутник оставался на месте, упал, но остался при себе и не делал движений к шторам. Ну, я тоже остался. И, наконец, воспринял картину происходившего и его лечения.

Вверх расстраивалось колоссальных размеров здание со множеством ровных отверстий. В этих отверстиях и между материалом стен здания были зажаты маленькие существа. Здание раз за разом взлетало в выси своего Неба и раз за разом рушилось, исчезая в плеске глыб, света, Неба и этих существ. Спад сопровождался Музыкальным сливом.

Повтор. Повтор. Нас заворожило повторами, созданными петлёй времени, сцепившей целое Всемирие.

Одного из нас захватило в картину терпящего бедствие Дома. А ведь зрителей пациенты Диких Лекарей, на моей памяти, никогда не касались.

Что делал Лекарь? Он спокойно рубил русла. Избытку придушенных реальностей необходимы были новые пути-дороги. Да, лечение будет долгим… Эк, предсказатель из меня не получился: следующий взмах лекарского топора выключил петлю-болезнь и само «Лечебное заведение». Мы, зрители, оказались возле входа во вне «Космородного Мороженого».

Я двинулся искать место, где можно было бы нор-р-рмально поесть. Опять зашёл в Аттракционную. Спутник — за мной.

«Чего ты забыл рядом со мной?» — в заспинок сказал я и — ходу, ходу! Моё правило — никого не обижать. Но, если я вот сейчас его обидел тем, что отгоняю от себя, то я не хотел видеть урон от совершаемого. Нет, ну, он сам напросился: ходит вслед и молчит. А я привык и полюбил двигаться в одиночестве. Оно, одиночество, чистое и ясное.

Насытившись всем, что только смог поглотить, я потихоньку, шарообразно, попроявлялся по Аттракционной, которая сильно уже уменьшилась, превратившись в небольшой коридор с редкими всплесками скоростей веселья, и проявился во Вне, на Воле. Как же здесь!.. Свободно парят мириады упряжек и мо́нок, переливаясь фиолетовым и другими цветами, лиловым, зелёным, голубым…

Будто волна, также стремительно и плавно, ко мне приблизилась упряжка Мелодий. Из неё вышел сон в наушниках (другой, не мой недавний попутчик), чуть отдалился и, обратившись в маленький водоворот, ввинтился в простор, исчез. Свободная теперь упряжка приглашала меня в путешествие. Я прислушался к её Музыке — не моя, да и ехать мне сейчас не ощущалось нужным, поэтому я отпустил упряжку.

Как всегда, закрепился для отдыха и было разжёг свет, засидел перед ним, замечтал, но вдруг услышал вот такой звук: «з-з-з». Он тонкостью своей проводил по мне полосы и узоры. Звук собрал из меня стрелку указателя, и я пошёл добывать его громкость.

И я добывал, добивался её. Немного петляя, двигался точно по руслу громкости. Она становилась виднее, а во всех Космовсе начало светать. Мне чудилось, что светом раскрывалась каждая частичка Космовсе; вскипали сиянием шары, летающие камни и пылинки; все жители всех Космовсе отдавали свой свет и принимали лучи других; упряжки и мо́ны Музыки сменили тёмно-глубокие блики на пульсацию белого пламе́ния.

В миг, когда я дошёл до звука, полыхнул рассвет всех Космовсе. Я услышал Музыку и увидел Её. Она растекалась передо мною полевым разноцветным мёдом. Звук «з-з-з», как ниточка, привёл меня к полю моей Музыки.

Все мы, кому я подобен, с рождения ждём момента встречи и соединения с родной Музыкой, которая свила нас, как птица Земли вьёт гнездо, а потом отступила, упорхнула, чтобы мы кем-то сформировались с долей стремления к поиску и путешествию в своём замесе (к поиску Её и путешествию к Ней, родной Музыке).

Наконец-то, момент счастья случился и со мной! А это ещё означало, что скоро жди Движение (или даже несколько) и Основное Путешествие…

Мне трудно было сделать шаг-почин: счастье такое чистое, нетронутое! Я долго любовался им, думая, что вот сейчас ступлю в него, изменю собой, а потом буду с остротой вспоминать моменты до первого шага. Я жалел счастье. Пока не услышал в нём шорох!

Из заволновавшихся трав выглянуло существо, в котором я узнал … спутника.

От моего крика «Ты-то что ЗДЕСЬ ДЕЛАЕШЬ?» на мгновения притихла Музыка.

Спутник вытер щёки, указал на соцветия: «Вот эти очень-преочень, остро-счастливо, как вкусные!» и прибавил: «Я до тебя сюда пришла».

— Т-тоже на звук шла?

— Да, я и до сейчас знала, что у нас с тобой одна Музыка, вот и ходила рядом. Но если я тебя раздражаю, отойду подальше. Благо, нам с тобой есть, где разойтись: Поле — тот же Космовсе.

— Ага. Иди. Только вот у меня ещё вопрос, — я нагнал спутника, — Как ты заранее знала?

— Глупый мне достался сомороженщик. Глу-пый.

Она даже остановилась, чтобы взглянуть на глупца, пробежаться по всем его составляющим. И пока она на меня смотрела, … ну, в общем, я и понял, что, … в общем, теперь МЫ счастливцы, нашедшие свою Музыку.

Мы погрузились в соцветия полакомиться разномёдьем.

— Когда у нас появится Движение?

В ответ Спутник ахнула.

— Посмотри, пожалуйста, вот на э́то … движение!

Все травы и цветы взлетали с Поля, показывая нам свои корни. Над нами образовался купол из корней, и рассвет Космовсе скрылся за своей тенью.

— Противоположность нашей Музыки, вторая Её половинка, — предположил я, — Нам надлежит всё узнать о нашей Музыке, все Её…

— Наши, — подсказала Спутник.

— … Облики.

Купол корней исчез. Всё, и Космовсе, исчезло, выдавленное чёрной тишиной. Но она не долго длилась. Мы почувствовали, что стоим на дне (сверху давило), и увидели взбеги слабосветящихся порослей вокруг.

Родная Музыка привела нас к своему пределу. А его прорастали улыбающиеся создания, подобные нам, зависшие, источающие свет и этим мерцанием медленно-медленно улетающие через черноту. Создания испарялись светом.

Музыка опустила нас прицельно: рядом со Спутником висела её копия. Я первым увидел, захапал сомороженщика и уже было увёл от страшного отражения, да случай пересилил, и взгляд моей расправил именно этот кусок пространства. Спутник вырвалась и давай свою копию стаскивать с невидимого держателя.

— Помоги мне!

Когда я коснулся копии, её облик потерялся в хлынувшей информации. Теперь зависли мы со Спутником, впитывая рассказы пространства.

Узнали мы о многих мытарствах отражения в поиске родной Музыки и Движения. Все встречи и дороги оборачивались тупиками. Неужели здесь сад таких же, как эта, копий всех нас?!

Да. Мы это поняли, напитавшись рассказанным. Нас нашло место, где доживали наши копии, никому, нигде, никогда не ставшие нужными. И Музыка привела нас посмотреть на участь ненужных, которые не нашли ни в одном Космовсе свою родную Музыку.

Мы вышли из светового пространства копии… Я один вышел. А моего Спутника рядом всё не оказывалось и не оказывалось. После третьего мгновения ожидания во мне лязгнуло. Это что? Щелчок дурачку?! Приманили, показали Любовь и сразу забираете?!

«Ну я вам сейчас позабираю…»

Я вернулся в свет. Снаружи он выглядел небольшой трубкой, будто звезду растянули. А внутри — из ветровых вензелей проявлялся последний перед Небом уступ горы, на краю которого стояла хижинка с висящими на ней туманами. Я метнулся к строению. Вдруг мой Спутник там, пленён, и его надо вытаскивать!?

Окна светились разноцветьем. Заглядываю через одно из двух — Спутника нет, есть кружение спаянности сонма миров по всему дому. Какой-то мир стрельнул в меня ярким зелёным, приблизился к окошку, разросся по нему и показал отражение моего Спутника. Оно, отражение, уже не испарялось от одиночества, а счастливо полнилось нужностью и Любовью находящегося рядом существа.

Во мне полыхнула догадка. А за нею — злость.

Я схватил пространство, как простыню, покружил его, сплетая в подобие каната, и полез по нему вверх.

Через много-много мгновений ударился о черноту да и нечаянно пробил её.

Напротив моего любопытства в рассеянном тёплом свете, за столом, сидело полное существо «женщина», по виду — из мирземных. Лакомилась она как-будто бы космородным мороженым.

Я заорал сразу:

— Вы забрали моего Спутника вместо его отражения!

Женщина строго посмотрела в креманку и вдруг тоже, как завопит:

— Мне же надо есть! — нервно постучала пальцами по креманке и, уже успокоившись, объяснила мне кое-что:

— Я одно из двух воплощений Музыки. Меня чувствуют те, кем я сначала напитываюсь. Как и всему, мне нужны силы. Силы я получаю от вас, всех на свете, в разных видах света и в разных формах Душ. Вам оттого, что я вас съела, вреда не бывает, наоборот, сплошная польза Рождения. Мне — силы. Вам — Рождение, после прохождения через моё пищеварение. Честно? Честно. Я — едок. А другое моё воплощение — это Музыка та, которой вы все грезите: изящная, прекрасная, вся такая магичная и чудесная, бестелесная и бесконечно сильная. А я, повторю, — едок, обеспечивающая нас с Ней силами. Понятно?!

Внутри у меня всё болит — мне НУЖЕН мой Спутник. Я опять заорал:

— Честно — всеобще. А мне не честно. Мгновенно верни мне МОЮ!

— Не безобразничай! — женщина, как маленькая, спрятала креманку в объятиях и отвернулась, — Я твоя Музыка, вообще-то. Ползи дальше. Там, чуть повыше, выход в твой Космовсе.

Что я мог сделать? Передо мной сама М…

БАЦ!!! Это безысходность лягнула и выбросила из меня ярость с движением вперемешку!

В мгновение я достиг стола, влез в сцепленные руки женщины и выхватил креманку!

Музыка вцепилась в меня, и мы так взболтнули изящную посудину, что нечто, напоминающее космородное мороженое, выбросилось вверх скоростным прозрачно-белым облаком.

Из него закапали миры, как мирземные дожди.

— Бунтарь! — орала женщина, пытаясь укусить меня за руку с креманкой.

Да нате, заберите свою чашку! Мне некогда с вами обниматься. Мне нужно поймать вон ту капельку, что летит прямо ко мне!.. Да, капелькой был мой Спутник...

(Так родилось наше со Спутником Движение. В это мгновение Музыка улыбалась, показывая жест «во!» )

Приходя в себя после объятия, мы услышали тихое причмокивание, посмотрели: Музыка, не отрывая взгляда от нас, снова вернулась к содержимому креманки.

— Что?! — нервно облизнулась Она.

— Почему Вы на́с не хотите съесть? — спросил я (Спутнику шёпотом пообещал позже обо всём рассказать).

— Я ем тех, прежде всех, кто сам себе не нужен. Тех, у кого сил на поиск Музыки и на приключения совсем нет. Что с ними произошло, как сумели растерять жизнь — мне не известно, но во время поедания я наполняю их силой вновь явиться жизнью и искать свою Музыку. Я разминаю в них застывшие комки тяги к приключениям. Ну что вы не понимаете? Чтобы оставаться Музыкой и вас, существ, родить, Музыка сначала должна некоторыми из жизней напитаться.

— А, вот, её Отражение Вы тоже сейчас съели или едите? Только ведь, Отражение, как я видел в хижине миров, уже нужное: и тому, любящему его, и, стало быть, самому себе…

— Вы своими нервными прыжками изменили всё тут, что и говорить… То создание было мною почато, но не съедено, поэтому, с имеющимися уже силами от меня, оно будет спокойно жить там, где нашло свою Любовь.

Вам бы уже подниматься наверх… М-да (набросившись вновь на креманку), как вы чуете, теперь изменения случились и в вашем существовании.

Можно представить, что в следующий миг, по распоряжению Музыки, мы со Спутником несёмся в бурлении окружающего, к своему Космовсе. Но было не так. Музыка указала взглядом на тот канат, который я свил из пространства. Пришлось лезть по нему. И долго ещё мы могли созерцать похожую на мирземную женщину, а Музыка то и дело отрывалась от креманки и потрясала кулачком — ободряла, мол, давайте-давайте, вы справитесь, и сыто улыбалась.

— Страх берёт, когда представляю, к-к-как нас проучат, — тяжело пыхтела Спутник на подъёме.

— Главное, …фух, …чтобы не по отдельности учили, — я уж тоже запыхался, а света темноте всё не было.

Мы бы и дальше лезли. Надо, так надо. Но темень вокруг стала покрываться волнами, а они — золотым напылением, слитнеющим в однородное золото.

Мы оба синхронно потрогали волны — не воздушные, …плотные …и холодные, бьющие, но легонько. Оттолкнулись от нашего ауровоздушного каната и вплыли в золотую качку.

Испуг! Волны сильно втягивают нас! Мы схватились друг за друга: так тонуть было легче и спокойнее. Да голос услышали. Голосом оказались две крепкие руки. Оконтуренной в них силой они вытащили нас, тряпочками провели по разошедшимся в качке волнам и к чему-то прижали, …что-то, формой похожее на монку.

В господине, вытянувшем нас, обитала старость. Но это когда он смотрел прямо. Мы таращились на него, а он улыбнулся морщинами и посмотрел в сторону. И тут мы чуть не оторвались от подобия монки! Его лицо стало гладким и очень красивым!

Пока мы снова не ушли в плавание, господин поднял нас в …

— Ну, вот и хорошо всё — и вы в моей лодке. Астрал. А вы кто такие? Как достигли моих волн, я знаю.

— Милые! Да у вас же два Движения! Вы что, не видите их? Устали-то как, крохотули! Какие у вас нерадивые музыкоотысканцы. …На, этот тебе, — Астрал вручил невидимку Спутнику, — А этого ты держи.

Когда руки Астрала приблизились ко мне, я увидел еле сиреневое облачко в них. Взял чуть пуховый воздух к себе. Но не успел окрепнуть от нового состояния, как принужден был отвечать на повторный вопрос Астрала о том, кто мы такие со Спутником и …нашими Движениями.

Узнав, что мы поедатели Космородного Мороженого, Астрал переключился с нас на Музыку, спросил, как она: толста ли по-прежнему.

— Ну, я же знаю, что вы побывали у Неё прежде, чем сюда выплыть.

Я и Спутник, чтобы не отвечать на каверзный вопрос, прикрылись, как щитами, нашими пуховыми Движениями.

Подула прохладная нежность. В этот момент мы первый раз увидели что-то странное в лице господина Астрала, но это странное не далось нам в поимку.

— Посмотрите вокруг! — мы полетели взглядами за рукой старика, — Вы уже достаточно сидите в лодке, чтобы заметить это…

Какая невообразимость!!! Мир над волнами по всей своей длительности заполнялся еле просматривающимися картинками живых мест (одно из таких мы со Спутником видели, когда я выплюнул Космородное Мороженое).

— Это, — пояснил Астрал, — все реальности, куда отыскавшие Музыку и Движение уходят жить.

Смотрите, мы подплываем к мирземному Парусу (Парусом я называю каждый из миров).

Мы увидели приближение двух огромных прозрачных фигур. Реяли они над волнами.

— Мужчина и Женщина. Люди, — зашептал Астрал, — Я вам о них немножко расскажу. Из всех существ мирземного Паруса только люди не наделены зрением. Они думают, что видят, но это не так. Видят они создаваемое для них. И лишь слепые, от рождения ли или от чего-то ещё, люди видят настоящую свою реальность, и не только её.

Мирземной Парус вдруг заколыхался и проявился слепящей чёткостью.

— Хм, значит, этот Парус ждёт вас. Не думал, что экскурсия так быстро завершится, на первом же Парусе, — Астрал улыбался.

— Сейчас я подплыву ближе, и вы сойдёте.

Спутник и я не ослушались господина Астрала.

Покидая лодку, мы во второй раз заметили странность с лицом старика. Теперь она не ускользнула от нас. Астрал смотрел и улыбался нам лицом … Музыки! Той самой! Той, да не той: черты были тоньше и призрачнее…

Мы долго следили за уплывающей Музыкой, не прекращающей менять свой облик (мирземные у Неё пока закончились, зато запасы иных были неисчерпаемы).

Музыка так и не растворилась далью. Мы поняли, что Её всегда будет видно, а расстояний, действительно, нет.

Я предложил всем нам посидеть перед внедрением в мирземной Парус. Спутник прижалась ко мне, успокоилась, и мы оба начали засыпать. Сон раскроился треском. Сквозь облачную видимость я заметил, как моего Спутника оплело что-то, колышащееся, и втянуло внутрь себя. Пока безвольно смотрел, оставшимися чувствами фиксировал, что и сам сжат и погружаюсь во что-то.

Музыкоотысканцы исчезли с берега. Их Движения легли рядышком и спокойно уснули. До поры.

Спутник.

Музыка сдержала слово: своими действиями мы с Ним создали Движения, но также многое поменяли в Парусах и в своём существовании.

Посидеть в раздумьях — не моё, сейчас. Я хочу снова, в который раз, выбраться к Нему.

Здесь всё не такое, как наше Космовсе. Может, здесь кто-то забавляется, постоянно смешивая и подбрасывая кусочки пёстрых фрагментов, которые в полёте и, упавши, создают прекрасные цветовые сочетания?

В моменты очередного вихря я углядела пробирающееся сквозь него создание. Оно прошло мимо, не заметив меня, и нырнуло в один из кусочков. И пусть тот кусочек был гораздо меньше по размеру, чем создание, последнее просто растворилось в выбранном месте вихря.

Я нырнула туда же в надежде догнать существо и спросить у него о выходе из этого … Паруса.

— Подождите! — позвала я удаляющуюся в зелёный свет тень. Но она не откликнулась.

Я замешкалась: остаться или выйти… А КАК ВЫЙТИ?! Метнулась, предположительно, в обратное направление и чуть не сшибла ещё одно существо, появившееся чудесно, стерев собой часть здешнего пространства.

То создание тоже прошло мимо меня и моих просьб. И ещё одно, и ещё, и ещё, и ещё.

Меня охватил страх и сразу — объятие.

— Ты ищешь выход и ничего не понимаешь? Не бойся, — развернул меня к себе Зелёный Цвет.

— Расскажи, как сюда попал, а я скажу, как наш мир оставить.

— ПопалА.

— А! Да-да, извини.

Я прыжками рассказала любопытному Цвету всё, начиная со встречи с Моим, с Ним.

— М-м-м… Как там Музыка? Та и немного Другая? Одна ест, Другая на лодке катается и экскурсии водит?

— Да.

— Представляешь, именно так Они и озвучивают все миры и их составляющее. У Них это получается… случайно. Кто услышал, тот счастливец. Ты и твоя… твой Спутник счастливцы.

— Как мне снова оказаться на берегу мирземного Паруса? Прошу Вас, помогите.

— Пройдём в бесцветие. Иди за мной.

Не осознала, как так получилось, только мы с Зелёным выпали из его вотчины в … голое место.

— Смотри вокруг, — Зелёный подсел рядом и снова обнял, — Каковы ощущения?

Я прямо рыла незримое взглядом, а «увидели» другие чувства. То есть, я смотрела, а видели память, настрой и моя музыкопривязанность к Нему.

А увидела я то, что в каком-то Парусе Мой с увлечённостью беседовал с красивым созданием, таким вьющимся, гибким, словно ветерок с созвездиями внутри… Я мысленно позвала Моего, но безответно.

— Что видишь, можно узнать? — вкрадчиво спросил Зелёный Цвет.

— Н-не очень … хорошее.

— Хочешь возвращения на мирземной берег?

— Цвет, скажите, как устроен Ваш мир, Парус?

— О… Раз ты этим заинтересовался, прости, заинтересовалась, я расскажу. Ты видишь наш мир своими привычками чувствовать. Если останешься здесь (пообвыкнешь), узнаешь настоящий наш облик.

— Зачем ныряют в кусочки цветов местные создания?

— Жители нашей реальности таким образом пытаются избавить себя от чрезмерной концентрации на себе самих. Они вживаются во всё, что их окружает, и норовят прожить, хотя бы чуточек, не в себе, а в любой части, составляющей здешнюю реальность.

— Спасибо. Поняла.

— Я бы, все мы, составляющие этого мира, хотели бы, чтобы ты осталась вместе с нами. Знаешь, реальность любит заполняться. Пустой мир прекращает существование. А чем мир разнообразнее, тем живучее. Понимаешь?

— Да. Но… я… мне надо возвратиться на мирземной берег, пусть и в одиночестве. Мирземной Парус выбрал нас, ну, или… одного из нас…

— А если не пущу тебя? — Зелёный Цвет по-доброму улыбнулся.

— Сбегу, — улыбнулась и я.

— Что ж, зови тогда своё Движение!

Он

Я зол. Я ЗОЛ! Где выход отсюда на берег?! Знаю, где бы ни была сейчас Моя, Она тоже прорывается ко мне. Поэтому, мне надо спешить утечь отсюда!

— Ты ещё кто? — смахнул с себя некое вьющееся создание, поблёскивающее изнутри, — Даже не липни. Я не собираюсь даже узнавать, куда меня отправили в наказание за проявленную волю. Проявил волю — получи по лучам. Вот так устроение…

— Проявил волю — изменил миры, — тихонько зазвенело вьющееся создание, вплотную приблизившись ко мне, — Перестань гневаться. Лучше расскажи, что было до момента, когда ты оказалась здесь. А я, может статься, помогу тебе с возвращением, … куда захочешь.

— ОказалСЯ.

— Прости-прости, — рассмеялось создание, и смех его прозвучал, как самостоятельная мелодия.

Я с кочки на кочку, сминая подробности, рассказал существу всё, начиная со встречи в месте поедания Космородного Мороженого.

— Как поживают Музыки воплощения?

— Говорите, как мне вернуться к Моей, на мирземной берег?!

— Уф, какова злючка! Ой-ёй, снова прости! Каков ты злюка, однако! Ладно-ладно. Сперва стань, как я, дальше сам почувствуешь, куда идти.

— Вы опять посмеяться захотели? Как мне стать подобным Вам?! Ну, хорошо. Ради моего Спутника я на всё готов.

Я начал копировать вьющиеся движения создания. Мои попытки сопровождались безудержным хохотом то ли ветерка, то ли прозрачной тропинки звёзд. Отчаяние, страх и гнев все мгновения копились во мне и броском звёздного луча, наконец-то, вытолкнулись на волю. Но вместо взрыва, я оборвался и рухнул вниз, прижался к поверхности неизвестной реальности и заплакал. Смех прекратился, а я ощутил изменение. Взглянул на себя и едва мог сдержать эмоции: мне удалось уподобиться вьющемуся созданию, даже созвездия, кажется, были того же узора, что у него.

— Коснись моего веяния, и увидишь то, что заинтересует тебя, — звенькнуло создание.

Я это сделал. Внезапно созвездия внутри меня стали превращаться в живую картинку. Я свился, чтобы рассмотреть показываемое. И увидел моего Спутника, улыбающегося какому-то зелёному сгустку, а он тоже Ей улыбался и даже обнимал. Мысленно заорал я, пытаясь развернуть внимание Спутника к себе. Но тщетно. Уже знал, ЧТО НАДО ДЕЛАТЬ.

— Хочешь узнать этот мир лучше? — пропело создание-вьюнок с беспредельной мелодичностью.

— Нет! Простите. ДВИЖЕНИЕ-Е-Е! — пока орал, новый облик слетел с меня.

Наши Движения, неся нас, испуганно иногда косили в нашу сторону. Немудрено, ведь мы выясняли отношения, подстёгиваемые ревностью.

Угомонившись, наконец, мы увидели мирземной берег, который, вроде как, никуда, как Музыка, и не девался, просто надо было прийти в себя, чтобы встретиться с ним.

Спешившись с Движений, мы снова уселись на берегу, крепко обнялись.

— Знаешь, где я была? — прошептала Спутник.

— Где? — шёпотом спросил Он.

— В гостях у вьющегося создания, похожего на прозрачную тропинку звёзд. Я даже превращалась в его подобие, лишь бы узнать, как выбраться снова к тебе. Выбралась!

Я чувствовала себя в том Парусе … тобой.

— … А я был тобой в Парусе разумных цветов!

Они теснее обнялись, и Движения утеплили их пуховыми крыльями.

…

— Эй, Объятие! — голос был совсем не строгим и не резким, но прорезал кокон с тем же эффектом, как режет леска молочное масло, — Получите ваше направление в мирземной Парус!

Движения, Спутник и Он оторвались друг от друга и осмотрелись. Ну, совсем ничего не было схожим с их Космовсе!

А голос снова возник и привёл их к сидящему за твёрдым квадратом облику. Облик им протягивал что-то.

— Возьмите паспорт. Согласно ему, вы приняты в чувство ЛЮБОВЬ, которое, порой, испытывают жители здешней реальности, и будете проживать на Восточной Стороне ЛЮБВИ, поскольку, как нам стало известно, оба вы склонны к изменению миров, проявлению воли и начинаниям. Занимайте своё новое жилище (адрес указан в паспорте) и продолжайте быть счастливыми у нас, в мирземном Парусе. И ещё. Вам привет от Музыки.